Ягодка для Хулигана

Старомодно, но она не особо любила телефоны и мессенджеры. Правда, в особых случаях, когда случалось что-то действительно из ряда вон – один из родителей мне звонил и предупреждал.

Я достала телефон, разблокировала экран, но никаких оповещений, смс или звонков не было. Только групповой чат с одноклассниками, которые непрерывно чатились каждую минуту по поводу и без, мигал новыми уведомлениями в шторке.

– Ма-ам? Па-ап? – Решила проверить. Может, они отдыхают?

Снова тишина в ответ.

Я включила свет и поднялась к себе в комнату, охваченная тревожным предчувствием. Переоделась и пошла на кухню, чтобы приготовить ужин самой. К тому времени, как родители вернутся, всё уже будет готово.

Пока я чистила овощи, периодически звонила то маме, то папе. Но никто не отвечал. Лишь бесконечно долгие гудки тянулись в течение минуты.

Я всеми силами отгоняла от себя нехорошие мысли. Включила радио, слушая мамину любимую волну. И в какой-то момент увлеклась готовкой настолько, что стала подпевать популярному треку. Тревога покинула мысли. Не зря говорят, что если хочешь перестать думать о чём-то, то нет лучшего средства, чем занять себя чем-нибудь.

Но время шло, а никто не возвращался. Ужин был готов и уже начал остывать. Я с тревогой посмотрела на часы, показывающие восемь вечера, и снова набрала отца. Потом маму. Потом снова и снова, по очереди набирала их номера. Но всё без толку.

И вот, когда отчаяние практически накрыло меня настолько, что я готова была ринуться к соседям, и узнать, не знают ли они что-то, входная дверь открылась. В прихожую вошёл папа.

Я собиралась накинуться на него, обругать за то, что не предупредили и заставили меня так сильно поволноваться. Но его вид остановил меня. Я так и замерла в прихожей с раскрытым ртом и обиженным выражением на лице.

– Пап? – Спросила, сама не зная, что хочу узнать.

Лицо папы осунулось. Он будто постарел на несколько лет. Одежда вся грязная, мокрая. С неё стекала вода на пол и под папой потихоньку собиралась небольшая лужица.

Помню, я тогда с досадой подумала, что придётся мыть полы…

Знала бы я, что это была самая мелкая из предстоящих проблем.

– Дочка, – прохрипел надломленным голосом мой папа.

Следователь, видевший разное на своём веку. Человек, которого ничего не могло сломить. Это напугало меня до жути. До дрожи в коленях. И я уже тогда на подсознании понимала, что не хочу слышать то, что он мне скажет.

– Иди ко мне, дочка. – Тихо попросил папа, протягивая ко мне слегка подрагивающие руки.

Но вместо того, чтобы подойти к нему и спросить, что случилось, я лишь покачала головой из стороны в сторону, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

– Где… Где мама? – Произнесла единственное, на что у меня хватило сил.

Сердце колотилось где-то в горле. Дыхание спирало в груди, я не могла сделать полноценный вдох. Руки оледенели от волнения. А время будто остановилось.

Папа молчал. Казалось, он не отвечал мне целую вечность.

И, наверное, лучше бы не отвечал. Лучше бы всё оказалось просто сном. Плохим. Ужасным. Но сном. Всего лишь сном.

– Мамы больше нет, – казалось, эти слова он едва смог выдавить из себя. По щекам отца с поросшей на них густой щетиной потекли беззвучные слёзы.

Я застыла посреди прихожей, с диким ужасом глядя на папу. Я не понимала, о чём он говорит. Как это мамы больше не может быть? Она же не… Она не…

Нет!

Осознание накрыло меня не сразу. Мозг будто всеми силами противился, не хотел обрабатывать информацию. Не хотел принимать реальность.

Такого просто быть не может! Моя мама… Улыбчивая, добрая, всепонимающая… Самая-самая! Она не могла…

– Нет! – Выкрикнула я. Громко. Сильно. Со всем гневом и болью, что охватили моё тело. – Нет! Она не могла… – Я так и не могу закончить фразу. Ни мысленно, ни вслух.

Папа сделал это за меня. Поднял уставшие, наполненные болью, и непонятной мне тогда злостью, глаза, и сказал:

– Она умерла, Дана. Её больше нет с нами. Сердечный приступ, разрыв перикарда. Врачи не успели спасти. И не смогли бы.

У мамы были проблемы с сердцем. Об этом знали все близкие, поэтому мы берегли её, как зеницу ока. И старались не волновать лишний раз.

Я упала на пол, не выдерживая груза, что свалился на мои плечи. Плечи шестнадцатилетнего подростка. И плакала. Плакала так сильно и горько, как никогда раньше.

Даже потом на похоронах я не плакала так сильно, как в тот день.

Папа подошёл ко мне, присел рядом и утешающе гладил меня до тех пор, пока рыдания не прекратили сотрясать грудь. Пока у меня совсем не осталось сил плакать. И вообще думать.

Я ненавидела весь мир. Но разве я могла кого-то винить? Разве кто-то виноват в том, что у мамы не выдержало сердце?

Так я считала до тех пор, пока спустя год не нашла в папином кабинете архивное дело. Мамино. На неё напали. Пытались ограбить. Жаль только, что я не успела узнать имена этих ублюдков. Папа вернулся с кофе в руках раньше. Бросил его на стол. Оно разлилось на пол некрасивым пятном, но я ничего не замечала. Ничего, кроме дела, которое он отобрал, и которое теперь покоилось в его руках.

– Отдай! Или скажи, кто они? Назови имена! – Требовательно крикнула я.

– Жить местью – это не то, чего бы хотела твоя мама, Дана. Забудь о том, что ты тут видела. Забудь. Об. Этом. Тебе ясно? – Твёрдо, по-военному отчеканил он.

Злость обуяла меня.

– Но ведь ты живёшь ей! Иначе этого дела бы не было.

– Разговор окончен, Дана. – Сурово заявил отец.

Я решила согласиться с отцом сейчас, чтобы потом вернуться и обрыскать его кабинет самой. В его отсутствие.

Поэтому я лишь согласна кивнула.

Видимо, отец слишком хорошо знал свою дочь, потому что, пробравшись в его кабинет тайком, я ничего не нашла. Я перерыла всё. Вот только дело Антонины Стрельцовой пропало. Как сквозь землю провалилось.

И даже комната отца в доме оказалась пуста.

Я до последнего не могла смириться. Но время шло, а пользы от моей злости и ненависти к тем незнакомцам, из-за которых я потеряла мать, не было. Только стала плохо засыпать по ночам и снизилась успеваемость по учёбе.

Еще полгода я пыталась что-то разузнать, но отец не был бы самым лучшим в своём деле, если бы не мог держать информацию в секрете. Особенно от своей дочери.

Мне ничего не оставалось, кроме как забыть обо всём. Как и просил мой папа. Но я – дочь своего отца. И я поклялась себе, что обязательно узнаю, кто совершил преступление, отобрав у меня маму. Не сейчас, так когда-нибудь.

И если я узнаю, что они не понесли справедливое наказание, я приложу любые усилия, чтобы эти ублюдки оказались за решеткой.

***

Лёгкий ненавязчивый перебор по гитарным струнам, доносящийся со стороны поляны, заставляет меня вынырнуть из тягостных мыслей.

Удивительно, но присутствие Власа больше не тяготило меня. Поспособствовало этому то, что он мне помог, или общая тайна – не знаю. Но факт остаётся фактом. Обычно я не позволяю себе погрузиться в свои мысли так, что не замечаю ничего вокруг. Но в итоге, я шла за Дементьевым всю дорогу. Так, словно полностью ему доверяю.

Вздрагиваю от странного чувства и даю себе мысленную затрещину.

Нашла, кому доверять, Дана! Еще около часа назад ты хотела придушить его голыми руками. А теперь разводишь демагогии на тему доверия к Демонам?

Типичная женщина.

Мысленно фыркаю, сосредотачиваясь на пространстве вокруг себя. И вовремя. Как раз в этот момент мы покидаем пределы леса, выходя на поляну, освещенную пламенем, исходящим от костра.

Видимо, все разбрелись, кто куда, потому что на поляне сидят от силы десять человек. Даже Лидия Михайловна куда-то испарилась, предоставив студентам немного времени наедине друг с другом перед сном.

По центру от костра я замечаю восемь человек, сидящих на покрывале кругом. Они заливисто смеются и во что-то играют. Чуть вдали от них сидит тот самый гитарист, мелодию которого я слышала, выходя из леса, и обхаживает Нину, нашу старосту. Та мило смущается, слегка склонившись к парню.

Я смотрю на всю эту идиллию, от которой внезапно становится тошно, зная, что где-то там, в лесу, воркуют Марго и Дан. Кривлюсь и собираюсь уйти в корпус, чтобы лечь спать, но меня останавливает голос Власа:

– Может, останешься?

Я вздрагиваю от неожиданности, потому что парень подкрался ко мне так близко, что его дыхание коснулось моего уха, когда он задавал вопрос.

Злюсь на эту его странную способность – подкрадываться ко мне незаметно, и выдаю резче, чем хотела:

– Нет!

Мой не слишком тихий ответ привлекает внимание играющих, как оказалось, в бутылочку, студентов. Они все разом оборачиваются и удивлённо косятся на меня.

Да уж, я сегодня прямо-таки звезда… Столько внимания привлекла, сколько не привлекала за весь год.

– Дана, опять с Власом сцепилась? Ты сегодня в ударе, – подмечает шутник-Коля и громко ржёт. Пара однокурсников подхватывает его смех. Остальные просто смотрят, приостановив игру.

Я поджимаю губы.

– Не то слово, – бурчу себе под нос и отхожу от Дементьева на безопасное расстояние, покрываясь мурашками от его очередного выдоха, который касается шеи, не прикрытой волосами, потому что у меня есть вредная привычка перебрасывать всю свою копну волос на один бок.

– Айда с нами, – хлопает рядом с собой, кажется, Карина. Я видела её пару раз мельком на лекциях. – Отбой через час. Лидия Михайловна разрешила. Говорит, немного вольности нам не помешает, не смотря ни на что.

И косится на Колю, одного из тех, кто пытался протащить спиртные напитки в автобус.

– Да всё-всё! – Краснеет тот и неловко чешет затылок. – Попытка – не пытка. Можно подумать, никто из вас не хотел прибухнуть.

– Представь себе, многие не хотели, – фыркает блондинка, сидящая напротив Коли, и скрещивает руки на груди. – Да нам чуть весь отдых не запретили из-за вас.

– Так! Всё! Хватит. Брейк! – Вова вытягивает руку вперёд, оставляя её между спорящими. – Продолжаем игру.

– Дана? Влас? Вы с нами?

Я почему-то бросаю взгляд на притихшего брюнета. Со стороны кажется, что мне нужно его одобрение, поэтому я принимаю решение слишком быстро. И выпаливаю прежде, чем Дементьев открывает рот:

– А почему бы и нет?

Слишком бодрым шагом подхожу к компашке и сажусь рядом с Кариной. Наверное, злость и обида, что двигают мной, ещё сыграют со мной плохую шутку, и я пожалею, что ввязалась в эту, сомнительного рода, игру. Но пока мной движет дикое желание отомстить. И желательно, чтобы Марго с Даном вернулись как раз в нужный момент.

Периферическим зрением замечаю, что Влас тоже решил сыграть и сел рядом с Колей. Прямо напротив меня. Я не особо рада этому факту, учитывая, что Дементьев периодически поглядывает на меня. Настороженно. Неодобрительно. Будто знает, что я собираюсь выкинуть нечто из ряда вон.

Игнорирую зеленоглазого и сосредотачиваюсь на игре.

Он мне не нянька. Да кем он вообще себя возомнил? Может, это отец подослал его следить за мной?

Эта мысль похожа на правдоподобную. Даже слишком. И она мне ой как не нравится.

Если в итоге выяснится, что Влас действительно работает на отца, я точно придушу его голыми руками. А отцу выскажу всё, что думаю о его гиперопеке!

– Ну, что? Продолжаем? – Явно радуясь, что к игре присоединилось ещё пара игроков, Коля с энтузиазмом хватает бутылочку и крутит её.

Я смотрю, как тёмная стеклянная бутылка из-под лимонада быстро вращается, и интересуюсь:

– А на что мы играем? На желание?

– На поцелуи. – Многозначительно двигает бровями Вова. Сидящая рядом блондинка, имени которой я не знаю, смущённо пихает его в бок локтём.

Я мысленно ликую. На моём лице расцветает торжествующая улыбочка.

То, что нужно!

Зато Влас, напротив, мрачнеет с каждой секундой. А я лишь больше упиваюсь злорадством.

Так вам всем и надо! Не нравится, что не уследил? Ну, Дементьев, как теперь будешь оправдываться перед отцом?

Пристально глядя Власу в глаза, мрачно ухмыляюсь. На что парень возводит очи горе.

Тем временем, бутылка постепенно замедляется. Горлышко, повинуясь закону гравитации, останавливается. И указывает на одного из парней, до этого молча наблюдающего за нами.

По нашей компании проносится сдавленный хохот. Коля бурно возмущается, всплескивая руками:

– Давайте, поменяем правила! Дурацкая бутылка.

– Да ладно тебе, третий раз указать на Никиту – это судьба!

Сам Никита тоже едва сдерживает рвущуюся наружу улыбку, пытаясь держать лицо. Мы же в открытую смеёмся над невезучим Колей, но в итоге все милостиво разрешают парню переиграть. В конце концов, зловредная бутылка решает смилостивиться над бедным парнем и указывает на Карину.

Та становится пунцовой, как рак, чуть ли не пыхтя от недовольства.

– Целуй! – Довольно щурится Коля и тянется к ней поближе, подставляя губы.

Карина кидает хитрый взгляд на Колю и быстро чмокает его в щёку.

– Эй! – Возмущается, не успевший ничего понять, парень. – Так нечестно!

– Ещё как честно!

– Но…

– В правилах не уточнялось, как именно целовать и куда. Так что всё честно, – подаёт голос Ирина, сидящая рядом с Власом.

– Так что закатай губу обратно, Коленька, – глумится Карина.

Обиженный на весь мир Перов подскакивает с места и бросает:

– Ну и хрен с вами, я спать.

Похоже, не только у меня сегодня день не удался.

– Я тоже, – внезапно поднимается наша тихая и молчаливая девчушка Таня. И чуть ли не бегом, очень смущаясь, идёт вслед за Колей.

– Всё с вами ясно, – тихо тянет Карина, пока мы понимающе улыбаемся, глядя на этих двоих. И ловко крутит бутылку, давая новый виток развития игре.

Игра, вопреки ожиданиям, расслабляет меня. Отвлекает от мыслей и проблем. Да и ребята все хорошие, дружные, веселые. Права была наша кураторша, вот такое вот совместное времяпрепровождение очень сближает.

В этот раз бутылочка указывает на меня. Я смотрю на Карину, которая беззастенчиво тянется ко мне, приобнимает и смачно целует в щёку. Когда она отстраняется, мы обе хихикаем.

– Твоя очередь. – Девушка двигает ко мне бутылку.

Блин… Вот уж чего не ожидала, так это того, что так быстро стану непосредственной участницей.

Прикусив губу, набираю полные лёгкие воздуха и кручу бутылку. Мысленно молю о том, чтобы мне, как и Карине, повезло и горлышко указало на одну из оставшихся девушек. Так проще отмазаться.

Да и Марго с Даном до сих пор не появились, а вся эта игра затеивалась лишь с одной целью – месть… Хотя к этому времени я уже благополучно успела об этом позабыть, искренне наслаждаясь игрой.

Чувствую, что сердце начинает биться быстрее, когда замечаю, что бутылка замедляется. Невольно нервничаю. Шансы пятьдесят на пятьдесят, но сегодня, как мы выяснили, не мой день, поэтому…

Стеклянная зараза останавливается.

Я поднимаю глаза, чтобы посмотреть на «счастливчика» и… И чуть ли не вою в голос, видя, как в уже знакомой мне зелени глаз появляются ирония, ехидство и щепотка злорадства.

Да вы издеваетесь… Почему именно он?!

– Видимо, поцелуев в лесу вам было мало, – шутит Никита, вспоминая слова Перова, брошенные нам, перед тем, как мы ушли.

Компашка вновь улыбается, явно считая, что у нас с Власом что-то вроде отношений. Или симпатии. А мне хочется закатить глаза, но я чудом сдерживаюсь.

– Можно переиграть? – Кусаю губы, смотря на присутствующих. Но те лишь отрицательно качают головой.

– Сделай, как я, поцелуй в щёку, – шепчет мне на ухо Карина.

– Не-не, такое не прокатит, требую настоящий поцелуй. – Заявляет наглая брюнетистая морда, у которой слух, как у кота, оказывается.

– Ещё чего желаешь, может? – Язвлю, мрачнея.

Дементьев делает вид, что задумывается над моим предложением. А потом хрипло басит:

– Хочу, чтобы ты искупалась в озере завтра днём. – Ехидству на его лице позавидовал бы любой злодей.

– А может лучше губозакаточную машинку подарить тебе, Дементьев? – Шиплю, сузив глаза.

Вот не зря он мне не понравился с самого начала!

Я уже собираюсь как-нибудь отвертеться от нежелательного поцелуя, но тут раздаются знакомые голоса, вернувшиеся с леса.

– Ребят, во что играем? – Интересуется Маргарита.

– Можно с вами? – Добавляет Дан.

Мороз по коже спины проносится слишком неожиданно. Я деревенею вопреки тому, что планировала вести себя максимально безразлично.

– Долго же вы Власа с Даной искали, – подозрительным голосом произносит блондинка и смотрит при этом на меня.

Намёк явно адресован мне, но он мне и не нужен. Я всё сама прекрасно видела.

Минута растягивается. Мои мысли несутся со скоростью света. До тех пор пока не натыкаются на брюнета.

На то, чтобы принять решение, у меня уходит не больше доли секунды.

Вытянувшись вперёд через всё покрывало, на котором мы все сидим, я хватаю опешившего Власа за ворот чёрной футболки и притягиваю к своему лицу. В последний момент отмечая, насколько сильно расширились зрачки в зелёном омуте демонически пленительных глаз.

– Поцелуй меня, быстро! – Очень тихо, но требовательно шепчу Дементьеву прямо в губы.

– А что мне за это бу…

Он не договаривает, потому что я, которая точно мозги в лесу растеряла, сама приникаю к тёплым, мягким губам брюнета.

Глава 4

Поцелуй выходит примитивным. Будто дети впервые поцеловались – обычное соприкосновение губ. В нём нет чувств. Нет эмоций, кроме желания отомстить Рогожину.

Так я думала.

Но в какой-то момент всё идёт не по плану. И всё из-за Демона.

Стоит парню прийти в себя, как он быстро берёт инициативу в свои руки. Даже слишком быстро…

Мягкие, тёплые губы брюнета размыкаются, опаляя меня запахом кофе и дыма, и аккуратно захватывают мою верхнюю губу в плен. Моё тело прошивает током. Сердце начинает сильнее грохотать в грудной клетке, а дыхание сбивается с привычного ритма.

Ощутив это, словно дикий зверь запах добычи, Влас сокращает расстояние между нами – хватает меня за талию и с рыком притягивает к себе. Я не знаю, как на это реагировать. Руки зависают в воздухе прямо над плечами Дементьева. Моя грудь упирается в каменную грудь брюнета, и я ощущаю, что у парня-то тоже сердце сильно колотится о рёбра.

Продолжая меня целовать и не видя сопротивления, Дементьев наглеет. Пускает в ход язык, проводит им по нижней губе, заставляя меня приоткрыть рот сильнее. Его сильные руки гладят меня по изгибу спины, заставляя прогнуться. Быть ещё ближе.

Моё тело становится ватным и податливым. И я не понимаю, в какой момент сама начинаю сильнее прижиматься к брюнету. Мои руки обхватывают мощный разворот плеч. Я веду ладонями вверх вдоль его шеи и запускаю руки в густые волосы Демона, мимолётом отмечая, насколько они мягкие на ощупь.

На краю сознания мелькает мысль отстраниться. Прекратить. Для того чтобы вывести Данила Рогожина на негативные мысли, отомстить той же монетой, достаточно. Влас и без того перестарался, выполняя мою просьбу с особым усердием.

Но тело не слушается, охваченное неожиданной страстью и странным притяжением. Вопреки зову разума, я не хочу отлепляться от Дементьева. Я словно опьянена им. Одурманена.

Да что там! Я забыла обо всём на свете, стоило окунуться в омут эмоций, которыми фонтанирует Влас!

– Эй! Вам не кажется, что вы сильно увлеклись, ребятки? – Доносится до моего мутного сознания. Я даже не сразу соображаю, что говоривший – Данил Рогожин.

Сделав над собой усилие, выныриваю из странного помешательства. Собираюсь отстраниться от Власа, вдруг понимая, что мы устроили на глазах у, как минимум, десятерых однокурсников. Но Дементьев крепко удерживает меня в своих стальных объятиях не давая пошевелиться.

Максимум, что я смогла, – прекратить поцелуй.

Взглянув на Власа, замираю от испуга: на меня пристально смотрят два зелёных омута, наполненные жгучей смесью злости, страсти и желания. Злость явно не вписывается в этот коктейль, поэтому я решаю, что Дементьев разозлился на Данила, который прервал наш поцелуй.

Иного объяснения у меня нет.

– Отпусти, – шиплю недовольно, пытаясь высвободиться.

Но Влас оказывается намного хитрее и хладнокровнее. Он склоняется к моему уху, пряча лицо у меня в волосах, и на грани слышимости произносит:

– Ты же хотела отомстить. Так иди уже до конца, раз начала.

Его слова что-то ломают во мне. Заставляют взглянуть на себя со стороны и ужаснуться.

Я бы никогда не пошла на такое. Никогда бы не сотворила нечто подобное, тем более на глазах у всех. Я, Дана Стрельцова, хорошая, примерная девочка. Образец послушания и целомудрия. Отличница, стипендиантка.

И вытворяю такие непотребства с новеньким на глазах у сокурсников! Использую Власа…

А главное – из-за кого? Из-за Рогожина! Да он того не стоит! Он не стоит всех тех последствий, которые непременно посыпятся на мою голову, когда сплетни разойдутся по универу!

Да уж… Моя репутация загублена навеки…

Хочется схватиться за голову и рвать волосы. Но уже поздно. Поэтому я остаюсь сидеть на месте, делая вид, что обнимаю Дементьева, хотя это уже давно не так. Скорее, я пытаюсь разжать ладони и не впустить в плечи Власа свои острые коготки.

Но… Ведь я сама попросила его поцеловать себя. Так что не нужно обвинять в своих ошибках новенького.

– Спектакль окончен, – также тихо шиплю на ухо Дементьеву.

Он медленно отстраняется, но всё ещё продолжает удерживать меня в объятиях. Натягивает одну из своих обаятельных улыбочек, игнорируя Рогожина. Но теперь я знаю, что это всего лишь актёрская игра. Я видела его настоящие эмоции, которые он прячет ото всех.

Откуда в глазах обычного первокурсника столько злости и даже… ненависти?

Я не успеваю додумать и как-то развить мысль, потому что дальше происходит нечто из ряда вон.

Данил бросается к нам. В его светло-голубых глазах горит ревность вперемешку с раздражением, которые он пытается подавить. Вот только безуспешно. Выбросив руку вперёд, между нами, он грубо отталкивает Власа от меня и, потеряв опору, мы падаем на спину.

И если я лишь немного ушибаю копчик, то Дементьеву достаётся сильнее, ибо Рогожин вложил немало сил в то, чтобы отпихнуть от меня брюнета и повалить его на покрывало.

Играющие соскакивают со своих мест и бросаются в рассыпную. Но далеко не отходят. Особенно парни.

– Ты что вытворяешь, Дан? – Бросает разъярённому блондину Вова. – Успокойся!

– Сам успокойся, понял? – Даже не удостаивая однокурсника взглядом, отвечает Рогожин. – И не лезь, если не хочешь проблем.

О, да. Проблем не хотел никто.

В этом Данил мастер – угрожать всем своим статусом депутатского сына. Поэтому никто с ним и не связывался лишний раз – себе дороже. Но, так как Влас – новенький, видимо, он не в курсе, кому решил перейти дорогу, подыгрывая мне.

И в этом виновата только я. Я втянула его в эту бессмысленную месть.

И я же должна его вытащить.

Но не успеваю я сказать и слова, как Дементьев, даже не пытаясь подняться, нагло лыбится Рогожину, нависшему над ним, подобно скале. И устраивается поудобнее, закидывая руки за голову.

– И что же ты собираешься делать дальше, красавчик? – Самоуверенно заявляет брюнет.

В нём ни капли страха. Лишь один азарт. Словно Демон, которого он ото всех прячет, наконец-то, может выбраться на волю и всласть порезвиться.

«А может, не зря все так его кличут за спиной..?» – Мелькает в голове вспышкой.

– Сейчас узнаешь, козлина! – Рычит Данил и бросается на Власа с кулаками, собираясь впечатать того в покрывало.

Но Дементьев в последний момент лениво уворачивается от обозлённого блондина, перекатываясь. А затем ловко поднимается на ноги и носком кед пихает Рогожина в пятую точку, от чего тот, потеряв равновесие, некрасиво заваливается на покрывало, пропахивая его носом.

Чёрт… Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Это плохо. Это о-очень плохо…

Я поднимаю глаза, полные ужаса, на Дементьева. И на мгновение сбиваюсь с мыслей, потому что Влас уже стоит рядом со мной и протягивает руку, чтобы помочь встать. Я промаргиваюсь, и протягиваю брюнету руку, принимая его помощь.

За это время Данил, разъярённый пуще прежнего, успевает подняться из унизительной позы. Он уже не спешит нападать на Власа, наученным нехорошим опытом, и теперь изучающе разглядывает противника.

Хотя по взгляду голубых глаз можно сказать, что Рогожин без всяких раздумий с удовольствием бы кинулся на Демона снова.

На лице Дана некрасивая царапина в пол лица, которая потихоньку начинает кровоточить. Она не сильная, но в ближайшее время явно подпортит блондину его смазливую внешность.

А вот, что теперь будет с Власом за то, что он оставил Данилу такой след, я даже боюсь представить… Отец Рогожина будет рвать и метать. Если вообще не посадит Дементьева на несколько суток за хулиганство, заплатив нужным людям.

– Данил, – смотрю прямо в светло-голубые глаза бывшего парня. Но он не видит меня. Пыхтит, по-бычьи глядя на брюнета, в то время как тот до сих пор не выпускает мою руку из своего захвата. – Данил, – повторяю я в попытке привлечь внимание Рогожина.

Но всё без толку. Он не видит никого и ничего, кроме обидчика.

– Оставайся тут, Ягодка, и не высовывайся, – подмигивает мне Дементьев и выходит вперёд, заслоняя меня собой.

Назревает настоящая драка. Уже не просто потасовка.

Меня накрывают паника и чувство вины. Ведь это всё произошло по моей вине и только. Если бы я не затеяла эти дурацкие игры с местью, если бы я…

– Ты не виновата, – внезапно раздаётся голос Карины рядом со мной. Она мягко берёт меня за руку, и смотрит так, словно читает все мои мысли. – Данила давно пора поставить на место. Да и это только их выбор, Дана, – драться или нет. Влас сам решил вступиться за тебя. И я считаю, что это правильно. То, как Данил с тобой поступил – свинство.

Я ошарашено смотрю на Карину, вдруг осознавая одну вещь:

– Вы знали? – В груди всё сдавливает, пока я жду ответа.

Но я знаю, что она скажет. Знаю. И от того ещё хуже.

Карина просто кивает, бросив быстрый взгляд на Марго. И я только сейчас вспоминаю о бывшей подруге. Она стоит в самом дальнем углу образовавшегося круга, у дерева, и нервно кусает ноготь на большом пальце – её излюбленная дурацкая привычка. Она всегда так делает, когда нервничает. Но бросаться на помощь своему «возлюбленному» Маргарита не спешит, предпочитая свою личную безопасность.

– Почти весь поток знает. – Тихо продолжает Карина, обрушивая на меня реальность ещё больше. Ту реальность, которую я не хотела видеть. Признавать. Или замечать. Предпочитая находиться в своём мирке, где есть настоящая дружба и любовь.

– Но почему никто и слова мне не сказал? – Всё равно вырывается у меня обиженное.

– Никто не хотел лезть. Сама понимаешь, – пожимает плечами сокурсница. – Данил – всеобщий любимчик, а Маргарита – твоя подруга. Это ваше дело.

Логично. Но несправедливо! Чёрт возьми, как всё несправедливо!

Пока мы перешёптывались с Кариной, Данил уже успел ещё раз попытать счастья, нападая на Власа, но безуспешно. Тот ловко уворачивался от всех его ударов, как заправский боец.

Но кто его знает, может Дементьев действительно изучал единоборства? Он ведь всего пару месяцев как учится с нами.

Я вновь смотрю на Власа и понимаю, что не могу оторвать взгляд. Парень двигается грациозно. Играючи. Так, что Рогожин на его фоне смотрится озлобленным и неопытным юнцом. Подростком, который не умеет не только контролировать свои эмоции, но и драться.

Как бы мне ни хотелось уподобиться Маргарите и остаться в стороне, я не могу так поступить. Поэтому мягко высвобождаюсь из ладоней Карины, держащих меня за руку и одновременно с этим удерживающих на месте, и выхожу в импровизированный круг, в котором дерутся парни.

– Прекратите сейчас же! – Громко и чётко чеканю я.

– Пошла отсюда, шлюха! – Шипит Рогожин, кидая на меня презрительный взгляд. – Мне целый год отказывала, строила из себя недотрогу, а на новенького сама запрыгнула! Шлюха! – Снова повторяет он, сплёвывая на землю.

У меня внутри всё леденеет. От обиды. От шока. От несправедливости его обвинений.

Да он же сам изменял мне с Маргаритой втихаря! А теперь обвиняет меня?! Скотина…

Я не успеваю больше ни о чём подумать, потому что буквально через секунду после того, как Данил меня обзывает, ему прилетает хук справа от Дементьева. Да такой силы, что Рогожин вырубается, тряпичной куклой заваливаясь на землю.

Я зажимаю рот ладонями, чтобы не закричать, с ужасом глядя на эту картину. С ужасом глядя на новенького.

Это с какой силой нужно было ударить Данила, чтобы он потерял сознание? Несомненно, Рогожин заслужил, но…

Влас кидает на меня короткий острый взгляд исподлобья, сжимает и разжимает кулак. Что-то видит в выражении моего лица, мрачно улыбается, хмыкает, а потом разворачивает и уходит вглубь леса.

Блондинка и ещё одна девушка, сидящая поодаль с гитаристом, подбегают к Данилу, пытаясь привести того в чувство. К ним присоединяются парни, спорящие о том, что пострадавшего нужно отнести в главный корпус, чтобы ему срочно оказали первую медицинскую помощь, ведь у Дана может быть сотрясение.

Другая же часть студентов начинает возмущаться и протестовать. Если депутатского сына принести в таком состоянии и показать Лидии Михайловне, отдыху конец. Мы завтра же покинем территорию бывшего лагеря и будет долгое выяснение обстоятельств, а затем кара виновных. И хорошо, если это будет трудотерапия.

Третья сторона предлагала всё-таки отнести Данила, вызвать врача. Но рассказать куратору версию, что Рогожин с Дементьевым напились и подрались. И пусть их и выгоняют.

Никто из присутствующих не хотел отвечать за произошедшее. И их нельзя винить за это.

Я же кусаю губы и заламываю пальцы от волнения и тревоги. В груди поселилось давящее чувство – предчувствие чего-то нехорошего.

И интуиция, как обычно, не подводит.

Спор однокурсников разрешается сам собой – на поляне появляется Лидия Михайловна. Её брови нахмурены, а на лице явное осуждение. А за её спиной стоит староста потока, виновато косясь на меня.

Понятно…

Лилю не назовёшь ябедой. Она всегда старается следовать правилам и сделать, как лучше. И неважно, что об этом думают другие.

В данной ситуации самым лучшим решением действительно было сообщить обо всём куратору. Вот только, что именно Лиля рассказала Лидии Михайловне и в каком свете преподнесла всё – пока остаётся загадкой.

Я опускаю глаза и вздыхаю.

– Что вы тут устроили? – Таранина держит себя в руках, не повышая голос. Но её тон такой, что им можно лёд крошить.

Мы все съёживаемся под её взглядом, пока она подходит к Рогожину, который до сих пор не очнулся. Кураторша осматривает Данила, делает оценку повреждений и отдаёт команду двум парням, что стоят рядом с ней:

– Быстро в главный корпус. Несите носилки из медицинского кабинета. Лиля, бегом за аптечкой, она в автобусе. Вова, звони в скорую.

Студенты мигом отправляются выполнять поручения. Таранина, не отходя от Данила обводит цепким взглядом нашу застывшую компанию, недовольно цокает языком и останавливается на мне.

– Где Влас? – Спрашивает она требовательно.