Цветущее сердце Шахерезады. Книга девятая

– А вот так. Джинны созданы из огня, человек – из праха, а ангелы – из света. Но моя мама знает об этом лучше, чем я. Когда мы придём, ты её спроси. Она тебе всё с удовольствием расскажет. Мама знает столько сказок, что на всю жизнь хватит.

Сарнай невольно ускорила шаг. Ей уже не терпелось как можно скорее прийти в дом Гузалии. Сердце подпрыгивало от волнения. В последний раз она испытывала нечто подобное, когда вместе с Нараном и Баяром нашла новых друзей за тёмным туннелем. Жажда открытий снова захватила её дух, и Сарнай напрочь забыла о том, что ненавидит город и всё, что с ним связано. Они шли по натоптанной тропинке, и Гузалия без умолку рассказывала ей о том, как она мечтает стать адвокатом.

– Я буду так хорошо учиться, что мой папа обязательно заметит, что я нисколько не хуже Насима, – мечтательно делилась Гузалия. – Вся моя семья только и делает, что возлагает надежды на Насима только потому, что он мальчик. А я считаю, что это совсем неправильно. Нельзя делить детей по гендерному признаку. Стать адвокатом – это моя мечта. Если Насим тоже захочет, то я не против. Но я тебе вот что скажу: Насим не захочет. Знаешь почему? Потому что уже сейчас видно, что он не будет любить учёбу. Насим сходит с ума, когда слышит музыку. Мама говорит, что он родился с музыкой в сердце. Он будет музыкантом, это видно, хотя папа упорно продолжает это отрицать. Он говорит, что занятия музыкой и танцами предназначены для девочек, да и то только для того, чтобы им было как развлекать своего мужа после свадьбы. Зато все поголовно уверены, что Насим будет серьёзным и образованным парнем. А знаешь, что на это говорит моя мама? Мама говорит, что все музыканты – это тоже высокообразованные люди. Папа даже ничего не хочет об этом слушать. Из-за этих разговоров в нашем доме всегда ведутся споры. Папа не желает даже думать, что Насим может увлечься музыкой. Видела бы ты его. Он прямо превращается в вулкан. Так сердится на маму, что его рыжая борода того и гляди начнёт дымиться. А потом он кричит на маму и говорит, чтобы она лучше мною хорошо занималась, а сына он якобы будет воспитывать сам. Представляешь? А мама и без того мною всегда занимается. Это ведь она научила меня играть на пианино и танцевать.

– Твоя мама умеет танцевать? – захлёбываясь любопытством, спросила Сарнай.

– Ещё как. Моя мама лучше всех танцует танец живота. Папа только за это её и полюбил. Когда мама начинает танцевать, папа сразу же становится довольным до ушей. Она и меня научила этому. Мы с ней часто танцуем. Она тебя научит.

– Я? – воскликнула Сарнай. – Чтобы я танцевала? Ни за что! Я тебе что, девчонка какая-нибудь?

– А что, по-твоему, только какие-то там девчонки танцуют? – оскорбилась Гузалия.

– Но я никогда не танцевала. Я всегда занималась монгольской борьбой. В нашей деревне я была лучше всех среди детей.

– Одно другому не помешает. Ты научишься танцевать. Это очень красиво.

Сарнай скривила гримасу. Она даже представить себе не могла, что будет, как какая-то там девчонка, дёргаться под музыку. Глупости это всё. Гузалия хоть и использует умные слова, а всё равно такая же, как и все девочки: ей лишь бы помотать нервы мальчишкам да заниматься всякой там сопливой ерундой. Сарнай никогда не любила монгольские танцульки. Они всегда казались ей смешными. Даже во сне она не могла представить себя танцующей.

– Вот мы и пришли, – прервала её мысли Гузалия.

Они остановились у высокой белой ограды. Сарнай задрала голову и посмотрела наверх. Ограда была такой высокой, что напоминала неприступную крепость.

– Это твой дом? – спросила Сарнай, оглядывая стену, а потом огромные резные ворота.

– Да, – без доли хвастовства ответила Гузалия. – Заходи.

Гузалия напёрла всем телом на могучую дверь, и та медленно отворилась. Сарнай подошла к порогу и застыла. На мгновение ей показалось, что она увидела настоящий дверец, о которых она слышала только из книжек. У неё даже дыхание перехватило от восхищения. Её взору прежде всего открылся просторный двор, усаженный выстриженными кустарниками и пёстрыми цветами. Вдоль тропинки стелились серебристые вьюнки, ведущие прямо к светлой террасе. Сарнай поднялась по ступенькам и оказалась на мраморном пороге.

– Не удивляйся, – равнодушно сказала Гузалия, разуваясь. – Папа купил этот дом и потом ещё долго его выстраивал.

– Твой папа – принц? – еле выдавила из себя Сарнай.

Гузалия рассмеялась и махнула на неё рукой.

– Что ты такое говоришь? – сказала она. – Мой папа – обычный человек. Он родился в Грозном, а потом переехал во Владивосток. Там он со своим лучшим другом открыл казино. А потом они стали заниматься ещё каким-то бизнесом. Из-за этого бизнеса папа часто бывает в командировках. Кстати, в одной из таких командировок он и встретил мою маму.

– Твоя мама работала вместе с ним? – недоумённо спросила Сарнай.

Гузалия сложила обувь Сарнай на полку и стянула с себя рюкзак, набитый учебниками.

– Нет, – между делом рассказывала Гузалия. – Моя мама была обычной сиротой, которую воспитывали бедуины. Папа поехал в Марокко, чтобы что-то купить и продать. Там в одном из караванов он увидел маму и потерял голову. Что ты смеёшься? Это правда. Папа именно так говорит: он потерял голову. Это была любовь с первого взгляда. Он сразу же предложил за неё выкуп и женился на ней. Мы сначала жили в Марокко. Я и мой брат родились там. Но потом папе пришлось переехать сюда, так как у него там начались какие-то сложности. Я не знаю точно, но маме очень не нравится то, чем папа занимается.

Гузалия осмотрелась, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает, а потом наклонилась к Сарнай и полушёпотом произнесла:

– Я иногда слышу, как мама по ночам плачет и ругается с папой. Они думают, что мы с Насимом спим, но я всё слышу. Мама говорит, что папина работа погубит нас всех. Потом она говорит, что ужасно боится за меня и Насима. А папа начинает нервничать и класться, что убьёт любого, кто приблизится к его семье. Короче, что-то там такое неладное творится. Мне иногда тоже бывает страшно, но я верю папе. Если он так говорит, значит, он нас защитит. Хотя мама всё равно ругается и плачет по ночам. Мне кажется, что она чего-то боится, поэтому и на улицу выходит очень редко. И нас с Насимом почти никуда не водит. Все родители гуляют со своими детьми, а мы в основном сидим дома. Так что я очень ждала, когда начну ходить в школу. Теперь хоть есть причина выходить на улицу. Хотя каждый раз, когда я ухожу, мама меня предупреждает по сто раз, чтобы я не разговаривала с незнакомцами. А я не глупая. Я знаю, как себя вести с незнакомыми людьми. Мама думает, что я ещё маленькая, но это не так. Я хорошо умею разбираться в людях. У меня чутьё, ведь я будущий адвокат. Вот почему из нашего класса я ни с кем не дружу и никого не приглашаю в гости.

Сарнай насупилась. В голове уже начали кружиться вопросы, но Гузалия тут же дала на всё ответ:

– А с тобой можно дружить, я в этом уверена. Ты не такая, как они все. Я даже не боюсь тебе рассказывать о своей семье: знаю, что ты не разболтаешь, как это бы сделали другие девочки из нашего класса.

Сарнай даже не знала, как воспринимать такие слова. Как похвала, они точно не звучали, но и на насмешку были совсем не похожи.

– Я что-то так много говорю, а ты всё время молчишь, – вдруг опомнилась Гузалия. – Но всё это потому, что раньше я ни с кем не могла поговорить. Это только в школе я выгляжу так, будто мне совсем не хочется ни с кем общаться, но на самом деле я обычный ребёнок: ничем не лучше и не хуже других. Просто приходится подстраиваться под статус, который наложил на меня мой богатый папа. Заходи, не стой на пороге. Я тебя сейчас с мамой познакомлю.

Гузалия наконец открыла входную дверь, и прямо с порога в лицо Сарнай брызнули янтарные блики, исходившие от огромной хрустальной люстры, свисавшей с высокого потолка. Сарнай сделала шаг – и стопы её потонули в узорах мягкого ковра. Глаза разбегались по сторонам. Она не могла поверить, что всё это предстало перед ней наяву. После маленьких юрт Сарнай понадобилось время, чтобы привыкнуть жить в квартире, которую нашёл Хаган. Даже она казалась Сарнай чрезмерно большой и запакованной мебелью и всякой другой утварью. Но в доме Гузалии всего было так много, что у Сарнай закружилась голова. Вся комната была обставлена мягкими, обитыми нефритовым бархатом диванами, на которых были раскиданы расшитые золотыми нитками круглые подушки. Окна были задёрнуты тяжёлыми шторами малахитового цвета. Стоявший посередине круглый стол был застелен плотной скатертью с резными узорами и пышной бахромой. Отовсюду, куда ни падал взгляд, тянуло роскошью и какой-то молчаливой торжественностью. Очарованная такой красотой, Сарнай прошла вглубь зала и замерла, как статуя. Гузалия встала рядом и тоже принялась осматривать уже привычную для неё обстановку.

– Красиво, правда? – спросила Гузалия.

– Да, – едва слышно пролепетала Сарнай. – Очень красиво. Я никогда не видела таких юрт.

Гузалия рассмеялась.

– Ты такая смешная, – сказала она. – Пойдём на кухню. Мама сегодня приготовит бирьяни. Ты пробовала такое?

Сарнай покачала головой. Она всё ещё была лишена дара речи от всего того, что её окружало.

– Моя мама превосходно готовит любые восточные блюда, – сказала Гузалия и потянула Сарнай на кухню. – Она может делать всё, что захочешь, но бирьяни у неё получается лучше всего. Тебе очень понравится.

Сарнай даже не заметила, как она очутилась на кухне. За широкой плитой спиной к ним стояла высокая женщина. Сарнай, привыкшая видеть низкорослую и тонкую Фамарь, была удивлена, когда к ним повернулась мама Гузалии. Это была крепкая, высокая, красивая женщина с огромными, как ночь, глазами. Сарнай ещё ни у кого не видела таких чёрных и таких выразительных глаз. Всё на лице этой женщины было крупным, и потому красота её была даже немного отпугивающей. Увидев Сарнай, женщина немного напряглась, но Гузалия тут же начала щебетать без умолку на незнакомом языке, и с каждым её словом испуг на лице женщины понемногу начинал отступать.

– Мама, познакомься, это Сарнай, – наконец сказала Гузалия на монгольском. – Она моя одноклассница и первая подруга.

Сарнай смутилась при слове «подруга», но возражать всё же не стала.

– Добро пожаловать в наш дом, – улыбнулась женщина и протянула ей руку. – Меня зовут тётя Наргиза.

Сарнай сразу же уловила, что тётя Наргиза очень плохо говорит по-монгольски.

– Идите мойте руки, а потом приходите к обеду, – сказала Наргиза.

Гузалия взяла Сарнай за руку и потащила прочь из кухни.

– Моя мама хорошая. Она тебе понравится, – снова завелась Гузалия. – Она только внешне выглядит немного скованной, но на самом деле у неё очень доброе сердце. Вот увидишь, когда ты с ней познакомишься как следует, ты сама…

Гузалия внезапно умолкла и пригнулась. Сарнай недоумённо уставилась на неё.

– Что такое? – спросила Сарнай.

Гузалия тут же притянула Сарнай за руку так, что той пришлось невольно пригнуться.

– Тише, – шикнула Гузалия, приставив указательный палец к губам.

Сарнай ничего больше не посмела спрашивать. Она пригнулась, как ей приказали, и отправилась вслед за Гузалией. Крадясь на цыпочках, как шпионы, они приблизились к большой деревянной двери. Сарнай не понимала, что происходит, но ей всегда нравились игры, где щекочутся нервы и подрывается страх и любопытство одновременно. Гузалия тем временем как можно тише толкнула дверь, и они заглянули внутрь. Сарнай выглянула из-за плеча Гузалии. Там, в большой светлой комнате, на полу сидел мальчик лет шести и, усердно слюнявя карандаш, что-то чертил на белом листе.

– Вот гадёныш, – заговорщически процедила Гузалия, посмотрев на Сарнай. – Ты видишь, что он делает?

– Да. Он рисует, – разочарованно ответила Сарнай.

Она ожидала увидеть нечто действительно захватывающее, а там всего лишь рисующий мальчик. Сарнай сразу поняла, что это и есть тот самый братик Насим, о котором Гузалия ей успела прожужжать все уши.

– Ну, я ему сейчас порисую.

С этими словами Гузалия шумно распахнула дверь и деловито упёрла руки в бока.

– Так, – строго и важно протянула она, – и что ты снова тут делаешь?

Мальчик тут же скомкал бумагу, сжал в охапку карандаши и спрятал их за спину.

– Я спрашиваю: что ты тут делаешь? – требовательно повторила Гузалия.

– Я… Ничего не делаю… Просто тут сидел… – запинаясь, пробормотал Насим.

Насим говорил как-то странно, комбинируя в одном предложении монгольские и арабские слова.

– У тебя что, нет своей комнаты? Или у тебя нет своих карандашей? – недовольно продолжала допрос Гузалия уже на арабском.

– У меня нет таких цветов, как у тебя. Я только один карандаш хотел одолжить. Тебе что, жалко?

Гузалия посмотрела на Сарнай и снова заговорила по-монгольски.

– Вот видишь, каково это: иметь младшего брата.

Насим поднял глаза и встретился взглядом с Сарнай. Сарнай обомлела: такие же светло-голубые глаза и такие же тёмно-рыжие волосы, как у Гузалии. Насим был поразительно похож на свою сестру, только ростом был чуть меньше, и взгляд у него был не такой смелый и уверенный, как у Гузалии.

– А это кто? – спросил Насим, глядя на Сарнай.

Он тут же забыл о том, что провинился. В их доме появился другой ребёнок, и это заставило его забыть о всяких там мелочах. Подумаешь, карандаш взял. Выражение лица Насима тут же переменилось. Из провинившегося мальчишки он тут же превратился в важного маленького мужичка.

– Что ты на меня кричишь? – смело заявил он. – Я всего лишь одолжил у тебя карандаш. Мой сломался.

Гузалия от возмущения захлопала ресницами.

– Что ты такое говоришь, гадёныш? – воскликнула она. – Сколько раз мне говорить, чтобы ты не заходил в мою спальню и не трогал мои вещи?! Ты что, не понимаешь? Я всё расскажу маме!

– Иди говори, ябеда.

Насим показал ей язык и вышмыгнул из комнаты.

– Сейчас ты у меня получишь!

Гузалия выхватила деревянную статуэтку в виде соловья и швырнула её вслед брату. Ещё немного – и она угодила бы ему прямо по лопаткам, но озорник успел увернуться.

– Ты это видела? – гневно выговорила Гузалия. – Этот гадёныш всегда заходит в мою комнату и трогает мои вещи.

Гузалия подошла к своему шкафу и открыла полированную шкатулку. Теперь Гузалия громко ругалась на привычном диалекте, который она переняла от мамы.

– Насим! – вскричала она в ярости. – Ты снова рылся в моей шкатулке!

Гузалия будто напрочь забыла о своей гостье. Она выбежала на порог и во весь голос крикнула:

– Мама, Насим снова взял мою золотую цепочку! Скажи, пусть немедленно вернёт!

– Насим, верни сейчас же! – раздался голос Наргизы из кухни.

– Верни, не то я всё расскажу папе. Ты знаешь, что он с тобой сделает за это! – пригрозила Гузалия.

Через несколько секунд на пороге снова вырос Насим.

– Давай сюда, – протянув открытую ладонь, потребовала Гузалия.

Насим насупился и пихнул ей в руку золотую цепочку.

– Я только немного хотел поносить. Тебе что, жалко? – фыркнул мальчик.

– У тебя есть своя цепочка. Носи её сколько угодно.

Насим показал ей язык и побрёл на кухню.

– Вот что значит иметь младшего брата, – вздохнула Гузалия.

Сарнай с любопытством взглянула на золотую цепочку. Гузалия это тут же уловила.

– Мне её папа подарил на день рождения, – пояснила Гузалия, показывая её Сарнай. – Но и Насим получил такой же подарок, только с другим кулоном.

Сарнай развернула упруго сплетённое украшение. Это была толстая цепь, совсем не подходившая для детской шеи. По плетёным жгутам болталась гладкая блестящая подвеска в виде скрипичного ключа.

– Как красиво, – не скрывая восхищения, произнесла Сарнай.

– Этот гадёныш уже не в первый раз её у меня стаскивает! – проворчала Гузалия.

– А что, ему не нравится его цепочка?

– Я думаю, что нет. Папа купил ему цепочку с пером, а мне со скрипичным ключом. Папа всё-таки надеется, что Насим вырастет и станет адвокатом. А Насиму нравится музыка. Он даже несколько раз просил меня поменяться подвесками, но я не соглашаюсь.

– Почему? Ты ведь всё равно не любишь музыку.

– Но я всё равно не хочу меняться.

– Ты просто вредничаешь.

На лице Гузалии промелькнуло несогласие.

– Почему это я вредничаю? Если я не хочу отдавать свою вещь другому, я имею на это право. Или скажешь, что это не так?

– Но тебе эта вещь не нравится так сильно, как ему. Ты могла бы поменяться.

– И не подумаю. То, что моё, то моё.

Гузалия задрала нос и спрятала цепочку в шкатулку. Сарнай была уверена, что теперь эта деловуша не захочет с ней дружить. Но, когда Гузалия закрыла шкатулку, она снова обернулась в весёлом расположении духа как ни в чём не бывало.

– Пойдём мыть руки. Скоро обед, – оживлённо сказала Гузалия. – Тебе понравится мамина еда.

Не спрашивая позволения, Гузалия взяла Сарнай за руку и потащила в ванную комнату. Всё это время Сарнай никак не могла взять в толк, как всего за несколько часов Гузалия стала для неё таким близким человеком. Гузалия вела себя так, словно они уже давно дружат. Сарнай последовала за новой подругой в ванную, а потом на кухню. Там уже был накрыт стол. Наргиза приветливо улыбалась. Перед едой она произнесла короткую молитву, где на своеобразном монгольском поблагодарила Всевышнего за то, что Он послал её дочери подругу. Потом они приступили к трапезе, и только тогда Сарнай заметила, что столовые приборы стояли только у её тарелки.

– По нашей традиции мы всегда едим руками, – пояснила Гузалия, увидев замешательство в глазах Сарнай.

– В особенности бирьяни, – добавил Насим. – Папа говорит, что бирьяни по-настоящему вкусный только тогда, когда его едят руками.

Сарнай осторожно взялась за край ложки и посмотрела на остальных. Фамарь всегда говорила ей, что есть руками неприлично и негигиенично. Сарнай никогда бы не подумала, что есть руками можно красиво. Именно так выглядело то, как Гузалия ела бирьяни. Её длинные тонкие пальцы аккуратно складывались в бутон и ловко отщипывали куски мяса и овощи, а потом мешали всё это с рисом. Рыхлый комок еды немного спрессовался пальцами, прежде чем отправить всё это в рот. Даже Насим, будучи ещё ребёнком, так расторопно ел руками, что любо и дорого было на это поглядеть. Во всём этом Сарнай не увидела ничего неприличного и уж тем более негигиеничного. Ей вдруг тоже захотелось оставить ложку и попробовать есть руками, но она испугалась, что не справится, и поэтому по привычке стала есть ложкой. Сарнай даже не знала, как на всё это нужно было реагировать. Она словно окунулась в совершенно другой для неё мир. В доме Гузалии всё было не так, как она привыкла. Всё здесь было таким огромным, сказочным, ярким. Даже то, как выглядела, говорила Наргиза, и то, как вели себя дети за столом, больше напоминало красивый восточный фильм. Всё время обеда Сарнай только и делала, что кивала и на все вопросы отвечала короткими предложениями. Ей всё ещё не верилось, что это происходит наяву. Блюдо, которое приготовила Наргиза, оказалось действительно очень вкусным. Сарнай никогда не пробовала ничего подобного.

– Вы научите меня готовить бирьяни? – в первый раз за всё время задала вопрос Сарнай.

Наргиза умилённо взглянула на Сарнай и потрепала её левой рукой по щеке.

– Если ты так хочешь, то я с радостью тебя этому научу, – ответила она. – Так неожиданно, что ты меня об этом попросила. Моя дочь никогда меня об этом не просит.

– Зачем мне этому учиться, если я буду адвокатом? – усмехнулась Гузалия.

– А разве адвокатам не нужно есть? – ласково обратилась к ней Наргиза. – Тебе всё равно не мешало бы учиться вести хозяйство.

– Зачем? – резко среагировала Гузалия. – Если я только начну учиться готовить, убирать и стирать, то меня тут же выдадут замуж. А я не собираюсь. Я буду учиться. Я ведь это уже тебе сто раз говорила.

– А у Гузалии уже есть жених, – встрял в разговор Насим. – Он живёт в Каире. Папа уже привозил его к нам в дом. Когда Гузалии исполнится восемнадцать, её сразу же выдадут замуж.

– Ещё чего? – вспыхнула Гузалия. – Никто от меня этого не дождётся.

– А тебя и спрашивать не будут, – Насим скривил ей гримасу.

– А ты вообще бы лучше помолчал, – раздражительно сказала Гузалия.

Было понятно, что Гузалия терпеть не может разговоры о замужестве. Одна только эта мысль выводила её из себя.

– Вы бы хоть при гостях не ссорились, – обратилась к детям Наргиза.

Гузалия и Насим перекинулись косыми взглядами и умолкли. Сарнай решила воспользоваться паузой. Она повернулась к Наргизе и спросила:

– А это правда, что вы знаете много сказок про пустыню? Гузалия сказала, что вы тоже родились в пустыне.

– Да, мама, расскажи Сарнай те сказки, которые ты мне рассказывала, – оживилась Гузалия. – Расскажи ей про песчаных призраков, про добрых и злых джиннов. Ей будет очень интересно.

– Я тоже хочу послушать! – выкрикнул Насим.

– Если будешь себя хорошо вести, то мы возьмём тебя с собой на чердак, – сказала Гузалия.

Насим сразу же стал смирным.

– Я буду себя хорошо вести, – клятвенно пообещал он.

Наргиза заговорщически взглянула на Сарнай.

– Хочешь послушать сказку? – загадочно спросила она.

Сарнай утвердительно кивнула. Все тут же как по команде быстро вытерли руки об кухонное полотенце. Наргиза медленно вышла из-за стола.

Гузалия, как на пружинке, вскочила с места и подбежала к большому музыкальному центру. После того как она пробежала пальцами по плоским кнопочкам, устройство загорелось ярко-зелёным свечением, и тут как будто по волшебству в комнату влилась ритмичная восточная музыка. Наргиза сняла с головы платок, и по её плечам рассыпались чёрные, как ночь, локоны. Потом она повязала этот платок чуть ниже талии и, подобно только что пробудившейся кобре, начала медленно раскачиваться. Наргиза танцевала какой-то совершенно неведомый для Сарнай танец. Сарнай никогда не видела, чтобы женщины из её деревни так танцевали. Сарнай никогда не видела ничего подобного. Крепкое тело Наргизы тут же преобразилось: из взрослой женщины она вдруг превратилась в гибкую, утончённую юную девушку. Раскачивая бёдрами под удары бубнов, она одновременно ласкала воздух пластичными кистями под убаюкивающую мелодию. Наргиза стала сочетанием лёгкой волны и звонкой весенней капели. Весь танец был наполнен неведомой тайной. Рядом с Наргизой уже пританцовывали Гузалия и Насим. Они приглашали Сарнай взглядом присоединиться к ней, но Сарнай так и осталась сидеть за столом как вкопанная. Внезапно томная музыка вдруг сменилась на быструю и ритмичную мелодию. Как будто миллионы жемчужных бусин посыпались с неба. Наргиза преобразилась вместе с музыкой. Теперь каждая часть её тела будто ловила падающие с неба перламутровые бусины. Сарнай никогда не видела ничего более красивого, чем этот танец. Раньше она смеялась над теми девочками, которые просто обожали дёргаться под музыку. Ведь для неё любой танец выглядел глупо и нелепо. Но танец Наргизы заворожил её настолько, что она напрочь лишилась дара речи. Против воли Сарнай ощущала, как в ней начали подёргиваться те и другие группы мышц. Словно её тело непроизвольно пыталось повторить все эти движения. Больше всего на свете ей сейчас не хотелось, чтобы музыка прервалась. Наргиза продолжала танцевать, привлекая их к лестнице, ведущей на чердак. Сарнай встала и последовала за танцующей троицей. Ей пришлось сдерживать свои бёдра, руки и ноги, чтобы они шли спокойно, а не покачивались под такт музыки.

– Мама сейчас расскажет нам сказку, – прошептала ей Гузалия, когда они поднимались по лестнице.

– А твоя мама всегда так танцует, когда хочет рассказать сказку? – полюбопытствовала Сарнай.

– Всегда. Она говорит, что танец создаёт настроение и атмосферу сказки.

– Я и не знала, что такие мамы бывают, – честно призналась Сарнай.

– А какими должны быть мамы? – удивилась в свою очередь Гузалия. – Я только так себе и представляю всех мам.

На это Сарнай ничего не стала отвечать. Ей не терпелось поскорее очутиться на чердаке. Музыка, оставшись позади, стала медленно стихать, словно Наргиза укачала мелодию на своих длинных гибких пальцах. Наконец они оказались у двери чердака. Гузалия толкнула дверь, и взору Сарнай открылось настоящее чудо. Когда Гузалия рассказывала, что у неё на чердаке есть своя пустыня, Сарнай и не думала, что всё это действительно правда. Даже теперь, глядя на ожившее перед ней море из жёлтого песка и волнистых дюн, Сарнай не верила своим глазам. Чердак был огромным. Стены и потолок были обклеены обоями, на которых оживал яркий пейзаж заката в пустыне. Где-то вдали виднелось очертание длинного каравана. Небо у восхода было ещё светлым, но чем дальше они продвигались, тем темнее оно ставилось. Будто они переходили из палящего дня к леденящей пустынной ночи. Стопы Сарнай мягко водрузились в гладкий песок, и на глаза её тут же набежали слёзы. Она вдруг вспомнила родную деревню. Вспомнила то место, где она родилась и выросла. Там она была на своей земле. В той земле она была своей и чувствовала себя хозяйкой. Ни один ребёнок даже не смел посмотреть на неё как-то криво. Сарнай опустила лицо, чтобы никто не видел её слёз. Наргиза, Гузалия и Насим продолжали танцевать, вороша стопами тёплые барханы. Справа от них открылся небольшой зелёный островок с финиковыми деревьями и искусственным озером. Именно туда они и направились. Наргиза пригласила их отдохнуть под пышноволосыми пальмами и послушать сказку. Наргиза грациозно села на зелёный островок. Голос её звучал волнующе и в то же время словно убаюкивал уставших путников. Сарнай прислонила голову к стволу пальмы и закрыла глаза. Сказка была о неком Джахангире, который был предан своим родным братом из-за зависти. Что там было с ним дальше, Сарнай не услышала. Едва она прислонила голову к пальме, как тут же провалилась в приятный сон. Во сне ей привиделась своя сказка. Она увидела мальчика по имени Иосиф. Красивый и умный мальчик Иосиф, у которого было много братьев. Они не любили его, потому что он носил красивую и яркую одежду. Но ещё больше братья не любили Иосифа за то, что он видел сны, где все в семье до единого кланялись ему до земли. Братья злились, потому что где-то глубоко в душе боялись, что так и может произойти однажды. Когда прошло достаточно времени, братья продали Иосифа, как вещь, неким торговцам. Бедный Иосиф пересёк целую пустыню, чтобы быть проданным в рабство в Египте. Там, в Египте, Иосиф так усердно работал, что понравился начальнику телохранителей Патифару. Патифар полюбил Иосифа и сделал его первым слугой в доме. Иосиф очень старался и работал изо всех сил. Но случилась другая беда: жена Патифара полюбила Иосифа и захотела быть с ним. Иосифу пришлось убегать от неё каждый день. Он не хотел предавать Патифара и больше всего не хотел огорчать Бога, в которого он неизменно верил. Жена Патифара оболгала Иосифа, сказав своему мужу, что Иосиф хотел надругаться над ней. За это Патифар бросил Иосифа в темницу. Но даже в тюрьме Иосиф оставался честным, сохраняя веру в Бога. Он продолжал делать добро там, где обитали в основном злодеи. За это его вскоре сделали начальником темницы. Как-то раз утром Иосиф услышал, как двое заключённых разговаривали о странных ночных сновидениях. Иосиф верно истолковал им сны, и они исполнились. Но даже тогда никто его не отблагодарил и не вспомнил его. Иосиф продолжал сидеть в тюрьме до тех пор, пока однажды фараону всего Египта не приснился устрашающий сон, пророчествующий о грядущих днях. Только Иосиф смог растолковать им эти сны, и за это фараон сделал Иосифа премьер-министром всей страны. Всего за один день Иосиф стал огромным и могущественным. Он женился и стал отцом двух сыновей. Он был уже почти счастлив, как внезапно ему снова пришлось вспомнить прошлое. Через несколько лет в Египет пришли его братья. Никто из них не узнал в Иосифе родного брата. Они пришли просить у него хлеба, но перед этим отвесили ему глубокий поклон до самой земли. И только тогда Иосиф снова вспомнил о тех снах, которые он видел в юности. Именно за эти сны и возненавидели братья Иосифа. Но теперь всё исполнилось в точности, как это было во сне. Иосиф смог бы отомстить им за все причинённые обиды, но вместо этого он обнял их и стал громко плакать. Иосиф помог всей своей семье выжить во время голода, хотя мог бы бросить их на произвол судьбы. Ведь с ним поступили даже хуже…

– Сарнай, ты спишь? – раздался голос Гузалии над головой.

Сарнай открыла глаза и сонно протёрла лицо.

– Угу, – сладко пробубнила она.

– Но ты прослушала всю сказку, – сказал Насим. – Это было очень интересно.

– Мне снилась другая сказка, – пролепетала Сарнай.

– Какая? – спросила Наргиза, проведя пальцами по её волосам.

– Сказку про мальчика в цветной одежде.

– Как интересно, – захлопала в ладоши Гузалия. – А кто тебе её рассказал?

Сарнай задумалась. Казалось, прошло так много времени с тех пор, как она переехала в Улан-Батор, но для неё будто пролетела целая вечность. Сейчас ей даже думалось, что всё, что с ней произошло в родном краю, было лишь сладким сном. И тем более люди, живущие за горой в молитвенном доме, ей теперь казались всего лишь фрагментом её ожившего воображения. Даже Наран и Баяр теперь стали для неё туманными силуэтами. Даже их имена для неё теперь звучали странно и незнакомо.

– Кто тебе рассказал эту историю? – вопросил Насим.

Сарнай пожала плечами.

– Я не помню, – ответила она и не соврала. – Мне кажется, что её рассказали мне люди, которые живут за горой в молитвенном доме. Там есть другие дети. Они целыми днями играют и кормят огромных коршунов из рук. Эти люди и рассказывали подобные истории. И моя любимая история была про мальчика в цветной одежде.

Гузалия и Насим переглянулись.

– За какой горой? – спросил Насим.

– В каком молитвенном доме? – добавила Гузалия.

– Оставьте её в покое, – вмешалась Наргиза. – Вы что, не видите, Сарнай очень устала. Правда, Сарнай?

Наргиза ещё раз по-матерински погладила её по волосам.

– Ты устала, доченька? – спросила она девочку.

Сарнай кивнула.

– Мне уже пора домой. А то мама будет волноваться, – ответила она.

– Посиди ещё с нами. Мама расскажет ещё одну сказку, – взмолился Насим.

– Я расскажу в следующий раз, – сказала Наргиза.

Сарнай протёрла глаза и осмотрелась кругом. Всё те же дюны и тот же ярко-рыжий песок. Её вдруг посетила мысль, что она находится в этом месте целую вечность. Время как будто потонуло в этих искусственных барханах.

– Мне уже нужно домой, – забеспокоилась Сарнай.

– Проводи её, – сказала Наргиза Гузалии.

Гузалия послушно вскочила на ноги и подала руку Сарнай. Сарнай уже не сопротивлялась такой странно возникшей дружбе. Она подала руку Гузалии, и они побрели по песку к выходу. У порога Сарнай ещё раз обернулась и помахала рукой Наргизе и Насиму.