Великие творцы, роковые секреты и женщины, обреченные вдохновлять. Рождение красоты

Несказочная любовь: Шарль Перро и Мари Гишон

Он высыпал порошок и поднес бокал к ее бледным губам.

Она доверчиво выпила все без остатка и лишилась сознания.

– Недолго осталось страдать, – шептал Шарль, держа жену за руку, а по щекам его катились слезы. Мари умирала в страшных муках, и врач прописал снотворные порошки, чтобы во сне боль не так истязала молодую женщину.

Шарль Перро женился в солидном возрасте. Будучи сорокачетырехлетним известным литератором и уважаемым секретарем Академии надписей и изящной словесности, генеральным контролером сюринтендантства королевских строений, доверенным лицом министра финансов Жан-Батиста Кольбера, господин Перро не был дамским угодником. Он боялся женщин и в их обществе впадал в ступор.

При дворе короля Людовика XIV, где амурные игры составляли важнейшую часть жизни, Шарль Перро чувствовал себя чудаком и чужаком.

Он всегда был скромным и тихим человеком. Он родился в 12 января 1628 года в семье судьи Парижского парламента. Пьер Перро женился на молодой девушке из богатой семьи, это был достойный брак, и вместе они создали уважаемую семью, как и подобает судье. Как младшему из шести детей родители уделяли Шарлю мало внимания, и он всегда ощущал одиночество, еще более глубокое от того, что он знал: судьба отняла у него брата, который должен был стать его лучшим другом и самым близким человеком, ведь вместе с ним родился близнец Франсуа, проживший всего полгода.

Учеба давалась ему сложнее, чем другим. Богатая фантазия отвлекала ребенка от уроков, и, задумчиво глядя в окно, он представлял, что за деревьями прячутся разбойники, птицы на ветках передают друг другу последние новости, а в соседнем доме живет прекрасная принцесса. Шарль мечтал поскорее освободиться от прописей и бежать играть с братьями и соседскими мальчишками, за что каждый раз получал шлепок от отца.

А когда ребенка отправили учиться в коллеж де Дорман-Бовэ, в нем родился новый страх. Братья Перро были лучшими учениками, и от Шарля требовали соответствовать. Но мальчик боялся преподавателей, а другие ученики смеялись над ним. Только на третьем курсе Шарль Перро показал наконец, на что он способен, стал лучшим учеником.

Отец мечтал, чтобы его младший сын стал юристом. Шарль получил лицензию адвоката и очень старался оправдать надежды семьи. Но душа его не лежала к этому занятию, по-настоящему его интересовали искусство и литература. Молодой адвокат Перро был завсегдатаем литературного салона господина Поля Скаррона, где собирались художники, поэты и философы, где царили свобода и остроумие.

В возрасте тридцати лет Шарль Перро решил, что пришло время изменить свою жизнь, и занялся литературой. Он поступил на службу к Николя Фуке в должности, которую ранее занимал его старший брат Пьер. Суперинтендант финансов Франции высоко оценил таланты своего нового служащего. К свадьбе короля Людовика XIV и испанской инфанты Марии-Терезии Шарль Перро написал две оды, получившие признание. Протекция при королевском дворе позволила молодому человеку познакомиться с первыми людьми государства и самим королем. Когда Фуке попал в немилость и был заключен в Бастилию, Перро избежал опалы. Жан-Батист Кольбер, интриговавший против Фуке, заметил литератора и сделал его секретарем новой Академии надписей и изящной словесности, а также и своим личным секретарем.

По мере того как росло при дворе влияние Кольбера, увеличивалось и значение работы Шарля Перро. Он даже предложил основать отдельное Бюро Славы Короля, занятое тем, что сегодня назвали бы «связями с общественностью». Бюро во главе с господином Перро разрабатывало лозунги и девизы, подписи к медалям, тексты, восхваляющие короля и его деяния. У Перро появился свой личный кабинет в Лувре. Кроме того, в его обязанности входило следить за королевскими постройками, в частности, Шарль Перро помог брату Клоду выиграть конкурс, и его проект был принят для обновления фасадов Лувра. Перро также контролировал мастерские по созданию гобеленов. Он же инициировал издание первого словаря французского языка и много внимания уделял развитию французской комедии.

Блестящий двор Людовика XIV, Короля-Солнце, процветал. Громкие празднества, строгий регламент придворной жизни, роскошные наряды, дорогие кружева, драгоценности, очаровательные дамы и дерзкие кавалеры в поисках приключений – вся эта жизнь с ее праздностью, показной расточительностью и бесконечными интригами и интрижками не была близка Шарлю Перро. Он не заводил романов, не был дамским угодником, хотя отличался приятными манерами и умением остроумно вести беседу на любую тему. Пышно расшитым камзолам и кружевам он предпочитал строгий костюм, парики носил только в дни приемов у короля, отличаясь при этой элегантной простотой.

Карьера Шарля Перро шла в гору, пришло время обзавестись семьей. Несолидно оставаться холостяком, да и пора подумать о наследниках. Свой выбор Шарль остановил на юной дочери королевского казначея Мари Гишон. Девушке было восемнадцать, но при первом же свидании с будущим мужем она очень серьезно и искренне пообещала ему:

– Я никогда не предам вас и не изменю вам!

С четырех лет Мари воспитывалась при монастыре. Когда девушке исполнилось восемнадцать, отец забрал ее оттуда с целью заключить выгодный брачный союз. Предложение Шарля Перро пришлось как нельзя кстати.

Впервые в жизни Шарль Перро влюбился. Он не мог оторвать взгляда от своей маленькой возлюбленной, называл ее «моя волшебная принцесса» и с нетерпением ждал свадьбы. И если изначально его привлекало приданое мадемуазель Гишон, то теперь он готов был бы взять ее и совершенно нищей.

Мари оказалась для солидного и уважаемого государственного деятеля терпеливой и доброй женой. Она как нельзя лучше вела хозяйство, не вмешивалась в дела мужа и трепетно заботилась о нем. Один за другим на свет появились четверо детей. Шарль не мог поверить, что ему, грузному, лысоватому, такому обыкновенному, судьба подарила самую прекрасную женщину на свете. Счастье длилось всего шесть лет.

Когда Мари заболела, Шарль был в отчаянии. Он вызывал лучших врачей, готов был заплатить любые деньги, только бы его волшебную принцессу спасли. Но вердикт был неутешителен – это оспа. Исхудавшая, бледная, с красными опухшими глазами, Мари все равно была для Перро любимейшей женщиной, и он мечтал облегчить ее страдания. Врачи прописали снотворное, чтобы уменьшить боль, убеждая приготовиться к худшему. Мари так и скончалась, во сне. Она закрыла глаза, спокойная и нежная.

Смерть любимой жены стала для Шарля Перро трагедией. Он замкнулся в себе и находил утешение только в работе и общении с детьми. Каждый вечер он теперь приходил к ним в спальню и рассказывал старинные французские сказки, те самые, что рассказывала ему когда-то его нянюшка. В своем уже солидном возрасте он плохо их помнил, а потому дополнял, изменял и сочинял совершенно новые. Самая младшая – Франсуаза, а также ее братья Шарль-Самуэль, Шарль и Пьер полюбили сказку о спящей принцессе, которую однажды разбудит поцелуй любви. Волшебные истории о доброй Золушке, хитром Коте в сапогах, Красавице и чудовище, феях и принцессах, ловкачах и злодеях, мальчике-с-пальчик помогли отцу и детям пережить потерю их любимой матери и жены. Однажды сыновья попросили Шарль записать эти сказки.

В 1682 году, в возрасте пятидесяти четырех лет, Шарль Перро покинет все свои должности, его дружба с Кольбером даст трещину, а вскоре второй человек в государстве скончается. Теперь у Шарля появилось много свободного времени, и он согласится с детьми: почему бы не создать книгу сказок?

В XVII веке не существовало специальной литературы для детей. Сказки передавали из уст в уста, а басни и фантастические истории, сочиненные литераторами, всегда имели подтекст, понятный только взрослым, были ответом на политические или социальные события в жизни.

Никто и предположить не мог, что скучный и педантичный Шарль Перро способен на такую фантазию и выдумку. «Рассказы или сказки из прошлых времен, с моралью» с подзаголовком «Сказки матушки Гусыни»^[11] он решится опубликовать только в 1697 году и будет настаивать, чтобы на обложке стояло имя его младшего сына Пьера д’Арманкура. Несолидно уважаемому академику заниматься какими-то сказочками. Кроме того, именно Пьер оказывал отцу неоценимую помощь в собирании народного фольклора и сказаний. Все, что удалось услышать и узнать, он записывал в тетрадь, и на основании этих материалов Шарль Перро обрабатывал сюжеты, придавая им изящество, волшебство и куртуазность. В первое издание вошли сказки «Спящая красавица», «Золушка», «Синяя борода», «Кот в сапогах», «Подарки феи», «Рике-с-хохолком», «Мальчик-с-пальчик» и «Красная шапочка». Кроме того, Перро опубликовал несколько сказок отдельно. В конце каждой истории автор подводит мораль, дает назидание своим читателям.

В 1686 году Шарль Перро потерял дочь Франсуазу. Девушке было тринадцать лет, ее похоронили в белоснежном платье.

А после того как в 1699 году в бою погиб его сын Пьер, Шарль Перро больше не писал сказок. Младший сын был его любимцем, помощником в работе, а после трагедии Перро впал в глубокую депрессию. Он во многом винил себя в смерти юноши. Его отправке на войну предшествовала глупая дуэль, и чтобы спасти Пьера от тюрьмы, отец приобрел для него чин лейтенанта.

Шарль Перро сосредоточился на составлении собственных «Мемуаров», где не упоминает о волшебных историях, как будто их и не было. Смерть младшего сына сильно повлияла на здоровье уже престарелого отца. Он стал тихо угасать, потеряв интерес ко всему, что было ему раньше дорого и важно, и умер в собственной постели 16 мая 1703 года.

Сегодня мало кто помнит о том, что Шарль Перро был автором поэм и трактатов об искусстве и прогрессе. Его социальные взгляды и философия ярко выражены именно в таких безделицах, как детские сказки, где в иносказательной форме нашли отражение пороки общества и социальная несправедливость, то, как тяжело жили и работали бедняки. Людоеды всегда живут в замках, а от бедности крестьяне отводят детей в лес. Но добро обязательно восторжествует, а зло будет побеждено. А читатели, особенно маленькие, должны запомнить и обдумать важную и строгую мораль, заключающую весь смысл истории.

Перерабатывая народные сюжеты, Шарль Перро создал новый мир. А вот сказка «Спящая красавица», основанная на бродячем сюжете о заколдованной принцессе, известном в различных вариациях еще с XIII века, была превращена им в настоящую жемчужину.

Сказка не заканчивается на том, что принцесса проснулась. До того, как они с принцем стали «жить долго и счастливо», им пришлось преодолеть еще немало трудностей. Подводя итог сказки «Спящая красавица», Шарль Перро напишет:

…Нам эта сказка намекнет однажды,

Что не всегда дается Счастье сразу,

И тот, кто ждал, тот вовсе не наказан,

А будет свыше одарен, что очень важно.

Однако ж узы Гименея для девиц, для всех,

Так искренне желанны, в чудном отражаясь свете,

Что я не стану утомлять их поученьем этим^[12].

Прототипом замка, где уснула заколдованная принцесса, стал замок Юссэ, один из старинных средневековых замков на Луаре. В этом замке, окруженном с трех сторон дремучим лесом, сказочник поселил свою волшебную принцессу, которая обязательно очнется от поцелуя прекрасного принца. О, как бы он хотел, чтобы и его Мари много лет спустя очнулась от его последнего поцелуя…

Единственное счастье – в живописи: Элизабет Виже-Лебрен

Господин Лебрен настаивал, что свадьбу следует пока держать в тайне. Он уже обещал жениться на другой и опасался, что новости могут повредить его делам. Юная Элизабет согласилась, хотя ей претила тайная свадьба, но мать настаивала, а девушка мечтала как можно скорее покинуть дом, где ее жизнь давно уже перестала быть счастливой.

Сплетни по Парижу разносятся быстро.

– Вам лучше утопиться, чем выходить за него! – убеждали молодую художницу старшие подруги, лучше знавшие жизнь. Они рассказывали, что жених – человек не слишком надежный, да к тому же содержит любовницу. Но было поздно, Элизабет уже принесла клятву у алтаря. Что ей теперь делать? Знай она заранее, что будущий муж обладает репутацией повесы и картежника, не торопилась бы.

Мари-Элизабет-Луиза Виже с детства проявляла таланты к живописи, отец поощрял ее и позволял учиться. Только рядом с ним девочка всегда чувствовала себя свободной и счастливой. С шести до одиннадцати лет она воспитывалась в монастыре и уже там начала проявлять способности к рисованию и живописи, выполняя любительские портреты подруг и монахинь. Тот год, когда ее забрали из монастыря и у нее появилась возможность учиться у отца, когда он нанял ей учителей, заметив, что дочь обладает неординарными способностями, которые следует развивать, был самым счастливым. Но неожиданная болезнь унесла господина Виже.

После его смерти мать вновь вышла замуж. Отчим не заменил девушке заботливого отца, он смотрел на детей своей жены от первого брака как на обузу. Все деньги, которые Элизабет удавалось заработать портретами, он забирал себе, а она мечтала вырваться из дома и обрести свободу. Предложение художника, коммерсанта и продавца произведений искусства Жан-Батиста-Пьера Лебрена она встретила с сомнениями. Он был старше ее, но все еще привлекателен и обладал приятными манерами.

В двадцать один год она уже имела репутацию талантливой художницы, девушке покровительствовали мадам де Верден и герцогиня Шартрская. Обе были восхищены тем, как ловко милая Элизабет умеет изобразить на своих портретах людей без каких-либо недостатков. На ее портретах все становились похожи на лучшую версию себя, и это привлекало заказчиков.

Жан-Батист Лебрен был хорошей партией для начинающей художницы. Тоже художник, он не так много зарабатывал своими работами, но служил хранителем королевских коллекций, и мать Элизабет считала его человеком богатым и влиятельным. К тому же она мечтала наконец-то выдать дочь замуж. А Элизабет не выказывала никакого интереса к молодым людям, не умела флиртовать или кокетничать, не стремилась появляться в обществе. По правде говоря, у девушки просто не было такой возможности, ведь когда отчим понял, что падчерица может внести значительный вклад в семейный бюджет, он фактически приковал ее к мольберту.

Прежде чем сделать предложение Элизабет Виже, Жан-Батист стал ее агентом, он продавал портреты будущей супруги. Он быстро оценил, что Элизабет Виже может много получать за свои работы, и собирался помочь ей в этом, а средства использовать по-своему. Игрок, модник, кутила и повеса, он всегда нуждался в деньгах.

Большой любви ни один из супругов не испытывал. Для молодой художницы брак означал большую свободу, а для господина Лебрена это была выгодная сделка. И его планы вполне осуществились. Слава портретистки росла, она стала любимой художницей Версаля, писала Марию-Антуанетту и королевскую семью, к ней стояла очередь желающих заказать портрет. Гонорарами занимался господин Лебрен, предоставляя супруге полную свободу для творчества. Он настоял на том, чтобы Элизабет взяла учениц. Юных мадемуазель из хороших семейств Элизабет учила рисовать пастелью и карандашом. Они упражнялись в создании портретов и изображении эмоций, что являлось одной из отличительных особенностью портретов Виже-Лебрен: она мастерски улавливала и переносила на холст настроение и характер своих моделей.

Первый портрет королевы Франции Элизабет пригласили писать в 1778 году. В своих воспоминаниях художница оставила подробное и довольно объективное описание ее внешности: «Мария-Антуанетта находилась тогда в расцвете красоты и молодости: высокая, удивительно хорошо сложенная и достаточно полная, но без излишеств. У нее была лучшая во всей Франции походка и величественно поднятая голова, что сразу выделяло ее среди придворных, ничуть не умаляя выражения доброты и благожелательности на лице. … Черты ее нельзя было назвать правильными; она унаследовала от семейства своего присущий австрийской нации длинный и узкий овал лица; глаза, отнюдь не большие, имели почти голубой цвет, взгляд светился умом и мягкостью. Нос у нее был тонкий и красивый, а рот не слишком большой, хотя губы могли бы быть и несколько меньшими»^[13]. Но особенно Элизабет восхищалась кожей королевы, той самой нежной и великолепной кожей, которую отмечали все: «Более всего обращал на себя внимание цвет ее лица, я никогда не видела такой светящейся и прозрачной кожи, на которую даже не ложились тени, и мне никак не удавалось передать это, как того хотелось бы: для сих слишком тонких оттенков просто недоставало красок. Ничего подобного я не видела ни у одной женщины»^[14].

Секретом этого прекрасного лица были неустанные заботы и регулярные процедуры. Для королевы готовили особую маску, ее рецепт известен: 2 чайных ложки коньяка, 1/3 чашки молока, 1 яичный белок, выжатый сок лимона. Кстати, этот же рецепт использовала полтора века спустя еще одна известная красавица, Зинаида Юсупова. Ее сын Феликс отмечал, что даже в семьдесят лет благодаря этому секрету кожа матери светилась и казалась такой же молодой, как и в тридцать. Для королевы также готовили отбеливающий тоник для лица, «воду ангелов» Eau d’Ange. Не сохранились списки ингредиентов, но известно, что туда входил корень ириса.

Во время первой встречи с ее величеством молодая женщина смущалась и робела, но Мария-Антуанетта отнеслась к ней с необычайной добротой, подбодрила и воодушевила. Эти сеансы впоследствии доставляли Элизабет большое удовольствие, что редко случалось, когда она писала портреты именитых заказчиков.

Первым портретом королевы, написанным Элизабет Виже-Лебрен, стал роскошный парадный портрет, на котором Мария-Антуанетта предстает во всем великолепии. На ней придворное парадное платье с фижмами. Художнице удалось мастерски передать красоту Марии-Антуанетты и выписать ее модное одеяние из кремового шелка и ярдов кружева. В руке королева держит розу, а взгляд ее устремлен вдаль.

Ее величество была очень довольна результатом и в дальнейшем регулярно заказывала Виже-Лебрен новые портреты, где она позировала как одна, так и с детьми. Однажды из-за портрета королевы, выполненного Элизабет Виже-Лебрен, произошел настоящий скандал.

Королева пожелала быть запечатлена в платье из модного муслина. Ей очень нравились эти новые платья, не подразумевавшие фижм и жесткого корсета, легкие и такие воздушные. Простота была обманчива, муслина на такие платья требовалось много, и он был очень дорог, так что Мария-Антуанетта оставалась верна себе, продолжая тратить на модные наряды большие деньги. И если придворные дамы были в восторге, то большинство французов считало новый фасон вызывающим, ведь такие платья напоминали нижние сорочки, а женщинам не подобает появляться в обществе в одном белье.

Элизабет была счастлива, она и сама обожала подобные платья, охотно носила их, дополняя широкими шарфами, завязанными вокруг талии. Портрет получился замечательным. Мария-Антуанетта в платье из муслина, подпоясанном шарфом абрикосового цвета, с пышно взбитыми волосами и в соломенной шляпке была чудо как хороша.

Но когда портрет выставили в галерее для всеобщего обозрения, посыпались обвинения из-за «нескромности костюма, особенно если речь идет о королеве». Негоже ее величеству разгуливать в одной сорочке, забыв о величии и достоинстве. К тому же звучала критика, касающаяся выбора ткани. Когда Франция производит прекрасные шелка, Мария-Антуанетта выбирает дорогой, привезенный из-за границы муслин. К тому же кто его поставляет? Англичане!

И королева, и художница были разочарованы. Им так нравился результат совместной работы, но если Мария-Антуанетта уже привыкла к постоянной критике, что бы она ни сделала, то Элизабет впервые столкнулась с такой реакцией. Портрет пришлось срочно переписать. Теперь королева предстала перед публикой в «приличном» голубом платье из лионского шелка.

В остальном карьера Элизабет Виже-Лебрен складывалась более чем удачно. Семейная жизнь текла размеренно. Супруги были больше партнерами по общему делу, чем счастливыми возлюбленными, отсутствие ярких чувств избавляло их от скандалов и переживаний. А в 1780 году произошло счастливейшее в жизни Элизабет событие – она родила дочь. Пережив до этого несколько неудачных беременностей, молодая женщина ощутила невероятное счастье материнства, впервые обняв маленькую розовую девочку, ставшую для нее олицетворением всей земной любви. Малышку окрестили Жанной Жюли-Луизой, мать сама желала кормить ее грудью и некоторое время разрывалась между радостями материнства и внутренней необходимостью взять в руки кисти. Для Элизабет ее работа была не просто ремеслом, но потребностью. Поставив изготовление портретов на поток, она не переставала испытывать требовательной жажды творчества.

Одним из самых знаменитых портретов, написанных Элизабет Виже-Лебрен, стал автопортрет с дочерью. Нежная мать прижимает к груди очаровательное создание с каштановыми кудрями. Эта работа стала гимном материнства. Во Франции XVIII века было принято отсылать детей на воспитание в деревню, родители практически не знали своих детей, заново знакомясь с ними уже в возрасте шести – девяти лет, а затем отправляя на обучение в закрытые пансионы. Элизабет же демонстрировала искреннюю любовь матери к своему дитя, в какой-то мере поспособствовав моде на близость с ребенком. Ей стали заказывать аналогичные портреты.

Благодаря протекции королевы Элизабет Виже-Лебрен смогла стать членом Академии художеств. Женщин не принимали в Академию, кроме того, ее муж принадлежал к гильдии торговцев, а его супруга должна была разделять статус. Получив отказ, Элизабет была обескуражена и расстроена. Но Мария-Антуанетта использовала свои связи, королеве Франции не осмелились отказать.

Брак Элизабет Виже и господина Лебрена был довольно типичным союзом для XVIII века, когда любить своего супруга считалось дурным тоном и даже высмеивалось. Брак как выгодная сделка, необходимая для достижения целей, для обеспечения социального положения женщины и финансового или общественного успеха мужчины, для продолжения рода в конце концов, не предполагал нежных чувств.

Обладая разумной степенью прагматизма, Элизабет не требовала от мужа страсти или любовных признаний, однако постепенно она стала тяготиться его образом жизни и собственной зависимостью от господина Лебрена в финансовом плане. Она много зарабатывала, но не видела этих денег, состояние утекало сквозь пальцы Лебрена, он регулярно оказывался в долгах.

Элизабет была слишком цельной натурой, чтобы топиться из-за такого пустого человека, как ее муж, к тому же у нее были краски и кисти. Хотя все чаще Элизабет интересовалась, куда деваются средства, и поднимала вопрос о том, чтобы самой заниматься финансовыми вопросами. Она уже не имела иллюзий относительно щедрости супруга к легкомысленным подругам и его карточных долгов. Единственная дочь пары была отрадой для матери. А измены и скандалы – это все земное. Пусть живет как хочет.

На ее картинах все были прекрасны, окутаны светом и теплом. Приукрашенная реальность, где каждая девушка нимфа, а кавалер красив и благороден, очень нравилась заказчикам, и слава Элизабет Виже-Лебрен распространилась по всей Европе. Художница сама придумывала наряды и прически своим моделям, отказываясь от париков и пудры, драпируя их в причудливые шарфы и шали. В своем доме она устраивала приемы, которые очень нравились друзьям-аристократам. Однажды она всех приглашенных дам нарядила в импровизированные хитоны из тканей, найденных в мастерской, и расставила в гостиной античные вазы. В другой раз приказала подать пирог, из которого вылетали живые птицы.

Не сохранилось никаких свидетельств, указывавших на то, что у Элизабет были романы с кем-либо из покровителей, друзей или клиентов. Часто в ее воспоминаниях парижского периода звучало имя графа де Водрей, его локон она хранила в кулоне с часами, но никаких документов, способных пролить свет на отношения с этим господином, не сохранилось. Во время террора^[15] брат Элизабет Луи-Жан-Батист-Этьен Виже сжег все письма сестры, что было весьма разумно и предусмотрительно.

С началом революции и террора устроенная и размеренная жизнь семейства Виже-Лебрен оказалась под угрозой. Портрет мадам Дюбарри, бывшей фаворитки короля Людовика XV, Элизабет дописывала уже под звуки пушечных залпов. Наблюдательная и сообразительная художница решила не ждать и быстро упаковала чемоданы. Пора покидать Париж, покидать Францию, оставаться опасно. Как любимая художница королевы Марии-Антуанетты, Виже-Лебрен своевременно поняла, что может оказаться в тюрьме и потерять голову на гильотине.

Она не была аристократкой, но была обеспечена и обласкана дворцом, имела множество знакомств и вращалась в высшем обществе. Дом Лебрен подвергался обыскам, а самой Элизабет запретили покидать Париж. Опасаясь ареста и казни, с совсем небольшой суммой наличных денег художница с дочерью бежала из города. Господин Лебрен остался. Ему удалось уцелеть после революции и даже продолжить свое дело, но долги его были огромными. А уехавшая Элизабет вовсе не скучала по супругу и теперь сама занималась своими гонорарами. В Риме, Неаполе, Вене, Берлине и других городах ее ждали новые и новые заказчики. В конце концов она приехала в Российскую империю и шесть лет прожила в Санкт-Петербурге, где заработала большое состояние.

Столица Российской империи поразила художницу. Это было больше, чем Париж! Город с широкими проспектами и выверенными лучами улиц, расходящимися в стороны от великолепного Зимнего дворца, невероятная роскошь убранства дворцов и усадеб, наряды дам и кавалеров, осыпанные бриллиантами и драгоценными камнями. Для русских вельмож не могло быть ничего слишком дорогого. Здесь ее принимали как звезду. К тому же Элизабет повезло иметь привлекательную, изящную внешность, что всегда ценилось в высшем свете. В Санкт-Петербурге художнице покровительствовал граф Эстергази, он же устроил встречу Виже-Лебрен с императрицей Екатериной II. Элизабет опасалась этой встречи, но все же решилась предстать перед императрицей в своем привычном скромном наряде. Екатерина II была приветлива и дружелюбна и даже настояла, чтобы путешественница остановилась на лето в ее резиденции.

И все же Екатерина II не торопилась заказывать приезжей художнице, пусть и обласканной всей Европой, свой портрет. Сперва она распорядилась, чтобы Виже-Лебрен написала портрет ее внучек. Великие княгини Александра Павловна и Елена Павловна тринадцати и двенадцати лет были прелестны. В воспоминаниях художница прибавила девочкам по году, что можно понять: они считались уже почти невестами.

Дочери великого князя Павла Петровича были очень хороши собой. Бабушка-императрица обожала их и заботилась о том, чтобы обеспечить девушкам выгодные партии. В это время уже шли переговоры о брачном союзе Александры Павловны, третьего ребенка и старшей дочери великого князя, со шведским принцем Густавом Адольфом. Сложность заключалась в том, что внучка Екатерины II должна была после свадьбы остаться в лоне Православной Церкви, а шведский король негодовал: будущая королева не может не разделять религию своих подданных. Осенью 1795 года, как раз когда Элизабет Виже-Лебрен с энтузиазмом приступила к работе над портретом, казалось, что дипломаты достигли взаимопонимания, и было объявлено о заочной помолвке.

К несчастью для Александры Павловны, совершенно уже влюбленной в своего жениха-принца, свадьба так и не состоится, более того, резкий отказ Густава в 1796 году подписать брачный договор приведет к тому, что у императрицы Екатерины Алексеевны случится первый апоплексический удар.

Но вернемся к портрету. Художница изобразила сестер, сидящих рядом друг с другом, старшая держит в руках миниатюрный портрет бабушки Екатерины II. По воспоминаниям художницы, первоначально она изобразила девушек в легких греческих платьях наподобие хитонов. Но вместо ожидаемого триумфа Элизабет ждал строгий выговор. Фаворит императрицы Платон Зубов сообщил ей, что ее величество недовольны, даже скандализированы манерой, в которой одеты великие княжны. Художница была удивлена и расстроена, но безропотно переписала портрет, изменив наряды и закрыв руки девушек скучными длинными рукавами. Но вскоре выяснилось, что Зубов сыграл злую шутку: императрица не делала никаких замечаний, что Элизабет выяснила в следующую встречу с Екатериной Алексеевной. Но, к ее сожалению, ансамбль картины был уже испорчен.

Платон Зубов был дурным советчиком для Элизабет Виже-Лебрен, поскольку покровительствовал другому художнику, Лампи, и чтобы склонить императрицу в пользу Лампи, интриговал против Виже-Лебрен. Ему это вполне удавалось, поскольку свой портрет Екатерина II ей так и не заказала. А вот Лампи выполнил несколько парадных портретов императрицы.

Кроме того, Екатерине II оказался не близок идеализированный стиль Виже-Лебрен, она довольно резко критиковала художницу, указывая, что она изображает людей слишком идеальными, а портрет великих княжон Александры и Елены лишен сходства и не льстит моделям, скорчившимся, словно обезьянки. Императрица желала видеть внучек более величественными, что, по ее мнению, соответствовало их природе больше, чем жеманная и неестественная поза на портрете:

«Нет ничего ужаснее так называемого портрета Александрины и Елены, изображенного г-жой Лебрен: это две скорчившиеся обезьянки. Ни благородства, ни вкуса, ни утонченности: нет и красоты. По правде говоря, в нем ничего нет, даже хотя бы похожего на них…»^[16]

И хотя французский триумф Элизабет повторить не удалось, она не стала любимой портретисткой еще и российской императрицы, все же дела ее шли очень хорошо. Она постоянно имела заказы, ей покровительствовали влиятельные особы, недостатка в деньгах она не испытывала.

Мы ничего не знаем о сердечных тайнах Элизабет, но одно событие совершенно потрясло ее до глубины души.

Дело в том, что дочь Элизабет, очаровательная Жюли, собралась замуж.

Девочка росла очень хорошенькой. Мать не уставала любоваться ею: «Ее большие голубые глаза, искрящиеся воодушевлением, ее слегка вздернутый нос, ее красивый рот, великолепные зубы, ослепительный свежий цвет лица – все это составляло одно из самых милых лиц, которые когда-либо видели. Ее фигура была невысокой; она была стройной, но не худой. Во всем ее облике царило природное достоинство, хотя в ее манерах было столько же живости, сколько в уме»^[17]. Элизабет написала несколько портретов дочери и создала множество рисунков, с них на нас смотрит действительно милая темноволосая девушка с большими глазами, искренняя и нежная.