Za darmo

Разговоры о (не)серьезном

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Бабка Ежка

Один мужчина женился на красавице. И такая ладная она была да хозяйственная, что не жениться он просто не мог – дураком бы был.

Прошел год, два, три, пошли дети, а жена, вместо того, чтобы хорошеть, только дурнела. Сначала вместо роскошной гривы волос появилась колдешка нечесаная. Потом личико милое да смазливое прыщами покрылось да жирным блеском, а фигура закуталась в необъятный неопрятный халат, будто из печи нечищеной вынутый, и сама заплыла, как свеча сгоревшая.

Смотрит на это все мужик и думает – уж не злой ли я колдун? Женился на красавице, а она возьми, да в бабку ежку обратись.

Пытался расколдавать ее заморскими подарками и сувенирами, поцелуями жаркими и да украшениями дорогими. Только все подарки шли в сундучок, а ежка только страшней становилась и твердила:

– Отстань, не видишь, я занята? – и идет ребенка качать да соцсети не наши смотреть.

Совсем мужик заскучал и осунулся. Вроде дом – полная чаша. Все есть – и дети, и роскошь, и семья, вот только жена – бабка ежка, того гляди, пойдет ночью крапиву собирать да в лягушку обратит.

И стал мужик из дома пропадать – то в гараж, то к сослуживцам отведать крепких напитков, то запрется в каком помещении и давай на девок в телефоне смотреть красивых.

Жена забеспокоилась – мужа все дома не бывает, целовать перестал, с детьми играет – на нее не смотрит, подарков больше не дарит, никуда не приглашает, как бы любовницу не завел. И решила пойти к ведьме-гадалке, что на другом конце поселка жила да и за рубь деревянный всю правду рассказывала.

Пришла и говорит:

– Муж совсем от рук отбился – подарков не дарит, на меня не смотрит, из дома пропадает, бабкой ежкой называет.

– Девица, посмотри в мое зеркало, – говорит ведьма-гадалка. – Кого ты там видишь?

Посмотрела жена в зеркало да и ужаснулась.

– Видишь? Не иначе сглазили тебя, только кто – сейчас не скажу – сама поймешь, как сглаз снимешь.

– А как его снять?

– Начни белы рученьки кремами мазать да личико белое. Волосы расчеши да помой, одежу новую надень или хотя бы не застиранную, спортом займись да питание наладь – вот и весь секрет снятия сглаза. Сама не заметишь – как муж на руках носить начнет.

– Спасибо!

– С тебя пять тыщ.

Огорчилась, что все деньги накопленные отдала, но зато окрыленная домой прибежала и давай сглаз снимать. Дети – сын с дочкой, вокруг бегают и на маму большими глазами смотрят и помогают, чем могут.

Мужик сначала ничего не замечал, а потом однажды возвращается домой из командировки дальней и видит: жена его снова красавица да умница. Стоит в платье коротеньком, что стройные ножки не скрывает, прическа как у барышень на сайтах заграничных, личико чистое, умытое да пригожее. И дети за столом сидят, кашу едят да на маму красивую смотрят, не нарадуются.

Мужик так и обомлел. И говорит:

– Кто же мою бабку ежку расколдовать сумел?

А она и отвечает:

– Жаба расколдовала, та, что пять тыщ за болтовню пожалела. Нельзя было после таких трат не расколдоваться.

Кошачья психосоматика

Все, у кого когда-либо были эти пушистые засранцы, знают, какие они своевольные и у них в головах то, что человеческому разуму понять вообще не дано.

Кот Энштейн был очень умный и очень гадливый. Если что-то было не по его желанию, он мог сказать свое твердое «Фи!» в виде царапин, укусов и «неожиданности» в самом неподходящем месте и времени. Причем «неожиданность» была его любимым наказанием нас, как нерадивых «рабов» его лохматого величества.

И вот именно так он решил проучить не пойми за что мои тапки. Тешка повадился делать лужу рядом с ними, где бы они ни стояли. Возле кровати – супер, под кроватью – вообще восхитительно, спрятала на шкаф – не вопрос!: везде, где бы ни стояли злополучные тапки, появлялась аккуратно расползшаяся, желтенькая лужица с характерным амбре.

– Может, нам его кастрировать? – заявил муж, когда ему это уже порядком надоело.

– Может, просто выкинуть тапки? – заступилась за мурчаку я.

Я выкинула тапки, купила другие, но история продолжилась. Самое интересное, что кот был мастером – он писал всегда именно рядом с тапками, а не в них. Как он рассчитывал траекторию полета мочи своим кошачьим мозгом – не понятно, но какой-то встроенный калькулятор у него точно был.

Как все коты, Тешка боялся пылесоса. Я решила пойти на крайние меры, и поставила адскую машину рядом с тапками, когда легла спать.

Ночью меня разбудил душераздирающий вопль: кот с выпученными глазами и видом не меньше, чем Геракла, сражавшегося с Немейским Львом, царапал врага в лице пылесоса, но лужица была уже сделана. Я отогнала кота от агрегата и обреченно поплелась затирать «неожиданность».

Я решила его подкараулить, не спала и слышала, как он тихонько ступает к моей кровати. «Попался!» – прошептала я и кот, сообразив, что его застукали, тут же сделал вид, что он идет в туалет. Я проводила его до лотка, убедилась, что он сделал свои дела и пошла спать. Утром рядом с тапками красовалась лужа. Этот рыжий шпион меня обхитрил, даже не поведя бровью. Интересно, у котов есть брови?

В следующий раз я решила повесить рядом с местом стояния тапок воздушные шарики, коих Тешка боялся наверно только немногим меньше пылесоса, но, вдруг подействует.

Еще одна бессонная ночь была мне обеспечена. Кот, с диким мяу, отважно боролся с шариками, разбрызгивая свою «неожиданность» не только на тапки, но и на угол кровати и даже подушку. Лужица, надо сказать, была уже тут как тут.

–Теша, эпическая ты сила, сколько можно?!!! – не выдержала я и сбросила кота с кровати. Он зашипел и начал драть тапки когтями, как будто это был его самый злейший и ужасный враг.

Муж поднял голову от подушки и четким, но сонным голосом сказал: «Кастрирую на фиг», и снова заснул, предоставив мне самой разбираться с последствиями психов моего кота.

Тапки в клочья, кот орет, муж храпит, а я сижу с мокрой тряпкой в руках на полу и не понимаю, что за маразм происходит в этом доме?

– Тешка, спрашиваю тебя, как человек кота, что тебе, мать твою, сделали мои тапки?

Кот успокоился, перестал вызывать Сатану и присоседился ко мне под бок. Тут у меня случился инсайт – я вспомнила, как он так же ложился ко мне под бочок, когда я писала отчет по работе, а я его как раз таки тапками и согнала со стула. Надо же, он даже не тапки портил, а просто рядом «неожиданничал». Все-таки кошачья душа – потемки, кажется, он меня все-таки любит.

Я погладила засыпающего кота, все еще сидя на полу.

– Прости, Тешка, не буду тебя больше бить тапками.

Надо сказать, безобразия прекратились. Но и умный кот по-прежнему продолжает мешать мне работать на дому. Недавно я отогнала его метелочкой для пыли. Жду, когда возле нее начнут появляться лужи…

Лифчик

Надо сказать, что я совершенно не ревнивая. Точнее, внутри-то я тот еще Отелло в юбке, но никогда это мужу не показываю, не названиваю по 100500 раз, если он куда-то уехал, а тихонечко дома схожу с ума, протирая все пыльные и не пыльные поверхности и перемывая по десятому кругу посуду, что она (посуда) начинает офигевать, а за что же такое счастье: то стоим до вечера немытые, нечесаные, а то прям сауну с бассейном нам устроила.

Но не о том речь. У мужа только три куртки: летняя, зимняя и демисезон. Сколько я ни капала на мозг, что давай я тебе пальто куплю, а вот эта курточка отлично к твоим брюкам подойдет, он только презрительно хмыкал и убеждал, что пока его куртки на нем не развалятся, он новые не купит. Но я опять не том.

Приходит муж с работы, не задержался, ничем не пахнет, и просит дырочку в куртке зашить, в подкладке. Зима близко, скоро куртку убрать надо, и забуду, говорит, так с дыркой и носить буду. Беру куртку, иголку с ниткой в тон, и смотрю, карман как-то подозрительно топорщится. Лезу и достаю лифчик, нормальный такой, женский лифон, почти новый, только смятый в три погибели и почему-то как будто влажный, терракотового такого цвета.

– Это что? – спрашиваю, а он глазами лупает, как будто первый раз видит.

– Я тебя спрашиваю, что это?! – уже агрессивней наступаю.

– А это разве не твой?

– Я свои лифчики никому по карманам не распихиваю.

– А, значит, есть кому? – лучшая защита – нападение, видимо решил муж.

– Ты меня не сбивай, с кем ты был. Сиськи небольшие, значит кто-то худой.

– Да блин, размер точно, как у тебя.

– Это не мой, у меня таких не было, и, значит, сиськи у меня маленькие? – уже начинаю закипать я. – Где ты был!??

– На работе, где еще. Маш, я понятия не имею, чей это лифчик. Может, кто-то из твоих подруг решил пошутить.

– У меня нормальные подруги. УУУУ, сволочь, если ты сейчас же не скажешь, чей лифон, я все твои вещи выкину с балкона.

– Я не знаю, выкидывай. – И он гордо, ни в чем не повинной походкой, отправился на кухню есть мой борщ.

Дико сверкая глазами, я начала собирать его вещи. Ну надо же – 10 лет душа в душу, и тут такое. Еще и не сознается, гад. Кастрировав, колесовав, распяв и немного поколов булавками безжизненное тело в воображении, я скидывала с полок его рубашки и футболки, пока не задела свою полку с нижним бельем. И из кучки труселей на меня смотрели и подмигивали терракотовые трусы с таким же кружевом, как на лифчике.

Сказать, что я удивилась, это ничего не сказать. И тут у меня поплыли картины перед глазами. Я купила лифчик, который оказался мне неудобен, хотя в магазине комплект сидел отлично. Я, ничего об этом (что неудобен) не подозревая, надела его на прогулку, после которой мы собирались в бассейн. Я настолько разозлилась на впивающиеся косточки, что попросила мужа выкинуть эту деталь гардероба, а сама пошла в купальнике, пусть мокрый, зато не давит. А он, видимо, забыл в кармане, поскольку это было весной, а сейчас осень, этот эпизод, очевидно, вылетел у меня из головы. Как вылетел, это вопрос, конечно, но что я, не девочка, что ли, значит, и память у меня девичья.

 

Извинившись перед мужем, который ни в чем не бывало доедал свой борщ, я пошла и выкинула и лифчик и трусы.

– Не забудь все вещи на место положить! – крикнул вдогонку муж.

Куртку-то я зашила, но под видом проверить дырки в подкладке, стала проверять карманы летней и зимней куртки и в одной из них рука нащупала что-то, похожее на помаду. Мегера внутри меня стала поднимать голову, я, как рысь добычу, чуть не рыча, почти порвала карман, доставая заветную улику, но оказалось, что это просто ручка от отвертки.

Вот так и живем!

Мальчики

Стайка мальчишек лет шести-семи носилась по двору, чуть не сбив молочницу тетю Глашу, несшую в своих мощный и натруженных руках (почти цитата) десятилитровый бидон свежего молока.

– Чу вас, ироды! – смеясь, больше для проформы, воскликнула она, смотря на носящихся под ногами детей.

– Петька, айда за мороженым! – крикнул один из ребят. – Сегодня шоколадное есть.

Самый высокий, задиристый и вихрастый мальчишка вдруг остановился и серьезно, насколько можно ребенку, заметил:

– Мы еще корабль не достроили. Как достроим, тогда можно и за мороженым.

Никто не посмел ему перечить.

***

Студенты честно учили, кто как мог. Кто-то с пивом на лавочке, кто-то с гитарой-семистрункой и цигаркой в зубах, а кто-то и в своей комнате с учебниками. Только волновались все почти одинаково.

– Эй, Петька, смотри, там девчонки шепчутся, пойдем, подслушаем?

– Ты что! Это же их секреты!

– Ну и как хочешь, а я пойду.

Кудрявая блондинка, видимо, только недавно сделавшая модную химию, наставляла подружку:

– Никогда, слышишь, никогда не целуйся первой. Если он поймет, что ты тоже хочешь его поцеловать – все, он потеряет к тебе весь интерес.

Смуглая, немного носатая подружка хлопала глазами и смотрела в рот химической блондинке. Та могла бы рассказать еще множество секретов, но тут вышел преподаватель и пригласил всех на экзамен.

***

– Петр Алексеевич, можно я уйду пораньше сегодня, у меня жена приболела, да и сын немного сопливит. Мама уже совсем старенькая, не может с ними посидеть, у нее подагра, ноги болят.

– Да что, Лешка, так официально. Ну иди, конечно, о чем вопрос.

– Спасибо!

Начальник цеха затянулся крепким Беломором, и посмотрел на карточку с изображением красивой тридцатилетней шатенки и двух вихрастых мальчишек, примерно семи и двенадцати лет.

***

– А я вот пить бросаю!

– Да надолго ли!

– Знаете, мне мой Константин заявляет, что пить и курить в моем возрасту крайне вредно, а еще пить кофе и крепкий чай. И картошечку с сальцем на ночь не есть, а то вишь, какой момон к полтиннику-то вылез, а ведь всегда был худющим. Не навещает только меня совсем, у него с Алкой все серьезно, наконец-то. Авось, и внуков дождусь, не помру.

***

Я шла из универа и остановилась попить на скамеечке кофе. Неприметная пятиэтажка образца детства моей мамы, старая, чуть скосившаяся скамеечка, газон «расти что хочу», древняя детская площадка.

Из подъезда вышли неспешно, опираясь кто на палку, кто на ходунки, несколько стариков.

– Девушка, милая, простите, не могли бы вы пересесть к другому подъезду? Нам с мальчиками надо о своем поговорить, а идти дальше тяжело.

– А сколько ж годиков мальчикам? – съязвила я.

– Да немного, семьдесят седьмой пошел, сейчас на пальчиках покажу, – улыбнулся горько самый высокий дедушка.

Мне стало стыдно, я взяла кофе, встала и тихонько пошла к другому подъезду.

– Жаль, Петька так шоколадное мороженое любил. А теперь шоколадного завались, какое хочешь, а Петьки нет….

Здравствуй, мама

Поезд ехал медленно, как будто кроме вагонов к нему были привязаны все те воспоминания, боли, недосказанность, обиды, которые тяжелым грузом давили на плечи Людмилы, и он просто не мог тащить все это, да еще и вместе с хозяйкой, и поэтому волочился, как заспанная черепаха по утренней гальке.

Люда возвращалась домой, повидать мать, как возвращаются перелетные птицы, чтобы перезимовать и опять отправится в путь. Девушка уехала из родного города учится и больше не возвращалась, пока не позвонил брат и ни сказал, что мама заболела. Люда собрала немного вещей, так как не собиралась оставаться надолго, кинула в сумку фото дочери, чтобы оставить матери, пусть хоть так увидит внучку.

Девушка не испытывала по поводу встречи после нескольких лет разлуки никаких чувств, кроме досады. Досада эта, перемежавшаяся с нетерпением все наконец сделать и вернуться в привычную жизнь, свернулась клубком где-то под сердцем и как змея шипела, стоило только Люде подумать о матери хотя бы немного с теплотой. Тут же гадюка-досада начинала нашептывать все, что мать сделала ей, а точнее, не сделала, или сделала не так.

Вот бесконечные слова неодобрения, бьющие в неокрепшую детскую голову мелкой дробью, впивающиеся в нежную кожу шипами. «Вон, посмотри, как Катя хорошо учится, а ты опять тройку получила, да по чем, по алгебре, это же обязан знать каждый. А дочка Марины в музыкальной школе учится, а ты ни одной чистой ноты взять не можешь. А посмотри, как одевается Света, как куколка, а ты – как малолетний преступник». Вот мать критикует каждого парня, а если девушка решила с ним расстаться, встает на его сторону и говорит, что кто тебя еще такую, бестолковую, полюбит. Вот вечные требования соответствовать какому-то идеалу, которого нет в природе, потому что каждый пункт противоречит другому: оделась в платье – шлюха, надела брюки – пацанка.

Да, не сказать, что мать была плохая: не пила, ни курила, вещи покупала, на море свозила. Ах да, море. В первый же день женщина запретила дочери надевать купальник на пляж, и девочка загорала исключительно в шортах чуть выше колена и майке, а то вдруг педофилы. А купаться нельзя было вообще, только в воду по талию заходить, вдруг акулы или утонешь.

Поезд стал ехать еще медленнее, как будто на него, как и на девушку, начали давить все эти воспоминания, и он уже не вывозил, как сейчас модно говорить.

И даже когда Люда вышла замуж и родила дочь, мать к ней не приехала, жалуясь, что слишком далеко, а через скайп не умею. Да, несколько раз она говорила с внучкой по телефону, но та еще слишком маленькая, даже слова еще толком не выговаривает. Да и не общались они почти, так, с днем рождения и новым годом поздравить.

Досада-змея как будто только и делала, что питалась мыслями девушки, и разрослась уже до таких размеров, что у Люды начало предательски щипать в носу и зачесались глаза. Она стряхнула морок, как стряхивают пыль со стола, и полезла в телефон, посидеть в соцсетях.

На перроне было мало народу, приближалась зима, карантин, да и для многих поездки стали невыгодными и ненужными. Люда спустилась с поезда и сразу увидела маму. Она стояла в стареньком пальто и вязаной серой шапке, и вглядывалась подслеповатым взглядом в лица прохожих.

Люда смотрела на нее, и что-то теплое, обволакивающее, как облако, начало заполнять ее сердце, выгоняя змею. Теплое, как парное молоко, которое она пила в деревне, а мать мазала зеленкой ее сбитые до крови коленки, и дула на них, чтобы они меньше болели. Обволакивающее, как свитера и носочки из мягкой шерсти, которые она ей вязала до самых 15 лет, пока девушка не сказала, что она в этих вещах похожа на статую «Рабочий и колхозница».

Мать увидела дочку и подошла к ней немного ковыляющей походкой. В ее глазах стояли слезы. Люда ничего не сказала, просто обняла маму.

Осенний ветер пронес мимо них остатки золотых листьев, оставив после себя голые ветви, готовые распуститься следующей весной.

Прелести многоквартирного дома

Когда мы с мужем поняли, что мечты о частном доме так и останутся мечтами, ибо чтобы заиметь нормальный, отвечающим нашим требованиям, отнюдь не заоблачным, дом, надо либо продать все четыре почки, либо работать до 300 лет, а потом еще 100 строить, потому как найти строителей, которые сделают все с первого раза приемлемо почти как освоить жизнь на Марсе, мы решили не мудрствовать лукаво и купить квартиру в многоэтажке.

Утром выхожу на балкон, попить «кофею» с булочкой, а с соседнего лоджия высовывается мужичонка лет 50, в майке-алкоголичке и затянутый в рюмочку, и спрашивает так вкрадчиво:

– Что, простыли? Уж не корона ли?

Я вздрогнула и чуть не уронила булочку в кофе, а кофе на кафель.

– С чего вы взяли?

– Да чихал с вашей стороны кто-то всю ночь. Акинькиных знаю, они уже переболели, бабуся-ягуся с 45-ой точно здорова, давеча видел, как волокла доски с помойки и не чихала, значит новенькие жильцы.

– Не болеет у нас никто. И вообще, с какого вы вмешиваетесь в частную жизнь. Вы кто?

– Я Степан Михайлович, пенсионер. А вы?

Тут я повторно чуть не уронила и кофе, и булочку одновременно. По дороге возле дома шла вся скрючившаяся до асфальта бабулька и волокла три огромных мусорных мешка больше ее раза в два.

– Она ремонт делает, – не дожидаясь моего вопроса, сказал сосед. – Вот и волочет все с помойки, стройматериалы ищет. Купить-то не за что.

И тут бабулька начинает истошно кашлять и чихать одновременно, не спрашивайте, как ей это удавалось.

– Ой блин, еще заразит. Прощевайте. – Взвизгнул Степан Михайлович и скрылся в своей квартире.

Бабка почихала, покашляла, не выпуская из рук пакеты, и поволоклась дальше.

Ночью мы с мужем смотрели фильм с бокальчиком белого сухого, выходной, лето, как сквозь наушники в уши ворвался истошный детский плач. Мы уже и звук увеличивали, и наушники плотней надевали – ничего не помогло. Час этот плач не оставлял нас ни на минуту. А утром пришла кашляющая старушка:

– Это вы ребенка ночами мучаете?

– У нас нет детей.

– Как это нет, плач от вас шел, – и стала отодвигать меня, чтобы просочится в квартиру, но я стала Цербером на охране нашего покоя.

– У нас никто никого не мучает, но если вы не уйдете, я помучаю вас.

И тут по лестнице стала подниматься молодая женщина с коляской.

– Извините, что не давали вам спать, у Коленьки зубки режутся.

– Еще одна новенькая, – прошипела бабка, зыркнула на меня тусклым глазом и поплелась восвояси.

Собрание дома – это отдельный филиал ада, на который мы не пошли, а только наблюдали из окна. И мы хотели рвануть на помощь, когда та самая бабка полезла в драку к молодой девчонке только за то, что та осмелилась сказать, что цветы у придомовой территории высаживать не будет. Ну ё-мое, 21 век, а все еще насильственное садоводство.

О том, что мы с мужем хотим детей и вовсю над этим работаем, знали все ближайшие соседи, хотя мы ведем себя крайне тихо и не из тех, кто закатывает сцены из немецкой порнухи. Но я стала «шалавой» у всех подъездных бабок, хотя делаю это с законным мужем, а все мужики от 4-х до 88 подмигивали моему супругу.

О бабках надо сказать отдельно. Один раз они меня записали в лесбиянки только потому, что я обнялась с подругой на прощанье и долго втирали мужу, что я непутевая и скоро его брошу ради этой «дредастой».

В общем, можно было бы написать книгу, но я, пожалуй, остановлюсь на том, что со Степаном Михайловичем мы-таки подружились, хоть он и верит в масонский заговор и жидкое чипирование.