– Нет, не я.
– Но, как бы, это. Жан я. По соседству с Милой у меня дом.
– Я помню тебя, Жан. Что ты хотел?
– Родила она.
– Мила?
– Ну да. Сказали, что вы, сеньор, вроде как и не вернетесь. Злые люди вас извели. Так она как узнала, так той же ночью и разрешилась.
– Кого?
– Парня. Такой крикливый. В общем, сын у вас, сеньор, вроде бы как.
– А сама она?
– Кто?
– Мила!
– А что ей? Девка молодая, цветущая. Вот ужо радости ей будет прям, когда вы, сеньор, возвернетесь.
– Точно. Сплошная радость.
Крестьянин расплылся в улыбке, продолжая переминаться с ноги на ногу, явно что-то ожидая. Понятно что.
Олли мысленно чертыхнулся и протянул ему монету. Медную. Хватит с него.
– Ну вот, счастья вам, сеньор, как бы всего хорошего.
– И тебе того же, Жан.
Олли обмакнул кусок лепешки в похлебку. Значит, сын. Сын – это хорошо.
На фоне бледно-голубого июньского неба из-за ромашек поле казалось белым. Оно простиралось до горизонта и напоминало облако, случайно прилегшее отдохнуть на землю.
Олли захотелось набрать цветов. Конечно, Миле больше понравится графское серебро, а букет отправится на корм скотине. Он все это прекрасно понимал, но все равно захотел нарвать ромашек. Пожалуй, он слегка увлекся, и в итоге набрал целую охапку белых цветов.
Дымка решил, что это угощение для него, и Олли едва удалось отбиться, закрываясь локтями.
Так они и шли. Олли, неся двумя руками ромашки, а за ним серый конь, который так и норовил отщипнуть цветок-другой.
Дом был уже рядом. Перейти через мост, подняться на холм и затем спуститься с него.
Сын сейчас совсем кроха. Похож на туго запеленатую гусеничку. Интересно, какие у него глаза, нос, уши, волосы. Хотя, волос, наверное, еще нет. И он пищит все время. А когда спит, кривит маленький рот.
Дымка опять потянулся через плечо к букету. Потом резко шарахнулся в сторону, ударился боком о перила.
Олли потерял целое мгновение, пока смотрел на коня. И еще одно драгоценное мгновение на то, как уносит река ромашки.
С двух концов моста к нему шли люди. И он был один посередине.
***
Тишина не была абсолютной. Где-то что-то скреблось. Слышался звон, будто железом задели о железо. Кто-то заорал, но быстро затих. Невнятный звук голосов.
Олли открыл глаза. Низкий потолок, каменные стены. Вместо одной из них решетка, сквозь прутья пробивается слабый отсвет факелов. Почти не сыро. И не холодно. Почти.
Большая охапка сена, не свежего, но и не гнилого. Понятно, что подвал. Скорее всего баронский – вряд ли он кого-то еще мог заинтересовать.
Жаль букет ромашек, который уплыл вниз по реке. Думать об этом глупо.
Скорее всего, о его появлении предупредил Жан. Интересно, от барона он получил такую же медную монету или больше? Хотя два медяка всегда лучше, чем один.
Трудно дышать, будто горло сдавил тугой воротник.
Олли поднял руку. Пальцы нащупали стальной ошейник, запертый на обычный болт. Ошейник крепился короткой цепью к стене. Десять звеньев хоть и давали некоторую возможность для маневра, но не лечь, ни встать не позволяли.
Наверное, все могло быть и хуже. Сейчас он немного отдохнет и ослабит болт. Дышать станет легче. Остальное не так и важно.
***
– Ублюдок недоделанный! Нужно было тебя еще в детстве придушить.
Олли открыл глаза. Над ним возвышался барон д’Экраф. Из-за низкого потолка он сутулился и пригибал голову. Выглядело это смешно.
– Что скалишься, отродье? Ожерелье слишком свободное?
Барон дернул ошейник. Несколько долгих мгновений Олли совсем не мог дышать. И первый вдох после этого рывка был болезненный, будто он не воздух проталкивал сквозь горло, а горячую смолу.
– Задание было простейшим. Доставить письмо. Что сложного? Любой крестьянин бы справился. Но отродье Форе даже тут сумел все испоганить. Дерьмо! Ничтожество! Бедная Элинор!
Барон с досадой плюнул и вышел. Было слышно как он орет стражникам:
– Воду и еду приносить этому не забывайте. И не дай бог, он сдохнет раньше времени! Поплатитесь тогда за свою лень.
***
Олли было четыре года, или около того. Он ехал с отцом через поле и видел перед собой рыжую гриву Огонька. Они ездили в соседнюю деревню и теперь возвращались домой. Торопились, чтобы успеть до самой жары.
Олли хотел спать. Его разбудили рано, когда день только открывал глаза на востоке. Но он очень, очень хотел ехать с отцом. Поэтому проснулся легко и даже съел несколько ложек ненавистной пшеничной каши.
Рядом, почти у самой щеки прожужжал шмель, обдав ветерком. А потом что-то толкнуло отца в спину. И еще Огонек споткнулся, припал на ногу, с усилием выпрямился, сделал еще несколько шагов.
Сильные руки отца подхватили его и швырнули в высокую рожь, в сторону от дороги. Олли свернулся в комок и затих. Что происходило на дороге, он не видел. Смотрел только на василек, который раскачивался перед его носом.
Колосья раздвинулись, и рука в перчатке схватила его за горло, приподняв над землей. Воздух куда-то делся. Олли пытался дотянуться до земли, чтобы обрести опору и дыхание, но земля пропала, и ноги болтались в пустоте.
– Ладно, живи, детеныш. Может, пригодишься еще.
Рука разжалась, и Олли рухнул на землю. Долго смотрел на василек, а потом ползком стал пробираться к дороге.
Отец был там. И Огонек тоже. Они лежали на твердой, высушенной солнцем земле, и из них торчали стрелы, как острые осиные жала.
Их нашли под вечер. Маленький Оливер спал, прижавшись к боку мертвого отца.
Он все это забыл. И вспомнил только сейчас, в баронском подвале.
Элинор была как зимний луч солнца, светлая и неуловимая. Ее любили двое – барон д’Экраф и его рыцарь де Форе. Элинор предпочла рыцаря и старый дом баронскому замку. Д’Экраф смирился. Во всяком случае, сделал вид, что смирился.
Первой у Элинор родилась дочь. Темно-русая и голубоглазая, вся в отца. А потом на свет появился Олли. Тот же бледный солнечный луч. Светловолосый, сероглазый, точная копия матери. И этого барон уже не смог вынести.
Из-за этого был убит отец. Из-за этого мать ушла в монастырь. Из-за этого он сейчас сидит в подвале в ошейнике.
***
Зоря в первый месяц лета занимается еще глухой ночью. Рин отправился в путь, когда небо на востоке только начало окрашиваться золотистым светом. В итоге к полудню его мучили жажда и голод, а его огненно-рыжая Ласточка от пота и пыли стала почти гнедой. Пришлось остановиться в первом попавшемся придорожном трактире.
Там, на утоптанном, как камень, дворе стоял серый конь с черной гривой. Уши его были прижаты к голове, на плече нервно пульсировала жилка. Шкура покрыта рубцами от ударов плетью. Что-то знакомое было в этом затравленном красавце.
– Дымка? – удивленно позвал Рин и шагнул вперед.
– Осторожно! – кто-то попытался схватить его за рукав, но Рин движением плеча с досадой сбросил чужие пальцы. – Этот серый черт вам руку откусит!
Конь бешеными глазами посмотрел на него, втянул ноздрями воздух и, признав не столько человека, сколько Ласточку, уткнулся носом в ладони Рина и замер.
– Где его хозяин? – спросил Рин.
– Я его хозяин, – ответил чернобородый господин средних лет.
– Нет.
– Я честно заплатил за эту тварь, – нахмурился чернобородый, – он принадлежит мне.
– Могу я спросить, уважаемый, где вы его взяли?
– Конечно. В трактире «Заколдованный принц». Хозяин утверждал, что коня оставил постоялец, у которого не было денег расплатиться за ночлег и еду.
– Вот как!
В то, что у Оливера опять нет денег, можно было еще поверить. Но то, что он оставил Дымку – никогда.
– Хороший же конь. Красавец! Жаль, что ему один путь – на живодерню. Деньги впустую потрачены.
– Не переживайте, – Рин осторожно потрепал черную гриву, – я выкуплю его по хорошей цене. Так, говорите, хозяин «Синей лягушки» продал его вам?
***
Олли сорвал ногти, но проклятый болт так и не удалось ослабить. Спину сводили судороги от постоянной близости холодного камня и невозможности изменить позу.
Крысы, разумеется, здесь были. Свободно бегали по камере и коридору, иногда попадаясь под ноги стражам. Но к нему не приближались. Наверное, на нем было благословение Зеленоглазки. Жаль, что там, в городе, он не принес ей жирную курицу.
Приносили еду. Жидкую похлебку, иногда даже теплую. С ней не возникало проблем. Но чаще из еды были черствые лепешки – тогда каждый кусочек приходилось долго держать во рту, чтобы он размяк и свободно прошел в стиснутое горло. Одной такой лепешки хватало на целый день. Впрочем, торопиться было некуда.
Из развлечений тут были посещения барона. Когда он появлялся и с грохотом проводил ключом по решетке, от Олли требовалось повернуть голову в его сторону и открыть глаза. В этом случае барон ограничивался несколькими ругательствами и благополучно уходил. Если же, не дай бог, проигнорировать его появление, д’Экраф входил в камеру и дергал за ошейник, добиваясь внимания пленника.
И еще – Олли больше не снились кошмары. Ему снилась Регина на земляничной поляне. Смуглое тело в лучах летнего солнца. Он изо всех сил надеялся, что однажды не проснется в таком сне, и это делало его почти счастливым.
***
Рин посмотрел на вывеску с синей лягушкой в короне. Корону художник, за неимением золотой краски, изобразил охрой. Потом перевел взгляд на хозяина трактира.
– Так где, говоришь, ты взял этого серого?
Трактирщик нервно скомкал полотенце. Ему сильно хотелось позвать своих сыновей с дубинками. Но этого длинноволосого окружало полдюжины наемников. Таких двумя дубинками не прошибешь.
– Постоялец оставил, сиятельный господин. Денег у него не было, так он коня в залог оставил. Только он овес жрет так, что никакими силами не прокормишь. Вот и пришлось продать, хоть и себе в убыток.
– Дин, – обратился длинноволосый к одному из наемников, – ты можешь поджечь этот сарай?
– Да без проблем! – ответил тот и начал рыться в поясной сумке в поисках кресала.
– Не надо! Зачем жечь? Я же всю правду, ничего не утаю!
– Говори.
– Да нашли этого серого, чтоб черти его забрали! Бродил у реки. Мои мальчики его подобрали на всякий случай. Вдруг хозяин отыщется? Конь-то хорош собой, дорого стоит.
– Где у реки?
– Ну, вот по этой дороге ехать вперед, там потом мост будет. По правую руку поле. Вот в том поле мои сыночки коня и заприметили. И, чтоб не пропала животина, сюда привели.
– Земля барона д’Экрафа? – спросил Дин.
– Именно. Как раз граница по реке. Едем. У меня к барону все равно несколько вопросов имеется.
– А как же я, сиятельный господин? – подал голос трактирщик в надежде на монету-другую.
– А ты живи пока, – милостиво разрешил длинноволосый и повел своих людей к мосту.
– Я пойду с вами, – сказал Дин.
Рин смерил взглядом одноухого наемника.
– Я пойду один. Трое будут ждать во дворе. И оставь троих за воротами на всякий случай. Мало ли что д’Экрафу в голову взбредет.
– Думаете, посмеет?
– С перепугу может и посмеет.
– Не лучше ли пойти с вами?
– Нет.
Барон появился далеко не сразу. Чтобы скрасить ожидание высокого гостя, слуга принес вино и миндальное печенье. Но к ним Рин даже не прикоснулся, хотя вино обещало быть совсем неплохим.
Наконец явился д’Экраф. В своей насмешливой манере потянулся к руке графа, но Рин отступил на шаг.
– Обойдемся без этого, – сказал он, – у меня мало времени и всего один вопрос.
– Я слушаю, ваше сиятельство, – изобразил покорность барон.
– Где вы взяли человека, который так замечательно подделал мою печать?
***
Над Олли было небо. Бесконечное.
Он подумал, что опять в своем полусне-полубреду вернулся на земляничную поляну. Но там, во сне, небо было голубое, в легкой пене белых облаков. А сейчас оно серое, наглухо затянутое тучами. Ни единого солнечного луча.
Откуда-то доносится скрип телеги и топот конских копыт.
И еще. Он неожиданно осознал, что больше не сидит, привалившись к ненавистной стене, а лежит на чем-то мягком. Пальцы сжались, прихватив край ткани и клок сена.
– Проснулся наконец-то.
Олли медленно повернул голову. Увидел графа де Шенто на его огненной Ласточке. Ветер играл его волосами, и графа это раздражало.
Олли потянулся к горлу и не нашел ошейника. Глубоко вздохнул. Воздух наполнил грудь и тут же заставил содрогнуться в кашле.
– Не дергайся, – предупредил Рин, – ты живой. С тобой все хорошо. Вернее, будет хорошо, если подождешь.
Он не в подвале? И не спит? Это не бред? Кто-то искал его? Искал и нашел?
– Я не искал тебя, – усмехнулся Рин, – даже не думал. Просто случайно наткнулся на твоего Дымку.
Дымка, который пытался жрать ромашки, и которого он последний раз видел на том чертовом мосту.
– Где он?
Голос был совсем тихий и хриплый. Но Олли удивился, что вообще может говорить.
– Голос вернется, – кивнул граф,– со временем. Кричать ты, конечно, уже не сможешь. Но тебе и незачем кричать. Так?
– Наверное.
– Посмотри влево.
Олли повернул голову. Рядом с телегой на которой его везли, шел серый конь. И если бывает у лошадей счастливая морда, то у Дымки сейчас была именно такая.
– Я могу забрать тебя от барона, – продолжал Рин, – но только тебя. Земля и дом останутся в его владении.
– Да и черт с ними.
Олли долго смотрел в серое небо, которое наливалось грозовой синевой.
– Я убью д’Экрафа, – прошептал он.
– Не сейчас. Год или два придется подождать, пока немного подрастет его сын. В идеале за это время хорошо бы появиться еще одному ребенку. Потом убивай. Я не стану возражать. Он мне тоже надоел.
На горизонте полыхнула молния.
– Дин, успеем до дождя?
– Да совсем скоро эта синяя лягушка будет. То-то хозяин обрадуется.
– На ужин кроме бульона ничего не получишь, – предупредил Рин.
Олли усмехнулся. Бульон его не пугал.
Он подумал, что нужно будет наведаться в Лавиньель и принести Зеленоглазке целую корзину свежей рыбы.
И еще, что у него есть шанс снова увидеть Регину.
Не во сне.
Второй ключ (цикл "Комендант Холодной Башни)
На самом деле Дину не было никакого дела, что кого-то убивают в чистом поле. У него достаточно своих проблем, чтобы еще и в чужие вмешиваться. Поэтому он просто затаился в кустах и наблюдал, как один пытается отбиться от троих.
Судя по всему, с двумя бы тот справился. Справился бы и с тремя, если бы мог обезопасить спину. Но в поле это было проблематично. Правда, его конь, великолепный караковый жеребец, старательно прикрывал хозяина.
«Чудная выучка», – подумал Дин, причем одновременно и о животном, и о человеке.
«Если уж на то пошло, – прикинул он, – я бы сперва избавился от животины, а потом легко бы добрался до хозяина».
Один из трех подумал об этом же. Удар меча рассек атласную шкуру. На черном фоне засверкали рубиновые капли. Нападающий отскочил в сторону, пытаясь увлечь за собой коня. Но тот, несмотря на свою ярость, остался на месте, прикрывая хозяина.
Следующий удар будет в горло, и великолепной животине придет конец. Точно так же, как и человеку. Но до человека Дину дела не было, а вот коня жалко.
Он рванул из кустов, с шумом и треском отвлекая на себя внимание, давая краткую передышку незнакомцу, а потом уже ввязался в бой.
Опытному наемнику вот это все вообще как детский лепет. С разбегу рубанул одному по ребрам. Обратным движением меча почти снес плечо другому. Третьего, разумеется, легко добил неизвестный. Выдернул меч из тела поверженного врага и повернулся к Дину, готовый сразиться и с ним. Только вряд ли бы это у него получилось. Он дышал тяжело и держал легкий меч двумя руками.
С десяток ударов сердца они смотрели друг на друга. Потом Дин заулыбался, хотя его улыбка больше походила на кривой оскал, убрал оружие и показал пустые ладони.
– Мне до вас дела нет, – произнес он, – мне только коня было жалко.
Незнакомец перевел дыхание. Невысокий, стройный. Серые глаза, бледные тонкие губы, длинные темные волосы до середины спины. Несмотря на внешний вид, он оказался не такой уж легкой добычей.
Длинноволосый посмотрел на Дина, будто не видя, подошел к своему караковому, попытался расстегнуть седельную сумку. Правая рука почти не слушалась.
Дин отстранил его, расстегнул пряжку.
– Вы ранены, ваша милость? – спросил он.
Длинноволосый скривился, будто хлебнул уксуса.
– Нет.
Он достал из сумки какую-то банку, зачерпнул мазь и стал замазывать рану на плече коня. Конь нервно дернулся.
Длинноволосый потрепал его по шее и стал дуть на рану, как дуют детям на ободранную коленку. Глупо, конечно, но животина успокоилась.
Так, значит, «ваша милость» тебе не нравится. А кто тогда? На принца явно не тянешь. Если судить по одежде, то недалеко от самого Дина ушел. Но длинные волосы, красавец конь и меч? Явно из благородных. Но не высоких. «Ваша милость» должна была польстить, незачем кривить морду.
– Я ухожу, – сообщил Дин.
Тот обернулся.
– Мое имя Рин.
Последовала долгая пауза.
– Дин. Меня зовут Дин.
– Спасибо за помощь, Дин.
Длинноволосый собрался убрать банку с мазью. Пряжка опять не поддавалась.
Дин нахмурился.
– Вы все-таки ранены.
– Нет. Просто старая травма напоминает о себе в самый неподходящий момент.
– Что делать с теми, кто нападал? Двое из них еще живы.
– Делай, что хочешь. Можешь добить, можешь так бросить.
– А… гхм… военная добыча вас не интересует?
– Нет. Если что найдешь, оставь себе.
– Деньги? Оружие?
– К черту иди.
– Как желаете.
– Если вдруг найдешь какие-нибудь бумаги, я хочу их видеть.
Бумаг, разумеется, никаких не нашлось. Но денег оказалось не так уж и мало. Во всяком случае, для Дина.
– Хотите поделить? – хмуро спросил он, взвешивая добычу на ладонях.
– Не хочу.
Рин повел коня в поводу. Тот хромал. Было заметно, что ему больно идти.
Как и хозяину.
Дин мысленно застонал. Вот черт его дернул вмешаться. Что теперь с ними делать?
– Тут недалеко есть трактир, – проговорил он сквозь зубы, – можно будет отдохнуть, пока не станет легче кому-нибудь из вас. Моя лошадь объедает кусты вон там. Довезет двоих. Я заплачу за постой, если нужно.
И получил в ответ от длинноволосого кривую усмешку.
– Буду благодарен, если ты меня проводишь.
***
Трактир оказался тем еще гадюшником. На вывеске красовался меч, на который, как на шомпол, была нанизана куриная тушка. Так что его и прозвали «Курицей». Хотя, говорят, изначально трактир звался «Приют счастливчиков». В нем собирались наемники, такие, как Дин, крестьяне, что помельче, и вольные работники с лесных дорог.
Распрекрасный господин Рин вполне подходил для здешнего общества. Ровно до тех пор, пока хозяин заведения не водрузил на стол перед ними две кружки пива. Пиво, кстати, было неплохим. С пышной пеной и терпким вкусом.
Рин даже отшатнулся.
– Стоять! – рявкнул он в спину уходящему трактирщику. Тот от неожиданности даже подскочил.
– Принеси вина и мяса, – холодно и ровно произнес Рин, – вино, которое можно пить, и мясо, которое можно есть. Не огорчай меня. Я сегодня сильно устал.
– Эй, Динарий! – позвали из дальнего угла.
– Пойди к дьяволу, Самюэль! Меня зовут Дин, и ты это прекрасно знаешь.
На самом деле его и в правду звали Динарий. Дурацкое имя дал ему папашка, наслушавшийся баек о Крестовых походах. С этим нужно было как-то жить, поэтому Динарий превратился в Дина. И он терпеть не мог, когда об этом напоминали.
– Да без разницы, – ответили из угла.
– Самюэль, ты вроде сейчас без работы сидишь?
– А ты вроде у Гонзона нынче?
– Так и есть.
– Тот, что рядом с тобой, точно не Гонзон.
– Тебе-то что за печаль?
– Явно твой любовничек.
– Самюэль, это только ты интересуешься мальчиками.
– Я-то интересуюсь мальчиками, а ты, смотрю, кого постарше выбрал.
Поднялся шум и гогот. В это время трактирщик шлепнул на стол глиняное щербатое блюдо с жареной курицей и кувшин вина. Рин налил себе полную кружку, отпил сразу почти половину и удовлетворенно вздохнул.
Дин уткнулся в свое пиво.
– Я прошу прощения за Самюэля. На самом деле он неплохой парень. Просто без работы давно сидит, вот и бесится.
– Да ну и черт с ним, – отозвался Рин, – я хотел бы нанять тебя. Всего на сутки. Нужно, чтобы кто-нибудь проводил меня до Лавиньеля.
– Вы же слышали, у меня контракт. Пока он не закончится, я не могу заключать новый. Пусть даже на несколько часов.
– Жаль.
– Почему бы вам не нанять Самюэля?
– Как-нибудь обойдусь без него.
Дин покосился на курицу, от которой сейчас его спутник вдумчиво отламывал ножку. Прикинул свои финансовые возможности.
– На самом деле мне тоже завтра нужно ехать по той дороге. Не до самого города, но тем не менее полпути я бы мог, скажем, быть вашим попутчиком. Если вы сейчас оплатите мой ужин, этого будет вполне достаточно в качестве… благодарности. Еще могу спать у двери, если есть такая необходимость.
– Такая необходимость есть, – согласился длинноволосый, – можешь взять на ужин что хочешь и сколько хочешь.
Комната была такой же убогой, как и все заведение. Из мебели здесь присутствовали только кровать и табурет, на котором горела свеча. Окно плотно закрыто ставнями, на двери внушительный засов. Осмотрев окно и дверь, Дин остался доволен.
Рин стянул сапоги и куртку. Долго пытался улечься на жестком тюфяке так, чтобы не тревожить плечо. Дин завернулся в одеяло и улегся под дверью.
«Лишь бы крысы не шастали, – подумал он, – а так еще неизвестно кому удобнее. Мне ли на полу или тому сэру на кровати. Но что поделаешь. Благородная кровь, пускай мучается».
Полной тишины, разумеется, тут не было и быть не могло. Трещали полы, кто-то куда-то ходил, хлопала дверь. В общем зале орали песни. Один раз, кажется, дошло до мордобоя. Но эти звуки были привычными и уютными.
Что не скажешь о тихом царапанье, которое появилось ближе к рассвету. Будто кто-то скребся в дверь. Тихо, на грани слышимости.
Рин спал. Так и должно быть.
Дин выпутался из одеяла и встал у стены.
Между дверью и косяком пронырнуло лезвие ножа, стараясь подцепить засов. Потребовались не меньше пяти попыток, чтобы это удалось.
Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить человека. Тот гибкой тенью скользнул в комнату, сливаясь с темнотой. Дин не стал разбираться кто это и зачем. Просто саданул тому кулаком в висок. Тень рухнула на пол.
– Какого хрена? – поинтересовался Рин и мгновенно проснулся.
– Окажите любезность, зажгите свечу.
Когда появился свет, удалось опознать незваного гостя. Оказалось, это весельчак из темного угла Самюэль.
– Значит, нашел работу, – равнодушно заметил длинноволосый, – Дин, свяжи его и рот заткни. Иначе начнет шуметь раньше времени.
– А дальше что?
– Ждем, когда очнется. Вот что мешало прийти попозже? Могли бы еще поспать.
Очнулся Самюэль довольно скоро. Заворочался на полу, попытался что-то мычать сквозь кляп.
– Не трепыхайся, – обронил Рин, стараясь подавить зевок, – мне совсем неинтересно, что ты скажешь. Убивать я тебя не стану.
Самюэль затих.
– Убивать не стану. Понимаю, работа такая. Но наказать – накажу. Дин, распори рукав на его куртке, так, чтобы выше локтя.
– Может, не портить хорошую вещь? – засомневался Дин. – А просто снять?
– Сними. Без разницы.
Пока Дин расстегивал крючки и стаскивал с плеч пленника одежду, Рин переставил свечу на пол и ножом отколол от табуретки большую щепку. Затем вытянул шнур из своей рубашки.
– Вы собираетесь его пытать? – заволновался наемник.
– Зачем? – удивился длинноволосый. – Он не скажет ничего нового. Но вот без руки останется.
– Но…
– Его рука не стоит моей жизни. Когда он шел сюда, на что рассчитывал?
– На хорошую оплату, на что же еще.
Рин присел рядом с пленником, накинул шнурок немного выше локтя, продел щепку в петлю и начал закручивать.
– Смотри, – сказал он, – кровь перестала поступать к твоим пальцам. Совсем скоро рука онемеет. А к тому моменту, как тебя найдут, она уже будет мертвой. Единственное, что останется, это отрубить ее. Но это уже не моя печаль. Что?
Резким движением он выдернул кляп изо рта Самюэля.
– Пожалуйста, пожалуйста, – сквозь кашель взмолился тот, – не надо!
– Почему нет?
– Я скажу все, что пожелаете.
– Ничего не желаю. Итак ясно, что человек, нанявший тебя, сейчас здесь. И он один, иначе бы не стал связываться с наемником. Ты знаешь его имя? Причину? Дальнейшие планы?
– Нет. Нет.
– Для меня ты бесполезен. Дин, давай спать, пара часов у нас еще есть.
– А с ним что? – мрачно осведомился наемник.
– Ничего. Опять заткнуть рот и затолкать под кровать, чтоб не мешался.
– Он сдохнет.
– Необязательно.
– Без руки он в любом случае сдохнет.
– Дин, – вдруг зло проговорил длинноволосый, – как поступают с наемником во время войны, если тот попадает в плен? Разве не отрубают руку? Правую.
После этого тишина длилась утомительно долго. Даже Самюэль перестал всхлипывать.
Рин резко наклонился, высвободил уже побагровевшую плоть, отшвырнул шнурок в угол.
– Все. Все довольны и счастливы. Заткни ему рот, и давай хоть немного еще поспим. С ним все будет хорошо.
***
Сюрприз поджидал их утром. Они спускались по узкой лестнице, что вела со второго этажа в зал, Рин шел первым.
– Если хочешь, чтобы все было сделано хорошо, сделай это сам, – с иронией произнес некий господин и стал подниматься им навстречу, на ходу обнажая клинок. Длинноволосого и незнакомца разделяло лишь несколько ступеней.
– Скажи мне, почему? – Рин остался спокойным, будто это не его сейчас будут убивать. Пальцы на перильцах даже не дрогнули.
Дин находился за его спиной и пока не видел возможности что-либо сделать.
– Почему бы и не сказать? Ты – второй ключ от сердца герцога Лавиньельского. Не будет тебя, и все станет гораздо проще.
– Мешаю?
– Занимаешь место, которое могло бы принадлежать другому. С большей пользой.
– С большей пользой для вашей семьи?
Рин разглядывал кольцо с гербом на руке, которая сжимала рукоятку клинка.
– Ну, разумеется! – рассмеялся незнакомец.
«Нужно что-то делать, – в панике подумал Дин, – прямо сейчас. Через мгновение будет поздно».
Если бы он был впереди, вопросов бы не возникло – просто сбросить врага с лестницы. Для начала. Но между ними стоит длинноволосый. Какого черта он поперся вперед? Если… Если он отклонится влево и вниз…
Дин схватил его за волосы и рванул в сторону, одновременно целясь кулаком в лицо незнакомцу. Рин легко поддался движению, будто этот трюк они выполняли уже не единожды.
Все трое с жутким грохотом слетели со ступеней в зал. Незнакомец, кажется, был ошеломлен падением и несправедливостью жизни. Пока он бестолково и суетливо пытался подняться на ноги, подоспел Дин и несколькими ударами отправил его смотреть сны.
На шум никто не отреагировал. В конце концов с этой лестницы кто-то слетает по нескольку раз за сутки. Дело обычное. Главное, чтобы никто башку не разбил и пол не испачкал.
Риан склонился над поверженным врагом, снял с его пальца кольцо с гербом и убрал в кошелек.
– Кажется, мы остались без завтрака, – разочарованно сказал он.
– С этим что делать? – нахмурился Дин.
– Хорошо бы с собой забрать, но нет такой возможности. Оттащи его в комнату, пусть там полежит, компанию Самюэлю составит. Я пока насчет лошадей распоряжусь.
Утро было морозным и звонким, а воздух легок и прозрачен, как стекло, и резал легкие своими осколками. Дин давно проехал свой поворот, но боялся оставить длинноволосого одного на дороге. Хотя чего бояться? Они знакомы меньше суток. И ему даже не платят за услуги телохранителя.
Вскоре показался город – огромный серый призрак на фоне бледно-голубого предзимнего неба.
– Все, – произнес Рин, останавливая каракового, – я скоро буду в пределах видимости. Если что, стража на стенах прикроет.
– А если нет? – нахмурился Дин. – Я могу проводить до ворот.
На самом деле не мог – время, выделенное на отлучку, стремительно истекало. А Гонзон – не тот человек, который простит лишний час. Сразу начнет начислять штрафы и припоминать все былые прегрешения.
– А если нет, им же хуже. Слышал же, я второй ключ.
– И что это значит?
– Это значит, что герцог растил меня с восьми лет. Я его воспитанник.
– Что-то мне кажется, что имелось в виду другое.
Выражение лица длинноволосого Дину не понравилось. Но это явно относилось к тому типу, что остался валяться в «Курице» на грязном полу.
– Некоторые считают, что меня вполне можно заменить молодой смазливой мордашкой, – согласился Рин.
– А первый ключ тогда кто?
– Сын герцога, разумеется.
– Ладно, – кивнул наемник, разворачивая лошадь, – всего хорошего.
– Когда закончится твой контракт? – окликнул его Рин.
– Через пять недель.
– Когда будешь свободен, найди графа де Шенто. У меня будет для тебя работа.
– Кто такой граф де Шенто?
– Я.
Теперь понятно, отчего длинноволосого так кривило от «вашей милости».
– Ладно, ваше сиятельство, там видно будет.
– Не забудь.
– Угу. Не забуду.
Он пришпорил свою Красотку и поспешил обратно.
– Давай, моя девочка, срежем путь через поле. Земля подмерзла, для твоих копыт в самый раз. Это хреновое сиятельство завтра уже и не вспомнит о моем существовании. Поэтому нужно поторопиться, пока этот хренов Гонзон не начал вопить, как припадочный. Работа у него тихая и мирная, не то, что рядом с этим длинноволосым. Давай, Красотка, поторопись.
Мороз, державшийся последние три дня, отступил. Небо затянули серые тучи, и повалил снег. Пухлые хлопья щекотали щеки и нос, скрадывали звуки, приглушали внимание. Поэтому всадников, двигавшихся навстречу, Дин заметил слишком поздно, чтобы что-либо предпринимать. Они бы так и проехали мимо друг друга, не слишком довольные встречей, и на этом бы все закончилось.
– Я тебя знаю, – неожиданно зло сказал один из них, – ты был там!
Дин повернул голову.
Там – это где? Точно, в «Курице». Это его он спустил с лестницы, вмазав кулаком в челюсть. Значит, сейчас все будет плохо. Их четверо и отступать нет возможности. Только если лес за спиной. Но деревья слишком частые, и снег глубокий. Красотка не вывезет.
– Слезай с лошади!
Дин повиновался. Меч остался у седла.
Итак, четверо.
Тот, что из «Курицы», остался в седле, остальные спешились. Стоят с боков. Спина пока открыта. Пока есть шанс уйти под защиту деревьев, но, скорее всего, этого от него и ждут.
Дин поразглядывал дорогу под ногами, потом нехотя перевел взгляд на всадника.
– А надо было тебя, сэр, там прирезать. Пока его сиятельство не видел, – задумчиво сказал он.
Дин был быстр. Но и незнакомец из «Курицы» не уступал. Все произошло одновременно.
Дин рванулся вперед и вверх, ухватил всадника за пояс и стащил его с седла. Незнакомец, издав удивленный возглас, успел рвануть меч из ножен и нанести рубящий удар.
Клинок прошел сверху вниз, содрал кожу с головы, отсек часть уха и задел плечо. Дин швырнул всадника под ноги тем, что слева. Тот, что справа, чуть замешкался, и это дало Дину время подобрать меч поверженного врага.
Кровь заливала лицо. Ничего, так уже бывало. Ничего.
Тот, что слева, оказался легкой добычей. Высокий, крупный. Наверное, сильный. Но неповоротливый. Дин успел уйти от удара, нырнул ему за спину, воспользовался как живым щитом. Собственно, с ним и поступили как со щитом. Он принял на себя удар оставшихся товарищей, начал заваливаться им под ноги, пытаясь ухватиться за плечо собрата. Тот злобно выругался, отпихнув от себя тело.