Путешествие в страну мужчин

– Екатерина.

– Сергей.

– Отлично, – влезла Светка и округлила глаза, что означало: не будь дурой, вдруг он втрескается в тебя по самые уши. – Ну, я пошла, общайтесь… – Не удержавшись, она хихикнула и прикрыла ладошкой рот.

– До завтра, – ответила Катюшка, мысленно радуясь знакомству.

Полина, наверное, похвалит.

Оля, наверное, не одобрит.

Папа… Папе лучше вообще ничего не рассказывать.

– А я тебя здесь первый раз вижу, – улыбнулся Сергей.

– А я раньше и не оставалась на игру.

– Подбросить к дому?

– Да, – легко ответила Катя и кокетливо взяла его под руку.

Полина похвалит.

Оля не одобрит.

Папа?.. Папа не узнает.

Быть самой младшей в семье – сомнительное удовольствие. Конечно, тебя балуют, заботятся, усиленно любят, но и многое запрещают. Маленькая – и все тут! Никто и не вспоминает, что ей уже давно двадцать один год, что она не глупенькая девочка, обожающая сладости и газировку, а самостоятельная девушка, которая больше пяти лет пользуется косметикой, носит короткие юбки, читает любовные романы, смотрит мелодрамы и мечтает об обыкновенном принце. Желательно, конечно, на белом коне, но и на чем-нибудь другом тоже сойдет. Был у нее Лешка, был у нее Антон. Дураки! У одного в жизни все слишком просто, у другого – слишком сложно. Подруги целуются, обнимаются, расслабляются, когда родителей нет дома, а она, оберегаемая сестрами и папой, чаще бывает на светских приемах занудных VIP-персон, чем в ночных клубах или на приятельских вечеринках. О, если бы она хоть раз заикнулась о том, что не придет ночевать… Н-да-а… Ее бы убили. Сразу! Ольга бы завалила аргументами, засушенными до гранитного состояния, а папа накрыл бы волной такого гневного недоумения, что лучше и не начинать. Полина? Полина бы приободрила, но вмешиваться не стала: даже с ее легкими взглядами на жизнь «крошке Катюшке» еще рано отправляться в свободное плавание. Младшая в семье – это приговор.

Сергея пришлось ждать около раздевалки минут пятнадцать, но время не было потрачено зря. Катя припудрила носик, мазнула кисточкой с румянами по щекам, покусала губы для яркости и привела в порядок волосы: расчесала, а затем взбила их. Сбегала к зеркальной двери конференц-зала и осталась довольна собственной внешностью. Он взрослый парень – это здорово! Главное, чтобы не видел в ней лишь симпатичную малолетку.

– Ну, пошли, – сказал он, засовывая руку в карман, и Катюшка радостно кивнула.

В одежде Сергей оказался ничуть не хуже, чем в трусах и майке: голубые джинсы и синий свитер с широкой красной полосой на груди удивительно ему шли. И объемная спортивная сумка удачно завершала образ супермужчины. Он точно с обложки журнала, но только не противно-смазливый, а классический такой… Ну, супермужчина – он и есть супермужчина!

Катюшка сжимала губы, чтобы не озарить мир преждевременной блаженной улыбкой.

– Ты где живешь?

– На Ленинском проспекте.

– С родителями, что ли?

«Что ли» ей не очень понравилось. Будто она сама не может жить там, где ей хочется!

– С папой, – ответила Катюшка, опуская подробности про сестер. Теперь-то они разъехались – Полина к Андрею, Ольга к Никите.

Сергей перешагнул последнюю ступеньку, остановился, заглянул ей в глаза и насмешливо спросил:

– Папина дочка, что ли?

Опять это противное «что ли»!

Уверенности значительно поубавилось, и Катя от обиды поджала губы. Ну и что? Да, она живет с отцом, можно подумать, все после школы собирают вещи и отправляются из родительского дома куда глаза глядят!

Эх, но она не только живет с отцом, она действительно самая настоящая папина дочка – ни шагу без его разрешения. Наверняка он сейчас трезвонит на мобильник, и хорошо, что зарядка скоропостижно скончалась.

– Вовсе нет, – хлопнув ладонями по перилам, Катюшка тоже перешагнула через ступеньку. – Сестры разъехались, а я пока не могу оставить папу одного.

– Значит, самостоятельная? – Сергей опять усмехнулся.

– А у тебя это вызывает сомнения? – стараясь быть небрежной, спросила она. – Ну, где твоя машина?

Он нажал кнопку брелка, и белая «десятка», припаркованная около рекламного стенда, приветливо пискнула.

– Садись, – кивнул Сергей, распахивая заднюю дверцу, чтобы бросить на сиденье сумку.

Катюшка уселась в кресло, бегло осмотрелась и перевела взгляд на часы – еще не вечер. Папочке она не отзвонилась – ну и ладно, в конце концов, до двенадцати далеко, и… и возможно, он сам задерживается. А через полчаса она будет дома.

Но Сергей явно никуда не торопился. Включив музыку, повернулся к Катюшке и нежно провел пальцем по ее щеке, отчего по телу побежали мурашки.

– Я рад, что ты зашла в зал и мы познакомились.

– Я тоже рада, – ответила она, улыбаясь.

– И ты точно не папина дочка? – с иронией в голосе повторно спросил Сергей.

– Точно, – с вызовом ответила Катя.

– Тогда поехали со мной на озера.

Катя с волнением ожидала приглашения в кафе, ресторан или кинотеатр, но озера… Что он имел в виду?

– Какие озера? – удивленно спросила она, отчего-то вспомнив учительницу географии и ее вечное: «А тебе, Шурыгина, Колумб бы не доверил даже драить палубу на «Санта-Марии», и 3 августа 1492 года ты бы, скорее всего, тушила треску в глиняном горшке, а не собиралась в экспедицию к новым берегам!»

– Самые обыкновенные валдайские озера. Я с друзьями еду на майские праздники – порыбачить и отдохнуть, и готов взять тебя с собой. Или ты предпочитаешь торчать в Москве?

«Я папина дочка, я папина дочка, – затараторила про себя Катюшка, трусливо вжимаясь в мягкую спинку сиденья. – Я папина дочка… совсем маленькая… ага, ага…»

Вот как теперь объяснить, что ее никто никуда не отпустит? И, если честно, она пока не готова ехать за тридевять земель с малознакомым человеком, пусть у него и суперские руки и не менее суперские ноги.

А Полька бы поехала…

Эх.

– Мы мало знакомы, – тихо протянула Катюшка и, вернувшись в образ сексапильной брюнетки, выпрямила спину, вздернула нос и повторила громче: – Мы мало знакомы.

– Отдельная комната тебе гарантирована, – бросил Сергей, разворачиваясь к рулю. – Пара домиков на турбазе уже забронированы. Подумай, а то у нас одно место пропадает. Картошка на углях, шашлык, рыбка только что из водички – или ты привыкла к трюфелям и перепелкам?

Проверяет он ее или хочет уколоть, Катюшка никак не могла понять, но на всякий случай отодвинула сумочку, привезенную Полиной из Парижа, поближе к дверце. Ну, чтобы в глаза не бросалась.

Какие трюфели, какие перепелки, если Ольга последнее время варила рис и готовила говядину на пару! Где эти трюфели? Где эти перепелки?

– Я же сказала, – пожала она плечами, – мы мало знакомы, дело только в этом. – Она закусила нижнюю губу и посмотрела в окно. «Н-да, представляю лицо папочки, если бы он узнал о возможной поездке на валдайские озера».

И все же ей стало ужасно весело от заманчивых перспектив знакомства, от разговора и от уютной атмосферы, царившей в машине. Точно она выпила пару бокалов шампанского, и музыка, медленная романтичная музыка, вылетающая из динамиков, звучала именно для нее, В душе от этого пели робкие мелодичные колокольчики – динь-динь, динь-динь. И никакая она не маленькая… маленьких с собой на валдайские озера не зовут. А где, кстати, находится Валдай?

Когда за окошком показался родной дом, Катюшка напряглась в ожидании прощания. Каким оно будет? Захочет ли Сергей с ней встретиться еще раз? Кафе, ресторан, киношка – почему бы и нет?

– Это твой дом? – с непонятной интонацией в голосе спросил он, притормаживая около подъезда.

– Ага.

– Неплохо.

– Четвертый этаж, – зачем-то уточнила Катя и застегнула куртку.

– Даже боюсь спросить, сколько у вас комнат.

– Много, – она улыбнулась до ушей и вжала голову в плечи.

– Понятно…

Кажется, его голос стал резче или показалось?

– Ну, пока, – жизнерадостно бросила она, стараясь произвести нужное впечатление.

– Подожди! – Сергей наклонился, достал из бардачка блокнот, ручку, быстро написал номер своего мобильника и вырвал лист. – Позвони, если скучно будет или вдруг надумаешь метнуться на озера.

– Ага, – кивнула Катюшка и с сожалением отметила отсутствие с его стороны домогательств и намеков. Пусть бы еще раз дотронулся до ее щеки или обнял напоследок… Или уточнил, когда они теперь увидятся.

Но он же дал номер телефона, хотя почему-то не попросил ее номер в ответ.

А потому что не хочет навязываться! Решение и выбор за ней!

Более или менее в себя Катюшка пришла только за дверью подъезда. Ух! Она легко и просто познакомилась с Сергеем Романенко, по которому, как оказалось, сохнут и Оксанка, и Маринка. И он позвал ее в далекое путешествие и пообещал накормить печеной картошкой, шашлыком и рыбой… Ну что, папа, Полина и Оля? Не ожидали?

– Я – роковая брюнетка, – хихикнула Катюшка и заспешила вверх по лестнице. – М-м-м, – высунула она язык и скорчила гримасу, – много вы понимаете! Колумб, Колумб!..

Этот выпад предназначался вредной учительнице географии, которая частенько любила еще приговаривать: «Ты, Шурыгина, сама абсолютно не в состоянии определить, где Курильские острова, а где Огненная Земля».

* * *

– Ты фильм про Красную Шапку смотрел? Два волка: один – худой и высокий, второй – короткий и толстый…

– Смотрел, – буркнул Степан, нервно листая страницы медицинской энциклопедии.

– А еще: большой мешок и маленькая глупенькая девочка…

– Не такой уж она и глупой была! И насколько я помню, дело закончилось не в пользу волков.

Павел ничего не ответил. Плюхнувшись на диванные подушки, он раскинул руки в стороны, уставился в потолок и скользко улыбнулся. Степан – трусливый дурак, привыкший держаться за теткину юбку, но с ним все же лучше, спокойнее. Пусть нудит, никуда ему не деться. А как они заживут потом, как заживут! Рестораны, машины, женщины…

– Тяпа, а как ты относишься к женщинам? – насмешливо спросил Павел, поворачивая голову в сторону приятеля.

– Положительно, – натянуто ответил Степан, но тут же, вспомнив Нину-Нинель, поморщился и откорректировал ответ: – Терпимо.

Ох, как бы ему хотелось сейчас оказаться совсем в другом месте! И пусть бы тетка ругала за грязные носки в корзине для белого белья или за хлебные крошки на журнальном столике и пилила с утра и до вечера. Не с его здоровьем, возрастом и характером ввязываться в подобные истории. Пашке-то что! Пашка и не из таких передряг чистеньким выходил! И еще неизвестно, чем он занимался последние годы… Если не врет, то сначала на хлебозаводе работал, потом барменом в дешевой забегаловке, потом альфонсом (весьма «милое» занятие)… Целый день Павел мусолит свой план, слушать невозможно, уже в груди странные похрипывания наблюдаются и пальцы на ногах холодеют и скрючиваются – к чему бы это? И на кой черт их свела судьба сто лет назад! Сходил, называется, к однокласснику в гости и подцепил эту заразу – Павла! – на всю оставшуюся жизнь. Это именно Пашка его сбивал с пути истинного! Подежурь вот здесь, постой вот там, держи выручку, не правда ли, легко получилось?

И Пашка еще умеет притянуть к себе, точно гипнозом обладает – слушаешь и веришь, что действительно все просто и без проблем.

Степан шмыгнул носом и быстрее зашелестел страницами книги, демонстрируя чрезмерную занятость. Вот с кем он всегда находил общий язык, так это с медицинской энциклопедией 1961 года издания, Москва. Главная редакция – А.Н. Бакулев и Ф.Н. Петров.

Предстарческие психозы – психические расстройства, возникающие в возрасте 50–60 лет и позднее, протекающие с явлениями тревоги, тоскливости, рассеянности, беспокойства… Больным кажется, что с ними или с членами их семьи должна случиться беда… они ждут за что-то наказания… их необходимо вовремя помещать в психиатрическую больницу.

Какой кошмар! Уши Степана вспыхнули огнем. Конечно, до пятидесяти еще далеко, но перспективы удручающие. И уже сейчас имеются предпосылки. Какой кошмар!

– У тебя вода есть? Фильтрованная, – пискляво произнес он, жалко сморщившись.

– В чайнике. Обычная, – махнул рукой Павел и, оживившись, сел. – Я тебе ее покажу.

– Кого?

– Младшую Шурыгину.

– Нет, не надо… – Степан замотал головой и поджал ноги под кресло. Вероятность заполучить предстарческие психозы намного раньше обещанного срока обрушилась на плечи неподъемным грузом. – Я решил… я в этом не участвую…

Но Павел не обратил внимания на отказ. Подскочив, он отбил чечетку на месте и многозначительно произнес:

– Ларьки вместе грабили и за девчонкой вместе пойдем, понятно?

– Я не грабил, – отчаянно замахал руками Степан, – я только на шухере стоял. Это было давно… очень давно… и всего пять раз или шесть… ты же сам говорил, что это не считается…

– Ха, а я тебе врал! И если меня поймают, обязательно скажу, кто меня заботливо прикрывал.

– Но…

– Давай, Тяпа, давай, – усмехнулся Павел, – не трусь. Будем потом черную икру есть ложками и мимо твоей тетки на лимузинах проезжать. Хочешь на белом? А хочешь на розовом? – Он щелкнул зажигалкой и засмеялся. – Не трусь, Тяпа, не трусь!

Степан вновь всхлипнул – жалобно, горько – и поплелся на кухню пить воду обыкновенную. Выхода нет… выхода нет. Пашка ни за что не отпустит, да и вдруг настучит на него из вредности при плохом раскладе? А может, обойдется? Чуть-чуть риска – и все позади. Это же только на шухере постоять… один разок… Как в старые времена.

Глава 2

Если бы Катя чувствовала себя хоть в чем-то виноватой, она бы тихонько открыла дверь, быстро скинула верхнюю одежду, подхватила тапочки, прокралась на цыпочках в свою комнату, разделась, юркнула в постель, накрылась одеялом почти с головой и закрыла бы глаза – завтра ругать будут уже не так сильно…

Но она себя виноватой совершенно не чувствовала. Более того, праведный гнев на сестер и папу за излишнюю опеку тесно переплелся с восторженным: «Я взрослая, я взрослая, я ему понравилась!» и с мечтательным: «Как же хочется отправиться в путешествие – вперед к неизвестности и новым чувствам!» Разве многого она хочет? Разве у нее нет права на собственную жизнь? Не абы какую, а восхитительную!

Катюшка хлопнула дверью, сунула ключи в карман, бросила сумку на диванчик, возвела глаза к потолку и шумно и счастливо вздохнула. Она не поняла, что произошло: влюбилась или нет? Она не знает, что будет завтра: встретятся ли они еще? Но улыбка не сходит с лица, душа поет, и немножко дрожат пальцы, точно экзамен позади и в зачетке стоит твердая четверка. Почему четверка? Потому что пятерка – это слишком. Пятерка не дает развернуться мечтам, она утверждает, а не подталкивает вперед…

«А мне еще столько нужно узнать и попробовать», – смущенно протянула про себя Катюшка – и наткнулась на суровый отцовский взгляд. Э-э…

– Ты где была? Посмотри на часы! Почему твой телефон не отвечает?! – Петр Петрович сдвинул брови и, не сбавляя накала, резко добавил: – Я волнуюсь. Тебе не приходит это в голову?

Нет, ей это в голову совершенно не приходило, то есть абсолютно.

– Десять часов с копейками, – удивленно ответила Катя, не понимая сути претензии, – время еще детское.

– Без двадцати одиннадцать, – уточнил Петр Петрович. – Что с твоим телефоном?

– Разрядился, зараза.

– Что за выражения?

– Извини, вырвалось… Я могу уже пойти… м-м-м… спать?

– Нет, я жду тебя в кабинете! – громыхнул Петр Петрович и решительно направился в свою «обитель».

На протяжении последних ста лет в кабинет вот таким тоном вызывали только Полину, и уж там ей доставалось по полной программе… Гром и молния!

Катюшка на миг замерла, не веря глазам и ушам: неужели ее сейчас будут ругать, как Полину?.. Ага, по-настоящему… Ух!

Сунув ноги в тапки, она прошла в ванную, вымыла руки, потянула время около зеркала, хмыкнула и спокойно отправилась на казнь. Она же ни в чем не виновата! Видимо, папа тоскует по старым добрым временам, когда они жили все вместе, когда Полина сводила с ума, а Оля занималась хозяйством и шелестела страницами договоров и в своей комнате, и в кухне. Теперь-то конечно! Теперь-то сконцентрировать внимание можно только на ней. А кого интересует, что у нее в душе?

Катюшка подавила хулиганскую улыбку, расправила плечи и перешагнула порог кабинета. Эх, хотела бы она посмотреть на папино, Полинино и Олино лица, если бы в один прекрасный день она собрала сумку и уехала на озера или еще куда-нибудь. С мужчиной. Ага. Высоким, красивым мужчиной.

– Садись, – Петр Петрович указал на стул, а сам сел в кресло за письменный стол. Сложив руки перед собой, он внимательно изучил внешний вид младшей дочери (вроде не разгильдяйский) и приступил к допросу: – Где ты была?

Катюшка плюхнулась на стул и взяла несколько секунд на размышление. Можно бесконечно выкручиваться, можно выдать часть правды, можно всю правду, можно преподнести историю так, что вроде и правда, но без криминала (для папочки маленькое приключение с Сергеем Романенко, наверное, будет криминалом). Но с другой стороны, если она не начнет себя вести как взрослая самостоятельная девушка, то…

– Я слушаю тебя, – поторопил Петр Петрович.

– В институте, – честно ответила Катя.

– Ты перешла на вечернее обучение? – иронично спросил он.

– Нет… ну… закрутилась: то одно, то другое, а потом пошла в зал.

– Какой еще зал?

– Спортивный, конечно.

Ответ Петру Петровичу не понравился. Спортивный зал – это мячи, корзины, канаты и разогретая толпа любителей побегать и попрыгать. И насколько он помнил свои молодые годы, к футболистам, баскетболистам, теннисистам всегда прилагалась группа болельщиц-поклонниц. Нет, если бы Катюшка хоть раз заинтересовалась спортом, он бы предположил что-нибудь иное, но его изнеженная и капризная младшая дочь никогда не тяготела к физическим нагрузкам, а значит…

– И что ты там делала?

– Смотрела игру.

– Какую?

– Баскетбол.

Отлично! Здоровые парни в трусах и майках матерятся и толкаются, желая получить мяч, а она смотрит и слушает. Отлично!

– И?

– Что «и»? – Катюшка непонимающе приподняла брови. «Папа, ну как тебе объяснить?» – Я пришла домой в пол-одиннадцатого. Это же не ночь? Я вообще не понимаю, почему ты недоволен.

Петр Петрович и сам не мог четко сформулировать претензии. Работа, работа, работа… Он не знает, с кем она дружит, как проводит свободное время, о чем мечтает, наконец! Собственно, это его вина, но и у нее ответственности в словах и поступках не наблюдается. Нет ответственности. Ау-у, ответственность, где ты?..

– Ты должна приходить домой не позже десяти часов, и я хочу знать, где ты находишься. И зачем тебе мобильный телефон, если ты не даешь себе труда его зарядить?

– Так получилось…

– Это не ответ. – Немного успокоившись, Петр Петрович откинулся на спинку кресла и покачал головой. – Катя, – строго продолжил он, – я не хочу, чтобы ты совершила ошибки, о которых впоследствии пожалеешь, ты еще наивна и мала…

– Двадцать один год, между прочим, – обиженно буркнула Катюшка.

– В твоем возрасте лучше всего сосредоточиться на учебе, не нужно забывать о самодисциплине и дальнейших перспективах. Ты же умная девочка, и все в твоих руках. Но если начнешь разбрасываться, если станешь позволять себе небрежность и…

Дальше Катюшка уже не слушала. Голос отца потянулся к потолку, затем к книжным полкам, а потом устремился к окну и вылетел на улицу. А Сергея можно назвать красивым. Руки у него и ноги такие… мужские. Длинная светлая челка, острый нос… И смотрел он на нее с интересом. Девчонки умрут от зависти, если узнают. Потому что он взрослый, а это шаг к серьезным отношениям – надолго. А у нее как раз еще не было серьезных отношений – с затяжными поцелуями, огненной страстью и трепетной любовью. Как у Полины, как у Оли, как у многих женщин на планете Земля. Он должен в нее втрескаться по самые уши! Должен превратиться в бедного трубадура, который ходит по свету и слагает песни о прекрасной кареглазой Екатерине и о своем глубоком чувстве, сжимающем сердце до боли…

Катя представила Сергея с тромбоном в руке, в линялой футболке, порванных на коленях джинсах, давно потерявших цвет и само право на существование, и скептически сморщила нос. Не-а, трубадур из него не выйдет. А Дон Кихот? Ламанчский? Или какой он там?.. На старой кляче с копьем!

– …ты меня слушаешь? – раздраженный голос безжалостно разорвал очередной образ на две лохматые части. – Расскажи, о чем ты думаешь, обещаю, я все пойму.

О, как заманчиво!..

Она даже не успела осознать своих порывов, своих «да» или «нет», как на свободу вырвалась правда…

– Я влюбилась, – выдохнула Катя, улыбнулась и неуверенно добавила: – Наверное, влюбилась…

Первый раз в жизни Петр Петрович Шурыгин захотел, чтобы у него оказались проблемы со слухом. И чтобы эти слова явились не чем иным, как самой обыкновенной слуховой галлюцинацией. Он ослышался, обманулся, неправильно понял… Его дочь, его малышка не может влюбиться сейчас. Абсурд! Очередная детская глупость!

– Ты влюбилась? – коротко спросил он, крепко вцепившись в подлокотники кресла.

– Ну-у-у, это еще не точно… я сегодня познакомилась с молодым человеком, который… вроде понравился, – Катюшка выдала информацию порционными вагончиками и замерла, ожидая ответную реакцию. А что такого? Миллионы девушек каждый день знакомятся, общаются и строят планы на будущее. «Папочка, пойми же меня, пойми!» Полины нет… кому излить душу? Сам же попросил рассказать о наболевшем!

– Та-а-ак, – протянул Петр Петрович, тщательно подбирая слова для дальнейшей нравоучительной беседы, которую хотелось решительно сократить до емкого: «Чтобы я этого больше не слышал, марш в постель!» Она совсем еще мала, а кругом шныряют наглые, самоуверенные негодяи, мечтающие только об одном! Когда-то он и сам был таким негодяем и прекрасно знает, к чему ведет «тактика ближнего боя».

– Он играл в баскетбол, а я сидела на скамейке болельщиков, – робко уточнила Катюшка, потупив взор. Ага, так и было. Он играл, она сидела…

А потом Сергей пригласил ее в путешествие.

А вдруг папа отпустит? Вот возьмет сейчас и отпустит?!

Да, она должна отстаивать свои права!

– И как зовут этого… героя? – процедил Петр Петрович, хотя правильнее было спросить: «Как зовут этого камикадзе?»

– Сергей Романенко. Он немного старше меня… – сгладила углы Катюшка, тщетно пытаясь понять настроение родителя. – И, папа… – Она вдруг улыбнулась и радостно выпалила: – И, папа, он пригласил меня на озера! Романтично, правда? Помнишь, Полька отправилась любоваться фонтанами в Питер на целую неделю с братом одноклассницы? А помнишь, она попыталась добраться автостопом чуть ли не до Новосибирска, желая попасть на рок-фестиваль, но на полпути застряла в какой-то глуши, где проходил совсем другой фестиваль – любителей пива… Помнишь? Я пока не уверена, что хочу поехать, но я никогда не была на Валдае. Там турбаза, и у каждого будет отдельная комната. – Катюшка подскочила и заходила по комнате. – Папа, а может, мне и правда махнуть на озера? – Она остановилась, наклонила голову набок, шмыгнула носом и закусила нижнюю губу. – А?

«Точно так же много лет назад она стояла на новогоднем утреннике в детском саду, – вспомнил Петр Петрович, сжимая зубы. – Только огромного белого банта с разноцветными блестками не хватает».

Довольно! Он слишком долго и терпеливо слушал этот восторженный бред. Какой еще, к черту, Валдай?! Полина? О да, он помнит все ее выкрутасы, и седина у него появилась как раз после славного фестиваля пива в деревеньке не то под Тюменью, не то под Екатеринбургом, больше напоминавшего банальную молодежную пьянку, чем культурное мероприятие с участием знатоков! Никакого Валдая, никакого Сергея Романенко с загребущими руками, никаких отдельных комнат на краю вседозволенности не будет! Хватит с него Полины!

Из-за стола Шурыгин поднимался медленно, словно черная туча, долго копившая раздражение и злость. Его аристократическое лицо вмиг огрубело, в глазах сверкнул огонь, а пальцы сжались в кулаки. Довольно! Хотя бы младшую дочь он оградит от болезненных разочарований, и он сделает это даже наперекор ее собственным наивным желаниям! «Какой-то здоровый детина будет ее обжимать за сотни километров отсюда?.. Довольно!»

– Катя, ты меня сейчас очень удивила. Ты действительно считаешь, что я могу благословить тебя на все четыре стороны, отпустить с малознакомым парнем неизвестно куда и спокойно продолжить работу, делая вид, будто так и надо?! – Голос Петра Петровича становился жестче и резче с каждым словом. – Ты действительно так считаешь? – Он чуть подался вперед и приподнял брови. – О какой любви идет речь, если ты знакома с ним несколько часов?!

Катюшка вздрогнула и вжала голову в плечи.

– Но ты же сам сказал: расскажи, и я пойму…

– А я не предполагал, что у моей младшей дочери такое богатое воображение! Я не предполагал, что ее голова забита совершеннейшими глупостями! И я лишний раз убедился в том, что ты слишком мала и наивна и отпускать тебя дальше чем на километр категорически нельзя! – Петр Петрович громыхнул креслом, сделал несколько нервных шагов к книжным полкам, резко остановился и, посмотрев прямо в глаза Кате, громко и четко добавил: – Я не желаю больше слушать этой ерунды, ты должна учиться – вот главное! И я теперь буду следить за каждым твоим шагом! Хочешь любви? Прекрасно! Станешь взрослее, умнее, встретишь достойного человека и выйдешь замуж! А пока у тебя в голове ветер. И потрудись заряжать мобильный телефон, иначе в следующий раз я сам отправлюсь за тобой в институт и переверну все вверх дном, но найду тебя!

Бросив последнюю угрозу, Петр Петрович вернулся за стол, сел и уткнулся в бумаги, обозначив тем самым конец «задушевной» беседы. Нужно было раньше заниматься ее воспитанием, конечно, а то слоняется не пойми где! Не хватало ему получить вторую Полину! Нет, сердце у него не железное и подобной катастрофы уже не выдержит – Катя должна, наконец, понять, что в жизни главное. А также пришло время научиться разбираться в людях! И думать, думать нужно: что и зачем делаешь и к чему это может привести.

– Иди спать! – резко добавил он, считая тему закрытой.

Катюшка почувствовала, как пол уходит из-под ног, от обиды на глаза навернулись крупные слезы. Всхлипнув, она бросила на отца отчаянный взгляд и вылетела из кабинета. Как он мог так обмануть ее надежды! И почему нельзя влюбиться в двадцать один год? Она сама еще не разобралась… Или разобралась? И зачем говорить «Я пойму», если понимать не собираешься? А Сергей на нее смотрел по-особенному! И она вовсе не глупый цыпленок и не наивная дурочка!

– А вот уеду, и будете знать! – Вытерев ладонью слезу, Катя рухнула на кровать, уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала.

Почему, почему Полине можно, а ей нельзя? Почему она должна жить взаперти под надзором, когда на улице весна?

– Сама виновата! – Она ударила кулачком по одеялу и издала плаксивый стон. И что на нее нашло? Зачем рассказала о встрече с Сергеем? Разве папа мог понять ее чувства и переживания? Хорошо еще, он не бросился сразу убивать всех молодых людей, которых она хотя бы раз держала за руку! Лешка и Антон были бы уже мертвы и похоронены за чертой города, и только одинокая ворона безутешно бы каркала над их могилами.

– Ничего, – переворачиваясь на спину, всхлипнула Катюшка, – я вам покажу, какая я маленькая… будете знать, как меня обижать… И ты, папа, поймешь, что я взрослая, что я имею право на нормальную жизнь и могу встречаться с кем хочу.

Шмыгнув носом в последний раз, Катя вытерла щеки, поджала губы и села. Волосы прилипли к лицу, и она недовольно убрала их за уши.

«Дорогой папа, я уехала на Валдай с Сергеем. Не волнуйся, все будет хорошо, я просто хочу отдохнуть от учебы. Целую, твоя младшая дочь. P.S. Не ищи меня, пожалуйста. Обещаю заряжать мобильник каждый день».

Вот такое письмо она оставит на прикроватной тумбочке перед майскими праздниками.

– Ага, ага.

* * *

– Она, видите ли, влюбилась, – Петр Петрович отшвырнул ручку и устало провел ладонью по лицу. – Любовь – это совсем другое.

А какое?

Да кто ж его знает…

Рука сама потянулась к телефону, и Шурыгин, бросив взгляд на часы (поздно, да, уже поздно, но все же), быстро набрал номер Любы. Номер, который он выучил сразу, номер, который имеет черную масть и аромат полевых цветов.

Он должен с ней поговорить, должен услышать ее голос и условиться о встрече. Хватит по-мальчишески трусить.

Ухнуло сердце или ухнул филин? Какой еще филин! Петр Петрович улыбнулся и взволнованно стал слушать длинные гудки. Один, второй, третий…

* * *

Сколько раз бабушка изумлялась ее затяжному спокойному одиночеству. «Ты когда начнешь свою личную жизнь устраивать? Свободная женщина в тридцать пять лет должна за мужчиной, как за хлебом, ходить. Я в твоем возрасте уже трех детей нянчила и четвертого ждала! Мать твоя второй раз замуж вышла и укатила в Астрахань… Ты молода, красива, умна, в тебе цыганская кровь течет! Да ты одним взглядом должна их с ума сводить!» – частенько говаривала старая Рада, переживая за личную жизнь внучки. Но Люба лишь отшучивалась – ей никогда не нужны были искусственные отношения, которые не греют – лишь галочка на все том же одиночестве.

Она ждала любви. Настоящей. Всегда ждала.

В жизни случалось разное, но сердце не горело огнем, цыганская кровь не бурлила… Что же теперь?

Люба отложила в сторону последнюю проверенную тетрадь, поднялась со стула, подошла к шкафу, распахнула дверцу и протянула руку к самой дальней вешалке. Длинная цветастая юбка и алая кофта со шнуровкой на груди.

– Что же теперь? – улыбнулась Люба, представляя себя танцующей в этом пестром наряде. – Бабушка, видела бы ты меня сейчас! – прошептала она и прислонилась спиной к шкафу.

Теперь она ждет от него звонка, ждет встречи, она еще раз хочет заглянуть в его глаза, прочувствовать его силу, дотронуться до весомого, но пока, увы, незнакомого мира… Какой он, Петр Петрович Шурыгин?

Она – школьная учительница, рассказывает детям о цветах и травах, о птицах и насекомых, и о многом, многом другом. А он – владелец холдинга, светский человек, отец трех взрослых дочерей. Не слишком ли различны их жизни и пересекаются ли они хоть в одной точке?

Телефон зазвенел – и вопросы мгновенно отступили, сердце подсказало: это он.

– Да?

– Здравствуйте, Люба.

– Здравствуйте, Петр Петрович…

– Извините, что так поздно…

– Ничего, я не сплю. – Она села в кресло, положила на колени вешалку с ярким нарядом и улыбнулась. Он позвонил. Да, он позвонил.

– Я очень хотел услышать ваш голос, Люба. И очень хотел бы вас увидеть.

– Давайте встретимся завтра, – просто предложила она, поймав волнение в его голосе и стараясь скрыть собственное волнение. – Завтра вечером я буду в Ботаническом саду, я занимаюсь растениями в одной из оранжерей, и освобожусь около восьми часов. Вам будет удобно?