Девушка подтянула рукой покрывало, закуталась в него, как в свои новые мысли и чувства. Да, она принимала наследие прежней Мариэль: даже тьма не смогла отравить любовь, которой было много и даже слишком. Маша-Мария чувствовала, будто любила его всю свою жизнь и только сейчас нашла. Это было так сладко и так больно… Но ни за что на свете она бы не отдала это – всё, что осталось от памяти Мариэль де Венетт о прошлом, в котором он – был главное. «Да будет так! Энон-эрит!» – решила она, засыпая от эмоционального опустошения.
Глава 17. В погоне за адреналином
Она всегда давала себе хорошие советы, хотя следовала им нечасто.
Льюис Кэррол, «Приключение Алисы в Стране чудес»
Жанетта осторожно пыталась разбудить Мариэль:
– Госпожа, просыпайтесь! Вас сир Анри хочет видеть, просит о встрече…
Но Мариэль набросила на голову край покрывала, пробормотала вяло:
– Пусть катится ко всем чертям со своими просьбами. Оставьте меня в покое.
Но служанка упрямо продолжала уговаривать. Она занесла два часа назад столик с обедом, который пропустила Мариэль. Еда осталась нетронутой.
– Сир Анри попросил передать свои извинения за случай на комбат-де-бу. Он сожалеет, что напугал вас, – молчание послужило ответом, и Жанетта продолжила, опустившись на колени перед кроватью и положив руку на плечо Мариэль. – Должна сказать, что после обеда молодые сиры проэкзаменовали сира Антуана, вернее, это сделал сир Анри, остальные были свидетелями, и сир Анри выписал сиру Антуану свидетельство о маг-силе, которое завтра подпишет господин Тирр, которое потом отошлют в архив академии и внесут сира Антуана в реестр магов…
Голова, укрытая покрывалом, замычала, будто от зубной боли.
– И вам бы, госпожа, поговорить с сиром Анри, чтобы он и вам выписал свидетельство…
Мариэль откинула покрывало и села на кровати. Жанетта только теперь заметила опухшее от слёз лицо и потухший взгляд с засевшей где-то в глубине тьмой:
– О, Владычица!.. – начала она причитать, но Мариэль устало перебила:
– Не надо… Я не верю Ленуару. Он – инквизитор в первую очередь. Узнает, что я оборотень – отправит на костёр.
Жанетта ахнула:
– Да вы что?! Как это – «отправит»?! Зачем?!
Мариэль напомнила слова, сказанные Жанеттой несколько дней назад про редкость метаморфного дара:
– … Если меня занесут в их реестр, то начнут проводить эксперименты надо мной или посадят в тюрьму. Любую кражу или убийство можно будет списать на меня. А представляешь, если я научусь в короля превращаться?.. У меня договор с Вестником, и я хочу его выполнить, а потом пусть хоть расстреливают!
Жанетта села на пол, показывая изумление сверх меры:
– Я не понимаю, о чём вы говорите! И слова такие странные используете… Инквизиторы не сжигают магов, они защищают нас всех! Сир Анри как лекарь, только по магическим способностям… Нет, так-то, конечно, они и преступников ловят, но…
– Но? – Мариэль повторила попытку вернуться в горизонтальное положение, – Вы все очарованы им. Улыбочка, вежливые слова, привлекательная внешность, ловкий такой… Не могу я ему доверять. Никому не могу. И не буду.
Сказанные слова задели Жанетту, и она воскликнула дрожащим голосом:
– Госпожа, вы мне можете доверять, как себе самой!
– Болтушка ты, – проворчала Мариэль, пытаясь повернуться на другой бок и поплотнее закутаться в кокон из покрывала.
– Я?! – Жанетта вскочила на ноги. – Вы, верно, забыли, госпожа, посмотрите на меня, я вам… сейчас докажу! – она метнулась по комнате, и к тому моменту, когда Мариэль всё-таки поднялась, вопросительно наблюдая за суетящейся служанкой, у Жанетты в руках оказался столовый нож. – Я принесла клятву на крови, поклялась защищать вас как саму себя. Если вдруг вы будете тонуть, я почувствую это, если буду далеко. Если буду рядом – прыгну за вами. Смотрите, моя клятва не даст причинить вам вред. Не бойтесь…
Главное – предупредила вовремя, за секунду до того, как и замахнулась на Мариэль ножом. И следом Жанетту скрутило от боли так, что она рухнула, корчась.
Мариэль, поражённой представлением, тоже понадобилось время прийти в себя: служанка не притворялась, на её лице выступила испарина, а из носа потекла рубиновая струйка. С трудом удалось её посадить в кресло.
– Не доказывай мне так, пожалуйста, больше никогда свою преданность, ладно? – вкладывая в руки бледной служанки кубок с водой, попросила Мариэль. Пока Жанетта приходила в себя, вздохнула, села напротив, на край кровати. – Ну, допустим, что Ленуар меня не сдаст своей инквизиции. Я не хочу его очаровывать ради этого. Если показать дар огня или попробовать повторить ту штуку с печатью молчания – тоже не знаю: из всех трёх способностей пока мне лучше всего удаётся превращаться в других: по крйней мере, я понимаю, что делаю. В отличие от остальных подарков… Так что я, наверное, подожду другого проверяющего. К тому времени, надеюсь, смогу управлять огнём и … как его?
– Ментальным даром, – слабо подсказала Жанетта, продолжая вздрагивать от накатывающих судорог из-за магического отката.
Мариэль кивнула:
– Вот. Ментальным. Дурацкий дар какой-то. Где его можно применить? Кому запечатывать рты? Может, напроситься Вестнику в помощники? Чтобы его клиенты меньше болтали…
Жанетта поперхнулась глотком воды, откашлялась и улыбнулась:
– Ваша матушка с ума бы сошла от такой перспективы. Госпожа, вы помните историю про Ханса-Свиста? – визави покачала головой, и Жанетта продолжила. – От любого дара может быть толк, надо только суметь найти ему применение. Ханса-Свиста так прозвали за то, что в детстве упал и выбил один передний зуб, и ни один лекарь не смог ему ни вырастить, ни вставить новый. Когда Ханс говорил, иногда свист вырывался сквозь зуб. И со временем все обратили внимание: на свист к Хансу сначала слетались мухи со всего дома, а позже – домашняя живность. Люди смеялись над ним, и Ханс превратился в бирюка. Он устроился в пастухи, чтобы меньше разговаривать с людьми и больше проводить время в одиночестве. Он свистел свиньям и овцам, которых пас, и животные слушались его, поэтому ни одно не пропало. Люди поняли, что лучше Ханса-Свиста в мире пастуха не найти, и зауважали его. А потом в одной деревне завелись ратты, и Ханс ходил по улице, свистел, и ратты шли за ним…
– А потом он пришёл к реке, и крысы… ой, ратты пошли за ним и утонули? – улыбнулась Мариэль. Надо же, какая знакомая история! Должно быть, сказки путешествуют по мирам.
– Да, вы вспомнили! – обрадовалась Жанетта. – Так что не наговаривайте на свой дар, госпожа, даже если это дар – умело доставать козявки из носа.
Мариэль воззрилась на служанку, невинно улыбающуюся, и фыркнула, засмеялась. Жанетта подхватила смех. Наконец хозяйка повеселела, и на душе субретки полегчало. Отсмеявшись, она с воодушевлением опустилась снова на колени и положила свои пальчики на руки Мариэль:
– А знаете что? Выход мы найдём обязательно. Возможно, вам нужно обратиться к лесной знахарке, я сама вас к ней отведу. Так что не печальтесь, госпожа, я согласна с вами – надо подождать ещё немного. А дар метаморфа нужно развивать. Наденьте моё платье, изобразите меня, потренируйтесь на наших. Если будут считать, что я странная, ну и пусть, скажу потом, мол, голова сильно болела. Зато вы силу наберёте. И развлечётесь заодно.
Мариэль поначалу ужаснула перспектива оказаться на публике в изменённом состоянии, но Жанетта так убедительно и настойчиво уговаривала, что пришлось сдаться. Субретка предложила всего-навсего отнести столик с нетронутой едой на кухню и вернуться. Именно сейчас. Чтобы хозяйка выбросила из головы все грустные мысли и встряхнулась.
– Ну, хорошо. И на сегодня ты от меня отстанешь? – под ложечкой уже сосало от страха. Больше всего пугала фантазия, в которой в самый неподходящий момент лицо Жанетты на глазах многочисленных свидетелей превращается в лицо хозяйки. Для инквизиторов точно найдётся работёнка. И для лекаря Майна тоже.
Платье Жанетты пришлось впору, служанка была ниже своей госпожи на пару дюймов, но это легко было исправить. Видеть себя со стороны, – должно быть, жуткое зрелище, но оптимистка по натуре Жанетта только в ладоши хлопала, рассматривала себя со всех сторон и наглядеться не могла, делая комплименты хозяйке, точно её скопировавшей.
Перед выходом Жанетта сунула в руки столик с едой, открыла дверь и шепнула:
– Благослови вас Владычица! Молитесь ей, если страшно будет, – и осталась в спальне ждать хозяйку.
На ватных ногах Мариэль-Жанетта шла по коридору, сначала боясь поднять голову. Но мимо прошёл Антуан с Диланом и слова не сказал. «В самом деле, разволнуюсь и сброшу личину. Объясняй потом, зачем я в этом платье и несу разнос!» – она взяла себя в руки и ускорила шаг.
То, что она совершила ошибку, поняла поздно. По привычке начала спускаться по центральной лестнице, от волнения забыв про ту, по которой передвигались слуги. Пришлось подниматься на два пролёта и сворачивать в нужную сторону.
– Ты поговорила с сиррой Мариэль? – в спину прозвучал знакомый голос.
Мариэль чуть столик не выронила, замотала головой и ускорила шаг, не оборачиваясь. Ленуар догнал её и преградил путь.
Инквизитор ждал ответа, а Мариэль и слова сказать не могла: во рту пересохло, и сердце было готово выпрыгнуть на одну из тарелок.
– Ты напугана, – медленно проговорил Ленуар, разглядывая служанку, опустившую голову. Пальцем попробовал поднять её лицо за подбородок, но девица так мотнула головой, что тарелки звякнули на столике, ударяясь друг о друга, – мне показалось, ты не робкого десятка, Жанетта… И вижу, что с хозяйкой ты поговорила. Что она тебе сказала, м?
Она сделала попытку обойти молодого инквизитора – он переместился вместе с девушкой в сторону, а затем передумал и пошёл рядом, сменив суровый тон на расслабленный:
– Ладно, оставь свои секреты при себе, хотя мне по-прежнему любопытно, что придумала себе твоя сирра. Ты, я вижу, преданная наёмница, что ж, тем лучше. Передам через тебя. Запоминай: твоя хозяйка не умеет управлять своим даром, причём сразу обоими – как я понял, у неё их два. Антуан рассказал мне про бейлар, выпущенный за обедом в порыве гнева. Это раз. Второе: очень неприятно, когда происходит вторжение в ментальность. Так и передай своей хозяйке, что её взгляд иссверлил мне всю спину, до сих пор бонджо зудит…
Мариэль добралась до служебной лестницы, спустилась на несколько ступенек, и здесь до неё дошёл смысл сказанного Ленуаром. Он обвиняет её в том, что она пялилась ему на спину?!
– А нечего было глаза на спине рисовать! – фыркнула она возмущённо останавливаясь, – он пялился на ме… мою госпожу, как… как…
Ленуар рассмеялся весело:
– Вон как дело обернулось? Это всего лишь рисунок, призванный защитить мой тыл от удара в спину. Южане верят, что видящее око способно на это. Хотя… – инквизитор задумался, облокотился о перила, не обращая внимания на увеличивающееся расстояние между ним и служанкой, привычно полез в карман за жевательными палочками, – да нет… это ерунда… если только… Эй, подожди, Жанетта!..
– Мне нужно отнести посуду! – откликнулась она, не собираясь останавливаться.
– А впрочем, иди. Я сейчас тебе кое-что принесу для твоей госпожи! Подожди меня на кухне, – Ленуар бросил преследование и торопливо направился в обратную сторону, откуда шёл – в свою комнату.
Мариэль неслась, чудом не сталкиваясь с уворачивающимися от неё и столика слугами, принимающими торопыгу за Жанетту. Но самое удивительное – прозорливый инквизитор не признал в Жанетте другого человека! И всё-таки не нужно испытывать судьбу – она вернёт столик и бегом назад, пока личина не поползла от страха!
Она влетела на кухню, поставила ношу на стол для слуг, раздвигая деревянные тарелки и бокалы (прислуга только что пообедала), и повернулась к двери. Спокойный голос тётушки Гато заставил замереть:
– Куда ты, заполошная? Сядь поешь! Пусть твоя капризная сирра хоть неделю не ест – на то её господская воля. От безделья как аппетит появится? А тебе поесть надо, целый день бегаешь.
– Я… не… – она подумала о голодной Жанетте, бедолаге, которая сидит сейчас в спальне и ждёт.
Тётушка Гато развернула за плечи Мариэль и подтолкнула к столу, заставила сесть. Цокнула неодобрительно, заметив принесённые полные тарелки с остывшим обедом, подхватила столик:
– Как господа за порог, так детки чудят. Один лопает не переставая, вторая – голодом решила себя уморить… Погоди-ка, сейчас накормлю тебя… – кухарка обернулась, но служанки уже след простыл. – Истинно заполошная! Вся в хозяйку!
Мариэль выбежала из коридора и заметалась, не зная, какой дорогой возвращаться. Что если Ленуар решит спуститься по служебной лестнице? Или пойдёт по господской? Его комната была ближе к служебной, значит, наверняка, по ней, а по центральной Мариэль быстрее вернётся в свою комнату.
Она торопливо обогнула закуток, скрытый основанием парадной лестницы. В холле у входной двери стояли двое – Арман и управляющий. Её сразу заметили.
– Жанетта, погоди! – Арман обратился к ней в спину, девушка успела взбежать на несколько ступенек и замерла, не оборачиваясь. – Спроси у Мари, поедет она с нами к Волчьему логову? Сир Ленуар хотел осмотреть наши достопримечательности, мы собирались все вместе прокатиться.
– Хорошо, сир Арман, я спрошу! – полуобернувшись, ответила она и помчалась дальше, чтобы через две секунды врезаться в чью-то грудь на площадке между первым и вторым этажами.
– Вряд ли сирра Мариэль составит нам компанию: говорят, она плохо себя чувствует, – громко сказал Ленуар, хватая столкнувшуюся с ним служанку под локоть. – Не будем ждать, едем! Я захвачу сферу: похвастаюсь в столице вашими красотами…
Ленуар оттащил служанку за угол и прижал к стене. Проводил взглядом управляющего, поднимающегося на третий этаж к Антуану и Дилану, обосновавшимся в библиотеке, и когда шаги затихли, сурово спросил, отправив жевательную зубочистку в угол рта:
– Тебе велели меня избегать, глупая?
– Что вы, сир! – пролепетала Жанетта, опуская ресницы, чтобы избежать пронзительного взгляда инквизиторских зелёных глаз.
– Тогда давай ещё раз, повторю для тебя непонятливой. У меня мало времени: завтра я должен уехать. У твоей хозяйки проблемы с двумя дарами, она себя не контролирует. Если сейчас будешь мне врать, считай – навредила своей хозяйке. Не хочешь откат, давай помогай мне, а я помогу сирре Мариэль. Доступно объяснил?
Служанка кивнула, по-прежнему отводя взгляд.
– Я задаю вопросы, ты быстро отвечаешь. Вопрос первый: твоя госпожа действительно мало помнит после Ирминсуля?
– Да, клянусь, – не соврала.
– Хорошо. Вопрос второй. Она в курсе своих способностей? Управляет ими осознанно? Не лги, помни о том, кто я.
– Нет, она не понимает, что с ней происходит.
Ленуар вздохнул, отодвинулся немного, убрал зубочистку в карман. Но допрос на двух пунктах не закончился.
– Молодец, я чувствую, что не врёшь. Пока не врёшь. Последний вопрос. От твоего ответа зависит, поеду я любоваться вашими водопадами или останусь с тобой. Мы запрёмся с тобой в кабинете и долго будем разговаривать. Сама решай, кто чем сейчас будет заниматься. Итак, вопрос номер три. Почему она отказывается меня принять, что случилось во время комбат-де-бу?
Если инквизитор не блефовал, то в случае неправильного ответа… Мариэль содрогнулась.
– Я жду.
– Так у вас два вопроса вместо одного, сир Анри, – пробормотала Жанетта. – Про то, что случилось на комбат-де-бу, я не знаю точно. Госпожа стеснялась смотреть на полуголых молодых людей, её это сильно смущало. А про вас она сказала, что…
– Быстро говори! – раздражённо поторопил Ленуар, сверху послышались приближающиеся голоса Антуана и Дилана.
– Она не может вам доверять и хочет, чтобы её проверил настоящий превизор.
– Почему? – юноша от удивления отстранился.
Смех братца и его друга приближался. Ленуар отодвинулся на значительное расстояние, и можно было бы улизнуть.
– А это, сир Анри, уже четвёртый вопрос. А вы говорили, что последний, – она попробовала улыбнуться и сдвинулась по стенке в сторону своей комнаты.
Ленуар кашлянул неопределённо и решительно закрыл путь к отступлению, обеими руками оперевшись о стену слева и справа от Жанетты. Из-за лестничного угла вынырнул Антуан, за ним Дилан. Братец первым заметил двусмысленную сцену и присвистнул весело:
– Оставь её на вечер, Анри. Едем!
– Я догоню, минутку! – зелёные глаза сузились, а голос стал вкрадчивей. – Как видишь, я могу торопиться, а могу и не. Почему сирра Мариэль мне не доверяет?
Дилан с наигранным удивлением стоял, открыв рот, пока его вниз не утянула рука Антуана. Парочка гогоча затопала вниз.
– … Она вас боится… А ещё вы… вы… очень легкомысленны. Разве можно доверять легкомысленному инквизитору?
– Кто?! Я?! – Ленуар убрал руки от служанки, резко выпрямился и засунул их в карманы.
Жанетта воспользовалась свободой: шажок, другой в сторону, сделала книксен, пока молодой человек не пришёл в себя, и побежала к спасительной двери.
Ленуар проводил её взглядом, а когда служанка исчезла за открывшейся дверью, вспомнил, что собирался сделать. Достал из кармана браслеты, покрутил их на пальцах и отправился к лестнице. Что его боялись иногда, он знал. И что мог казаться легкомысленным – тоже. Но чтобы боялись из-за легкомыслия? Уже спускаясь по лестнице, Ленуар весело засмеялся: Мариэль ему понравилась.
*****
Она повалилась на кровать, задыхаясь от бега.
– Ну, что? Как всё прошло? Вы так долго отсутствовали! – Жанетта тут же засыпала вопросами свою копию, валяющуюся на кровати хозяйки.
Мариэль потянулась за подушкой, закрыла себе лицо на мгновение, а когда отняла её – расхохоталась:
– Жанетта, это адреналин!
– Чегось?
Мариэль села на кровати, принимая свой облик:
– Это было волнительно! Я как будто стометровку пробежала и выиграла приз. Сейчас всё расскажу… А, погоди-ка! – она соскочила с кровати и подошла к окну. Движением ладони отогрела стекло.
Внизу усаживались в двое саней Антуан и гости. Один из них поднял голову вверх (нужное окно не пришлось искать долго) и улыбнулся.
– Ух, – Мариэль молниеносно спряталась за штору и вытерла ладонью лоб. – Какой он… – прислушалась к своим ощущениями. – Жанетта, ты меня прости, но, кажется, от переживаний я проголодалась.
Жанетта сделала книксен со словами: «Хорошо, моя госпожа, я сейчас принесу!» – но была остановлена:
– Твоё платье на мне, – рассмеялась Мариэль. – И ты тоже голодна, я знаю. Поэтому мы пойдём на кухню вместе, нечего капризной сирре гонять по этажам свою преданную служанку.
Глава 18. Цена успеха
Кого в бою не плен, а гибель ждёт,
Тот даром жизнь свою не отдаёт.
«Песнь о Роланде», Турольд
Рождённая в небогатой семье лумеров, познавшая, что такое голод и страх за будущее, Жанетта имела чёткий план. Родители возлагали на неё большие надежды: бытовой дар проснулся у двоих из четверых детей.
Как только семилетнюю Жанетту осмотрел превизор и вынес вердикт, оценив в лумерском свидетельстве 7 из 7 возможных пунктов, детство её закончилось. Эколь (пригородная школа) для бытовиков из незнатных семей, после – трёхлетний курс наёмниц. Жанетта училась делать всё, что позволяла её магия и даже то, что не позволяла. Так на курсах она выучилась шитью, успела пройти практику у госпожи Ниссы, которая и порекомендовала г-же Иларии способную девушку, умеющую найти подход к самым капризным клиентам.
Правду говоря, Нисса надеялась, будто, оказав добрую услугу де Венеттам, повысит кредит доверия к ней, портнихе, а Жанни – так прозвали маленькую умненькую девчушку в салоне – чем-нибудь да выбесит своенравную молодую сирру, которой, наверное, и сама Владычица не угодила бы.
Но Жанетта задержалась у де Венеттов, сумела полюбить свою взбалмошную хозяйку и привязать к себе, надеясь, что рано или поздно Мариэль станет милой сиррой, как и её мать.
На второй год службы Жанетте повысили жалованье, и теперь она могла не только отправлять семье небольшие суммы, но и откладывать на будущее. Однажды Нисса сказала фразу, которая запомнилась Жанетте и стала её девизом: «Не бывает нестандартных или капризных клиентов. Одни просто не знают, чего хотят. Этим не предлагайте варианты – настаивайте, говорите, что именно такой-то крой подчеркнёт уникальные черты клиента. Другие, нестандартные, станут для вас испытанием и добавят опыта. Эти, нестандартные, клиенты – ваше будущее. Капризные клиенты – ваше настоящее».
Узнав об успехе Жанетты в семье де Венеттов, Нисса поначалу ревниво отказывала девушке в её предложениях помочь с пошивом платьев для господ, мол, ушла из салона – сделала выбор. Время потёрло обиду Ниссы, и она стала поручать Жанетте мелочь, в основном связанную с финишной отделкой платьев – где-то ушить, что-то укоротить. Главная портниха Лабасса не подозревала, что Жанетта успела переделать из подаренных обносков своей госпожи премиленькие платья для себя, а так же помогала реставрировать гардероб другим слугам, одежду которым производила малоизвестная артель белошвеек.
По стандартному договору с де Венеттами, Жанетта обязывалась служить Мариэль до её отбытия в академию. Права в договоре гласили, что он мог быть расторгнут с господской стороны, как это уже успешно было проделано несколько раз до найма Жанетты с другими девушками-лумерами. Но только в том случае, если у знатного отпрыска до двадцати лет не проявлялся дар, проще говоря, он признавался лумером, равным слуге. Только тогда наёмник мог сам прервать договор.
Некоторые новобранцы, привязавшиеся к своим наёмникам, при поступлении в академию заключали новый контракт, по которому слуга приобретал статус компаньона. В академии имелся свой постоянный штат обслуживающего персонала, поэтому слуга-компаньон получал больше свободы. Пока господин занимался, слуга имел право проводить время, как вздумается, лишь бы справлялся с прямыми обязанностями. Умные компаньоны успевали за три года научиться дополнительным ремёслам, начать строить карьеру и получить финансовую независимость от господина, чтобы, однажды расставшись с ним, открыть собственное дело.
Об этом мечтали все наёмники, и Жанетта не была исключением. Она верила в то, что дар обязательно у госпожи проснётся. Надеялась на контракт о компаньонстве. Зная прекрасно прежнюю Мариэль, служанка ни капли не сомневалась, что госпожа выскочит замуж если не сразу после окончания теории, то во время практики точно. Это теперь мечты выглядели зыбко: уж очень изменилась хозяйка.
Своими надеждами она, конечно, не поделилась с Мариэль на кухне для слуг, куда девушки пробрались после отъезда Антуана и гостей. За обедом Мариэль попросила Жанетту рассказать о себе, как она оказалась у де Венеттов. История была поведана, и госпожа, улыбаясь, спросила:
– Ну а ты, Жанни, хочешь стать моей компаньонкой? Но сразу предупреждаю: легко не будет.
И Жанетта готова была от радости броситься госпоже на шею, в ноги – куда угодно. Мариэль призвала тётушку Гато, присутствующую во время разговора, в свидетели твёрдого намерения, и женщина расплакалась, за себя, за Жанетту и за «добрейшую, милую хозяйку».
После обеда направились в кабинет-библиотеку, в которой тяжело висели в воздухе ароматы вина и закусок после Антуановских посиделок. Нашли несколько нужных книг, особенно ценным показался гримуар с рядовыми заклятиями. По дороге из библиотеки некстати вспомнилась фраза братца, обращённая к Ленуару: «Оставь её на вечер».
Мало ли каких приключений захочется молодым людям, поэтому Мариэль попросила служанку задержаться у себя на ночь. Тем более ждал ещё один важный повод, ради которого служанка должна была подстраховать Мариэль.
Жанетта, счастливая от предложения о компаньонстве, позволила себя уговорить, принесла заранее лёгкий ужин и кувшин с напитком, чтобы лишний раз не сталкиваться с молодыми людьми, когда они вернутся. Управляющего предупредили не беспокоить сирру и её служанку: сирра упорно занимается…
Сейчас субретка спала на хозяйской постели, силком уложенная в неё, не взирая на нарушение люмерийской субординации. Единственное, что смогла себе выторговать – спать одетой, чтобы убежать в любой момент к себе или по делам. Но тяжёлый день сказался, и Жанетта уснула.
Мариэль никогда не было так спокойно: будто с сестрой разговаривала и наговориться не могла; Жанни попросила рассказать что-нибудь из увиденного в подземелье Владычицы, и Мариэль начала рассказывать сказку об Аладдине. Незаметно слушательница уснула, а за ней и сказительница.
Сколько прошло времени, Мариэль не поняла: проснулась резко, во сне испугавшись от мысли, что проспала. Лежала, разглядывая в темноте пятно лица рядом лежавшей сверстницы и прислушиваясь к её ровному тихому дыханию – спит, точно спит.
Медленно и осторожно выпросталась из-под одеяла, на цыпочках подошла к окну – за ним чутко дремала ночь, завывал ветер, плюясь искрами от пламени на уличных факелах. Девушка выглянула в коридор, здесь тоже было тихо, должно быть, перевалило за полночь. Все спали, а значит, настало время исполнить намерение, как бы страшно не было.
«Вестник! Приди, я жду тебя!» – несколько раз мысленно повторила, вглядываясь в темноту двора. Мгновения отсчитывали своё недолго: с неба во двор упала тень, загорелся огонёк и вспыхнул, приветствуя. Путь к отступлению был отрезан.
Мариэль сунула голые ноги в зимнюю обувь, набросила на плечи тёплый плащ и вышла в коридор, последний раз с сожалением оглядываясь на кровать со спящей Жанеттой. Сейчас важнее, чтобы та находилась здесь. Если вдруг Мариэль схватят, она будет в личине своей служанки, скажет, что шла в свою комнату. Но лучше бы, конечно, повода для оправданий не оказалось…
Странно, но сегодня огонь в коридорных лампах не вспыхивал при приближении. Горел себе спокойно, не мешая пробираться по коридору впотьмах. Мари покосилась на дверь в комнату, где спал инквизитор, и, стараясь не шлёпать подошвами, медленно спустилась по центральной лестнице, юркнула в коридор для слуг и уже знакомой дорогой выбралась из замка на хоздвор.
Колючий мороз сразу перехватил дыхание. Мариэль постояла у входа, привыкая к холоду: целый день не выходила на улицу, а тут, оказывается, зима вступила по-настоящему в свои права!
Мысленно призвала Вестника на хоздвор: не хватало, чтобы кто-нибудь из окна спальни увидел её, одиноко стоящую в тёмноте, – и вздрогнула, слишком быстро сущность переместилась, замерла послушно напротив, подсвечивая себя и девушку огоньком на ладони.
– Я готова назвать цену.
– Мариэль Адерин Ригхан де Венетт, слушаю тебя, – то ли глухо отозвался Вестник, то ли ветер под его капюшоном запел.
Она сглотнула. Если Ленуар не обманул… Впрочем, хуже точно не будет…
Она поймала себя на том, что не чувствует ужаса, который по многим причинам должен был душить её, лишая свободы мысли и речи. Горечь, пережитая несколько часов назад, до сих пор не выветрилась. А во время болтовни в Жанеттой они неосознанно коснулись темы совести и лжи, неминуемо сопровождающей всех метаморфов.
Настоящая дилемма – остаться чистым в луже грязи. Быть ловким, как игроки во время комбат-де-бу? Не хитрым, не изворотливым – ловким, умеющим уклоняться от летящего в тебя сгустка.
Запутавшись в клубке доводов и контраргументов, Мари кое-как определила для себя: ловкость – плод долгих тренировок, выработанной внимательности, но она же – свидетельство твоего желания играть и принимать ставки противников.
Если тебе это интересно и ты играешь, то ловкость – дело хорошее. Если не хочешь, значит здесь и начинается ложь. Перед собой. Но Голос, кем или чем бы он ни был, преподал ей хороший урок, который она не забудет. Никогда. Не потому что самой противно – она дала слово Арману быть честной.
Спокойно начала речь:
– Я не сомневаюсь, что в Люмерии есть как минимум один опытный метаморф, которому можно было бы поручить дело, но вы выбрали меня, девушку без всех необходимых знаний для этого. Единственное моё оружие – любовь, о которой я знаю ещё меньше. Всё, что я могу сделать – это заслонить собой Армана или стать им в нужный день. Получается, что страдания моей прошлой жизни вы посчитали отличным поводом для подачки – счастливой жизни на один год или два. Вы использовали многое, чтобы заставить меня принять это решение: способности метаморфа, любовь, голос совести. Что ж, я согласна и принимаю ту цену, которую задолжала за новую жизнь, новый опыт и новую желанную боль. Обет будет исполнен, жертва принесена. Но я не принимаю вашей нечестной игры. За то, что вы использовали меня без моего разрешения, цена будет равносильна вашему обману…
Она сглотнула подкатившую тошноту. Только бы опять не истерика: нельзя быть слабой в первом бою.
– Чего ты желаешь Мариэль Адерин Ригхан де Венетт? – Вестник невозмутимо покачивался в воздухе. Гарант справедливости и ничего более, статуя Фемиды с завязанными глазами, которой всё равно, кто жужжит рядом.
– Хочу, чтобы в Люмерии все жители были счастливы взаимной любовью, не только сегодня, но всю свою жизнь – с рождения и до смерти. А чтобы не получилось так, что я и вы под словом «любовь» понимаем разные вещи, поясню сразу. Тот, кто любит, долготерпит, он милосерден к окружающим, его любовь не завидует и не превозносится; он не гордится и не бесчинствует, не ищет своего и не раздражается; не мыслит зла и не радуется неправде. Любовь никогда не перестаёт, даже когда пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится…*
Слова лились, как вода, мама часто читала Библию, чтобы в ней найти утешение и смириться.
–… Таково моё условие, – закончила Мари, созерцая тьму под капюшоном Вестника, с каждым словом ведущую себя всё беспокойней.
– Ты просишь счастья для всех люмерийцев, Мариэль Адерин Ригхан де Венетт? – равнодушно обобщил сказанное.
– Нет, я прошу взаимной любви и с тем определением, которая я дала. Повторить?
– Нет.
Мамин ноутбук, на котором Маша некогда смотрела полезные видео или слушала озвученные книги, периодически зависал. Особенно если были проблемы с Интернетом. Сейчас подобное происходило с Вестником. Тьма клубилась воронкой, как колёсико на экране ноутбука, означая, что информация долго обрабатывается. Кажется, даже ветер улёгся дворовым псом в ожидании команды хозяина.
– Ай-яй, какая хитренькая девочка! – завихрения тьмы под капюшоном сложились в мужское лицо с ухмыляющимся ртом. Мариэль вздрогнула от хриплого баритона, не похожего на глубокий бас Вестника. Чёрная фигура описала круг, задержавшись за спиной девушки. – Но с претензией я согласен: обоснованно, ничего не попишешь. В свою защиту скажу: я тут не при чём, Матушке видней, кого тащить из другого мира. А мой слуга выбрал тебя только потому, что ты была ближе остальных. Обленился… Я бы наказал его, но сложно учить того, у кого вместо мозгов желание побыстрей разделаться с работой.