Он взял из руки лейтенанта флэш-карту и пошёл к палатке. Медик, бормоча слова благодарности, помчался к себе, а дверь открылась на звонок, выпуская раскрасневшееся лицо Панина. За ним было видно сидящего в кресле Холина и Брусова, который бил ногами лежащую на полу почти голую женщину.
– Для майора, – Тормаев протянул лейтенанту флэшкарту.
– Заходи! – Панин изобразил приглашающий жест.
Сергей собрался бросить флэшку на порог, развернуться и уйти, но его увидел Холин:
– Тормаев! Зайди!
Прямой приказ. Делать нечего. Сергей зашёл.
– Что у тебя? – спросил майор.
– Отчёт медслужбы, – ответил Тормаев.
– Кинь на стол. Выпьешь?
– Нет, спасибо.
Особист внимательно посмотрел на молодого офицера. Тот спокойно выдержал взгляд.
– А я выпью, – засмеялся Холин. – У меня работа тяжёлая. Ты, кстати, как сам? Как там твои сквозные ранения? Заживают?
Он встал, подошёл к столику, на котором стояла початая бутылка, смахнул салфеткой капли крови, пару выбитых зубов и в шутку возмутился:
– Грязь какая. Брусов, убрался бы. Чего как в свинарнике?
– Заживают, – ответил Сергей на вопрос майора.
– Тебе, говорят, всегда везёт, – Холин оглядел его с улыбкой. – Два осколка – в бедренную артерию и в печень, а ты живой.
– Везёт, – произнёс Тормаев, – когда медицинский лазер рядом.
– Нет, сынок, – засмеялся Холин, – просто ты у нас хороший парень.
Сергей не хотел смотреть на скорченную фигуру на полу, но помимо его воли взгляд устремился к ней. Женщина лежала лицом вниз, короткие волосы слиплись от крови и грязи.
– Вот ведь, Тормаев, – пожаловался майор, заметив взгляд лейтенанта, – теперь в разведку бабы ходят и все, главное, красавицы. Где их только берут? Не знаешь?
Он всё-таки протянул старшему лейтенанту стакан с водкой:
– Ну давай, просто согрейся.
– Мне надо идти, – выдавил из себя Сергей.
– Куда? – удивился особист. – В Багдаде всё спокойно. Что ты неугомонный какой, сынок?
На последнем слове Тормаев сглотнул горечь во рту.
– Смотри, какая компания у нас, – засмеялся Холин, – красивая женщина, поломали мы её маленько, но не будем придираться.
Майор шагнул к пленной, пинком перевернул её на спину и, поставив ногу на грудь, прижал её к креслу. Свет упал на разбитое лицо молодой девушки. Заметив, что лейтенант Тормаев, не отрывая глаз, смотрит на неё, Холин спросил:
– Сынок, ты чего? Давно голых девок не видал? Хотя разве это девка? Вот Лулина – девка, а это…
Сергей почти не слышал его. Части сознания вдруг разделились, потеряв связь между собой. Одна кричала, что он должен скрыть весь ужас, который в одно мгновение слил сердце и душу в единый ледяной ком, а вторая и была тем самым ужасом. Потому что, несмотря на сильно похудевшее, постаревшее, измождённое и разбитое военными бутсами лицо женщины, он всё равно узнал… Валю!
– Что, Тормаев, в твоём вкусе? – Холин поднял худую девушку за горло, как тряпичную куклу. – Возьмёшь разок? Могу отдать.
Сергей сглотнув, покачал головой:
– Нет.
– Нет, так нет, – усмехнулся майор.
Валентина крепко сжимала разбитые губы, и Холин, поглядев на её лицо, бросил её на пол. Потом сплюнул на неё:
– Пора заканчивать тогда. Только время зря потратили. Брусов, выводи. И скажи, пусть яму закапывают. Эта последняя.
Раны Тормаева не болели, тело не чувствовало усталости, мозг, словно спал. Только кровь мчалась от пяток к голове, странно обжигая. Но, кажется… он понял что делать.
Валентина сжалась на полу, спрятав лицо в колени. Она не посмотрела на Сергея ни разу, только вздрагивание от его голоса выдавало её.
Брусов шагнул к пленнице, но лейтенант Тормаев внезапно опередил его и тоже сделал к ней шаг.
– Я передумал, – хрипло сказал Сергей.
Холин засмеялся:
– Не возражаю. Только здесь давай. Нас не стесняйся. Снаружи глаз лишних много.
– Я понял, – Сергей наклонился к девушке, взял её за локоть и грубым рывком поднял на ноги.
Валентина едва стояла, по грязным щекам текли слёзы, глаза смотрели в пол. Холин и его подручные, смеясь, наблюдали, как лейтенант Тормаев, держа пленницу одной рукой, второй расстёгивает кобуру табельного оружия.
Но когда увидели, что Сергей вынимает пистолет, майор заметил:
– Э, Тормаев, она тебе и так не откажет.
Палец лейтенанта лёг на панель распознавания отпечатка. Предохранитель перевёл оружие в боевой режим, и красная точка прицела упала на пол. А девушка внезапно подняла голову и взглянула на Сергея, и её склеенные кровью губы всё же приоткрылись.
– Только не ты… – беззвучно прошептала она.
Холин замер, прочитав это по губам. А Тормаев внезапно наклонился к лицу пленной, поцеловал её в лоб и в следующий миг крепко прижал её к себе.
Реакция майора опоздала всего на секунду. Он всё понял, успел выхватить оружие, но не выстрелить. Сергей поднял руку.
Первая пуля пробила грудь Холина, окрасив стену палатки кровавой кляксой. В следующую секунду оба лейтенанта отправились за своим командиром. Тормаев стрелял не на поражение, мимо сердца, но исключал возможность преследования. Ему будет нужно время, всего несколько минут…
Охрана ворвалась в палатку на звуки выстрелов и все рухнули с фонтанами крови и воплями боли.
Валентину трясло, она стояла на месте и рыдала беззвучно. Смотрела на Сергея широко раскрытыми глазами и не могла ничего сказать. Он схватил её за руку, быстро вывел из палатки и потащил в сторону вертолётных площадок.
– Тормаев! Что происходит?! – Юный с полевым меднабором в руках мчался им навстречу. – Кто ранен? Где я нужен?
Медик остановился, увидев избитую пленную в крови, которую крепко держал за локоть лейтенант Тормаев, и поражённо посмотрел на обоих. Рука парня дёрнулась в сторону кобуры.
– Не надо, – жёстко сказал Сергей.
Точка прицела его оружия смотрела точно в сердце Юного.
– В палатке особиста много раненых, включая его самого, иди, – приказал Тормаев.
Младший лейтенант боролся с собой ещё секунду.
– Юный, не заставляй меня… – процедил сквозь зубы Сергей.
И медик быстро двинулся к палатке, оглядываясь на ходу. Туда бежали уже со всех сторон.
– Тормаев, стой! – раздались первые крики.
Но Сергей уже тащил Валентину дальше. Двое солдат охраны вертолётных площадок бежали им навстречу, вытаскивая оружие на ходу.
Один сразу покатился с пулей в ноге, Тормаев прострелил ему бедро. Но второй успел нажать на спусковой крючок. Сергей развернулся спиной, закрывая собой Валентину, и острая боль вонзилась ему под лопатку, прожигая грудь. Тормаев припал на колено, но девушка перехватила его руку с оружием и направила на бегущего к ним солдата. Парень рухнул с криком боли, зажимая рану.
И Валентине, наконец, вернулся голос:
– Сергей!
Она подставила ему плечо, помогая подняться:
– Ты летишь со мной?! Ты должен лететь со мной!
Они добрались до вертолёта, и Тормаев, подняв девушку в кабину, запустил двигатели. Лопасти начали набирать обороты, а Валентина схватила его за плечи:
– Ты не можешь остаться! Ты предатель! Сергей! Тебя расстреляют!
– Взлетай, – голос Тормаева охрип.
– Нет! Нет! – Валентина пыталась затащить его в кабину. – Ты летишь со мной!
Сергей сбросил её руки со своих плеч, приподнялся на подножку вертолёта и на секунду припал к её губам. Один миг, чтобы снова ощутить себя живым, чтобы в последние минуты помнить только это. Несмотря на боль, уничтожавшую тело, сердце впервые за долгое время билось с такой силой, и сознание, словно очнулось от долгого, безликого сна.
– Чтобы долетела до своих, – прошептал Сергей. – Поняла?
Валентина замерла, глядя в его глаза, и по её щекам, смывая кровь и грязь, потекли слёзы.
Тормаев толкнул её в кабину и захлопнул дверцу:
– Взлетай!
Пули отскочили от бронированной обшивки поднимающегося вертолёта, потоки воздуха из-под его лопастей оттеснили преследователей. А Сергей опустился на землю и задержался на ней дрожащими руками. Боль выжигала всё, что было живого внутри. И рот, наконец, наполнила кровь. Тёмно-красная вязкая капля упала на покрытие площадки.
Тормаев знал, что так будет, ещё вытаскивая оружие из кобуры. Это сражение станет последним на его войне. За спиной солдаты и офицеры подходили, держа лейтенанта на прицеле и обстреливая вертолёт, а он лишь ждал, когда сигнальные огни исчезнут в дали.
Вокруг темнело и, хотя горизонт окрашивался рассветом, Сергей уже не видел света, ловя лишь далёкие огни в темноте, которые, наконец, погасли.
Лето третье: зрелость
Яркое солнце так редко появлялось в последние годы, что его недельное стояние на небе вызывало у всех восторженные чувства. Целых семь дней без дождей. Улицы городов подсыхали впервые за долгое время. Воронки, оставленные взрывами, зеленели. Молодая трава тянулась в чистый летний воздух, ещё немного прохладный, но уже обещающий много приятного. Вечерние прогулки под тихим небом, летние кафе…
По пустынному центру города проехала машина посольства с дипломатическими номерами и завернула к военному госпиталю. Здесь разбирали завалы. Гудела уборочная техника, ходили рабочие. Водитель остановился, ожидая проезда колонны грузовиков, доверху груженных обломками и мусором.
Глядя через тонированное стекло, Валентина вспомнила, как год назад такие же здания рушились у неё на глазах. Цикличность человеческой жизни иногда не имела смысла. Обретя, всё равно потеряешь. Иногда быстрее и страшнее, чем можешь представить.
– Лейтенант Ристич, – оторвал её от размышлений советник посольства Владислав Кежман. – Ты не посмотрела дело.
Валентина достала сигареты, закурила. Сквозь приоткрытое окно врывался приятный летний ветерок, разметая дым по дорогому салону машины.
– Владислав, я уже не верю, что мы что-то найдём, – сказала она. – Какое это по счёту братское захоронение?
– На сей раз, я больше чем уверен, – возразил Кежман. – И речь идёт не о захоронении.
Валентина кивнула:
– Я слушаю.
Отдел военных расследований объединённого дипломатического корпуса уже давно поставил крест на этой истории, но Владислав оказался упорней всех.
– Значит так, – он покопался в дипломате и вынул папку. – Исходя из твоих сведений, он находился в штабе вертолётного полка при взятии Сарагосы. Его имя есть в списке офицеров за позапрошлый год. Разумеется, в списках за прошлый год отмечено, что он погиб. Но данных об обычном воинском захоронении нет. Пишут, что погиб в бою, сгорел в вертолёте. А мы с тобой знаем, что это не так.
– И? Это наша стартовая информация, – заметила Ристич. – Что изменилось?
– Именно вначале я совершил ошибку, – ответил Владислав. – Из всех возможных вариантов развития событий, я не подумал только об одном. О том, что он мог выжить на той вертолётной площадке.
Валентина покачала головой:
– Это невозможно.
– Почему же? Судя по его медкарте, он был крепкий малый.
– А пуля в груди?
– Вот именно! – с некоторым волнением отреагировал Кежман. – Я сравнил описанные тобой ранения с медкартами заключённых собственных лагерей Союза, то есть тех мест, где мог оказаться дезертир или предатель.
– Владислав, простите меня, – вздохнула Ристич. – Я свела вас с ума этим поиском.
– Вовсе нет, – возразил Кежман. – Это оказалось единственной ниточкой. Понятно, что командование решило скрыть инцидент. История у Сарагосы подчищена до дыр. Офицер покалечил троих сотрудников особого отдела и ранил ещё четверых военнослужащих. Такой герой никому не нужен. Официально там ничего не произошло. И если я прав…
Владислав вернулся к бумагам.
– Двадцать пятого июля, то есть через три дня после событий, в одну из колоний особо строгого режима для военных преступников поступил человек. Без указания имени и звания. Так вот! Первичный медицинский осмотр показал огнестрельные ранения лёгкого, печени и правого бедра. В крови содержались остатки лекарственных препаратов и большое количество биостимуляторов роста клеток, благодаря которым он, наверное, и выжил. А за сутки до вашего спасения Сергея ещё лечили.
– Вы стали называть его по имени? – невесело улыбнулась Валентина.
Кежман кивнул:
– Мы с тобой так давно занимаемся поиском места его захоронения, что я привык к нему, как к родному. Так вот, общее состояние…
Владислав на секунду остановился в сомнениях, надо ли перечислять.
– Сломаны рёбра, разрыв селезёнки, множественные гематомы, тут много всего. Но это тоже говорит в нашу пользу. После того что он сделал, его не могли просто поднять на ноги и отправить под арест. Офицер особого отдела, которого он покалечил, точно не позволил бы такого. Я думаю, эти три дня они использовали для своего наказания…
Кежман замолк на мгновение, заметив болезненное выражение на лице лейтенанта Ристич.
– Это не суть, – наконец продолжил он. – Заключённый без имени, но есть номер. По этому номеру приговорён к расстрелу. Но данных о смерти снова нет.
– А вы думаете, они каждого протоколировали? – заметила Валентина.
– Нет, – Владислав снова полез в дипломат, – я знаю, что они этого не делали. Но я оставил его номер в списках поисковой службы Красного креста, как только началась проверка военных тюрем на территории обеих конфедераций, и… номер всплыл.
Валентина вздрогнула.
– В базе данных рудника на острове в Карском море, – продолжал Кежман. – Адский холод, тёмные тоннели. Туда привозили людей только для одной цели – умирать. Это объясняет почему заключённого не казнили в колонии. В общем, с ним сейчас разбирается доктор Беспалов из международного военного госпиталя, куда мы и едем.
– То есть? – лейтенант Ристич не ожила такого.
– Подписание мирного договора упразднило систему рудников и амнистировало заключённых, – объяснил Владислав. – Красному Кресту вверена реабилитация узников. Когда бывших заключённых доставили в госпиталя, он был среди них. Живой.
Валентина молчала.
– Лейтенант, это вполне может быть он, – уверенно произнёс Кежман.
– Посмотрим, – мрачно ответила Валентина.
Год поисков был слишком безуспешным, чтобы столь фантастическая версия оказалась правдой.
Машина остановилась у парадной лестницы вновь отстроенного госпиталя. Фасад ещё докрашивали, но здание уже украшали флаги обоих конфедераций и Красного Креста. Все вместе они смотрелись очень непривычно, но обнадеживающе.
Доктор Беспалов ходил из стороны в сторону по ступенькам крыльца, лично ожидая визита из посольства Альянса. Он протянул лейтенанту Ристич руку для приветствия, едва она вышла из машины, и сразу сказал:
– Я очень рад, что кто-то им заинтересовался.
Уже ведя посетителей по коридору госпиталя, он объяснил:
– Из ста процентов таких пациентов, только один процент узнанных и востребованных родственниками. Если этот человек окажется тем, кого вы ищете, я буду очень рад. У него был ряд серьёзных травм, мы сделали несколько операций. Сейчас его физические состояние удовлетворительное, но главная проблема – мутизм, потеря речи из-за сильных психологических воздействий. За всё время пока он у нас, он не проронил ни слова.
Доктор остановился у двери палаты:
– Он здесь. Вы в порядке?
Лицо лейтенанта Ристич побледнело и дыхание стало тяжёлым. Она наконец почувствовала страх. А если Кежман прав, и действительно есть шанс, что этот человек…
Нет. Валентина знала, что это не возможно. Ради неё Сергей уничтожил свою жизнь, стал предателем. Тем, кого стёрли из памяти. И он не мог выжить. Ещё тогда, глотая слёзы, она поняла, почему он не полетел с ней. Ранение было смертельным. Сергей знал, что умрёт по дороге и не хотел, чтобы она увидела это. Хотел остаться живым в её воспоминаниях.
Этот человек – не он.
Валентина сделала шаг в палату.
В кресле возле открытого окна сидел молодой мужчина. В больничной пижаме, очень худой. Кожу покрывали коричневые пятна и корки. Волосы коротко подстрижены, голова в шрамах. Лицо пустое и бледное, и черт будто нет. Только зелёные глаза чуть выделялись. Их взгляд безучастно смотрел в окно, где в молодой листве играло солнце.
Владислав удивлённо посмотрел на лейтенанта Ристич, которая внезапно начала оседать на пол. Не замечая никого вокруг, она опустилась на колени возле этого человека, зажимая себе рот, чтобы не разрыдаться в голос, но слёзы текли по её руке, и, давясь ими, она сидела ещё несколько минут.
Он не замечал её. Может, не видел, может, не помнил.
– Сергей… – прошептала Валентина, наконец, и потянулась к его руке: – Ты слышишь меня?
Она взяла его ладонь в свои, подняла и прижала к губам.
– Посмотри на меня.
Пустота зелёных глаз бездушно отражала её лицо.
– Сергей, это я… – голос совсем исчез, задавленный слезами. – Я сделала, как ты сказал… Я долетела до своих.
В коридоре стали останавливаться медсестры, заглядывая посмотреть на плачущую у ног пациента молодую женщину. Но в его лице ничего не менялось.
Доктор Беспалов постоял немного и всё же подошёл к лейтенанту:
– Госпожа Ристич, не торопитесь. Я не говорю, что всё получится, но шанс есть. Время для него течёт не так, как для нас с вами.
– Да, – вздохнула с надрывом Валентина, – целая жизнь в аду.
Без света, без неба, в нескончаемой боли и молчании. Там его время остановилось. И сознание до сих пор оставалось в этом плену. Сколько времени пройдёт, пока он увидит луч солнечного света, о котором когда-то мечтал?
Беспалов замер, потому что худые пальцы его пациента, которые держала в руках лейтенант Ристич, внезапно сжались. Осторожно и не крепко он взял её за руку. Пустой взгляд мужчины, теперь направленный точно на неё, менялся, и застывшая маска лица медленно оживала. Он вдруг погладил её по щеке, и его сухие губы развела улыбка.
Хрипло и едва слышно, с трудом превозмогая боль в давно онемевшем горле, Сергей прошептал:
– Валя…
Седьмой создатель
Пролог
Наше время. Побережье Берингова моря. Военная база № 55 496
Ночь работе не помеха. Большая стрелка переползла за двенадцать, но лаборатория громыхала на всю базу. Глухие удары сотрясали ночную тишину.
Дежурный майор поднял трубку прямой связи, недовольно бурча себе под нос:
– Да что они там? Совсем озверели.
Ответил на звонок сам главный конструктор:
– Да?
Фон ему создавали гулкие голоса роботов.
– У вас всё в порядке, доктор Мальский? – спросил дежурный.
– Да, майор, всё прекрасно.
– Что за шум?
– Военная тайна, – пошутил учёный. – У вас нет допуска.
– Он есть у начальника объекта. Набрать ему?
Главный конструктор засмеялся:
– Не нервничайте. Я сейчас сам наберу генералу.
Майор положил трубку.
Громкий звонок телефона раздался через минуту.
– Дежурный по объекту слушает, – рапортовал майор.
– Товарищ майор, пишите… – раздался голос генерала Каташина.
– Есть.
Генерал продиктовал список имён и добавил:
– Эти товарищи сегодня прибудут к восьми часам. Организуйте пропуска.
– Есть.
База содрогнулась от очередного залпа. Похоже, начали опробовать новое ускорительное оружие. Майор всё бы отдал сейчас, чтобы хоть разок взглянуть на роботов. Сегодня как раз они долбали учебный полигон. Но ему не положено, так что, отбросив мечты, дежурный занялся оформлением пропусков на начальство из министерства обороны.
Утренний туман накрыл горные хребты и ущелья, спрятав узкую дорогу к базе. За пределами будки контрольно-пропускного пункта не было видно ровным счётом ничего. Накрапывал дождь и доносился далёкий шум прибоя.
Звук дизельных двигателей едва заметно вошёл в общую картину. Часовые вышли на улицу. В белой пелене появились тёмные пятна, и через минуту вереница машин медленно доползла до шлагбаума контрольно-пропускного пункта.
Их ждали, так что после быстрого осмотра и проверки документов пропустили на территорию. Машины исчезли в гараже, вырубленном в скале. Маленькое строение рядом зажглось светом. Туда поднялась кабина лифта. Толпа военных выплыла из тумана, быстро загрузилась, и двери закрылись. Контрольно-пропускной пункт вернулся в непроглядный утренний туман.
Внизу было много интересней. На уровне пятого подземного этажа делегация вышла в приёмный зал. Начальник объекта генерал Каташин ждал здесь вместе с группой ведущих учёных. Офицеры зашли весело, говорили в полный голос, требовали кофе и перекур. После приветствий и доклада о готовности базы к демонстрации все получили нагрудные пропуска и в сопровождении генерала направились на полигон.
В контрольной комнате Каташин представил одного из учёных:
– Доктор Вадим Алексеевич Мальский – глава всех наших научных разработок.
Военные оглядели главного конструктора объекта со всем вниманием. Толпа учёных в белых халатах состояла из бледных людей, в основном очкариков. Доктор Мальский отличался весьма молодым возрастом для учёного его уровня – всего сорок лет, стопроцентным зрением, бежевым тоном кожи и громким голосом, которым сразу прекратил всю напыщенность делегации.
– Добро пожаловать на полигон, – сказал он, – наша научная группа представит вам результат двухлетней работы. Подойдите к обзорному окну, пожалуйста.
За пуленепробиваемым стеклом светился сотнями огней двухкилометровый полигон. На площадке перед комнатой контроля выстроились в шеренгу десять роботов.
– Моща, – довольно отметили военные, осмотрев железных солдат.
В ярком искусственном свете высокие, под два метра, бронированные фигуры отливали серебром. Конструкция чётко повторяла формы человеческого тела. Надглазной тонированный монитор закрывал половину лица, но свет глаз всё равно виднелся сквозь тёмное стекло.
Дула бортового оружия, в большом количестве навешанного на роботов, были опущены. Боевое положение ещё не разрешили.
Кто-то из военных, осматривая железных солдат на мониторах контрольной комнаты, спросил:
– Зачем нужен такой дизайн? Вы имитировали человеческое лицо.
Вадим отправил одного из коллег отвечать на вопросы, а сам посмотрел на полигон. Там, среди роботов, ходила фигура в белом костюме.
Мальский в очередной раз поймал себя мысли о том, что ему это не нравится. Прямой угрозы, конечно, не было, но от случайностей никто не застрахован. Тем не менее Тамара снова собралась пробежаться по полигону вместе со своими «ребятами». На экране видеонаблюдения было видно, как она убрала длинные тёмно-русые волосы в пучок, воткнула в них ручку и что-то сказала Первому. Робот вытянул руку, и женщина постучала молоточком по металлическим суставам, проверяя рефлексы.
– Целый ритуал, – раздался за спиной Мальского голос Каташина.
Оказывается, генерал тоже смотрел на экраны. Вадим бросил на него короткий взгляд.
– О чём она там с ними? – спросил Каташин.
– Чтобы не напортачили.
– И что, помогает?
– Проверим, – ответил Вадим.
Один из операторов за пультами управления полигона внезапно нахмурился.
– Доктор Мальский, – позвал он. – Подойдите.
Вадим шагнул к нему и взглянул на монитор, по которому скользило изображение звёздочки.
– Опять, – недовольно произнёс Мальский.
– Что-то не так? – спросил генерал.
– Нет, всё в порядке. У нас в системе появился призрак. Неуловимая программа, – усмехнулся Вадим. – Запускает заставку из звёзд. Ничего серьёзного. Видимо, шутка кого-то из сотрудников. Но никто не признаётся.
Он кивнул техникам:
– Готовность три минуты.
Серебряная звёздочка на мониторах терминалов управления погасла.
– Глаза наших роботов представляют собой полноценную зрительно-видеосистему с искусственными нервами, – с увлечением рассказывал делегации один из учёных. – Свет, который вы видите – это электронные рецепторы, аналогичные радужной оболочке человеческого глаза. Хрусталик глазного яблока в зависимости от частоты подачи питания в систему сжимается или расширяется. Наши роботы моргают, могут прикрыть глаза или широко открыть их, если удивлены.
Конец фразы уловили не все, но кто понял, вопросительно посмотрели на учёного:
– Если удивлены?
– Совершенно верно, – подтвердил Вадим. – О возможностях искусственного разума я расскажу вам на совещании после показательного выступления. Прошу внимания к полигону.
Люди подошли ближе к обзорному окну.
Мальский надел наушник:
– Тамара Владимировна?
– Да! – ответила та. – Мы готовы. Код активации оружия?
– Доктор Ланина, повторю свою просьбу. Покиньте полигон.
– Нет! – белая фигурка отмахнулась: – Я здесь. Так эффектнее.
– Да не то слово, – Вадим сказал только это, удержав слова «покрепче». – Код активации: двенадцать, тридцать девять.
– Всё, до связи, – Тамара убрала микрофон за ухо и повернулась к роботам: – Мальчики, готовы?
Железные солдаты рапортовали по очереди:
– Готов.
– Первый, панель, – приказала Ланина.
Робот опустился на колено и вытянул руку. Пластинка брони на предплечье съехала на бок, обнажая сенсорный дисплей. Пока женщина набирала код, Первый осмотрел свою команду.
– Что делаешь? – спросила Тамара, заметив поворот его головы.
Любое действие её подопечных вызывало интерес.
– Осматриваю, – ответил робот. – Визуальный осмотр позволяет мне определить степень готовности группы к выполнению задачи.
– Молодец, – похвалила Тамара. – Определил?
Следующий за Первым робот – Карон, наклонил голову, глядя на командира.
– Степень готовности высокая, – Первый перевёл взгляд на доктора Ланину: – Не отставайте от меня.
– Почему? – уточнила та.
– Возможностей защитить вас больше, если вы рядом.
– Логические цепочки строишь великолепно, – Тамара была очень этим довольна.
– Я волнуюсь за вас, – ровно произнёс робот.
Каро едва заметно поводил головой из стороны в сторону, показывая отрицание. Доктор Ланина этого не заметила.
– Надо же, – засмеялась она. – Ты волнуешься? Первый, это свойственно только людям.
– Я знаю, – невозмутимо ответил робот.
Тамара внимательно взглянула в лицо Первого. Жёсткий материал армированной кожи и металл скелета не позволили сделать полноценный слой мимических мышц, но выражение эмоций всё-таки было доступно роботам. Губы могли принять форму улыбки. Сейчас её не было. Первый не шутил.
Ланина усмехнулась. Два года работы, положенные на развитие взаимных нежных чувств между кибернетическими организмами и их создателями, дали свои плоды.
Первый поднялся с колена и раздал указания группе:
– Каро – прикрытие слева, Икс Бром – справа, Импер замыкающий.
Роботы отрапортовали:
– Принято!
Первый внезапно шагнул к женщине и взял её за руку:
– Так будет надёжней, Тамара.
В контрольной комнате полигона Мальский, увидев, что Первый принял меры, чтобы не потерять Ланину по дороге, удовлетворено кивнул и повернулся к военным.
– При демонстрации будет присутствовать доктор Ланина, – произнёс он. – Как охраняемый объект боевого звена из десяти солдат. Они доведут её до конца полигона в целости и сохранности. Вы оцените. Запускайте.
Последнее относилось уже к техникам.
Сирена нарушила тишину. Часть огней погасла, уступив красному тревожному свету, и пустое пространство, засыпанное песком, пришло в движение. Из-под земли поднялись платформы с гранатомётами, руинами зданий и роботами второй группы, игравших роль условных противников.
За мгновение вид изменился. Теперь полигон стал чем-то вроде квартала города после бомбёжки. Тут и там вспыхивали оборванные провода линий электропередач, торчала арматура и через мгновение загрохотала стрельба крупнокалиберных орудий.
Но шеренги железных солдат на месте уже не было. Они мгновенно рассредоточились. Белую фигуру человека скрыла броня их широких спин.
Роботы действовали стремительно. Им хватило нескольких минут, чтобы уничтожить все огневые точки и отметить пулями-маячками условных противников. При этом манекены гражданских лиц, во множестве расставленные в разных местах, остались нетронутыми.
Военные довольно улыбались. Только доктор Мальский оставался в заметном напряжении. Воздух крутил пыль и песок, и за этой пеленой белая фигура даже не мелькала. Он-то знал как там внизу. Не один раз бегали с Тамарой вместе. Пули и снаряды были настоящие, и грохот не могли заглушить никакие затычки для ушей.
Громыхнул последний взрыв, и в стекло врезались мелкие осколки.
– Подведём итоги, – произнёс генерал. – Доктор Мальский?
Вадим посмотрел на показания счётчиков:
– Контрольной группой израсходовано пятнадцать снарядов, по одному на каждую огневую точку. Тридцать патронов в ближнем бою против десяти единиц противника. Потерь среди мирного населения нет.
– Как там доктор Ланина? – спросил генерал.
Пыль над полигоном рассеивалась медленно. Вадим нажал кнопку связи:
– Тамара Владимировна?
Наушник молчал.
– Тамара?!
Мальский уже собрался переключиться на частоту бригады медиков, но голос Ланиной звонко засмеялся прямо в ухо:
– Объект охраны жив! Повреждений не имею!
Вадим едва заметно выдохнул и уже спокойно произнёс:
– Ждём вас в зале совещаний.
Доктор Ланина пришла туда через пару минут после всех, хлопая себя ладонями и выбивая из боевого костюма клубы пыли. Мальский ждал её в дверях. Тамара остановилась рядом с ним и оглядела военных, занимающих места за круглым столом.
– Всё нормально? – спросил Вадим.
Ланина отмахнулась:
– Всё в порядке. Ой, ё…
Она заметила генерала Тарнева.
– Да, опять здесь, – кивнул Мальский.
– Уже сказал что-нибудь? – Тамара почувствовала неприятное волнение.
– Пока помалкивает, – покачал головой Вадим.
– Это временно, – вздохнула Ланина.
Зал наконец затих, и генерал Каташин с довольной улыбкой произнёс:
– Вижу, демонстрация возбудила лучшие чувства.
Прокатился лёгкий смешок.
Мальский ещё раз внимательно оглядел людей. Делегация далеко не первая, но сегодня не совсем обычная. Народа меньше, погоны более высоких званий. Одно лицо сразу внушало худшие предчувствия – генерал Тарнев. Ярый противник искусственного разума, как такового.
Вадим приготовился к нападению и оказался прав.
– Результаты впечатляют, – небрежным тоном начал генерал. – Все ошибки прошлых испытаний, похоже, исправлены.
– Не ошибки, – поправил Мальский. – Недочёты.
– Хорошо, недочёты, – Тарнев сегодня был на удивление спокоен и улыбчив. – Заявленные вами достижения в кибертехнике и робототехнике пока аналогов в мире не имеют, по вооружению ваших роботов скажу то же самое. Мой аналитический отдел сходится в этом мнении единогласно.
– Однако? – Вадим ждал этого слова.
– Однако, мне не совсем понятны ваши изыскания в области так называемого «искусственного разума», – произнёс генерал.
– Это не мои изыскания, – ответил Мальский. – Доктор Ланина наш специалист в этой области.
– Да, конечно, – кивнул Тарнев. – И я помню, что в нашу предыдущую встречу, мы говорили о необходимости внесения ограничений в эту сферу вашей научной деятельности. Да, доктор Ланина?
Женщина хмыкнула:
– Вы серьёзно говорите об установлении рамок искусственного разума?
– Рамок? – несколько иронично повторил генерал. – Ну что вы. Вопрос состоит лишь в том, чтобы ваши роботы не вышли из-под нашего контроля.
– Они не выйдут из-под контроля, – уверенно сказала Тамара. – Вы просто неверно представляете себе результат нашей работы.