Первые майские грозы

Люди не все по своей природе худые, и никто вовсе не обязан подгонять себя под чужой шаблон. Что для одного хорошо, то для другого может быть опасно. В природе нет стандартов, и людям стоит прислушиваться только к ней и к своему здоровью. А слепое следование всякой модной чепухе на худобу ― это убийство индивидуальности. Неужели все красивые люди ― худые? А что есть красота? Разве это не прекрасное сочетание индивидуальностей, которое дополняют собой друг друга, образуя целостный гармоничный образ человека?

– О чём задумалась, дочка? ― мама подсела рядом с тарелкой в руках.

Я вздрогнула и стала активнее шевелить вилкой. Этот момент показался мне сейчас подходящим для разговора.

– Мам, тут меня Зина на день рождение приглашала к Кате Глопцыш…

– Это день рождение Кати пусть она и приглашает! Ты ведь даже с ней не дружишь!― мама окатила меня первой волной возмущения.

– Да там будет весь класс просто, и Зину мама отпустит, только если пойду я…

– Я разве сказала, что ты пойдешь? ― вторая волна на подходе.

Я сжала челюсти, почувствовав, что сказала лишнее.

– Мы же скоро расстанемся с ребятами навсегда, и можно было бы последний раз…

– Что-то я не видала никогда, чтобы ты горела таким желанием провести с ними время, ― мама усмехнулась, и была чертовски права, ― твои одноклассники лучше бы к экзаменам готовились, а не вечеринки бы всякие закатывали.

– Так что мне передать Зине? ― я не сильно надеялась одержать вверх в этой борьбе.

– Оля, ― волны возмущения утихли, но твердое суровое дно всё же прослеживалось в мамином голосе, ― ты же знаешь, пока не сдашь экзамены никаких гуляний и вечеринок.

– Знаю, мам, – я кивнула головой, ― спасибо за ужин.

Я поднялась из-за стола, и удалилась в свою комнату писать Зине разуверяющий ответ:

Я: Привет, Зин, мама не разрешила мне идти с тобой на вечеринку…

Я хотела добавить, что мне очень жаль, но передумала.

От Зины пришел почти моментальный ответ, так как она почти все время сидела в телефоне:

ЗИНА КУКУРУЗКИНА: Ну, другого ответа от твоей мамы я не ожидала. Я сама вечером накануне к вам зайду и порешаю с ней, уверена, я смогу её переубедить; -).

В конце Зина добавила символами глупый подмигивающий смайлик, от вида которого меня передернуло, и я сразу начала строчить ответ:

Я: О, Зин, не стоит, мама будет не в духе в субботу, потому что придется везти бабу Тому по магазинам, а это обычно часа на три, а та купит ананасы и заставит маму их чистить…

Я начала выдумывать на ходу не самую подходящую чепуху.

ЗИНА КУКУРУЗКИНА: Господи, да все в порядке будет! Жди завтра! И найди в гардеробе какое-нибудь платье, я ведь знаю, что они у тебя в шкафу спрятаны, а то опять придешь, как моль)))

Я прочитала и не ответила. Так я выражала верх скрытого негодования. Я догадывалась, что будет завтра, потому что знала Зину и свою маму, и когда они встречаются вместе, всегда происходит что-то несусветное.

Уткнувшись лицом в подушку, я осмысляла весь грядущий крах моего плана никуда не ходить.

* * *

Утро и день субботы я провела крайне продуктивно: утром посетив факультативы, я вернулась домой и, немного полежав и поразмыслив с Пафнутием о бренности бытия, уселась за работу с твердым намерением закончить свою тетрадь по теории.

– Пафнутий, зачем вот мы столько всего делаем в жизни, вечно куда-то бежим, покупаем ненужные вещи, если в конечном итоге они нам не потребуются, ибо у всего исход один?

– Мур-мур-мур, ― отвечал мой мохнатый товарищ.

– О, это лучший ответ, который я слышала за сегодня… Наверно, скучно просто сидеть вот так и ждать, пока все станет бессмысленным. Можно же выучиться на юриста, можно поесть, полежать, да, Пафнутий? Если смысла в жизни нет, то смысл в том, чтобы быть счастливым… Ты счастлив, мой друг?

Пафнутий сладко потянул лапки в разные стороны.

– Отчего ж тебе не быть счастливым? Если ты только не таишь какую-то мысль в своей кошачьей голове. А вот счастлива ли я?

К вечеру моя тетрадь была готова. Я без остановки перелистывала её, восхищаясь проделанной работой. Я в совершенстве выучила уголовное право, законспектировать которое мне наконец-то удалось. Включив музыку, я ещё раз старательно обводила все заголовки. Так как поставленная задача была выполнена, сегодня меня ждало наиприятнейшее времяпрепровождение в компании с «Пиратами Карибского моря» и неповторимым Джонни Деппом в главной роли. Зачем вообще эти глупые мальчики, когда есть киноактеры?

Но вдруг в двери позвонили, и я сразу поняла, что вечер с обаятельным мужчиной и печеньем у телевизора мне не светит.

– Добрый день, тетя Рая, ― веселый голос Зины наполнил звоном нашу квартиру. Я сникла.

– Здравствуй, Зина. Как дела? Как учеба? ― мама стояла в дверях и беседовала с моей подругой.

– Да все хорошо, готовимся потихоньку, конечно не так усердно, как ваша дочь… ― Зина засмеялась, мама со смущенной гордостью загоготала ей в ответ.

– Хочешь чаю? Я как раз приготовила пирог из абрикосов.

– О, теть Рай, конечно, ваши пироги бесподобны, я не откажусь. Я хотела с вами немного побеседовать…― Зина начала, что-то убедительно тараторить, но я уже не слышала, так как её голос удалился вместе с ней на кухню.

Я всё-таки решила выйти и невесело поприветствовать свою подругу.

– А вот и наша затворница! ― воскликнула Зина, размахивая куском пирога.

– Господи, Зина ведь сейчас улетит! ― мама замахала руками, создавая какую-то неприятную суматоху.

– Привет, Зин, ― я поздоровалась невесело, как и планировала, и уселась рядом, где передо мной, как по волшебству, уже образовались тарелка с пирогом и чай.

– Доча, я тут подумала и решила, что тебе всё-таки стоит сходить с Зиной на вечеринку, ― начала мама, смотря на меня и задумчиво помешивая сахар в чашке.

Зина рядом радостно закивала, подмигивая своими глазами так, что казалось, она сейчас выдавит их себе.

– Ты же знаешь, мне нужно заниматься, у меня уже были дела на вечер, ― протянула я, оценивая всю значимость валяния на кровати перед Джонни Деппом на экране.

– Тетрадь что ли свою писать? Или на диване лежать? ― усмехнулась Зина, откусывая огромный кусок пирога.

– А она как раз полчаса назад закончила свою тетрадь! ― похвасталась мама моими успехами, о скором достижении которых я пожалела, ― тебе стоит сходить развеяться. Мозгу тоже нужно отдыхать, ему необходимы приятные впечатления.

«О каких приятных впечатлениях, мама, ты говоришь? Пьяные школьники? Потные трясущиеся под невразумительную музыку тела?» ― в умах я вступила в дискуссию.

– Твоя молодость проходит, а ты сидишь дома, ни с кем не общаешься! Заканчиваешь школу! Даже я веселее была в твои годы, чем ты! Ох, сколько у меня было подруг! А мальчиков! Штабелями ведь ложились! ― мама подперла щеку рукой, задумчиво отвела глаза вдаль и погрузилась в приятные воспоминания:

– Был у меня один мальчик, не помню, как его звали, Толик или Сережа, у него были такие голубые глаза…

– Мам! Ну что ты заладила! Никому не интересно слушать, про твои любовные похождения!

– А-а, а потом я встретила твоего папу, такого же несносного брюзгу, как ты!

– Неправда, тетя Рая, мы с удовольствием послушаем в следующий раз, нам через полчаса нужно быть на месте, а тут ещё конь не валялся, ― Зина осуждающе посмотрела на мой внешний вид.

– Ой, конечно, доча, иди скорее собирайся, волосы хоть расчеши, а то как из норы вылезла!

Не дав ничего возразить, Зина схватила меня за руку и потащила в мою комнату, а по пути я сделала умозаключение, что Зина оказывает влияние на мою маму похлеще магнитных бурь.

Она по-хозяйски открыла мой шкаф и побросала на кровать мои футболки и свитера.

– Скучно, скучно, скучно, скучно… ― джинсы и штаны уныло летели следом, ― Ага! А вот и кое-что поинтереснее!

Зина вытащила из шкафа нежно-розовое шифоновое платье с ландышами.

– Ну уж нет! Я в таком не пойду! ― я скрестила руки на груди, выражая протест.

– Тогда голая иди! Я не пущу тебя в твоем старье, ведь прямо вещи все как из сундука старушечьего украдены! А ландыши ― это хоть всё ещё достаточно консервативненько, но уже посвежее, чем эта ужасная плиссированная юбка, словно снятая с моей покойной прабабки! Вот прямо в точно такой же хоронили!

Я только успела поймать свою летящую из шкафа юбку, в которой я по обыкновению хожу в школу, когда все мои штаны в стирке.

– Опа! А вот это ты не хочешь? ― Зина с удивлением достала из моего шкафа совершенно компрометирующее черное платье, которое зачем-то купила мне мама лет пять назад на ту пору, «когда тити вырастут».

– Господи, Зина спрячь его обратно! Так и быть я надену с ландышами, только спрячь.

– Эх, такое добро пропадает, ― сказала Зина и с тоской повесила его обратно.

Я стащила с себя домашнюю футболку и недоброжелательным лицом покосилась на платье.

– Господи, что это на тебе за суровые пережитки тоталитарного режима?

– Это мой спортивный бюстгальтер, ― возмутилась я на подругу и поторопилась натянуть платье.

– Только не показывай его никому, а то парни испугаются, что совратили бабушку.

– Боже, Зина, что за чепуху ты несешь! Я не собираюсь ни перед кем раздеваться!

– Я бы в таком обмундировании тоже не разделась бы …― Зина покачала головой.

– А что такого? Удобно и ничего не жмет, ― заносчиво ответила я.

– Наверно, старыми девами рождаются…― еле слышно прошептала Зина себе под нос и вышла из комнаты.

Я закончила с платьем и тоже последовала за ней.

– Ты с таким гнездом на голове пойдешь? ― не дождавшись ответа, Зина побежала в ванную за расческой и вскоре вернулась с ней.

– У тебя такие красивые длинные волосы, почему ты никогда не ходишь с распущенными? ― спросила Зина, распутывая мой домашний пучок каштановых волос. Они грузно упали мне на спину.

– Мне мешают.

– Так обстриги.

– Мама не разрешает, говорит: «Длинная коса ― каждой девушки краса!»

– Но сегодня ты пойдешь так, ― Зина взмахнула моими волосами и они снова послушными прямыми гладкими прядями выровняли свои кончики у меня на талии.

– Какая ты у меня красивая! ― мама выглянула из кухни, ― ну удачи вам, девочки! Только алкоголь там не пейте!

– Да какой алкоголь, тетя Рай! Все опьянеют от трезвости вашей дочери!

– Звук у телефона включи! Домой вернись не позже девяти.

– Ну теть Рай! Там в девять самое веселье! Давайте в десять, и мы с моими друзьями её проводим.

– Хорошо, Зина, надеюсь на вас можно положиться.

– Конечно, тетя Рай! До свидания!

– Пока, мам.

Мы с Зиной вышли на улицу. Немного пройдя, мы зашли за угол. Зина остановилась:

– У тебя окна ведь во двор только выходят? ― спросила Зина, словно затеяла какой-то заговор.

– Да, а что? ― поинтересовалась я с недоумением.

– Тогда, держи, ― Зина всучила мне свою сумку и начала стягивать платье.

– Что ты делаешь? ― мои глаза округлились.

– А ты думала я в этих лохмотьях пойду? ― подруга ухмыльнулась, а из-под достаточно пристойного, по моему мнению, платья показался сущий разврат.

Платье Зины представляло собой неприлично короткое едва прикрывающее ягодицы полотно, обклеенное серебристыми пайетками. Чрезвычайно глубок был вырез, откуда вываливалась грудь, вытесняемая пуш-апом больше самой груди, которая, казалось, вот-вот выскочит и сама весело побежит на вечеринку припрыжку. Все Зинино хозяйство держалось буквально на соплях, потому что лямками нити, на которых был повешен неподъемный груз ткани и пайеток, было трудно назвать.

Зина засунула свое прежнее одеяние в мой рюкзак, потому что в её маленькую сумочку могло уместиться не больше телефона и косметички.

– Ты пойдешь в этой срамоте?

– Да сейчас все так ходят, ты просто не следишь за модой!

– Куда уж мне! ― я развела руками, ― пошли, до дома Глопцыш идти ещё пятнадцать минут.

Я всегда удивлялась способностью Зины наносить макияж в любых условиях, буквально везде, иногда даже без зеркала. Она могла без проблем краситься на уроке, в автобусе, в кинотеатре, в магазине, на улице, иногда смотрясь в зеркала стоящих автомобилей. Если бы её подвесить вверх ногами или отправить лазать по горам на тросах, она бы и там не осталась без макияжа.

И сейчас Зина вела себя так, словно забыла лицо дома, и если она сейчас же его не нарисует, то её, наверняка, не узнают и не пустят на вечеринку.

Она достала из своей сумочки косметичку и начала выпускать на свет ту Зину, которую обычно видят все окружающие: нарисованные отдельными волосинками брови, изогнутые как сердитые зигзаги, глаза, утонувшие в каких-то мутных коричневых тенях, щеки блестящие от хайлайтера, нарочито претендующие на большие объемы губы, обведенные карандашом и покрытые матовой красной помадой.

– Что ж у тебя там с Максимом-то ничего не вышло? ― затеяла беседу Зина на не самую подходящую тему, чтобы скоротать наш путь.

– Ох, Зин, не начинай!

– Это как это так не начинай! ― подруга надула красные губищи, не забывая при этом старательно возить кисточкой по уже залепленным чернотой ресницам, ― я столько сил приложила, чтобы наладить твою личную жизнь, чтобы ты хоть на выпускном не сидела позорно в стороне. Я все рядом ходила-ходила, намекала-намекала, вон у меня такая подруга классная, симпатичная, а все дома сидит и в книжках глаза топит. Ей нужна, мол, сильная мужская рука, которая бы вытащила её из хламовника её бумажного и вывела в люди. А тебе всё так не так, и так не эдак!

– Спасибо большое за заботу, подруга, ― ответила я с явным недовольством, ― но мне такой кавалер, который смотрит только хоккейные матчи и «Спанч Боба» по выходным и думает, что рефлексия ― это болезнь, ни к чему.

– Извините, уж не всем быть такими высокоинтеллектуальными и смотреть лишь психологические триллеры!

– Я не говорила, что он глупый, просто я не знаю, что с ним делать. Люди ведь обычно гуляют, общаются, а не мусолят одну и ту же тему, потому что больше не существует хоть какого-то общего повода для разговора, или вообще молчат, разглядывая травинки под ногами и размышляя, а что бы случилось, если бы эти травинки добрались до небес…

– Не думаю, что Максим о таком задумывался… Да вообще никто не думает о такой чепухе! Это ты вечно втемяшишь себе в голову какую-то несусветицу. Чудная ты, конечно. Максим, наверно, теперь такого же мнения.

А он ведь практически так и сказал по окончанию нашей незатейливой прогулки, когда я решила спросить у него, верит ли он, что все предопределено. Эта тема мне показалась хорошей для дискуссии. А он ответил мне: «Я уж не знаю, что там и у кого предопределено, но я думаю, нам, определенно, больше не стоит ходить гулять».

И тут я подумала: «А ведь этот Максим не так уж глуп, и мне, вправду, не стоит больше гулять ни с ним, ни вообще с кем-либо другим».

Зине я, разумеется, не сказала, чем закончилась наша встреча.

Неожиданно замаячивший вдалеке дом Глопцыш внушал мне надежду о скором окончании неуместных вопросов, и мои напряженные плечи с облегчением опустились. Я даже посмотрела на часы и, обеспокоенно воскликнув, что мы опаздываем, сумела поторопить подругу и приблизить тот момент, когда она от меня отстанет. Но лучше бы я не торопилась.

Перед нами распахнулся вход в трехэтажный коттедж, и оттуда вывались не первой свежести личности, которых я бы никогда не поставила в своем доме встречать гостей. Впрочем, у меня нет ни такого дома, куда бы я приглашала гостей, и ни гостей, которых бы я приглашала.

– Привет, красотки! ― наименее свежая личность по имени Толян высунулась из проёма и обдала нас волной алкогольных ароматов.

Его волосы были взъерошены, словно он только что снял с головы мусорную корзину, в них запутались чипсы и конфетти. Сам он был одет только в рубашку с какими-то тропическими цветами настолько длинную, что невольно вставал вопрос о наличии штанов или шорт, прилагаемых к такому костюму, хотя бы валяющихся в пределах этого дома.

Второй выглядел чуть интеллигентнее первого, его звали Алексей. Алексей оттолкнул своего коллегу так, что тот, перестав смотреть на нас своими мутными масляными глазками, отшатнулся в угол и наконец позволил нам войти.

– Добро пожаловать, дамы, ― поприветствовал нас наш своеобразный спаситель, затем громко икнул и расплылся в захмелевшей улыбке.

– Привет, мальчики! ― Зина протолкнулась сквозь них, даже не взглянув в их лица.

– Здравствуйте, ― я поежилась, с подозрением всматриваясь в нетрезвые глаза, и, стараясь в дальнейшем избегать их, проскользнула вслед за подругой.

– Где тут у вас веселье начинается? ― поинтересовалась Зина, слегка обернувшись.

– По коридору и направо, ― Алексей снова икнул, пошатнулся и, ударившись об дверной косяк, почесал голову.

– Что ты мелешь! ― Толян вернулся в реальность, ― налево!

– Ой, да, кухня налево, ― Алексей похлопал глазами и начал показывать в воздухе, как же нам добраться на кухню, но Зина уже не смотрела на его воображаемую карту.

Мы зашли на кухню. Я случайно толкнула ногой бутылки на полу и наступила в лужу.

Все находящиеся в импровизированном баре дружно приветствовали Зину и уже наливали ей стаканчик горячительного напитка. Я неловко мялась у входа, в надежде, что меня не заметят.

– Привет, Зина. Вижу, ты привела свою подругу? ― парень, намешивающий в стаканах невесть что, кинул взгляд в мой угол.

Он кивнул мне, чтобы я подошла. Я замотала головой.

– Не стесняйся, конфетка, хочешь повеселиться?

Я вцепилась пальцами в рюкзак. Парень сам подошел ко мне.

– Не будь такой скучной! Посмотри на себя, как ты насупилась! Тебе необходимо расслабиться! ― парень подошел ко мне ещё ближе и закинул руку мне плечи, словно я была его старым приятелем, ― парочка стаканчиков, и ты ― королева этой вечеринки.

– Извините, но я не употребляю алкоголь, ― сказала я серьезно, дергая плечами, чтобы скинуть его руку.

– Так ты у нас за здоровый образ жизни? Фитнес, свежий воздух, огурцы и все такое? ― он рассмеялся, ещё сильнее притянул меня к себе и посмотрел своими мутными глазами в мои, ― слушай, жизнь такая нелегкая штука, что тут тебе никакие огурцы не помогут, и если вот будешь всегда такая скукоженная кочерга, то ты быстрее коньки отбросишь, я тебе отвечаю!

Он помотал пальцем у меня перед носом для убедительности.

– Надо по жизни идти весело, умея расслабиться, покайфовать, понимаешь? Ты ведь даже не представляешь, какой мир откроется для тебя на дне этого стаканчика. Ты потом спасибо мне скажешь, что я открыл тебе глаза, будешь мне писать стихи, повесишь мои фотографии над кроватью, влюбишься в меня без памяти, будешь плакать в подушку. Ты, конечно, не обижайся, ― он наклонился над моим ухом и продолжал нести чушь уже шепотом, ― но я бы с тобой не стал мутить, так может на раз, стянул бы с тебя бабушкины панталоны, и отправил в свободное плавание.

Я сжала челюсти, а по спине пробежал холодок.

– Оставь её в покое, она просто не умеет веселиться! ― Зина подоспела на помощь, окликнув его.

– Я не пью алкоголь, чтобы не стать такой свиньей, как ты! ― процедила я сквозь зубы и толкнула его кулаками в грудь.

– О-о, какая опасная дама, ― он поднял руки, показывая, что не хочет со мной связываться.

Я протолкнулась и вышла обратно в коридор. Зина выскочила следом, и, не успев прийти в себя от того, как ровная нить моей тихой и спокойной жизни завязалась в узелок, я увидела перед собой её обеспокоенное лицо:

– С тобой всё в порядке? Что он тебе такого наговорил?

– Да всё нормально, ― промямлила я и начала поправлять волосы, словно это было жизненной необходимостью, ― да, ерунду какую-то сказал, неважно…

– Ты не слушай его, он придурок, вечно несет всякую ерунду. Если дурак, то неважно уж пьяный или трезвый, всё равно, дурак. А ты здорово его поставила на место!

– Да, мелочи! ― я отмахнулась, не желая больше обсуждать эту ситуацию.

– Я пойду, поздороваюсь там со всеми, хоть Катю поздравлю, всё-таки это же её вечеринка, ― Зина решила оставить свою скучную подругу, которая «не умеет веселиться», и пойти уже оторваться.

– Конечно, иди, я тут похожу-погляжу, ― я, однако, поддержала Зинину мысль, хотя моя последняя фраза прозвучала унылым криком одинокого скитальца вечеринки. Но я была вовсе не прочь понаблюдать за всей этой молодежной суматохой со стороны.

Зина улетела вглубь трясущихся под музыку тел, на лету чмокая в щеки своих подружек.

Я оглянулась вокруг. Если не считать негармонично двигающихся людей и груды мусора, еды и бутылок, сам дом был вполне себе недурственно устроенный. Комоды, столы и даже картины были так предусмотрительно облеплены пищевой пленкой, что я даже подивилась уму и смекалке Кати Глопцыш, чего я, однако, не ожидала от её мыслительного процесса. Наверно, всему виной горький опыт, и вот как сейчас винная лужа из опрокинутой бутылки стремится захватить территории журнального столика, то теперь ей уж не удаться навсегда оставить след на его деревянной поверхности и порадовать глаз родителей.

Вдруг выключили свет, и мне не удалось оценить все убранство дома и оригинальность дизайна. Заиграла электронная оглушающая музыка, девчонки заверещали от пущего восторга, а парни одобрительно завыли. Кто-то позади меня не менее страстно произнес «О-е!».

Перед моими глазами замелькали разноцветные огоньки из гирлянд и стробоскопов, которые кто-то заблаговременно притащил для создания праздничной атмосферы. Тела слились в единое многорукое существо со стаканчиками, которыми оно нещадно трясло во все стороны.

Если представить все происходящее в замедленном действии, то получится весьма забавно: вот девушки в такт музыки развивают своими длинными волосами, очевидно, чувствуя себя морскими богинями; эти же самые волосы бьют по лицу какого-то рыжего паренька, который брызжет слюной в лицо своей подружке, пытаясь донести до неё весь восторг то ли от бьющих его шелковистых волос, то ли от музыки, то ли от содержимого его стаканчика, то ли от всего сразу; подружка рыжего паренька, в свою очередь, была совершенно недовольна происходящим, потому что танцы и веселые подпрыгивания предыдущих ей, к сожалению, не удавались. Она была вынуждена перетаптываться на высоких неустойчивых каблуках с ноги на ногу, постоянно поддерживая платье и собирая его в гнездо вокруг себя, и в целом производила впечатление нахохлившейся курицы-несушки.

Вдалеке веселым подпрыгиваниям отдавалась и Зина. Алкоголь придавал её танцевальным движениям нечеткость, и она пару раз чуть не воткнула свои пальцы с весьма опасной длиной ногтей какому-то брюнету, который уже несколько раз с недовольством отодвигал её от себя. Но Зина лишь беспечно махала ладошкой у него перед носом и продолжала свой танец. Но Зина плясала не одна: она стояла в девчачьем кругу с именинницей, которая кружилась в середине их магического круга, словно волшебная фея в шифоновых полупрозрачных тканях с кудрями и блестками, периодически попивая шампанское прямо из горла, как последний пьяница на районе.

Наконец брюнету надоела постоянная опасность для его смазливого лица, и, не без досады пригладив и так гладкие, зализанные гелем волосы, он пошел обольщать стоящих у стены красоток, надувающих от своей недоступности и высокомерности губы и не понимающих, почему же их ещё никто не пригласил танцевать.

После нескольких отказов и многочисленных кривляний одна из них, в черном платье и с короткими синими волосами, что выглядела наиболее смело и в то же время недоступно, согласилась составить ему компанию. Брюнет за руку вывел её на середину танцпола и сразу же положил ей сползающие руки на талию, а там уж как пойдет. Напыщенные барышни у стены, ещё сильнее надули губы, мол, почему это она с ним танцует, но тут же вспоминали, как сами только что корчили из себя недотрог, и совсем раздулись, как жабы на болоте.

Девушка оживилась и плавно задвигалась в руках брюнета. Иногда, когда он ненадолго её отпускал, она выделывала очень даже изящные танцевальные «Па», волосы девушки магически переливались в лучах разноцветного освещения, а черное обтягивающее платье подчеркивало волнообразные движения тела.

Брюнет, практически не отрываясь, смотрел на свою партнершу, изредка лишь прищуривая глаза и хищно улыбаясь. Он то отдалял её, давая ей потанцевать и порадовать его глаз, то, галантно придерживая за руку, притягивал к себе. Её партнер тоже двигался очень притягательно в своем черном костюме, и даже прилизанная укладка превосходно вписывалась в его образ.

Брюнет в очередной раз притянул к себе синеволосую девушку, они замерли в танцевальном объятии, и он, прижавшись к её щеке своей, вскинул глаза вглубь зала. Мне кажется, я увидела его взгляд на себе, потому что вздрогнула, и мои глаза скорее перескочили куда-то обратно к Зининым танцевальным кренделям.

В это время Зина разошлась во всю: она залезла на стол, размахивая своими туфлями, пока одна из них не улетела и не скрылась в темноте. Окружающие бодро аплодировали новой звезде. Подруга, не заметив этой незначительной потери, продолжала веселиться, пошатываясь на продолговатом столе, отделанном стеклянной плиткой. Тут из толпы подбежал её парень и что-то начал кричать снизу Зине, размахивающей во все стороны руками и одной туфлей. Она не слушала его и продолжала отмахиваться, как от комара, но, в конечном итоге, ему все же удалось схватить её за руку и заставить спустится вниз. Вместо Зины на стол залезли другие развеселые барышни во главе с именинницей, и им не менее бурно зааплодировали.

Зина и её парень Андрей отошли в сторону. Андрей что-то пытался объяснить подруге, но Зина не слушала и, беря его руки в свои, продолжала создавать танец.

Через несколько минут началась медленная музыка, и Зина повисла у него на плече, слегка задремывая и пуская слюни в Андрюшину жилетку.

Я тоже немного утомилась от всей этой кутерьмы ещё с начала вечера, поэтому решила найти то самое место, куда сползаются всякие скучающие одиночки на вечеринках, подальше от шумной толпы. Уверенность в его наличии в хоромах Кати Глопцыш вывела меня в коридор, в воспоминаниях о котором у меня были сведения о лестнице на второй этаж с активно передвигающимися по ней людьми.

В коридоре было менее людно, однако остатки световых разноцветных лучей, проникающих из зала, и дополнительные колонки приносили дискотеку в любой уголок дома. Гости были также не менее веселыми, а порой даже веселее, особенно рядом с импровизированным баром, роль которого исполняла кухня.

Но вид некоторых молодых любителей крепких напитков мог послужить неплохой антиалкогольной пропагандой: две девушки сидели на полу, можно даже сказать вальяжно развалились, свесив головы и раскидав ноги так, что проходящие неминуемо о них спотыкались. Их платья, прежде, вероятно, выглядевшие весьма торжественно и богато, были помяты и испачканы в пятнах сомнительного происхождения, о котором я совсем не имела желания фантазировать. Что же до причесок их, тут было все весьма предсказуемо: если бы мимо по этому коридору пробегала бы какая-нибудь ненароком забредшая на вечеринку корова, она бы, несомненно, захотела бы полакомиться таким пышным и воздушным комком сена, который лежал у стены. Но каково было бы её разочарование…

Об ноги безжизненно сидяще-сползающих девушек запинался ещё один подозрительный тип, с которым бы мне ни в коем случае не хотелось бы лично иметь дело. Он то выбегал из кухни и с веселым гоготом ударялся об стену, то сделав это нехитрое дело, снова бежал обратно внутрь. Иногда, если по дороге ему попадалась какая-нибудь девица или даже паренек, он, не раздумывая, бросался им на шею и признавался, как сильно он любит своего невольного встречного. Тот в редких случаях испытывал восторг от таких нежностей и по большей части силой избавлялся от чересчур любвеобильного гостя.

Я рассчитала свой путь так, чтобы без проблем преодолеть данное препятствие с объятиями, и поторопилась пересечь его путь, пока уморительный подозрительный тип с мокрыми волосами и в одной майке убежал на кухню. По пути я лишь мельком случайно бросила взгляд в кухню, но вдруг он застыл вместе со всем моим телом. На кухне вообще царила какая-то несуразица: бегающий к стене только уже без майки стоял на столе, размахивая ею над головой, обливая себя и окружающих шампанским и пытающийся при этом ещё поймать ртом водопад спиртного; все, кто стоял вокруг, воодушевленно хлопали и кричали «Георгий!», толкали друг друга, чтобы попасть под водопад, устраиваемый Георгием; некоторые барышни настолько были впечатлены происходящим, что разрывали на себе футболки и бросали вверх то, что скрывалось под ними. Что говорить, не только барышни придавались этой затее. Всегда считавшийся очень мужественным и серьезным спортсмен Александр из параллельного класса, страстно сорвав с себя брюки, очень умело тряс накачанными ягодицами прямо позади создателя водопада.

Такое зрелище никого не могло заставить пройти мимо, так и я встала посреди коридора и, полная изумления, наблюдала за всеобщим безумием и блеском страз трусов Александра. Потом вдалеке я увидела своего нежеланного знакомого, который был не прочь «стянуть с меня бабушкины панталоны», и поскорее удалилась подальше, как бы он не увидел мою недоумевающую рожу в дверях.

Вот уж я заприметила заветную лестницу. Я немного подождала: убедилась в том, что туда свободно можно передвигаться гостям. Увидев поднимающихся и опускающихся людей, я тоже проследовала наверх. Передо мной открылся такой же коридор, что внизу, только ещё менее людный. Световые лучи сюда, конечно же, уже не попадали, а музыка была приглушенной, лишь напоминающей о том, что где-то внизу происходит «немыслимое веселье».

Я медленно и тихо шла по коридору, словно боявшийся, что его услышат, вор в ночи, хотя я ничего не крала, и кроме меня здесь ещё было уж если и не толпа, как внизу, то три-четыре человека точно блуждали где-то в потемках. Свет здесь был какой-то неполноценный: то ли лампочка у них тут перегорела, то ли специально наведена такая таинственная темнота для ужаса и романтичности.

На стенах коридора висели забавные семейные портреты; настолько забавные, что глянув через плечо на живописную инсталляцию дачного отдыха, я вздрогнула от вида маленькой Кати Глопцыш, которая извозившись в кровавом соке жимолости стояла в черном плаще посреди грядок с вилами для сена.

Я ещё немножко постояла около этой фотографии, фантазируя о досуге семьи Глопцыш на приусадебном участке, а затем двинулась дальше. Люди, которые носились призраками вдалеке, либо уже прошли мимо меня и спустились вниз, либо ушли вперед и скрылись в одной из таинственных комнат, располагающихся напротив друг друга по коридору. Я не знаю, сколько их точно было шесть или десять, но мое желание заглянуть хоть в одну, было куда больше, чем пройти мимо. Я понятия не имела, что могла там вообще увидеть, но это ведь и побуждало меня заглянуть туда. Я, конечно же, отказалась бы от такой картины сумасшествия, апогей которого я застала в импровизированном баре, да и выглядеть неловко, как первоклассник, заглянувший случайно в класс, где сидят амбалы-старшеклассники и недружелюбно на него косятся, тоже не хотелось.