Пока ел, думать ни о чем не хотелось. Он получил то, что хотел – информацию о сестре. Олли не ожидал, что все случится так быстро. Хотя чему удивляться? Если Габриэль де Пейн знал, где он живет, то и герцог знал. Оставалось только дождаться, когда жертва сама выберется из укрытия им навстречу. Что жертва и сделала.
Добровольно.
Утром его разбудил стук в дверь. Вернее, было похоже, что кто-то бьет в нее тараном, стараясь снести с петель.
Олли лежал и смотрел, как подпрыгивает засов от каждого удара.
– Оливер, какого черта! Открывай дверь!
Надо же, зятек явился. Только зачем? По всему выходило, что Олли до сих пор должен был сидеть в том холодном подвале. И велик шанс, что он бы там остался насовсем. Если бы не Зеленоглазка.
– Прекрати ломать дверь! Сейчас открою.
Тело отказалось подчиняться, отзываясь болью на каждое движение. Олли сполз с кровати, изо всех сил надеясь, что Габриэль не наблюдает за ним через какую-нибудь щелку.
– Чего тебе? – мрачно спросил он.
Но Пейну было глубоко наплевать на его гостеприимство. Он стремительно вошел, швырнул на кровать измятое вскрытое письмо.
– Тебе, от Шенто.
– Ты что, нанялся курьером?
– Читай, не тяни время.
Олли начал читать. Длинноволосый нашел, куда увезли сестру. Неизвестно, каким образом, но нашел. Интересно, кого он пытал? И еще интересно, как Олли сможет потом с ним расплатиться. Если вообще сможет.
– Ты знаешь, кто такой брат Адриан? – нетерпеливо спросил Пейн.
– Знаю.
– Ну так собирайся, поехали!
– Что значит, поехали? Что скажет твой герцог?
– Ничего не скажет. Он отбыл еще вчера.
Ага. Значит, немного попинал Олли, запер в подвале и отбыл.
– С тобой есть люди?
– Трое.
– И ты, разумеется, запасся провизией на два-три дня и все такое?
– Не морочь мне голову, собирайся немедленно!
– Хорошо. Пока я собираюсь, иди к трактирщику, возьми достаточно еды. Заодно скажи, чтобы седлали Дымку.
– Только не задерживайся!
Шаги Пейна загрохотали вниз по лестнице.
Олли попробовал сделать несколько махов руками и поворотов корпуса. Тут же скривился от боли. А ведь предстояло еще сесть в седло и провести в нем весь день. Хотя это потом. Для начала нужно спуститься по лестнице.
… Хозяин «Первого дела» был сильно собой доволен. Этот человек, что пришел за светловолосым постояльцем, взял кучу снеди и пару бурдюков вина. Расплатился щедро и не глядя. Вот что значит немного сочувствия вовремя и горячая похлебка!
***
Барон Габриэль де Пейн был рыцарем до мозга костей. Он прекрасно владел оружием, не раз побеждал на турнирах. Но Олли представить не мог, что тот будет тихо красться в ночи, чтобы перерезать горло дозорному.
Если придется брать штурмом какое-то укрепление, тут он незаменим. А разведка не для него.
По счастью, люди и лошади устали. И Олли, хоть и с трудом, удалось уговорить Пейна остаться у церкви отца Адриана, пообещав, что утром тот первым пойдет с оружием в руках освобождать свою любимую женушку.
Ночь выдалась холодной, ясной. Путь от отца Адриана до лесного домика, который указал в письме граф де Шенто, занял пару часов. Лес был хвойный, ноги мягко пружинили на опавших иголках. И когда появилась обещанная поляна и дом, залитый лунным светом, Олли понадеялся, что подобраться ему удалось незаметно и бесшумно. Почти.
Здесь должны быть дозорные. И первый из них скоро попался под ноги.
Только ствол сосны спас Олли от падения, – зашипев сквозь зубы от досады, он посмотрел, обо что споткнулся.
Просто человек, мертвый. С перерезанным горлом. Вернее, нет – с перегрызенным горлом. И еще кусок плоти вырван из плеча. Видимо, кто-то решил слегка перекусить, и этот кто-то был не волк, не собака. Ну и не человек, конечно.
Очень хотелось верить, что не человек.
Следующий труп лежал на поляне перед домом. Только на этот раз был выеден живот, и гроздь кишок, как связка сырых колбасок, валялась на земле.
Разумнее всего было убраться назад к отцу Адриану, под защиту Всевышнего, и, заодно, зятя и его людей. Но в этом доме должна быть его сестра. Пусть и нелюбимая, заносчивая и вредная. Главное, чтобы живая.
Безмерно глупо соваться сейчас туда одному.
Безмерно глупо.
Олли подошел к дому и толкнул дверь. Она оказалась незаперта. Петли были хорошо смазаны, открылась почти без звука. Он подождал – ничего не произошло.
Входить не стоило, но он вошел.
В помещении слабо теплился очаг, а рядом с ним лежала скрюченная фигура человека, будто спящего. Во всяком случае мирное посапывание говорило о том, что сон не вечный. Спит? Не потрудившись запереться?
Олли изо всех сил шарахнул дверью. Человек у очага подскочил, растерянно потирая глаза.
– Что случилось? Иден, это ты? Совсем сдурел?
Этому чуду было лет восемнадцать, не больше. А может и меньше.
– Ты не Иден, – удивленно сказал юнец.
– Нет.
– А где он?
– Видимо, во дворе.
– А.
Убивать такое наивное создание грех. Олли тяжело вздохнул.
– Где женщина?
– Наверху.
– Одна?
– Берт ее стережет.
– Хорошо, пойду, посмотрю.
– А это…
– Дверь запри,– бросил Олли через плечо, поднимаясь по скрипучей лестнице.
Перила были плохо отшлифованы, и он сильно опасался посадить занозу. Еще он сильно опасался, что придется сейчас биться с охранником, а позиция его явно не выигрышная. Но в коридоре никого не оказалось. Хорошо стережет, раз не снаружи, а внутри.
Эта дверь тоже была не заперта. Изумительная беспечность посреди темного леса, в котором бродят вараки.
Первое, что он увидел, войдя в комнату, мускулистая мужская спина, на которую бросал блики масляный светильник, и белые женские ноги, воздетые к потолку. Звуки не оставляли сомнения, что сестра довольна своей охраной. Бедняга Габриэль будет воспитывать еще одного ублюдка.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался он.
Мужчина тут же скатился с кровати, схватил меч. Элейн взвизгнула, сделала слабую попытку прикрыться одеялом. Потом опознала вошедшего.
– Олли? Какого черта?!
И швырнула в брата подушкой. Олли поймал ее.
– Вообще-то, пришел спасать тебя.
– Кто тебя просил лезть?
– Муж твой.
– Габриэль? Где он?
– Кто это? – мрачно спросил охранник, так и стоя с мечем наготове, совершенно обнаженный.
– Я ее брат.
– Младший! – возмущенно крикнула Элейн.
– Младший, – согласился Олли и передал мужчине подушку. Тот машинально взял ее.
– Как ты сюда вошел?
– Где Габриэль?
– Одевайтесь, – вздохнул Олли, – внизу ждет много неприятностей. Пейна здесь нет. Я оставил его возле церкви дожидаться моего возвращения.
– Неприятности? Что с Франсуа?
– Франсуа это тот ребенок? Тогда с ним все хорошо. Элейн, тебе помочь одеться?
– Элейн, хочешь, я убью его?
– Нет, Берт. Было бы неплохо, но он действительно мой брат.
Берт угрюмо вздохнул, положил меч и подушку на кровать и взял штаны.
– Что там внизу? – спросил он.
– Увидишь, когда спустишься.
– Но Франсуа ты не трогал?
– Да я вообще никого не трогал. Их еще до меня тронули.
– Как ты не вовремя! – посетовала Элейн и потянулась за нижней рубахой.
***
Юный Франсуа так и сидел у затухающего очага. Дверь запереть он не потрудился. Совершенно бесполезное создание.
Берт вышел во двор, залитый лунным светом, и склонился над телом.
– Иден?
Олли остался на пороге. Смотреть второй раз на выпотрошенное тело желания не было. В обманном ночном свете казалось, будто у мертвеца свело судорогой пальцы.
– Возвращайся, – позвал он, и голос прозвучал более напряженно, чем хотелось бы.
– Это ты его? – Берт повернул голову.
– По-твоему, у меня такие зубы?
– Пожалуй, нет. А где Жан?
– Там, в лесу, еще один такой же.
– Пойду, посмотрю.
– Утром посмотришь. Возвращайся.
Неожиданно тот послушался. Собственноручно задвинул засов на двери.
– Полагаешь, это кто?
– Здесь где-то рядом гнездо вараков.
– Фу, дьявол! Только этих тварей и не хватало. Франсуа, хватит спать! Подбрось дров в огонь. У нас есть запас? До утра хватит?
– Может и хватит, – не слишком радостно отозвался юноша, – а может и нет. Лучше в сарай сходить, еще принести.
– Никто никуда не пойдет. Растянем то, что есть. В крайнем случае скамью спалим.
– Берт? Олли? Что происходит?
Это царственно спустилась вниз сестрица.
– Ничего, – ответил Олли.
– Скоро узнаем, – ответил Берт.
– И сколько нам нужно продержаться?
– До утра, для начала.
– Олли, проверь, заперты ли ставни, – скомандовала Элейн, – Берт, у нас есть вода?
– Есть немного.
И сразу стало понятно, кто будет править в лесном домике до рассвета. Олли от души пожалел своего зятя и порадовался, что вовремя спихнул на чужие руки эдакое счастье.
– Ты уверен, что это вараки? – спросил Берт.
– А кто? Кабан, медведь?
Что-то стукнуло в стену дома. Легко, будто ветка дерева под порывом ветра. Только возле дома не было деревьев.
– Может, белка? – предположил Франсуа.
– Белки ночью спят.
– Бешеная белка.
– Тогда ее тоже стоит опасаться.
Шелест вдоль стены. Берт метнулся к двери, проверил засов. В это момент дверь содрогнулась от удара.
– Кто там такой резвый? – крикнул Берт, хватаясь за меч.
– Иден. Пусти.
Голос несомненно принадлежал человеку. Когда-то.
Элейн прикрыла рот ладонью, но не издала ни звука.
– Твое дежурство еще не закончилось.
– Пусти.
– Жан где?
– Пусти!
– Иди к черту, Иден!
– Пусти!!!
Дверь опять задрожала под ударами.
– Дверь крепкая, выдержит. Засов тоже. Но вот петли…
– Думаешь, может снести? – спросил Олли, просто чтобы спросить. Стоять молча, когда в десятке шагов от тебя беснуется мертвец, было свыше всяких сил.
– Не дай бог, сейчас еще Жан появится. Вдвоем точно снесут.
– И что тогда делать? – подозрительно дрожащим голосом спросил Франсуа.
– Будем отступать наверх.
– Их можно убить?
– Можно. Если отрубить голову.
– И что? Иден тогда умрет?
– Он уже мертв.
– Он же вон за дверью! Живой!
– Это ты пока живой. Так что сиди и не дергайся.
– Может, мальчику дать вина? – предложила Элейн.
– У нас есть вино?
– А разве нет?
В дверь перестали биться, зато что-то происходило у окна. Будто кто-то пытался всунуть ветку между ставнями, чтобы поднять засов.
– Я думала, мертвецы совсем глупые, – заметила Элейн.
– Жан никогда глупым не был.
– Почему Жан?
– Потому что Иден до сих пор стоит под дверью. Сквозь щели видно.
Относительно Идена Олли интересовало только одно – он свои кишки подобрал, или они за ним так и волочатся?
– Их же всего двое. Можно пойти, порубить, да и дело с концом, – предложил Берт.
– Идена порубить? – всхлипнул Франсуа.
Элейн все-таки налила ему полный стакан вина, и он успел благополучно выпить половину.
– А если не двое? Если там еще кто-то есть? – возразил Олли.
– Кто, например? Древние захоронения поднялись? Или что? Сейчас даже не полнолуние.
– Вараки.
– Да откуда бы им тут взяться? Кто их видел вообще? Говорят, тут одичавшие собаки есть, но людей они сторонятся. Лично вот ты вараков видел?
Олли хотел сказать, что да, видел. Что те самые собаки и есть нечисть, но вовремя передумал. О подарке берегини посторонним знать не нужно.
– Здесь должны быть Охотники, которые пришли уничтожить гнездо тварей.
– А это откуда известно?
– Местный священник сказал.
Берт что–то там буркнул, скорее всего выругался. И ударом ножа обрубил ветку, которая ковырялась в ставнях.
– Ну так пусть Охотники приходят и разбираются с этим вот.
– Может, придут. Но утром.
– А до утра еще дожить не мешало бы.
– Нас сожрут? – спросил Франсуа.
– Непременно.
– Я посмотрю, что там снаружи.
– Посмотри, если так интересно.
На самом деле Олли действительно было интересно. Когда он увидел трупы в лесу – это были обычные трупы. Выпотрошенные, да, но совершенно обычные. Ничто не предвещало, что они оживут. И он надеялся, что удастся разглядеть то, что каким-то образом позволит продержаться до утра и спасти сестру. Которая, как ни бодрилась, была перепугана не меньше юного Франсуа.
Хотя, все они были перепуганы.
И даже Берт.
И даже он сам.
Олли не собирался проявлять чудеса героизма. Просто посмотреть с крыльца и тут же вернуться под защиту стен, дверей и замков.
Деревья, окружающие поляну, высились вокруг черным непроницаемым забором.
Ни Идена, ни Жана не было видно. Вокруг самая обычная ночь, с шорохами и звуками. Но никаких намеков на воскресших мертвецов.
Ушли?
Вот просто так взяли и ушли?
Олли шагнул со ступеней, внимательно оглядываясь. За его спиной захлопнулась дверь, грохнул засов.
Олли вздрогнул и оглянулся.
И тут сверху, с козырька крыльца на него обрушилось тело. Мертвец. И, судя по путающимся кишкам, это был Иден. Почему-то он казался неимоверно тяжелым. При жизни точно столько не весил.
Олли попытался скинуть его, но тот намотал свои внутренности ему на горло, и теперь неторопливо тянул, не обращая внимания на нож, которым Олли пытался отбиться.
Олли бил в лицо, в шею и руки. Но какое значение это имело для того, кто и так мертв? Даже крови не было, не то что боли. Плоть просто расступалась под клинком.
Зато он успел увидеть, как человеческий, вполне круглый череп, начал вытягиваться, образуя зубастую псовую пасть.
Не это ли он хотел увидеть? Как сожранный человек превращается в варака. Они так размножаются? Значит, каждый варак был человеком?
Дышать становилось все труднее. Сознание начинало затухать.
И тут посыпались искры. Целый каскад. Некоторые попали на кожу, и Олли вскрикнул от неожиданности. Мертвец тоже взвыл, шарахнулся, едва окончательно не задушив своего противника.
Олли успел из последних сил перерезать скользкие путы и откатиться в сторону.
– Что разлегся? – Элейн держала в руках горящее полено. – Иди в дом быстрее.
– Кто тебя только выпустил, – просипел Олли, потирая горло.
– Кто бы меня остановил? – удивилась сестра.
Бедный Берт! Досталась же ему пленница!
– Ну что, доволен? – мрачно усмехнулся Берт. – Увидел, что хотел?
– Увидел. С рассветом нужно уходить.
Да, уходить нужно в любом случае. Либо мертвецы уползут в тень, не успев переродиться, и тогда дорога свободна. Либо они превратятся окончательно в вараков, и возьмут дом штурмом. Их когти и гибкие лапы способны открывать замки даже лучше человеческих пальцев. И если к ним присоединятся другие из гнезда… Тогда придется прорубаться сквозь них, но хоть какой-то шанс остается.
Если бы точно знать, что в округе только двое этих, не до конца перерожденных, и больше никого. Тогда уходить бы прямо сейчас.
Если бы точно знать.
Олли сел за стол, сложил руки на столешнице и опустил на них голову.
– Хочешь вина? – с сестринской заботой спросила Элейн. – Еще немного осталось.
От вина он отказался.
***
Едва завидев шпиль церкви, Берт и Франсуа предпочли тихо исчезнуть. Вернее, не совсем тихо. Прощальный поцелуй тюремщика и несчастной жертвы был слишком… слишком. Еще чуть-чуть, и они бы начали срывать одежды друг с друга.
Олли отвернулся. Пусть разбирается Габриэль, а его это не касается.
Радостное воссоединение жены и мужа его тоже не интересовало. Ночь в обществе оживших мертвецов сильно измотала.
Ступени церкви заливал солнечный свет. И камень, вытертый за долгие годы обувью прихожан, манил теплом и покоем. Олли опустился на ступени и лишь на минуту прикрыл глаза.
Сквозь закрытые веки солнечные лучи казались красными, с радужной каймой. Потом они куда-то исчезли, и возникла привычная чернота. Она уже давно не пугала, но хотелось знать, кого она скрывает. Или что. Кто тянет руку из сердца пустоты. И что нужно этой сволочи?
Олли вздрогнул и открыл глаза. Рядом сидел отец Адриан. Совсем еще не старый, в черной сутане.
– Я не хотел испугать, – сказал он, – но если вам необходим сон, может лучше перебраться в комнату?
– Разве я спал? – удивился Олли. – Где все?
Не было никого. Ни сестры, ни Пейна, ни его свиты. Люди и лошади будто растворились в прозрачном воздухе. Зато вольно пели птицы. Так старательно и громко, что он поморщился.
– Все отбыли.
– Вот как. Даже не попрощались.
– Господин барон хотел было, но благородная леди не позволила вас будить.
Сестричка решила свалить по тихому. Понятно. Стало немного обидно. Совсем чуть-чуть.
– Мне тоже пора.
Олли отыскал взглядом Дымку, который мирно щипал одуванчики.
– Скажите, святой отец, а как дети, которых мы привозили не так давно? Мальчик и девочка. Их семью вырезали вараки.
– По счастью, с детьми все хорошо. Их забрал дед, который в ту роковую ночь был в соседнем селе.
– И слава богу.
– Воистину.
– А Охотники уже здесь?
– Должны бы быть. Но у меня пока не появлялись.
– Поеду я.
– У меня есть свежие лепешки, пшеничная каша с диким чесноком и крапивой, и горячий яблочный отвар. Может, разделите со мной трапезу?
Есть и правда хотелось. Каша не слишком вдохновляла, но вот свежий хлеб и отвар были бы кстати.
– Спасибо, святой отец. С благодарностью разделю с вами пищу.
***
Уже несколько часов его преследовали двое.
Вернее, не так.
Той же дорогой, в значительном отдалении ехали два всадника. Дорога общая, так что в этом не было ничего необычного. К тому же они не стремились сократить дистанцию. Но все равно Олли это не нравилось.
Потом дорога начала спускаться с холма к реке, и на какое-то время Олли стал невидим для тех двоих. Он повернул Дымку и пустил галопом через поле. Понадобилось всего пара минут, чтобы скрыться в подлеске.
Олли осадил коня и стал ждать. Нежеланные попутчики должны были появиться вот-вот. Но их все не было.
Он подождал еще. Они давно должны были спуститься к мосту, но все не появлялись. Это было плохо. Очень. Хотя, может они остановились перекусить, и ничего в этом нет?
Можно было по кромке леса подняться опять на холм и посмотреть, что происходит.
А можно пойти вверх по течению и перейти реку вброд. Придется сделать большой крюк, но этот вариант казался более безопасным.
Олли погнал коня вдоль реки широкой рысью. Он, конечно, торопился, но не хотел слишком горячить Дымку перед купанием в холодной воде. Человека он не задумываясь загнал бы в реку. Но коня жалко.
Его нагнали достаточно быстро – потому что преследователи своих коней не щадили. Олли пришпорил Дымку, но это уже не помогло.
Теперь, когда они были близко, вполне можно было узнать Берта и его юного никчемного спутника.
Берт решил убить того, кто помешал выполнить приказ герцога? Или отомстить за прерванную ночь любви? Или что? Но живым Олли ему явно был неинтересен. Он уже пытался скормить его мертвецу, да Элейн помешала. Противоречить Элейн не может никто.
И вот теперь Олли узнал, для чего же нужен малыш Франсуа. На полном скаку он достал лук и наложил стрелу.
Первая едва не задела Дымку. И это его напугало – даже больше, чем возможность самому заполучить стрелу.
Олли пригнулся к самой шее коня, но это не помогло. Что-то толкнуло в спину, под правую лопатку. Он упал вперед, почти ткнулся губами в жесткую гриву. И тут Дымка влетел в лес, грудью сминая подлесок.
Стволы деревьев замелькали перед глазами, и всадник предпочел довериться коню. Сейчас от его участия было больше вреда, чем пользы.
Показалось, что он ушел от погони. Ветки деревьев задевали торчащую из спины стрелу. Олли попытался дотянуться до нее. Вытащить не получилось, но это и к лучшему. Зато удалось обломать древко, это потребовало колоссальных усилий.
Неподалеку послышался шум и треск, будто кто-то продирался сквозь заросли. Может, кабан. Может, Берт. И то, и другое плохо. Олли опять послал Дымку вперед.
Было холодно. Олли не знал, на самом ли деле так, или ему кажется. Во рту постоянно ощущался вкус крови, наверное, было задето легкое. Дышать пока получалось, хоть и приходилось прилагать усилия. Деревья вокруг стояли все плотнее. Светлый лиственный лес сменился мрачным ельником.
Олли нашел небольшой мшистый пригорок, сухой и мягкий на вид. Двигаться куда-то еще не имело смысла, да и сил не было. Хотелось лечь здесь и закрыть глаза. Почему бы и нет. Здесь, или где-нибудь еще, какая разница. Только нужно позаботиться о Дымке.
Он спешился, расседлал коня. Бросил на мох плащ. Потом вспомнил, что в седельной сумке были сухари. Пальцы плохо слушались, но все же удалось расстегнуть пряжку.
Он высыпал сухари на землю, Дымка немедленно потянулся к ним.
Олли провел ладонью по изогнутой шее.
– Все, мой красивый. Доедай и постарайся выбраться к людям.
Теперь только спать. Олли кашлянул, сплюнул ярко-алым. Красивый цвет.
Стараясь дышать коротко и неглубоко, лег и укрылся краем плаща. Ткань давила на обломок стрелы. Но это было не важно. Все было не важно.
Олли закрыл глаза.
***
Была осень, и его быстро завалило опавшими листьями. Желтыми и багряными. И зелеными, но с коричневой сухой каймой по краю.
– Еще один сожранный?
– Сча посмотрим.
– Что там смотреть? Отрубай ему башку и все дела.
Какие, к черту, листья? Он засыпал на мху под сосной. И до сих пор спит.
– Ай!
– Ты чего?
– Да этот серый не подпускает.
– Ты что, первый раз конягу видишь? Дай ему по морде, всех дел-то.
– Он мне пальцы откусит.
– Значит бешеная скотина. Пристрелить его.
– Жалко! Смотри, какой красавец.
– Красавец-то да. А что там со жмуриком?
– Ничего. Дышит.
– Уже перерождается?
– Не. Смотри, человек. Стрела в спине.
– Ну, повезло, значит. Человеком помрет, не тварью поганой. Пошли.
– Подожди.
– Чего ждать-то?
– А не тот ли это белобрысый, что у нас недавно был? С этим, с графом его на дороге прихватили. Годвин привел.
– Да, ну и что? Подбирай сумки и пошли.
– Подожди.
– Да что ждать-то?
– Смотри, у него на шее подарок от Регины.
– Быть того не может.
– Сам посмотри.
– Черт, сволочь четвероногая! Да не буду я его пока убивать. Уйди!
– Что делать-то станем?
– Придется к Регине тащить. Она просто так подарками не разбрасывается.
– Да как его тащить? Он вот-вот откинется.
– Может, пару веток срубить, волокуши сделать?
– Какие волокуши? Там дальше по тропе и ногами-то не пройти.
– Ну, значит давай серого ловить. Пусть хозяина тащит.
– Он тебе голову оторвет.
– Ничего, не оторвет. Эй ты, тварь, стой! Если будешь куражиться, твой хозяин тут и сдохнет. Я его на себе не попру. Давай, стой смирно. Бурый, уздечку подай.
– А седло?
– Сча. И седло, и сумки. Не здесь же оставлять. Теперь давай осторожно тело закинем.
– Может, стрелу вытащить?
– Нет уж. Этим пусть Регина занимается, если захочет. Давай, за ноги его бери.
Олли почувствовал, как его куда-то тащат с мягкого ложа. Подняли, потом бросили. Он ударился обо что-то грудью, возможно, это было седло, и благополучно потерял сознание.
***
Было душно и жарко. Одуряюще пахло сушеным клевером. Олли попытался укрыться от запаха.
– Тихо, – кто-то погладил его по голове, – все хорошо. Скоро станет легче. Гораздо легче. Потерпи.
Олли сомневался, что хоть когда-нибудь при каждом вздохе грудь перестанет жечь тупой болью. Но прикосновение чьих-то пальцев, смутно знакомое, было приятно. Насколько вообще можно ощущать что-то приятное, горя в неспешном сине-зеленом огне.
Солнечные лучи, проходя сквозь туман, становились молочно-белыми и нежными.
Олли лежал на боку и смотрел на окно, которое никто не озаботился закрыть ставнями. Спереди и сзади его подпирали подушки, не позволяя повернуться. Губы пересохли и напоминали терку.
Хотелось пить.
Хотелось кричать.
Хотелось просто дышать.
Олли неожиданно осознал, что жив. И, возможно, будет жить дальше. И молочный солнечный луч чуть щекочет его щеку.
Где-то пели птицы и квохтали куры, заголосил запоздавший петух. Лениво гавкнула собака, кто-то зазвенел ведром. Обычные звуки обычной жизни. Засыпая в лесу, он уже простился со всем этим. Навсегда.
Послышались легкие шаги. Прохладная ладонь легла на лоб.
– Очнулся? – голос звучал удивленно.
– Ну уж прости, – Олли даже сумел улыбнуться, хотя улыбка выглядела жалко.
– Знаешь где ты?
– Я знаю, что ты Регина.
– Значит, ты и правда очнулся. Хочешь пить или есть?
– И есть, и пить.
Из «пить» он получил горький отвар трав. А из «есть» чашку слабого бульона с размоченным в нем хлебным мякишем.
Встать смог через день. И то только с помощью болотной берегини.
«Это я должен был носить тебя на руках, – думал Олли, почти касаясь губами каштановых кудрей, – я, а не ты».
Ему удалось добраться до ошкуренного липового ствола, что лежал у стены дома и изображал скамью. Здесь можно было сидеть и наслаждаться солнечным светом, а заодно погружаться в осознание своей беспомощности.
– Эй, это ты!
– Нет, – огрызнулся Олли, – не я.
– Да не, вроде ты, – человек, потревоживший его, выглядел слегка озадаченным, – мы тебя из леса притащили со стрелой в спине. Ты что, живой?
– Тебе кажется.
– С тобой еще Серый был, животина злобная.
– Дымка?
– Не знаю. Мы его Серым кличем.
– Он где?
– Да здесь. Я чего подошел-то, – местный житель посмотрел с сомнением, – ты ходить-то можешь?
– Могу, наверное.
– Тогда пойди, скажи своей скотине, чтобы ел уже. А то ведь сдохнет. Жалко.
Олли поднялся слишком поспешно. Его повело в сторону, в глазах потемнело. Человек перехватил его руку, закинул себе на плечо.
– Да ты не суетись. Подыши пока, подыши. Сча полегчает и дойдем потихоньку. Тут недалече совсем.
– Все нормально со мной.
– Ну и славно. Давай еще чуть погодим и пойдем. Меня, кстати, Броном зовут.
– Уже нормально, пошли.
Они сделали с десяток шагов.
– Брон!
– Что? Отдохнуть надо?
– Спасибо, что подобрали в лесу.
– Да что такого-то. Мы ж не звери. К тому ж ты бывал у нас уже, так что считай не чужой. Постоим?
– Нет, пошли.
Дымка неподвижно стоял среди загона. Грива и хвост спутаны, бока запали.
– Совсем не жрет, – вздохнул Брон, – и никого к себе не подпускает.
– Дымка! – позвал Олли, навалившись на брусья ограды.
Конь вскинул голову, недоверчиво повел ушами, раздул ноздри, стараясь уловить знакомый запах. Он сделал неуверенный шаг, потом подлетел, едва не снеся грудью ограду, ткнулся носом в ладони, шумно дыша.
– Все хорошо, – тихо прошептал Олли, гладя пыльную шкуру, – все хорошо.
Брон сунул ему в руку кусок лепешки. Олли разломал его пополам и предложил коню. Тот съел ее так быстро, будто ничего и не было. Потом вздохнул, положил голову на плечо хозяину и прикрыл глаза. Олли слегка пошатнулся под тяжестью.
– Давай ты перестанешь изображать траур и начнешь есть, – сказал он коню, – я живой. И людей к себе подпусти, а то стал похож на деревенскую клячу. Смотреть больно.
– И что, он послушает? – засомневался местный житель.
– Послушает. Он умный.
– Бешеный он, а не умный.
– Я, пожалуй, пойду.
– Подожди, провожу.
– Обойдусь.
– Чтоб мне потом Регина голову оторвала? Стой! Держись давай. Пошли теперь помаленьку.
***
– Судя по этой ночи, ты уже полностью здоров.
Регина закрутила в узел каштановые кудри.
Олли смотрел, как узкий луч солнца, пробившийся сквозь ставни, ложится на ее плечо. Реплика берегини его не обрадовала. Раз здоров, значит должен уходить. Больше нечего делать в этом болотном селении, и так задержался.
Он провел пальцем по бархатной коже на спине девушки.
– Ты что?
– Поедешь со мной?
– Куда?
Действительно, куда? Что он может предложить? Старый дом и клочок земли?
Регина потянулась за платьем.
– Не могу. Я нужна здесь. Наверное, уже приросла к этому месту, – сказала она, – но ты бы мог остаться.
Остаться среди разбойников, в этом странном месте, рядом с женщиной. Желанной. Но кто сказал, что она будет принадлежать только ему? Кто он такой, чтобы единолично претендовать на берегиню?
К тому же у него свои обязательства. Даже если никто его уже не ждет. Даже если считают погибшим.
И Мила должна была уже родить. Нужно отвезти ей денег и взглянуть на ребенка. Хорошо бы это был мальчик. От девочек одни расходы.
Олли вздохнул.
– Не останешься, – Регина улыбнулась.
Он поднялся с постели, тоже начал одеваться. Движения были более резкими, чем хотелось. Тебя нашли, тебя спасли, о каком сожалении тут может идти речь? А то, что не хочешь оставлять маленькую женщину, исключительно твои проблемы.
– Но можешь задержаться еще немного, – предложила она.
– Ради чего?
– Ради пары ночей хотя бы.
Олли перестал возиться со шнурком рубашки.
– Да, – согласился он, – ради этого стоит задержаться.
– Я сегодня иду в лес. Нужно собрать кошачьи лапки (лекарственное растение). Пойдешь со мной?
– Это далеко?
– Неблизко.
– Пойдем за лапками. Да хоть за шишками, мне без разницы.
Пока Олли пытался прийти в себя после ранения, уже наступил июнь. Горячее солнце, пропитавшее кору деревьев, высокая трава, звон стрекоз и кузнечиков. Регина шла впереди, и ее зеленое платье почти терялось среди яркой листвы. Она наклонилась, что-то сорвала, протянула ему.
– Земляника. Уже созрела.
Олли оглянулся. На небольшой лесной поляне было много ягод, но, в основном, еще белые и зеленые. Пришлось потратить время, чтобы собрать горсть спелой земляники. И он понес их девушке, гордясь своей добычей.
Регина успела уйти вперед. И, когда он ее догнал, рядом с ней был мужчина. На одну руку он намотал волосы берегини, а другой держал нож у ее горла.
– Эй, ты! – окликнул его человек, и в его голосе Олли послышалось облегчение, – я Охотник! Иди сюда и помоги мне справиться с ведьмой.
Ах, ну да. В этом лесу должны быть Охотники. И, разумеется, они уверены, что могут приказывать любому.
– Чего стоишь? – крикнул Охотник.– Помоги же мне!
Олли с сожалением посмотрел на землянику, закинул ее себе в рот. Шагнул вперед.
Охотник собирался что-то сказать, но не успел. Нож вошел ему под ребра, безошибочно найдя сердце. Олли придержал тело, пока Регина выпутывала волосы.
– Ты убил его? – изумилась она.
Он пожал плечами.
– Никогда не слышала, чтобы кто-то смел поднять руку на Охотника.
– Да чем они лучше всех остальных?
– Что теперь делать? Если найдут его тело, соратники не успокоятся, пока не отомстят. Вдруг наткнуться на деревню?
– Значит, тело они не найдут.
– Куда ты его денешь? Закопаешь? Кабанам скормишь?
– В болоте утоплю. Что может быть проще?
– Ох!
Он взвалил тело на плечо.
– Показывай дорогу.
По дороге Олли оставил на колючем кусту волос Охотника, потом надломил ветку.
– Зачем ты это делаешь? Указываешь дорогу?
– Ну да. Шел парень, шел, ни о чем таком не думал. Забрел на зеленую полянку. Кто ж знал, что это трясина?
– А если они догадаются?
– Если он пропадет бесследно, это будет еще подозрительнее. Мы пришли?
– Пришли. Осторожнее! Смотри, топь почти под ногами.
– Правда. Легко не заметить.
Олли постарался забросить тело подальше. Несколько томительных мгновений оно лежало на безмятежной зеленой траве. Потом со стоном стало медленно тонуть.
– Он жив? – забеспокоился Олли. Как бы безразлично он не относился к чужой жизни, топить в болоте еще живого человека было слегка слишком.
– Нет, это болотник приветствует добычу.
Скоро на месте бездонной могилы трава вновь была девственно-безмятежной.
– Пошли отсюда, – прошептала Регина, зябко передернув плечами.
***
– Э-э-э, как бы. Сеньор, это вы?
Олли с сожалением отвлекся от мясной похлебки и посмотрел на крестьянина, топтавшегося у стола.