Глава 12. В кабинете директора
В холле у кабинета директора уже стоял Виталик Щеглов. Он тоже пришел не один – с ним был отец, как обычно, в форме, и мать – ее Леша видел впервые. Родители Леши поздоровались. Отец Виталика сдержанно кивнул в ответ, мать словно не заметила приветствия. «Ну и ладно», – мрачно подумал Леша. Настроение у него портилось с каждой минутой ожидания. Конечно, он знает правду, и дома ему поверили, но от школы ничего хорошего ждать не приходилось.
Прозвенел звонок, и из кабинетов повалили радующиеся недолгому отдыху ученики. По лестнице затопотали десятки ног. Леша повернул голову – как назло, это его четвертый «Б» спускался на физкультуру. Мальчику захотелось слиться со стенкой. Впрочем, одноклассники пронеслись мимо, не обратив внимания на ожидающих, только Анжелка вынырнула из потока и подошла к ним.
– Здравствуйте! Виталя, ты не волнуйся, все будет нормаль…
– Да ты достала уже! Что ты ко мне пристала?! Влюбилась, что ли?! – почти выкрикнул, не скрывая раздражения, Щегол.
Его мама чуть заметно поморщилась:
– Сынуля, зачем ты так с девочкой? Повежливее бы надо…
«Сынуля» не отреагировал. Уголки губ у Анжелки дрогнули, она развернулась и, ничего больше не сказав, бросилась догонять класс.
В директорской оказалось многолюдно. Моталка Максимовна, сама директриса, еще какая-то малознакомая училка – вроде бы социальный педагог. И молодая женщина из полиции в светло-голубой форменной рубашке.
– Лейтенант Васильева, инспектор по делам несовершеннолетних, – представилась полицейская девушка.
– Михаил Мартынов, отец Алексея, – начал в ответ папа, но директор остановила его жестом и громко сказала:
– Почему столько народа? Мы не на базаре. Пусть останется по одному законному представителю, остальные могут выйти.
Пятеро взрослых встрепенулись, обернувшись к ней в едином порыве.
– Я считаю, что мы оба…
– Я такой же законный представитель сына…
– Мы вместе…
Итог подвела Лешина бабушка, окинув директрису своим фирменным «профессорским» взглядом (хоть она так и не стала профессором, взгляд у нее имелся) и решительно заявив:
– При всем уважении, мы останемся здесь. Постараемся расположиться так, чтобы не мешать друг другу.
Директриса растерянно перевела взгляд на Моталку Максимовну. Та развела руками, словно говоря: «А что я могу сделать?» Лейтенант Васильева нетерпеливо побарабанила пальцами по столу.
– Что ж… Давайте начнем, – вздохнула директор. – Наталья Максимовна, изложите, пожалуйста, еще раз по порядку, что произошло.
– Да сил никаких нет с этим классом! Только нервы мотают! – воскликнула учительница, одарив Лешу уничижающим взглядом.
– Давайте поспокойнее, пожалуйста, – оборвала ее инспектор.
– Да, конечно, – Моталка Максимовна, к Лешиному удовольствию, смутилась и начала пересказывать, как у нее пропали собранные на экскурсию деньги и как они затем обнаружились в портфеле ученика Мартынова.
– Все это прекрасно, но зачем нас сюда пригласили?! – взвизгнула мама Виталика. – Только потому, что этот решил свалить вину на нашего сына?!
«Сама ты эта», – недобро подумал Леша, на которого указал ухоженный палец Виталиковой мамы. Отец Виталика положил руку на плечо жены:
– Вызвали, значит, надо. Разберутся.
– Мы обязаны опросить все стороны конфликта, – лейтенант Васильева повернулась к Леше. – Рассказывай сначала ты.
Говорить перед противной мамой Виталика, перед пошедшей красными пятнами Моталкой Максимовной, перед напряженно всматривающейся в него директрисой было страшно.
– Позавчера… – голос предательски сорвался, Леша сглотнул и почувствовал, что не может сказать больше ни слова.
«А вот Муся Пинкензон смог сыграть перед врагами. Даже зная, что его расстреляют. А меня не расстреляют, разве что из школы выгонят. И он был один, а я нет», – Леша ощутил спиной, как позади в молчаливой поддержке стоят мама, папа и бабушка, распрямился и продолжил:
– Позавчера ко мне на перемене подошел Виталя и попросил взять у него деньги. Я взял, потому что думал, что мы друзья… А потом мы пошли в «Калейдоскоп», ну, после уроков, и там часть потратили. Я думал, это его деньги. И потом Щегол… то есть Виталя… сказал, чтобы я оставил деньги у себя и принес в школу. А я не спросил, почему, и сделал. А дальше они выпали, и вы все видели, – посмотрел он на учительницу.
– Врет он все! Ничего я ему не давал! – потерявший самообладание Щегол совсем не походил на пай-мальчика, невозмутимо отвечавшего на уроке английского накануне. – И в «Калейдоскопе» меня с ним не было!
– Наталья Максимовна, вы проверили камеры видеонаблюдения? – обратилась директор к учительнице.
– Да, разумеется. К сожалению, именно эта часть кабинета на камеру не попадает. Другие камеры тоже ничего не показали.
– Видите! – торжествующе воскликнул Щегол. – Он специально так сделал!
– Помолчите, молодой человек, вас пока не спрашивали, – нахмурилась директриса. – Зоя Анатольевна, характеристики на участников конфликта готовы?
– Да, конечно, – протянула папку молчавшая до этого соцпедагог. – Виталий Владимирович Щеглов, семья полная, в группе риска не состоит, один ребенок в семье. Алексей Михайлович Мартынов – аналогично…
Раздался робкий стук в дверь. За дверью обнаружилась запыхавшаяся Анжелка. Увидев директора, она попыталась пригладить взлохмаченные волосы и заправить футболку в трико.
– Извините, пожалуйста, можно войти? Я свидетель.
– Девочка, у нас закрытое совещание…
– Пусть войдет, – вмешалась инспектор.
Старясь не глядеть на Виталика, Анжела затараторила:
– Я в среду все видела. На большой перемене, после русского, Виталик подошел к Лешке и дал ему деньги. И в «Калейдоскоп» звал. Я тоже хотела с ними идти, а они не захотели. И после уроков они вдвоем там были! В аэротрубе катались! Даже можно пойти туда и по камерам посмотреть!
– Да что твои камеры! Что, весь вечер перематывать станете, чтобы в этом убедиться?! Дура! – злобно прошипел Виталик.
Анжелка побледнела, запустила руку в карман трико и каким-то неживым, деревянным голосом произнесла:
– Не надо весь вечер… Вот. В восемнадцать тридцать семь вы билеты взяли.
На раскрытой ладони лежали два неразрезанных, слегка помятых билета. Леша заметил на их полях нарисованное ручкой кривое сердечко.
– Ты что, в мусорке шарилась?! – ехидно спросил Щегол. – Шпионила, значит? Ну, ходил я туда… Маму просто волновать не хотел. Только деньги у меня свои, папа дал!
Отец Виталика положил тяжелую руку на плечо сыну и слегка развернул к себе.
– Я дал? Но на этой неделе я еще не давал тебе никаких денег.
А… Это… Я накопил. С прошлой недели, – стало очевидно, что Виталик пытается выкрутиться.
– Ты?! Накопил?! Ты в воскресенье ныл, что деньги кончились и спрашивал, когда у меня аванс будет.
– А я виноват, что вы все на эту дурацкую путевку потратили…
– Гринько, у тебя все? – Моталка Максимовна обратила внимание на жадно вслушивающуюся в диалог Анжелу. – Спасибо. Возвращайся на урок.
Проводив недоумевающим взглядом вышедшую девочку, Леша обернулся к семье Щегловых. Виталик, не мигая, смотрел на отца. Выглядел он как кролик, загипнотизированный удавом. В другой раз Леша, наверное, посмеялся бы этой сцене, но сейчас ему все еще было не до смеха.
– И зачем? – негромко, но тяжело спросил Щегла отец, как-то сразу превратившийся в полковника Щеглова.
– П-проверить хотел. Получится или нет… – сглотнув слюну, ответил Виталик.
– Получилось. Доволен?
– Н-нет…
– М-да… – Полковник погрустнел. Виталикова мама охнула, прикрывая руками рот.
– Я… был неправ, – снова заговорил полковник Щеглов, – все время занят на службе, не хватало времени заниматься воспитанием сына… Откупался, да. Думал, деньги что-то изменят… Не придется от их нехватки влезать в сомнительные авантюры. Я ошибался… Если нет совести, денег всегда мало…
– Пап, ну я первый раз, честно… Я больше не буду… – заныл Щегол.
Леша краем глаза увидел шевеление у ног Виталика. Он понял, что это, но всматриваться не стал. И вслух говорить ничего не стал – сами разберутся. Полковник словно не замечал сына. Он повернулся к Моталке Максимовне и директрисе:
– Я приношу свои извинения. Сумму мы всю возместим, скажите, сколько надо.
– Думаю, часть, которую потратил Алексей, должны выплатить мы, – вмешался Лешин папа.
– Нет, я сам верну все. Это моя вина, что сын вырос способным на такие поступки. Постараюсь исправить. С нового учебного года Виталий отправится на учебу в Суворовское училище. Надеюсь, там ему дадут то, что упустил я…
– Володя, а как же лицей?! – встревоженно повернулась к Щеглову-старшему жена.
– Какой лицей?! Посмотри, как ты его распустила! Дисциплина нашему сыну нужна, а не понты! Как я сказал, так и будет. Точка!
Полковник снова обратился к Наталье Максимовне и проговорил уже спокойнее, словно извиняясь:
– К сожалению, оставшиеся полгода Виталий доучится в вашем классе. Но я проконтролирую, чтобы он больше ничего не натворил. С этого момента организую ему постоянный присмотр, – он перевел взгляд на сына. – В школу, из школы, и ни шагу в сторону, понял?!
Виталик молча потупился. Слово взяла директор.
– Насколько я понимаю, конфликт исчерпан? Стороны согласны?
Раздалось нестройное «Да!» – со стороны Мартыновых радостно-облегченное, из угла Щегловых мрачно-сосредоточенное.
– Ознакомьтесь с протоколом и подпишите, – протянула бумаги инспектор Васильева.
Расписавшись в документе, участники беседы потянулись к выходу.
– Благодарю вас, молодой человек, – сказала Виталику Лешина бабушка, пропуская того вперед, – вы очень многое сделали для нашей семьи.
Щегол непонимающе посмотрел на Татьяну Васильевну, но ничего не ответил.
Глава 13. Прощание
Дни потекли своим чередом. Виталик Щеглов теперь приходил на уроки в сопровождении молодого неулыбчивого солдата. Уходили они тоже вместе – как бы ни менялось расписание. Щегол держался по-прежнему надменно-отстраненно, сохраняя дистанцию между собой и классом. Четвертый «Б» отвечал взаимностью – Виталика не задевали, но словно не замечали. Похоже, такой расклад всех устраивал.
Леша снова незаметно для себя сблизился с Кирей. Старые неприятности оказались забыты – глупые обиды из-за какой-то неудачной прогулки больше не имели никакого значения. Киря и вовсе не помнил, почему они стали общаться меньше.
– Хорошо, что ты с этим павлином больше не водишься, – только и махнул он головой в сторону как всегда выглаженного и накрахмаленного Щегла.
А однажды по дороге из школы вместе с Лешей напросилась идти долговязая Дынина, первой завязав разговор:
– У тебя собака есть, правда?
– Была… – неохотно отозвался Леша. Воспоминания о Пупи все еще отдавались тоскливой болью где-то в груди.
– А сейчас где? – ничего не заметив, поинтересовалась Ленка и, не дожидаясь ответа, продолжила. – Я о-очень хочу иметь собаку, только мне родители не разрешают. Я им говорю, мы с Машкой вместе за ней ухаживать будем, и гулять, и все-все делать, а они упираются…
– Я то же самое говорил, – невольно улыбнулся Леша.
– И у нас же не квартира, а дом – можно во двор выпускать. Жалко им, что ли?! Вот у наших соседей всегда собак много! А недавно они еще щенка завели. Ну как щенка – тот большой уже, но не взрослый. Клевый такой! Прыгает всегда, радуется, от теть Ани с дядь Сережей – ни на шаг.
– Как их зовут, ты сказала? – встрепенулся Леша.
– Дядя Сережа и тетя Аня, а что?
– А кличку щенка не помнишь случайно?
– Точно не помню. Вупи вроде бы… У них еще Тося, Динка и Джек. Только Джек – это не собака, а попугай. Дядя Сережа собак с собой берет на лыжах кататься, они втроем за ним по лесу бегают. Я тоже люблю на лыжах…
Леша вдруг заметил, что совсем не слушает трескотню Дыниной, а расслабленно улыбается какому-то теплому чувству внутри себя.
Домашняя жизнь постепенно входила в колею. К истории с деньгами больше не возвращались, только бабушка вечером после разговора у директора подозвала к себе Лешу и сказала:
– Алексей, девочку ту не трогай. Понял?
– Какую девочку? Анжелку, что ли? Да я и не собирался.
– Вот и славно. И не вздумай хоть что-нибудь о тех билетах сказать или посмеяться.
– Потому что это некрасиво? – догадался Леша.
– Некрасиво, – улыбнулась Татьяна Васильевна уголками губ, – не по-мужски. И… ты же первый и поплатишься. Ты сейчас маловат еще, но запомни на будущее: никогда не задевай чувства влюбленной женщины.
Леша на всякий случай кивнул, хотя почти ничего не понял. Какие чувства, какой еще женщины? Это Анжелка-то женщина?! Впрочем, бабушку его реакция вполне удовлетворила, она хмыкнула, еще раз чему-то улыбнулась и отпустила мальчика.
Белая тоже наблюдала за тем, как налаживается жизнь в семье Мартыновых. Скелеты появлялись все реже – люди смущаясь, путаясь в словах, учились говорить друг другу правду. Кошмары Леше больше не снились – по крайней мере те, где родителей пожирал бабушкин шкаф, превращая их в монстров. Не снилась и бездна. «Пора уходить!» – отчетливо поняла кошка в один из дней.
День, в который произошло осознание, погодой не радовал – с ночи в подъезде завывал ветер, а за окнами бушевала метель. Белая сладко потянулась на своей лежанке. Вставать не хотелось, тем более, выходить из этой теплой, уютной квартиры, к которой она уже успела привыкнуть. «Моя задача здесь выполнена, – со смесью удовлетворения и легкой грусти подумала Странница, – дальше они и сами справятся. Нужно идти».
Зов, охвативший ее тело и беспокоивший душу, становился все явственнее. Белую уже ждали – где-то в другом месте, очень далеко отсюда. Путь предстоял нелегкий и неблизкий. Остаться бы! Побыть диванной домашней кошкой хотя бы до лета! Да только нельзя. Смалодушничаешь, промедлишь – тяжелее придется.
Вот только уходить надо не из затерянного в тайге домика метеорологов, как в прошлый раз, а из городской квартиры, где за запертой на ключ дверью – длиннющая лестница, а после лестницы – также закрытая наглухо дверь подъезда. Белая умела проходить через человеческие сны, но не сквозь стены. Придется воспользоваться помощью, поняла она. Вот только чьей? Неуклюжего, но сильного Пупи уже нет, да и он мог бы лишь толкнуть дверь, но не повернуть закрытую на три оборота защелку замка.
Может, бабушка? В конце концов, именно она оказалась достаточно понятливой, чтобы пригласить Белую в дом. Кошка нехотя встала с теплого места, подошла к Татьяне Васильевне, потерлась о ее ногу и выразительно мяукнула, заглядывая в глаза.
– Чего тебе, Клеопатрочка?
Кошка сделала пару шагов, словно приглашая следовать за ней.
– Кушать хочешь? Сейчас…
Еще несколько шагов к двери. Хотя поесть перед дальней дорогой тоже не помешает. Белая изменила курс и сопроводила бабушку на кухню. Жадно, по старой памяти, съев порцию, она снова позвала Татьяну Васильевну в коридор.
– Да что тебе нужно-то? Поела, попила. Может, погладить?
Белая вывернулась из-под руки и призывно замяукала, глядя на дверь. Кажется, бабушка начала понимать.
– Что, гулять хочешь? Так сейчас не март. Знаешь, какая там погода? У-ух. Заморозит – и пиши пропало.
С этими словами Татьяна Васильевна развернулась и пошла в свой кабинет, четко давая понять, что выпускать кошку не собирается. На маму с папой тоже надежды не было – эти точно не рискнут, тем более, они считают Белую бабушкиной кошкой. Оставался Леша. Не хотелось его в это втягивать, да видно, другой дороги нет. Не в окно же прыгать с седьмого этажа. У кошек, конечно, по девять жизней, но можно их как-то и потолковее израсходовать – приключений на пути еще много встретится.
Дождавшись, пока мальчик останется в квартире один, Белая подошла к нему и повторила те же манипуляции, что и с бабушкой. Леша оказался догадливее и сразу отправился за кошкой в коридор.
– Клео, тебе чего?
– Мя, – как можно более понятно сказала Белая.
Подождать бы, пока Леша ляжет спать, объяснить ему во сне, что ей нужно. Да только времени нет – зов уже почти нестерпим, торопит, подгоняет. Может, и так получится.
– Ты выйти хочешь? А… зачем? Там же холодно!
– Мя-а!
«Мне нужно идти, меня ждут там, где я нужна больше, чем здесь».
– Если ты уйдешь, я скучать буду. Ни Пупи, ни тебя, никого…
– Мя-я-а!
«Понимаю, малыш, но Странники не могут долго оставаться на одном месте. Наш удел – помогать людям – всем, кому успеем за короткую кошачью жизнь».
– Меня родители убьют, если я тебя выпущу! И бабушка…
– Мя-я-я-а!
«Видит Небесная Хозяйка, я не хотела. Да только что остается… Не подведи, маленький человек».
– Ну… Ладно. Только обещай, что с тобой ничего не случится.
– Мя.
Белая дружелюбно боднула головой Лешину ногу. Тот суетливо крутил дверную защелку. Дверь распахнулась. Белая осторожно перешагнула порог и вышла на полутемную лестничную клетку. Мальчик стоял в освещенном проеме, словно хотел сказать что-то еще. Белая неторопливо шагнула на лестницу.
– Клео!
Кошка обернулась. Она быстро привыкала к человеческим именам.
– Там подъезд закрыт. Ты не выйдешь… Я помогу.
Леша выскочил, как есть – в шортах и сланцах, оставив дверь приоткрытой. Белая глянула на него и припустила по ступенькам галопом, пока мальчик не передумал и не слишком замерз. Леша бежал за ней.
Вот и тяжелая железная дверь подъезда. Леша нажал кнопку на стене и толкнул дверь. Повеяло холодом, в подъезд полетели снежинки.
– Все-таки мама с папой меня убьют… – вздохнул Леша. – Ты иди, иди…
Белая в последний раз обернулась и вышла в зимнюю темноту. Мальчик поежился и побежал наверх, снова забыв, что в мире существуют лифты.
– Алексей, ты не видел кошку? Она с утра у двери крутилась, выскочить хотела.
Отвернуться от бабушки, сказать, что не видел. Может, поверит? Он ведь и правда мог нечаянно ее выпустить. Или вовсе не он, а кто-то из взрослых – торопились и не заметили, как Клео на площадку выскочила. Или… Стоп. Так нельзя. Если он соврет, значит, дома появится еще один ни для кого больше не существующий пронырливый скелетик. Еще один шаг обратно, к бездне. Только Клео больше не придет на помощь…
– Ба, прости, пожалуйста… Это я. Она очень просилась выйти. Понимаешь, Клео необычная кошка. Она умеет сниться людям и разговаривает во сне. И ей нужно было уйти, чтобы помочь еще кому-то… Я не хотел, правда, но я не мог…
Леша поднял голову и осторожно посмотрел на бабушку, опасаясь заслуженной взбучки. Бабушкины глаза смотрели привычно строго, только на самом донышке плясали крохотные теплые искорки. Морщинистая сухая рука мимолетно погладила стоящую на полке фигурку Бастет.
– Я так и подумала. Иди уж… освободитель.