ЧАСТЬ 17. Оживление прошлого
К сожалению или же к счастью, воспоминания Лексы о ее прошлой жизни не спешили к ней возвращаться, но она не сожалела об этом. Единственное, о чем она чаще всего думала – потеря родителей. Кларк рассказала ей, что Лукас и Розали погибли в автокатастрофе, когда Лексе было шесть лет. После этого она росла в приюте. Лгать любимой девушке не было в приоритете у Кларк, но ради безопасности Лексы приходилось сражаться со своими внутренними демонами.
Также Лексе пришлось окончить экстерном школу, ибо Кларк просто не могла предъявить никаких документов об ее окончании, а на желание Лексы поехать в приют, в котором она якобы провела все свое детство и отрочество, нашлась лишь новая причина солгать. Для Лексы ее документы об окончании школы безвозвратно утеряны. Девушка определенно с трудом купилась на это ухищрение Кларк, но все же смирилась с тем, что пришлось сдавать все дисциплины, которые на удивление с легкостью ей давались.
– Поздравляю тебя с выпуском из школы, таким же экстренным, как и все обучение, – Кларк нависла над упавшей в кресло Лексой и подарила ей крохотный поцелуй в краешек губ, а затем взяла ее за правую руку и поднесла к своим губам, поцеловав безымянный палец с кольцом.
– Спасибо, что во всем мне помогаешь, – улыбнулась Лекса, согревая уже в своих ладонях руки Кларк. – Если бы тебя не было в моей жизни, не знаю, где бы я сейчас была.
– Но ты ведь помнишь? В болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас… – слова про разлуку скользким полотном накрыли сердце Кларк. Сколько раз она теряла Лексу и находила? Достаточно, чтобы понять, что весь этот путь в их отношениях не был пустой тратой времени.
Сегодня к девушкам должна была заехать Эбигейл с Маркусом. Они недавно вернулись из своего турне медового месяца и собирались поделиться своими эмоциями от путешествия. Лекса собиралась пройтись по магазинам, а позже заняться организацией семейного ужина.
Возле отдела со свежими овощами Лекса будто вросла в пол ногами, которые казались чугунными. На нее смотрел странный мужчина с выбритыми висками и шрамами на них. Даже его шея была испещрена порезами, которые скрывались под татуировками. Мужчина перебрасывал с руки на руку цукини, не отрывая взгляда от Лексы, которой все более становилось не по себе и она поспешила в другой раздел супермаркета, лишь бы не находиться под прицелом внимания этого незнакомца, который напоследок странно ей улыбнулся.
Расплатившись за покупки, Лекса схватилась за ручку бумажного пакета и подняла его до уровня подбородка, чтобы он по пути к такси не порвался.
– Что же, рад видеть тебя в здравии, Уорд, – голос за спиной заставил девушку вздрогнуть и обронить пакет, из которого на асфальт вывалились все покупки. Мужчина принялся помогать собрать оброненные продукты и задержал свой взгляд на Лексе. – А ты стала еще более красива и все больше похожа на свою мать.
Упоминание Розали заставило все тело Лексы задрожать изнутри. Она забросила в пакет головку сыра и поспешила к ожидавшему ее такси, но незнакомец схватил ее за руку и не желал быстро отпускать.
– Что вам от меня нужно? – в голосе Лексы смешивались злость со страхом. Мужчина сжал пальцы вокруг ее запястья и сильнее надавил на него, что из глаз девушки посыпались искры, а еще, кажется, что-то хрустнуло. Незнакомец тащил ее в сторону тонированного внедорожника, пока Лекса старалась привлечь внимание прохожих, которые лишь шарахались от нее, боясь встрять в неприятности.
Лексу уже затолкали на переднее кресло внедорожника, быстро захлопнув за ней дверцу, которую девушка безуспешно пыталась открыть, но автоматическая система закрытия дверей не позволяла ей совершить побег. За руль уселся незнакомец и, перед тем, как завести двигатель, схватил Лексу больно за запястья.
– Что вы творите? Это похищение! Оно уголовно наказуемо! – негодовала Лекса, пытаясь освободить скованные пластиковой стяжкой руки.
– Я ведь обещал, что ты навсегда останешься со мной, – мужчина наглаживал колени Лексы и та пыталась безуспешно отбиваться. – Я любил Розали больше жизни, но твой отец увел у меня ее. Теперь, когда ты превратилась в нее, я понял, для чего были все испытания. Судьба готовила для меня тебя. Ты предназначена мне, а не Розали, – незнакомец поглаживал пальцы Лексы и провел указательным по кольцу. – Неужели ты успела выйти замуж? Кто он? Я сделаю тебя намного счастливее, поверь мне. Да, мы – солдаты и у нас на уме одна война и оружие, но таких сильных духом девушек, как ты, я никогда не встречал ранее. Я помню тебя еще маленькой девчушкой с косичками и озорными зелеными глазами, помню твою тягу ко всему новому, помню первое совершенное тобой убийство…
Лексе словно зарядили под дых этими словами. Она крутила головой по сторонам, пытаясь позвать на помощь. Незнакомец продолжал рассказывать в подробностях о ее прошлой жизни, где было так много боли и крови. Крови ее близких людей.
– Ты – монстр, но которого я безумно полюбил. Ты – машина для убийств, и возможно я сумасшедший, меня это дико заводит… Ты была для меня как дочь, которой у меня никогда не было, но ты была лучшим солдатом, которым я безумно был горд.
Незнакомец говорил и говорил, пока тащил Лексу к какому-то заброшенному домику. Вставив ключ в замок, дверь со скрипом отворилась. Подтолкнув девушку в спину, ее нос столкнулся с запахом плесени. Здесь давно никто не жил, но на стенах висели многочисленные фоторамки с фотографиями какой-то семьи.
Лексу усадили на стул, примотав каждое запястье к подлокотникам, только вот слова не желали проталкиваться ближе к языку, а застревали где-то посреди гортани. Незнакомец снял со стены напротив фотографию и поднес ее поближе к лицу Лексы, чтобы она могла рассмотреть ее.
– Конечно же, ты теперь снова не помнишь родителей и живешь уже несколько лет с памятью, как чистый лист, но ты должна помнить их в лицо. Ты должна помнить, что они погибли из-за тебя.
– А как же… автокатастрофа? – запинаясь спросила Лекса, разглядывая со слезами на глазах людей с фотографии.
– Что-о-о? Какая автокатастрофа? Хочешь я тебе напомню, как они погибли и как ты собственными руками похоронила их? – Лекса отрицательно крутила головой, но пальцы, сжимавшие ее подбородок, заставляли смотреть прямо в темно-карие глаза незнакомца. – Тот, кто сейчас является твоим мужем, выдумал сказку про трагическую смерть твоих родителей, вынудил поверить в то, что ты никак не причастна к их гибели, но определенно сам в курсе, что же произошло на самом деле? Так вот давай ты послушаешь эту историю от непосредственного ее первоисточника…
***
Кларк с переживанием посмотрела на настенные часы в форме Эйфелевой башни и на сенсорный экран телефона, который молчал. Несколько попыток дозвониться до Лексы закончились провалом, а Эбигейл с Маркусом уже были на подъезде. Ужин так и не был приготовлен, потому что продукты не были доставлены домой, под командованием Лексы, которая куда-то запропастилась. Кларк уже перестала бояться отпускать девушку одну с тех пор, как Пайка и Нико Эмерсона посадили за решетку. Тем более Лекса уже достаточно освоилась и хорошо ориентировалась в городе. Теперь же Кларк жалела, что именно сегодня отпустила свою жену одну за продуктами. Автоответчик на ее телефоне просто сводил с ума.
Эбигейл с Маркусом сразу заподозрили неладное с дочерью и быстро догадались о причинах ее подавленного настроения.
– Уверен, с ней все в порядке, – старался утешить Кларк Маркус, поглаживая ее плечо.
– Не так я хотела встретить вас из медового месяца. Это должен был быть праздник, а не время в переживаниях за то, где же она…
Заказав ужин с доставкой, кусок не лез в горло. На улицах Лос-Анджелеса начинало смеркаться, а мысли о Лексе накатывать снежным комом, проходящим по горлу и обжигающим внутренние органы. Даже температура тела Кларк казалась сейчас больше относящейся к температуре трупа, нежели живого человека.
Маркус советовал не спешить с поисками и не обращаться в полицию. А вот если Лекса и ночью не появится дома, тогда стоит забить тревогу, о чем меньше всего хотелось бы всем думать.
***
Лекса кричала, дергала примотанными к подлокотникам руками, пытаясь высвободиться из плена, а Карл Эмерсон продолжал с упоением наблюдать за ее душевными и физическими терзаниями. Девушке не хотелось верить в то, что ей рассказал этот умалишенный, который привез ее в дом родителей, который заставил погрузиться ее в самые болезненные моменты прошлого, которое было ужасным.
– Зачем бежать от прошлого, когда оно все равно навсегда с тобой? Даже все забыв, ты не сможешь отрицать тот факт, что была чудовищем. Ты навсегда останешься уродливой изнутри, твоя душа пахнет гнилью. А милое смазливое личико тебя не убережет от последствий содеянного тобой. Твои нынешние поступки никак не сгладят ужасные шрамы, оставшиеся от прошлого на твоей душе и теле… – пальцы Эмерсона гуляют по бархатистой шее Лексы, что вызывает у нее эмоциональное отторжение. Когда лицо Эмерсона приближается к приоткрывшейся ложбинке, Лекса бьет лбом его голову, о чем позже пришлось жалеть.
Пальцы Эмерсона с яростью разрывают рубашку на девушке, затем срывают бюстгальтер, открывая похотливому взору обнаженную нежную женскую грудь. Холодное лезвие ножа касается сначала левого соска, затем и правого. Эмерсон играется со своей жертвой, проводя прямую линию лезвием от горла к пупку. Полоса покрывается мелкими капельками крови. Опустив вниз голову, Лекса старается избегать прямого зрительного контакта со своим похитителем, который получает наслаждение от ее мучений.
– Я сейчас освобожу тебя и пообещай быть хорошей девочкой, – Эмерсон подводит поочередно лезвие к запястьям Лексы и разрезает скотч.
Сначала Лекса ведет себя нерасторопно, но когда похититель подходит к ней со спины, девушка делает резкий разворот и подсекает его. Эмерсон с гулким грохотом падает на дощатый пол, ругаясь матом, успевая схватить за лодыжку спешащую сбежать Лексу, которая с трудом дотягивается до массивной гипсовой статуэтки и с размаху оглушает ею противника. Карл Эмерсон обхватил руками голову, по его виску стекала струйка крови. Его рука потянулась за кожаный ремень и вытянула из-под него револьвер, который теперь смотрел дулом прямо в лоб Лексы.
Страх быть пристреленной окутал с ног до головы, завладевая всем ее естеством, а руки медленно поднялись вверх. Когда Эмерсон заводит их за спину девушки, она, рискуя жизнью, все же дает отпор, выбивая из рук противника горячее оружие, которое отлетело в пыльный угол гостиной заброшенного дома Уорд.
Битва за револьвер накаляется, образуя сгусток из двух тел, катающихся по полу и вцепившихся в глотки друг друга Эмерсона и Лексы. Удар коленом под дых выбивает дух из Лексы и она теряет свое превосходство, уступая на шаг Эмерсону, который ползет к револьверу. Собрав всю волю и силу в кулак, Лекса, превозмогая боль в паху, настигает Эмерсона и заряжает ударом массивного ботинка по его челюсти. Эмерсон харкает кровью, пачкая и без того грязный пол.
– Если хочешь убить, давай. Не тяни. Мне уже нечего терять. Сын в тюрьме, любимая женщина мертва, дело моей жизни разрушено руками копов, а моя свобода… она ничто, по сравнению с моим желанием быть с тобой… – хрипит Эмерсон, скрючившись на полу от еще одного удара Лексы ногой.
Пальцы девушки с дрожью хватают с пола грязную майку с изображением Deep Purple и натягивают ее через голову. На старой ткани скоро проступает красная прямая полоса от глубокого пореза. Ненависть закипает в Лексе все сильнее, ярость накатывает на нее лавиной, лавой, торнадо, все вместе. Такого гнева в душе она никогда наверное не испытывала, и это уничтожало ее по фрагментам. Единственной ее эмоцией на данный момент была непреодолимая агрессия. Дополнительный удар ботинком по лицу Эмерсона не убавил ее пыл и вот удар за ударом обрушиваются на голову Эмерсона, что вскоре на полу вместо головы лежало сплошное багровое месиво.
Лекса пронзительно закричала, и этот крик был полон боли, злости, отчаяния. Все эмоции окрутили ее с головой и девушка просто согнулась пополам на полу, свернувшись калачиком, словно группируясь от неизбежного удара. Она рыдала в себя, прислонившись щекой к пахнущему пылью и кровью деревянному полу, из глаз, по правой скуле, скатывались слезы. Хрип в углу комнаты заставил девушку вновь ощутить вспышку ярости. Она подлетела с куском арматуры к умирающему и нанесла контрольный удар по его и без того размозженной голове. Он испустил последнее дыхание, оставшись с открытыми глазами. Подняв запачканное кровью лицо на стену, где висел целый фото-ряд ее родителей с маленькой девочкой, Лекса зарылась лицом в ладони и ее плечи задрожали.
– Простите, пожалуйста, что не смогла вас сберечь… Простите, что я стала…ТАКОЙ…
Лекса упала на колени и долгое время ее потерявшие интерес к жизни глаза поднялись наверх, смотря на потолок. Она вспомнила о том, каким планировался быть этот день, но все испорчено. Кларк и Эбигейл с Маркусом теперь наверное потеряли ее и даже не представляют, во что она оказалась втянутой.
Достав дрожащими руками телефон из заднего кармана джинс, Лекса нерешительно смотрела на шестнадцать пропущенных от Кларк. К ее горлу подступил ком. Она сразу вспомнила желание Эбигейл отправить Лексу, втайне от Кларк, в Сидней. Теперь Лекса, вспоминая тот разговор, понимала, чего так остерегалась мать ее возлюбленной – саму Лексу, ее прошлого.
Бежать, куда глаза глядят – поведение жалкой трусихи. Но как теперь Лексе вернуться прежней счастливой девушкой к своей любимой, когда на душе так погано и скверно?
Пальцы Лексы суматошно набирают текстовое сообщение и, спустя несколько минут колебаний, указательный палец касается кнопки «ОТПРАВИТЬ».
***
Уже отчаявшись получить хоть какой-то знак от Лексы, Кларк упала на кровать. Эбигейл с Маркусом уехали час назад, но просили держать их в курсе дела, как объявится Лекса. Звуковой сигнал sms натянул нервные окончания Кларк до предела. Ей так редко кто-то писал сообщения, что она просто отвыкла от звука их оповещения. Увидев имя контакта и начало предложения сообщения, душа Кларк уже провалилась в пятки.
Лекса: «Мне невыносимо осознавать, через что пришлось тебе пройти, связав со мной свою жизнь. Я – монстр, и ты, зная это или же только догадываясь, все равно осталась со мной. Разве таких, как я, можно любить?»
И больше ничего. Кларк дрожащими руками прижимает телефон к уху, слыша гудки исходящего звонка, которые проходят словно рой вибраций через все ее тело.
– Что это ты написала, Лекса?! Я не понимаю. Что случилось? Ты где? Я приеду за тобой. Объясни, пожалуйста! Я лишь старалась уберечь тебя от прошлого и плохих воспоминаний! Я врала лишь ради тебя.... Я вся изошла на нервы, переживая за то, что ты пропала… Боже… Скажи, что не бросаешь меня. Я этого не переживу. Ответь. Почему ты молчишь? Лекса!
Кларк ребром ладони размазывает под глазами тушь, садясь за руль. На улице идет дождь и на душе точно также – тоскливо, мокро и тревожно. Пока навигатор направляет ее до места назначения, которое ей продиктовала Лекса, Кларк понимает, что путь ведет в пригородную черту. На дорожном указателе блондинка повернула налево, крепче обхватив пальцами руль. Двухэтажный старый кирпичный дом открылся взору Кларк. Блеклое освещение из комнаты, расположенной на первом этаже, говорит девушке, что она на месте.
Постучавшись в дверь, Кларк понимает, что она не заперта. Тут весьма жутко и пахнет сыростью. Еще какой-то неприятный запах витает в стенах этого дома. Выйдя на свет тускло горящей лампочки, Кларк видит ужасную картину: Лекса сидит в углу комнаты, поджав под под подбородок колени, а посреди комнаты лежит труп неизвестного с расколотым черепом. Глядя на лицо Лексы, запачканное кровью, на ее потрепанный внешний вид, Кларк понимает, что случилось ужасное.
Опустившись на колени перед Лексой, Гриффин взяла ее безжизненные руки в свои и сжала ее ладони, заставляя смотреть глаза в глаза. Пальцы Кларк гладили холодные пальцы, но что-то заставило блондинку остановиться.
– Кольцо… – голос Кларк звучал также безжизненно, как смотрели на нее сейчас изумрудные глаза жены. – Почему? – по щекам Гриффин медленно опускались влажные дорожки.
– Потому, что я не хочу видеть твоих слез, – эти слова Лекса словно выплюнула, что заставило Кларк пошатнуться, стоя на коленях, и полностью приземлиться на пол. – Я причинила слишком много боли, многим людям, которые этого не заслуживали…
– Кто это? Как ты здесь оказалась? – Кларк старалась взять себя в руки и выяснить первопричину происходящего сейчас с Лексой. Она определенно сама не своя и не понимает сама, что говорит.
– Эмерсон… Карл. Его сына закрыли в тюрьме на пожизненный срок. Он… – Лекса посмотрела на бездыханное тело и затем вернула взгляд Кларк. – …любил мою маму. И он решил, что я смогу ему ее заменить… Но потом… Потом он начал распускать руки. Я… Мне было до ужаса все это противно… Все. Даже его история о моем прошлом. Ты ведь мне солгала о смерти родителей. Они не погибли в автокатастрофе. Их убили из-за меня. Их убила я…
– Ты их не убивала, Лекса. Послушай… – Кларк попыталась приобнять любимую, но та увернулась и покачала головой, смотря на нее с болью во взгляде.
– Ты не заслуживаешь такого, Кларк. Такую, как… Прости… То есть я не заслуживаю тебя. Так не должно было случиться…
– Чего именно? Нашей свадьбы? Нашей любви?
– Я люблю тебя больше жизни, Кларк… И я поклялась в этом под небесами. Моя любовь к тебе не исчезнет, но ты должна меня…
– Ни за что! – Кларк с трудом могла говорить, ее слезы смешивались и подступали к комку в горле, от чего становилось тяжелее дышать. – Я не отпущу тебя, ни при каких обстоятельствах.
– Тебе этого и не понадобится. Я уйду и ты сможешь со временем найти намного лучше человека, который хотя бы действительно будет человеком, а не мон…
Кларк закрыла ладонью рот Лексы и качала головой, пока слезы безудержным потоком бежали из ее глаз. Лекса не пыталась убрать ладонь любимой со своего рта и лишь ее взгляд говорил Кларк о том, как она сожалеет, что все так произошло.
Девушка подняла с пола кольцо и вернула его на безымянный палец любимой, которая тихо плакала. Лекса захватила ладони Кларк в свои и поднесла к губам особенно бережно, словно руки ее жены были какой-то драгоценной реликвией. Кларк грустно улыбнулась, а слезы бежали из ее глаз соревнуясь со слезами Лексы.
– Ты ведь помнишь… вместе, до конца, – губы Кларк накрыли губы жены, а руки схватили ее хрупкое тело в охапку, всеми фибрами, льющимися изнутри души, дающими понять, насколько Кларк не желает отпускать от себя любимую.
ЧАСТЬ 18. Последствия неизбежны
Через несколько часов к домику родителей Лексы подъехал Маркус Кейн со следователем, который с особой щепетильностью разглядывал смертоносные увечия, нанесенные Эмерсону Лексой. Кларк не ожидала, что Кейн привлечет кого-то постороннего, потому что ей не хотелось, чтобы на Лексу завели уголовное дело. Но Маркус быстро успокоил девушку, обещая, что кроме условного срока Лексе ничего не грозит. Хотя само слово «срок» совсем не ласкало ей слух, а очень даже резало.
– Уэллс, ты ведь понимаешь, что это была самооборона, – следователь нахмурил брови, недоверительно смотря на запачканную кровью Лексу, которая стояла в углу гостиной, внимательно прислушиваясь к тому, о чем разговаривают Кейн с его коллегой. – Мы не можем забрать ее, пока не проведена доследственная проверка.
– Можем. У нас есть труп, есть преступник, совершивший убийство. Каким бы гадом не был умерший, это не избавляет Александрию от ответственности за убийство. Это убийство и тут ничего не попишешь.
– Но ведь ты обещал, что Лексу не арестуют! – негодовала Кларк, загораживая собой Лексу, словно ее вот-вот у нее заберут.
– Это всего лишь официальная процедура, Кларк. Даже при самообороне заводится уголовное дело. Обещаю, что мы наймем ей лучшего адвоката…
– Не говори о ней так, словно Лексы здесь нет, – сделала замечание Маркусу Кларк, а потом развернулась к любимой. – Они тебя не отнимут у меня.
– Кларк, не надо. Я все прекрасно осознаю и не собираюсь избегать ответственности за совершенное преступление. Даже несмотря на то, что Эмерсон причастен к гибели всех моих близких и хотел изнасиловать меня…
– Что?! Изнасиловать? Ты мне не говорила, что он…
– Был близок. Я как раз впервые ударила его по голове. А затем… Я словно провалилась в прострацию, я не понимала, что делаю. Я лишь била, била, била… и не могла остановиться. Я никогда прежде не чувствовала себя настолько гневной.
Следователь краем уха подслушивал диалог девушек и бесцеремонно встрял в него, став перегородкой между Лексой и Кларк.
– Насколько я понял, Вы убивали его в состоянии аффекта? У Вас были родственники, перенесшие биполярное расстройство или какие-то психические отклонения?
Вопрос возмутил больше всего Кларк и она с нападками принялась обвинять следователя в некомпетентности. Маркус успокаивал Кларк как только мог.
– Он обвинил Лексу в психической неуравновешенности!
– Постой, Кларк. Выслушай меня. Если мы сделаем так, что у Лексы выявится психическое расстройство, ее не смогут обвинить и просто признают невменяемой…
– Но ты забываешь, что обычно делают с психами! Их упекают в психушку и там становятся жалкими овощами. Я не позволю забрать свою жену в психиатрическую клинику!
– Между прочим, Александрии там обеспечат куда более должный уход, нежели в тюрьме, – похрустывая фалангами, следователь Уэллс Джаха с интересом посматривал на Кларк, прижавшуюся к своей любимой.
– Я больше ничего не желаю слышать ни о заключении, ни о психушке, с меня хватит! – Кларк схватила Лексу за руку и поспешила покинуть дом, но следователь преградил им путь, несмотря на уверения Маркуса в адекватности Лексы.
– Дружище, ты сам понимаешь, что мы не должны отпускать с места преступления подозреваемого. Как бы вам всем того не хотелось, но есть труп, от которого мы не можем избавиться, просто выбросив на свалку или в реку, и есть убийца…
«Убийца…Убийца…Убийца» – слова врезаются глубоко в мозг, как опухолью сжирая все хорошее, что было у Лексы. Джаха прав, она – убийца. Убийца убийцы.
«Убийца…Убийца…Убийца» – дробью в ушах отзывается это единственное, но такое остро-воспаленное слово.
Лекса находится где-то далеко от реальности, а просьбы Кларк о том, чтобы ее не заковывали в наручники игнорируются. Девушка едет на заднем сидении полицейской машины со скованными наручниками запястьями.
Последнее, что помнила Лекса, это как лоб Кларк прислонился к мокрому от дождя окну машины и голубые глаза были полны слез. Слипшиеся от дождевой воды светлые волосы прядками прилипали к щекам Кларк, а ее лоб по-прежнему вбивался в скользкое стекло. Лекса отвела в сторону глаза, не желая показывать своих слез. Все должно было закончиться не так. Но даже Маркус Кейн, казалось, не был сейчас на ее стороне. Весь мир был против нее. Кроме одного единственного человека, которому Лекса по-прежнему доверяла.
***
В камеру Лексы зашел Маркус Кейн и защелкнул на ее запястьях металлические браслеты. Девушку привели в серую тесную комнату, где кроме стола, двух стульев и настольной лампы не было больше ничего.
– Постарайся расслабиться и рассказать все, что помнишь о том дне, когда ты забила до смерти Карла Эмерсона, – приятный с виду, холеный адвокат уселся напротив Лексы и с любопытством разглядывал свою клиентку.
Лексу держали в камере уже вторую неделю, потому что найти хорошего адвоката быстро не так просто в Лос-Анджелесе. Девушка осунулась лицом, а оранжевая форма лишь подчеркивала ее худобу. Ей не позволяли даже видеться с Кларк. За все это время им позволили поговорить лишь пару раз, и те по минут десять, не больше, а этого было слишком мало.
– Ваш случай весьма… незаурядный, я бы так сказал. Но выход из столь затруднительного положения имеется, и даже несколько. Вас признают невменяемой и помещают на год в реабилитационный центр, либо же признаете свою вину, что смягчит приговор и сделает его условным, если судья признает жестокость совершенных Вами действий аффективной. Как будет предпочтительнее для Вас? Врать для этого Вам и не придется, поскольку, насколько я правильно понял, все так и было.
Обговорив с адвокатом условия для своего возможного освобождения, Лекса вернулась в камеру, сопровождаемая Маркусом, который теперь добровольно выходил на дежурства в изоляторе временного содержания, чтобы приглядывать за своей подопечной.
***
Лекса предпочла условный срок, но суд присяжных признал ее невменяемой и общим решением было принято заключить Лексу на год в реабилитационный центр. Такой исход дела не обрадовал никого.
Собранная сумка в углу комнаты напоминала Кларк, что завтра утром ей предстоит отвезти в клинику для душевнобольных свою любимую, которая пока что мирно сопела на соседней подушке. Кларк провела подушечками пальцев по горячей скуле, а пухлые губы улыбнулись ей сквозь пелену сна. В уголках голубых глаз скопились слезы и Кларк громко сглотнула, пытаясь сбить таким образом новую волну эмоций.
– Не волнуйся, любимая. Главное, что мы вместе через это все пройдем, и я счастлива, что в своей беде я не одна, – говорила Лекса с закрытыми глазами, сжимая руку Кларк в своих пальцах. – В конце концов, это не тюрьма, а уж за содеянное мной я ее заслуживаю, ты это понимаешь… – веки Лексы поднялись и она теперь наблюдала за тихой Кларк, которой было сейчас больнее, чем ей.
Утро слишком быстро наступило, и Кларк не успела насладиться последней в этом году их совместной с Лексой ночи. Целых 365 дней им предстояло провести друг от друга порознь, что будут не способны компенсировать даже ежедневные посещения клиники.
Кларк сжимала руль до побеления костяшек, а Лекса кособочилась на нее, боясь сделать что-то не так. Складывалось ощущение, что в психиатрической клинике предстояло провести целый год не Лексе, а Кларк. Блондинка нарочно ехала на минимально дозволенной скорости, периодически посматривая на любимую, с которой ей до боли в груди не хотелось расставаться. Но как бы не тянула Кларк время, она уже парковалась на стоянке клиники, а Лекса медленными движениями отстегивала свой ремень безопасности. Теперь время шло для Кларк как в замедленной съемке. Она слышала биение собственного сердца, эхом отдающимся в ушах, и не слышала, что ей говорила Лекса перед тем, как она облачилась в белую больничную рубашку (хорошо, что не смирительная, так утешала себя Кларк).
– Не переживайте. Ваша жена выйдет отсюда совершенно новым человеком, – успокаивал лечащий врач Лексы безутешное состояние Кларк.
– О том и речь. Я не хочу новую Лексу. Я хочу ее прежнюю, – тихо произнесла Кларк с глубокой горечью.
– Боюсь, что первые недели Вам не имеет смысла сюда мотаться, – продолжал говорить врач, пока глаза Кларк расширялись до размера блюдец.
– Первые недели?! Вы с ума сошли? – Кларк позже поняла, что ее возмущение прозвучало как каламбур (сойти с ума в клинике для душевнобольных – та еще дикость, и то правда). Речь шла о первых нескольких сутках, но не о неделях. Я не могу не видеть ее целых несколько дней. И сколько это НЕСКОЛЬКО, док? Две, три?..
– Полтора месяца… – врач потупил взгляд, избегая встречаться с рассерженным и расстроенным взглядом Гриффин.
– Твою мать! Полтора месяца? Да если бы мне это сказали сразу, я ни за что бы не согласилась на такие условия!
– Согласились бы. Это лучше, чем десять лет условного срока. А тут год —и отстрелялся. Тем более тут ничего не нужно делать. Считайте, что Александрия попала на курорт.
– Юморист из Вас паршивый, надо заметить, – оскалилась Кларк.
Кларк вошла на прощание в палату, куда определили Лексу. Ее соседкой была странновая рыжая девушка, которая вот уже час пялилась в одну точку, лежа на койке. Кларк то и дело подозрительно озиралась на эту сумасшедшую особу и ей было до щемящей боли в сердце обидно за Лексу. За то, что ее, абсолютно адекватную, поместили в психиатрическую клинику, а лечащий врач еще вдобавок с черным юморком и вовсе раздражал Кларк.
Присев в кресло рядом с Лексой, блондинка смотрела на нее так, будто они виделись последний раз. Полтора месяца не видеть друг друга казалось целой вечностью для девушек.
– Я наверное лучше буду пропадать целыми днями на работе, займусь исследованиями, которые подзабросила, нежели буду больше времени проводить в нашем доме, где мне просто невыносимо без тебя, – Кларк взяла ладонь Лексы в свою и посмотрела на безымянный палец благоверной. Кольцо пришлось забрать домой, поскольку здесь даже украшение может стать причиной чьей-нибудь смерти.
– Я не забуду, что мы женаты, милая, – уголки губ Лексы напряженно растянулись в подобии улыбки. Кларк хныкала, как ребенок, прижимаясь к груди своей жены, не желая ее оставлять.
– Мне невыносима сама мысль, что я вернусь домой без тебя.
– Но все это – вынужденная необходимость, от которой мне и самой скверно на душе.
– Я стараюсь думать, что тебя здесь действительно подлатают, а не будут пичкать транквилизаторами, – Лексе хотелось засмеяться, но выражение лица Кларк не терпело юмора, она не шутила. – Я понимаю, что ты много перенесла, что оставило неизгладимый отпечаток на твоей жизни, и это несмотря на то, что часть воспоминаний безвозвратно утеряна…
– О самом плохом мне рассказал Эмерсон.
– Он мог тебе солгать…
– Мог, но когда я разбивала его череп арматурой, то поверила в возможность того, что действительно могла убить… их всех.
– Но родителей убила не ты.
Лекса замолчала и опустила взгляд, когда в палату вошел лечащий врач и с наигранно-сочувственной улыбочкой начал спроваживать Кларк из палаты. Уговоры уже были бесполезны, Гриффин пришлось смириться с тем, что теперь она увидит Лексу лишь через полтора месяца. Она не понимала, почему ее визиты будут под запретом, ведь присутствие близких людей при лечении оказывает лишь положительный эффект и ускоряет выздоровление. Хотя Кларк не признавала, что Лекса нуждалась в психиатрической помощи и в реабилитации. А пережить последние ужасные события они бы смогли вдвоем, устраивая себе спа-процедуры, совершая утренние пробежки, а вечерами посещать центральный парк, наслаждаясь свежим воздухом.
Кларк ехала домой в подавленных чувствах. Такие она могла бы испытать, если бы Лекса неожиданно сообщила ей, что должна улететь на другой конец света и не взять Кларк с собой. Такие эмоции испытывает человек, провожающий любимого в аэропорту, не отрывая взгляда от его спины, которая растворяется в потоке из моря пассажиров, так и норовящих пихнуть тебя в бок, наступить на ногу или же проехаться чемоданом по твоим начищенным туфлям. Весь спектр подобных эмоций Кларк испытывала сейчас разом, а сердце тамтамами шумело в запертой грудной клетке.