Проверка
– Света, ты должна…
– Я никому ничего не должна…
Напряженная тишина, набухшая от разногласий, сочилась противостоянием.
Мать и дочь сидели друг против друга за столом просторной гостиной. Каждая была абсолютно уверена в своей правоте, исчерпав в изнурительном споре все очевидные аргументы.
Характерной декорацией немой сцены являлось серое ноябрьское утро, силившееся разразиться настоящим ливнем, а пока роняющее редкие тяжелые капли, стекавшие, волнистыми дорожками по идеально чистому стеклу панорамной стены генеральского особняка.
– Доченька, прекратим этот разговор, – произнесла Ольга Борисовна и, нервно покрутив на пальце кольцо с массивным бриллиантом, подняла глаза на Светлану. – Этот молодой человек – тебе не пара. Поверь, мы с папой лучше знаем… Марк – не тот человек, который войдет в нашу семью… Не думаю, что следует затевать разговор о свадьбе.
– Понятно! Издержки личной жизни единственной генеральской дочки, – саркастически ухмыльнулась Света. – Судьбоносные решения – через заседание генерального штаба! Только я, мамочка, Марка бросать не собираюсь! Если вы – против, то я… Я перееду к нему жить! Нам есть, где жить! Ему квартира от бабушки осталась!
С этими словами двадцатичетырехлетняя «отступница», сверкая наполненным праведным гневом взглядом, выбежала из гостиной.
– Доченька, мы не договорили…
– Некогда! У меня сегодня рейд, – огрызнулась Светлана. – И запомните раз и навсегда – все решения относительно своей жизни я буду принимать самостоятельно!
Ольга Борисовна вздрогнула от резкого звука захлопнувшейся двери и проводила взглядом выезжающий за ворота «Porsche Cayenne», подаренный Светочке год назад по случаю первого трудового дня в налоговой инспекции.
– Вот так вот… – вздохнула генеральша, обращаясь к вошедшей в комнату домработнице. – Мы с отцом всю жизнь для неё…
– Бог отведет, – успокоила та хозяйку, убирая со стола чашки с недопитым кофе.
* * *
Целый день, источая искры невидимого электричества – как последствия утреннего разговора с родительницей – налоговый инспектор Светлана Ситина безрезультатно проверяла соблюдение закона о применении контрольно-кассовых аппаратов.
Она терпела фиаско одно за другим на каждом из проверяемых объектов.
Ни одного нарушения!
Продавцы будто сговорились оставить молодую инспекторшу без премии, причитающейся за наложение штрафов и административных взысканий.
Отчаявшись, она направилась по последнему включенному в список рейда проверок адресу.
Крохотный продуктовый магазинчик напоминал домик дядюшки-Тыквы, прилепленный к громадной стене двухэтажного крытого рынка.
Втиснувшись вовнутрь, Светлана как всегда сделала вид, что разглядывает витрину. Она незаметно включила на айфоне видеосъемку и наблюдала за продавщицей, обслуживающей очередь из трех человек.
Худосочная девчонка с огромными светлыми глазами ловко управлялась за прилавком, подавая товар и пробивая чеки на кассовом аппарате
Подвыпивший мужик, купивший полкило колбасы, откровенно заигрывал с торговкой: он – то приглашал её на свидание, то – норовил ухватить за руку…
Та отшучивалась в ответ на предложение помятого «Казановы»» и обещала вернуться к разговору после того, как ухажер проспится.
«Брачные игры приматов…», – неприязненно подумала Светлана. – Везет лупоглазой! Вряд ли она у родителей спрашивает, с кем ей встречаться. Вот почему базарные шалавы самостоятельно распоряжаются своей личной жизнью? А я обязательно должна получать одобрение…».
Продавщица будто почувствовала её мысли и недружелюбно уставилась на девушку. Смотрела, не мигая, так, что тонкая голубая венка под глазом начала пульсировать.
– Брать что-нибудь будете? – с вызовом спросила торговка, не понимая, зачем барышня такой модельной внешности крутится у прилавка с дешевой снедью.
– Здорово, Славка! Как жизнь? – раздался звонкий мальчишеский голос, спасший проверяющую от вынужденного объяснения.
Замызганный парнишка в не по сезону легкой ветровке выворачивал карманы, извлекая их содержимое прямо на прилавок: жвачки, мятые бумажки, смотанные в клубок наушники…
– Во! Нашел… Думал, выронил, – он протянул пятидесятирублевую купюру.– Чипсы дай.
Продавщица протянула яркий шелестящий пакет покупателю, потрепав его по спутанным волосам.
– Так бери, «покупатель»! Не надо денег.
– Спасибо, Славка!
Парень торопливо вернул содержимое карманов на место, схватил упаковку и выскочил за дверь.
Вот он – звездный час! Довольная Светлана демонстративно закончила съемку эпизода вопиющего нарушения норм закона!
– Слышь, ты зачем на телефон снимаешь? – продавщица перегнулась через прилавок и вцепилась в рукав норковой куртки незваного «оператора».
Налоговый инспектор поморщилась и свободной рукой поднесла раскрытое служебное удостоверение к лицу нахалки.
– Вы только что нарушили закон о применении контрольно-кассовых аппаратов, необходимо составить акт, – менторским тоном, заявила предъявительница красных корочек.
– Светлана Владимировна Ситина, инспектор… – прочитала вслух продавщица. – Светлана Владимировна, Свет, слышь, не пиши… А?..
– Прекратите мне тыкать, я при исполнении… – Светлана высвободилась из цепки пальцев нарушительницы и брезгливо разгладила мех пострадавшего рукава новенькой «автоледи» с жемчужным отливом.
– Яро-сла-ва, – она нарочно по складам прочитала имя на бейджике поникшей нарушительницы. – Ознакомьтесь с поручением на проверку и предоставьте документы. И ещё… Входная дверь на время составления акта должна быть закрыта.
– Сейчас документы принесу, а дверь можешь закрывать – всё равно через пятнадцать минут конец рабочего дня, – буркнула Ярослава, исчезая в подсобке.
Светлана Владимировна неохотно взялась двумя пальчиками за шарик металлической задвижки и закрыла засов. Вытащив из сумки пачку влажных салфеток, она брезгливо протерла руки и часть прилавка. Удовлетворенная дезинфекцией разложила принесенные документы и приступила к составлению акта.
Закончив с формальностями, протянула Славке исписанные листы.
– Ознакомьтесь, распишитесь…
Продавщица читала медленно.
– Я не поняла про штраф… За что штраф? – наконец спросила она.
– За нарушение кассовой дисциплины. Реализация товара без оформления чека. Штраф от тридцати до ста тысяч рублей.
– Сколько?! Ты чё, ополоумела?! Пиши сразу миллион! Какой чек! Это же Егорка-беспризорник! Он на рынке ошивается! Его все жалеют, больной он… Да я сейчас эти пятьдесят рублей пробью!
– Поздно! Факт есть факт! Подписывать будете?
– Ничего подписывать не буду!
– Так и напишите, что от подписи отказалась.
У Славки на глазах выступили злые слёзы.
– Ну откуда ты такая цаца бездушная на мою голову? Да у нас всё в порядке, видишь, по документам! Пожалуйста, не пиши про эти чипсы проклятые… Меня хозяин с работы выпрет… Будь человеком!
– Увольте от подробностей! Из-за таких как вы – бюджет страны страдает! Из-за таких как вы – у пенсионеров пенсии маленькие! Расплодилось жулья! Вор на воре!
– Кто – вор? Я – вор? – казалось, глаза продавщицы вылезут из орбит. – Да что ты про меня знаешь, краля разодетая? Твой телефон – три моих месячных зарплаты… Эх! – в сердцах выдохнула Ярослава. – Что с тобой говорить! Подавись своим актом!
Разъярённая торговка – со съехавшим набок форменным колпаком – схватила бумаги и размашисто расписалась на последней странице.
– Теперь бюджет не пострадает! С завтрашнего дня – профицит!
– Ух, ты, какие слова знаешь! – съехидничала Светлана.
– А ты что, думаешь, одна умная? А все дураки?
Светлана Владимировна уже не слушала, в конце концов, это было ниже её достоинства – пререкаться с хабалкой. Она засунула документ в сумку и, не попрощавшись, выпорхнула из тесного помещения.
Выйдя на улицу, заспешила в сторону автостоянки.
Было семь часов вечера, но темно, словно ночью. Фонари тускло освещали опустевшую рыночную площадь.
«Интересно, Марк обрадуется моему решению переехать к нему? Конечно, квартирка на Второй планерной улице – это не генеральские хоромы, но пожить какое-то время – пока родители не одумаются – можно…», – размышляла Светлана, семеня на высоких каблуках в обход огромной лужи, с плавающими на поверхности обрывками бумаг и сигаретными бычками.
Она не успела испугаться, когда сзади её ударили по голове, вырвали из рук сумку и с силой толкнули в спину. Светлана только ойкнула и, потеряв равновесие, упала в отвратительную жижу.
Пытаясь подняться, она встала на четвереньки, уперлась руками в грязное дно и почувствовала, как в ладонь вонзилось что-то острое. С криком вытащив руку из лужи, она увидела, что бутылочный осколок торчал из раны, источающую кровь, текущую вперемешку с грязной водой. Светлана взвыла в голос.
– Тихо, тихо, не ори, – откуда ни возьмись появившаяся Славка шагнула в лужу.
– Ерунда, сейчас вытащу, неглубоко зашла… Разожми руку и отвернись! – приказала продавщица.
– Ё-моё… – пропищала Светлана. – Вытащила?
– Вытащила, – подтвердила Славка, перевязывая рану носовым платком. – Вставай!
– У меня сумку украли… В сумке деньги, паспорт, ключи от машины… Телефон… – причитала Светлана Владимировна, ковыляя на сломанном каблуке, оперевшись на спутницу. – Надо папе звонить…
– Подожди ты, сейчас зайдем ко мне – я через дорогу живу. Помоешься, руку обработаем.
В тесной прихожей – с выкрашенными в бирюзовый цвет стенами – Светлана Владимировна, облокотившись на стоявший тут же пузатый холодильник, стянула с себя мокрые сапоги, скинула грязную шубку и, подталкиваемая спасительницей, оказалась в ванной комнате.
Славка зашла следом, занося чистое полотенце и байковый в цветочек халат.
– Это бабусин – надень, как помоешься. Я тебе пока джинсы и кроссовки подыщу – твои мокрые насквозь.
Минут через двадцать – в халате, дважды обернутом вокруг тела, и в чалме, накрученной из старенького розового полотенца – Светлана вышла из ванной.
Заглянула в комнату: две простенькие кровати, стол и телевизор на тумбочке.
«Бедненько – чистенько!», – непроизвольно констатировала инспекторша.
– С легким паром!– дверь кухни отворилась, и на пороге появилась сгорбленная старушка. – Айда чай пить! Я сегодня пирожков капустных испекла. Больше-то ничего нет, – оправдывалась она. – Но пирожки – вкусные…
– Извините, а где Ярослава?
– К Гургену побежала, соседу нашему, он всю рыночную шпану знает, может сумка твоя отыщется…
Светлана села к столу и с удовольствием выпила огромную кружку крепкого горячего чая вприкуску с румяным пирожком.
– Вкусно? – спросила старушка и, улыбнувшись, погладила Свету по плечу. – Эх, девка, это горе – не беда, в жизни и похуже бывает. Когда чужие обижают – это одно, а вот когда свои, родные – сердце от обиды порваться может…
– С Ярославой конфликтуете?– просто так, лишь бы что-нибудь сказать, произнесла Света.
– Да что ты! Со Славочкой дружно живем, она – ангел мой. Таких как она сейчас днем с огнем не сыскать…
– Любите вы внучку. А у меня нет ни дедушек, ни бабушек. Я у родителей поздний ребенок.
– Балуют, наверное? Единственную красавицу… – снова улыбнулась старушка. – Я вот своего внучка единственного тоже любила-баловала, да так залюбила, что не заметила, как на улице оказалась.
– Как это, на улице? – непонимающе спросила гостья.
– Да просто, – спокойно ответила бабуля. – Дочка моя вторым браком за немца замуж вышла, всё продала и в Германию уехала. Остались мы с внучком вдвоем в моей квартирке жить. Я работала, пока здоровье позволяло, внука поднимала. Он даже в институте выучился. Думала, работать будет, легче жить нам станет. Да куда там! Парень смазливый, девки на него вешаться стали, да и дамочки постарше, посолидней, те еще и деньги давали. Не терпела я, все ему высказывала, вот, видать, и надоела. Одна дамочка у него особо ушлая была – умудрилась меня из квартиры выписать. Паспорт мой выкрали, меня – в машину и… За триста километров в заброшенный дом в глухой деревне отвезли. Как я назад до города добралась – рассказывать сил нет. С бесстыжим внуком поговорить пыталась, да всё напрасно. Говорит, что ему квартира нужнее – ему жить, семью создавать, а мне, старухе, пора сдохнуть и оставить его в покое. Вот так вот! – горестно подытожила бабуля.
– А Ярослава? Кем она вам приходится? – потрясенная рассказом, испытывая жалость к старой женщине, спросила Светлана.
– Так, никем. Она меня на рынке подобрала. Смотрела-смотрела, как я побираюсь и под прилавком сплю, пожалела да и забрала к себе жить. Живем хорошо: я по дому управляюсь, Славочка работает и учиться. Всё у нас хорошо. Давай ещё чайку подолью…
– Как, забрала? Просто, нищенку забрала к себе домой? – ошарашенная слушательница застыла с протянутой чашкой.
– Так не все люди – сволочи, и душевные бывают. До моих лет доживешь – много про людей узнаешь…
Хлопнула входная дверь, из прихожей раздался бодрый Славкин голос.
– Танцуй, Светлана Владимировна, сумка твоя нашлась. Денег и телефона – как понимаешь – нет… Извиняйте, зато всё остальное на месте.
Переодетая в короткие джинсы и слегка жмущие кроссовки, Света уже в коридоре шёпотом попросила у Славки адрес бабусиного внука.
– Зачем? – удивилась та. – Он отпетый подонок, я сама несколько раз пыталась с ним говорить, хотя бы паспорт просила вернуть – бесполезно. Говорит, что его тесть – большая шишка в полиции, и если надоедать не перестану – меня квартиры лишат, а на работе проверками замучают. Ничего не получится!
– У меня получится! Мой папа – генерал полиции, он поможет!
– Ну попробуй, сейчас напишу, только ручку найду.
– Подожди, – Светлана достала из сумки ручку и, вытащив из папки злосчастный акт проверки, оторвала половину листа. – Пиши.
Она протянула бумагу ошарашенной Славке, а оставшиеся листы скомкала и положила на холодильник.
– Вот, написала: Вторая планерная, дом семнадцать, квартира шесть, Марк Смирнов. Здорово будет, если он паспорт вернет – больше нам с бабусей ничего от него и не надо. Эй, слышь, подруга… Плохо тебе?
– Марк Смирнов… Вторая планерная… – пробормотала побледневшая Светлана. – Я этот адрес знаю…
– Свет, если сложности, то… Не надо… Ты никому ничего не должна.
– Ошибаешься. Я – должна!
ЧУЖАЯ ИГРА
Посадка челнока на поверхность Цивии завершилась в штатном режиме. Однако все мои попытки открыть входной люк не увенчались успехом.
Когда двигатель был уже отключен, ни с того ни с сего челнок начало трясти. Его лихорадило мелкой дрожью, словно старческие руки при Паркинсоне.
– Адам, Адам, мы теряем связь, – в шлемофоне послышался взволнованный голос Каси. – Ади, ответь, что там у тебя?
– Чёрт знает что тут у меня! Трясет! Предположительно атмосферное явление…
На самом деле я хотел еще много чего добавить про чёртовых клювокрылых кошек-самлов, которые занимались терроформированием этой экзопланеты, найденной на окраине их галактики. Именно самлианцы внесли Цивию в реестр планет, пригодных для астротуризма.
– Драные клювокрылые кошки, – злобно прошептал я, – ни в одном рапорте не упоминали об этой тряске, будь она неладна.
Видеофайлы переданные руководству вызвали умиление у всей женской половины компании. Ещё бы! Просто рай! Обилие цветущих лугов, изумрудных лесов с плодоносящими деревьями и рубинами спелых ягод в траве. Фантастические бабочки и сладкоголосые птицы. И ни одной живой или растительной особи, способной нанести вред человеку. Голубые океаны с пологим песчаным дном, прозрачные озера с водопадами, ниспадающими с живописных скал и розовато-сиреневое небо проймут любого.
Очарованные земляне с энтузиазмом приняли участие и, ликуя, выиграли межгалактический тендер на строительство комплекса туристической инфраструктуры.
И вот я здесь.
Придется ждать! Автоматическая система безопасности челнока ни за что не позволит шаттлу разгерметизироваться при такой турбулентности или флуктуации, или как там это явление правильно называется. Я не астрофизик.
Моя задача: исследование ландшафта под будущее строительства.
Если робот-челнок не выпустит меня через тридцать минут, вернусь на корабль.
Пусть самлы попадут под суд Межгалактической Лиги и выплатят о-го-го какую компенсацию. А мы им еще и Вискас поставлять будем в качестве гуманитарной помощи, когда обанкротятся!
Меня насмешили собственные мысли.
В принципе, невинные розыгрыши были у нас в порядке вещей. Но одно дело, когда впервые ступая на неизвестную территорию тебя встречает хлебосольный робот патимейкер и провожает к накрытому столу, или в твою честь неожиданно запускают в небо фейерверк, и совсем другое, когда тебя решили «слегка потрясти».
Ну да ладно, что у нас со связью?
– Кассандра, Кассандра, ответь …
В шлемофоне могильная тишина.
«Тремор», хоть и не доставлял боли, уже изрядно надоел. Люк оставался заблокированным.
Неожиданно монитор начал рябить и потрескивать.
Не хватало только, чтобы оборудование вышло из строя!
– Кассандра, Кассандра, возникли помехи с передачей звуковых сигналов, переключаюсь на прием текстовых сообщений,– вынуждено рапортовал я.
«Просто скажите: «Да», – странная надпись высветилась на экране.
– Что за ерунда! – раздраженно воскликнул я.
«Ответ неверный. Осталось две попытки. Просто скажите: «Да».
– Кассандра, не шути со мной!
«Осталась последняя попытка!»
– Да-а-а-а!– во весь голос заорал я.
«Ваш апостиль принят, договор вступил в силу! Добро пожаловать на Цивию!»
Тряска прекратилась, люк беззвучно открылся.
Шлемофон заработал.
– Адди! – кричала Кассандра, – ты куда пропал?
– Всё в порядке, – успокоил я девушку, – самлы шутят.
– Может вернешься? Объявим рекламацию по внештатной ситуации.
– Дорогое удовольствие! По головке не погладят! Ладно, на обратном пути расскажу про кошачий розыгрыш. До связи.
Выпрыгнув наружу, я осмотрелся. С пейзажами клювокрылые не наврали. Красота!
Замерил состав воздуха. Все в порядке. Микроанализ крови подтвердил: «Сатурация крови кислородом оптимальна».
Перекусив, нацепил на плечи рюкзак с оборудованием.
Сегодня я решил отправиться к ближайшим координатам, утвержденным заказчиком, на карте Цивии.
Идти было не больше километра. Травка под ногами была удивительно эластичной и упругой, она быстро распрямлялась, стоило отойти на несколько шагов.
«Указатели тут нужны будут через каждые сто метров! – подумал я. – На собственные следы надежды мало, тропинки не протоптать». Искусственное покрытие и дороги проектировщики забраковали сразу. Планета предназначалась для экотуризма.
Добрался до точки и приступил к работе без приключений.
Надо сказать, что климат Цивии пришелся мне по душе: комфортная температура, приятный ветерок и полное отсутствие кровососущих насекомых, по крайне мере, на том месте, где я трудился.
В течение дня я несколько раз выходил на связь с кораблем, докладывая обстановку и самочувствие.
На последнем сеансе связи я уже хотел пожелать Кассандре и экипажу добрых снов, когда заметил, что девушка замялась и явно хочет о чем-то попросить.
– Кася, в чем дело? Говори уже.
– Адам… Адди, то, о чем я хочу попросить, очень личное и идет вразрез с регламентом полетов, но… даже не знаю, как начать?
– Давай, вываливай, – подбодрил я старую знакомую.
– Если ты не возражаешь, я хочу вернуться на платформу прыжкового буйка.
– Возникли неполадки? Нужен ремонт?
– Нет-нет, – торопливо заверила Кася, – там ребята с Кеплера остановились… Короче, некоторые вещи Джерими нашлись. Я бы хотела забрать… как память.
Я знал печальную историю Кассандры. Её муж Джерими был вахтовиком на кеплеровских рудниках. Он погиб под завалом при неудачном взрыве пласта отрума.
– Понятно… Я не возражаю. А как отчитаемся по топливу? Спишем на аннигиляцию?
– Нет, шахтеры дозаправят, но это будем держать в секрете…
– Не сомневайся, своих не сдаю!
– Ты-то остаешься один, продержишься сутки? На связь, сам понимаешь, выходить не смогу – вычислят по координатам нарушение…
– Даже не сомневайся, продержусь. График у меня плотный, не замечу, как вы вернетесь на орбиту…
На Цивию опускались сумерки. Ночей, в том понимании, к которому привыкли мы, земляне, здесь не было.
В отличии от Земли, планету освещали два светила. Звёзды были разновеликими и сменялись на небосводе каждые шестнадцать часов, так что планета освещалась постоянно, только с различной интенсивностью.
Когда в зените стояла Зия, на планете был день. Когда восходил Темиус, начиналась сумеречная цивианская ночь.
Я, конечно же, не упустил возможности насладится зрелищем одновременного заката и восхода, сидя на шелковой траве поляны.
Мне даже пришла мысль сменить гнев на милость к самлам. Надо отдать должное, поработали они на славу. Теперь даже не разобрать, какая часть окружающей флоры настоящая, а какая является результатом кропотливого труда.
А что касается их шутки после прицивиения, надо будет поискать вибрационную установку и разрядить. Пусть потратятся на новую батарею.
Возвращаться к челноку не хотелось. Я вытащил из рюкзака пакетик с мятными карамельками и снова развалился на теплой шелковистой травке.
Два одинаковых перистых облачка плыли надо мной в вышине. Они были похожи на два симпатичных глаза. Отдельные обрывки конденсатного пара внутри казались зрачками, тонкие перышки по краям выглядели словно ресницы.
– Э-ге-гей! Кто ты, смотрящий на меня сверху? – дурачась, прокричал я.
Облачные глаза, посмотрев из стороны в сторону, несколько раз хлопнули ресницами.
От неожиданности я замер. Ну ничего себе! Какая подвижность у местной облачности.
– Я Цивия, – слова прозвучали откуда-то сверху. – Я девочка. И ты согласился мне помочь!
Видимо, гримаса ужаса отразилась на моем лице.
С неба незамедлительно раздался звонкий смех.
– Не бойся, трусишка! Тебе понравится. Честное девочкино!
– Пом-м-мочь? – заикаясь от страха, переспросил я. – Чем?
– Для начала создадим новый персонаж… Расскажи про кого-нибудь! Только чур у персонажа должна быть интересная история… – голос помолчал. – До тебя были самлианцы, но все их герои словно одинаковые… Воюют, убивают, едят друг друга… Скучно!
– Как это? – не понял я.
– Как? Как? Вот так! Смотри!
О, Боже правый! Лучше бы я не спрашивал!
Небо моментально сделалось чёрным. Пепельные тучи сотрясались от раскатов грома. Блистали молнии. Трава исчезла, я оказался сидящим на шершавом камне выступа скалы. Подо мной простиралась бездонная пропасть.
Вокруг меня происходила настоящая кровопролитная бойня. Крылатые самлы как исчадия ада носились по воздуху. Каркающие крики перекрывал свист стрел, сотнями вылетающих из странных арбалетов, оснащенных тремя направляющими сразу, которые боевые кошки зажимали в когтистых лапах.
Брызги из разорванных ран оседали на камнях алыми каплями.
Огромная туша рыжего раненого самла свалилась рядом со мной. Воин, утыканный дюжинной стрел, бился в конвульсиях и хрипел, захлебываясь пузырящейся кровью, бьющей пульсирующим фонтаном из горла.
– Кхрз… – произнес он и тут же выкашлял на камень сгустки черной слизи. – Кхрз…
Я не лучший знаток самланского, но, видя как от воюющей стаи отделилась черная кошка и устремилась прямо на меня, вспомнил, что означают эти слова: «Защищайся!»
Умирающий самл из последних сил пододвинул мне арбалет и, отстегнув когтями опоясывающую его портупею с короткими стрелами, посмотрел на меня единственным уцелевшим глазом.
Я понял его посыл и быстро стащил с него снаряжение.
Руки тряслись, отказываясь повиноваться. Стрелять тремя стрелами сразу я никогда не пробовал, поэтому решил действовать по старинке, установив в направляющую одну стрелу. Я вовремя успел. Размахивая перепончатыми крыльями, один из черных был уже так близко, что едучая вонь его разгоряченной плоти ударила мне в нос.
Я поднял арбалет, сработал спусковой механизм. Стрела вонзилась прямо в брюхо клювокрылого.
Враг, сложив крылья, штопором начал снижение. Если он упадет сюда, это конец! На камне нет места для троих. Я прижался к скале. Черный шлепнулся на камень, повиснув задними лапами над пропастью. Он открыл короткий клюв и тяжело дышал. Его умные желтые глаза смотрели на меня с ненавистью.
Мне никогда в жизни не приходилось убивать братьев по разуму. Конвенция Лиги карала смертью. Даже межвидовая дискриминация наказывалась, вплоть до профессиональной дисквалификации.
Но выбора не было. Я перезарядил арбалет и выстрелил прямо в морду поверх клюва. Самл с ненавистью прокаркал грязное ругательство и, истекая кровью, вырвал короткую стрелу из своей головы. Зажав её в лапе, он размахнулся и вонзил острие мне в ногу. Боль ослепила мозг. Наконечник накрепко застрял в мышцах. Проклятый черный пытался стащить меня в бездну, дергая изо всей силы за обратный конец стрелы. Изнемогая от боли, я снова зарядил арбалет и выстрелил противнику в шею. Когти самла разжались, и он упал вниз.
Рыжий ещё был жив и наблюдал за происходящим.
– Ты хочешь покинуть бой? – еле слышно спросил он на чистейшем панземном.
Я незамедлительно кивнул.
– Просто скажи: «Да».
– Да-а-а-а! – закричал я, не узнавая свой собственный голос.
Панорама сражения исчезла. Я опять сидел на пасторальной лужайке. Из раны на ноге торчала кошачья стрела.
– Ну что, понравилось?
– Нет! Я – человек мирный! Такие баталии мне не по вкусу. Видишь, я ранен и не могу идти, – негодовал я.
– Не будь занудой, – голос прозвучал разочарованно.
– Я придумала! Пусть твой рассказ будет про доктора! Тебе же нужен врач? Давай, вспоминай! Расскажи про кого-нибудь, можно из далекой-далекой древности Земли. Главное, чтобы этот персонаж действительно когда-нибудь существовал, тогда его будет легко восстановить по вымершей материи. Вспомни про кого-нибудь и просто скажи: «Да». Пусть он сначала тебя вылечит, а потом я отправлю его на войну самлов. Помогать раненым.
Облака на небе расползались в разные стороны и бесследно исчезли.
– Парацельс, – решительно произнес я. – Да! Парацельс!
Несколько минут ничего не происходило. Я принялся обдумывать произошедшее и даже попытался объяснить всё информационным полем Цивии. Нужно будет обязательно написать подробный отчет в отдел по науке. Логично предположить, что разумная жизнь на планете всё-таки существует. Только её форма разительно отличается от других миров. Вполне вероятно, разумный конденсат, который может изменять форму, является носителем интеллекта. Был же у Лема разумный океан на планете Солярис.
В любом случае, доложить следует.
Может мы поторопились с проектом включения Цивии в программу «Астротур»? Но, с другой стороны, налаживать контакт теперь всё равно придется.
На время позабыв о боли, я размечтался о том, что, как один из первых контактеров, войду в историю освоения Цивии.
– Кхе-кхе, юноша, когда вы соизволите обратить на меня внимание? – незнакомый голос вернул меня к действительности.
Передо мной стоял, опираясь на тросточку, невысокого роста пожилой мужчина в странном одеянии и диковинной красной шляпе из бархата. Полноватая фигура, кожа на лице без признаков растительности, длинные волнистые волосы, в которых виднелась седина. Незнакомец слегка поклонился.
– Филипп Авреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, ты, Адам, можешь называть меня просто Филипп или Тео, – на его лице читалась не то ирония, не то пренебрежение, а может и то, и другое вместе. – Человечество настолько преуспело в использовании запоминающих устройств, обладающих электронной памятью, – продолжил он, – что теперь вспомнить мое полное имя сможет не каждый. Эх люди-люди, когда поймут, что за все нужно платить? Приобрел электронное устройство, потерял естественную способность… Сейчас я имел в виду память…
– Это вы так шутите?– вырвалось у меня. – Если вы доктор, то лучше посмотрите мою рану.
– Вот так же, слово в слово, вопрошал мой друг Сигизмунд Фунер из Тирольского Шварца, когда в его лаборатории мне удалось получить первый слиток золота.
Он опустился на колени, стянул с плеча походную сумку и принялся вытаскивать из неё инструменты и склянки.
– Для начала примите этот порошок, молодой человек.
Мужчина, не дожидаясь моего согласия, одной рукой ухватил меня за подбородок, а другой ловко всыпал мне в открывшийся от неожиданности рот порцию сыпучего лекарства.
– Глотайте, глотайте – боль сейчас пройдет.
– Что это? – еле ворочая языком, поинтересовался я.
– Это, милейший, одно из моих гениальных обезболивающих – опий.
Пока я лихорадочно соображал – хорошо это или плохо, он уже вытащил стрелу и теперь наполнял рану какой-то бурой мазью.
– Предвосхищая вашу любознательность, поясню, это экстракт из дождевых червей. Их способность к регенерации творит чудеса. Кстати, о ране, она не опасна, и когда я закончу накладывать повязку, вы вполне себе сможете ходить. Не смотрите на меня как тупица. Ответьте мне! Боль прошла?
– Какие дождевые черви?
– Удивляешься? А знаешь почему? Потому что в мозгу у тебя сплошные шаблоны. Я с этим «традиционным мышлением», черт его дери, всю жизнь боролся.
Тео, не переставая, что-то говорил. Он рассказывал о том, как ему в свое время было трудно понимать учителя, Великого Иогана Тритемия.
Суть повествования не доходила до моего сознания, иногда я воспринимал только отдельные фразы.
– Корнелий Агриппа, так же как и я, учился у Иогана Тритемия. Он даже потом трактат написал «О тщете науки», а ты хочешь, чтобы я в один присест тебе объяснил, как все работает…
– Что работает? – очнулся я.
– Ты совсем тупица?
– Извините, повторите еще раз.
– Процесс трансформации будущего под воздействием целенаправленного изменения текущей действительности… Что непонятно?
– Вы – настоящий Парацельс?
– Ты сейчас похож на лупоглазого барана, – собеседник начал злиться.
Тут меня осенило, я вспомнил, что Парацельс обожал выдумывать ругательные словечки, многие из которых благополучно дожили до наших дней.
Ну да, «лупоглазый баран» – это одно из его любимых ругательств, которое, благодаря исследованию Карла-Хайнца Вайманна, обеспечило Гогенгейму не последнее место в истории формирования немецкого языка. Мысль, пришедшая так внезапно, мне очень понравилась, и я тут же решил его протестировать.
– А вы не могли бы еще парочку ваших фирменных словечек напомнить? – попросил я. Боль действительно отступила, и я чувствовал себя вполне нормально.
Лицо мужчины налилось краской, он сжал кулаки и, брызгая слюной, зашипел:
– Ах ты зассанец, козявка, осёл….
– Ну-ну, а теперь самое главное ваше лингвистическое изощрение. Ну пожалуйста, и клянусь, я поверю….
– Говнюк, – выдохнул Филипп.
– В десяточку! Говнюк, точно!
Знаменитое «говнюки» имело у Гогенгейма весьма широкую область применения. Он не раз прибегал к этому термину при характеристике хирургов в написанном им сочинении «Бертеонея».
– Все, я вам верю, достаточно.
– Господи, чем я занимаюсь? – шепотом возмущался Филипп. – Я доказываю этой козявке, кто я такой. О, Боже милостивый, сжалься надо мной!