По дорожке в рай. Зарисовки о жизни детей-инвалидов и о православной вере

Исцеление

Удалось мне записать за Мариной Александровной и такую историю.

«Была у нас мамочка одна в санатории, Ирина из Астрахани, с мальчиком трех с половиной лет. А он не говорил совсем, и так ей грустно от этого было. Она была медсестрой.

И поехали мы с ней в поездку по святым местам: в Оптину, Шамордино и Клыково. А когда ехали в автобусе, она аж расплакалась: «Марина Александровна, у меня трое детей, и вот младшенький Дима не говорит. Все понимает, а не говорит. Приедем домой, наверное, с мужем разведемся. Он говорит все: „Мне твои поездки надоели, у тебя как ребенок не разговаривал, так и не разговаривает. А у тебя дома еще дети“. Что делать? Как я одна с ними останусь?»

«Молись, – говорю, – что еще делать?»

Приезжаем мы в Клыково на Святой Живоносный источник к матушке Сепфоре. А лето стояло – жара страшная. У нас в группе еще была мама с тремя сыновьями, и один из них непослушный был. Ужас! Ему семь лет было, шебутной такой. Говорит: «А я – будущий батюшка!»

«Батюшки себя так не ведут, они смиренные», – отвечаю я.

Ну вот, спускаемся мы к источнику. Я надеваю рубашку и лезу в воду, беру этого, который «батюшка», и окунаю его девять раз: «Во имя Отца, во имя Сына, во имя Святого духа!»

Мама кричит: «Дайте его сюда, он уже устал!»

Вылезает этот «батюшка», мама его спрашивает: «Злая тетя?»

«Нет, – говорит, – она добрая, она меня в источник окунала».

Тогда я маме Ирине говорю: «Давай Димочку своего сюда, окуну и его!» А у него глазища такие были, по блюдцу. Красивый! И вот я его окунаю один раз – «во имя Отца», второй раз – «во имя Сына», и в третий раз – «и Святого Духа». Вытаскиваю, а он кричит: «Мапа!» Девчата, мы были в шоке! Ехали обратно молча, были под таким впечатлением! А Дима всю дорогу: «Мапа, пама, мапа, пама!» И бормочет, и бормочет.

Домой они уехали с большой надеждой на выздоровление. А через месяц от них вести из Астрахани пришли: разговорился Дима, не остановишь! И с мужем она не развелась».

Февраль, 2016 год

Под новый год

«Я могу много еще вам историй рассказать, девчата!» – продолжает вспоминать Марина Александровна.

«Декабрь месяц был. И мама одна так меня просила с утра:

– Марина Александровна, так хочется в Оптину. Мы уже уезжаем скоро. Пожалуйста, отвезите нас в поездку по святым местам: в Оптину, Шамордино и Клыково.

Я говорю:

– Девочки, день короткий сейчас, после обеда ехать в Оптину, да вы что?! С ума сошли, девки, ну как после обеда?!

– Да вот после двух часов.

– Ну ладно, но мне надо еще моим дома сказать.

А мои тут как тут уже, они же всегда готовы у меня. И сын Раду на коляске, и Оксанка.

Зашла к нам Галина Михайловна из водолечебницы с Людмилой Ивановной – воспитательницей. Они говорят: «Мы тоже поедем».

Девчата, поехали мы. Группа набралась 20 человек. Сначала в Шамордино, потом в Оптину. В Оптиной, как всегда, отец Илиодор нас накормил. Детям и вареники с рыбой (пост же шел Филипповский), и чаи, и компоты, и мед, пирожки. Ой, кто что хотел, в общем.

Вышли мы из чайной, а мы последние уже там были. На улице холод. Время уже 6 часов вечера. А Людмила Ивановна говорит:

– Марин, давай не поедем в Клыково.

Я говорю:

– Людмила Ивановна, да я не знаю, я же мамам обещала, они хотят.

– Ой, Марина, ночь уже, смотри, как темно.

В общем, сели мы в нашу машину, Людмила Михайловна смотрит на меня.

– Едем, Людмила Ивановна, я обещала людям. Не могу.

Приехали мы в Клыково. Время было уже 19:15. Отец Илиодор нас предупреждал:

– Не знаю, будет ли там кто-то в монастыре вообще или нет.

Я говорю:

– На все воля Божия.

Мы приезжаем, а там женщина-послушница из кельи матушки Сепфоры стоит на улице, не на чем ехать ей домой. Стоит и ждет, может быть, кто-нибудь приедет.

«Ой, – думаю, – Господи! Она как будто нас ждала!» Ей в Козельск нужно домой. Она нам экскурсию провела, а мы ее довезли потом.

А в монастыре тишина, ни душинки, ни одного монашка. Небо красное, бордовое аж. Красота неописуемая. Подошли мы к могилке матушки Сепфоры всей нашей группой. А с нами была баба Лида с мальчиком Ромой. Не ходил мальчишка. Бабушка мне говорит:

– Марина Александровна, слушай, ну что ж делать? Ну смотри, уже сколько мы мучаемся. Вроде бы вот-вот, все есть, но не начинает ходить. Я уже не могу.

Взяли мы тогда Рому и на могилку к матушке Сепфорушке положили. И на живот, и на спину, и на один бок, и на другой. Ему уже надоело. Всего в снегу изваляли.

А потом я говорю бабушке:

– Становись на колени и молись! И проси, хочешь, можешь вслух, можешь про себя.

Она начала сначала, бедная, про себя, потом вслух. Во весь голос. Я рыдала, это было что-то. В общем, молились мы вместе с ней, молились около могилы. Луна на нас смотрит. И вдруг подходят к нам двое мужчин:

– Здравствуйте!

Я говорю:

– Здравствуйте.

– А вы откуда?

Я говорю:

– Мы из Калуги.

А они говорят:

– А мы Москва. Мы тоже приехали сюда помолиться. Мы так рады, что с вами встретились. Ваши дети – это же ангелочки! Какие вы молодцы! Вам позавидовать можно. Какая у вас жизнь. Вы несмотря на ночь, на снег приехали сюда такой группой большой помолиться!

Они удивлены были, стояли, слезы у них катились. Один артист оказался – Колесник, а второй – не помню уже. У меня еще есть автограф, они нам три открытки оставили с автографом.

Отец Михаил – настоятель – вышел потом, хотел напоить нас чаем, но уже поздно было совсем.

Оттуда, что вы думаете, мы поехали на источник. Все спустились к источнику. А у меня как всегда кастрюля с картошкой, яйца вареные, и сделала я большую миску селедки под шубою. Но майонез я взяла постный, я думала, Людмила Ивановна не будет кушать с Галиной непостный. Мы все были на посте. Разложили все по тарелочкам одноразовым. Чаю налили всем душистого.

В общем, что ты думаешь, они пришли все с источника. Скользкие ступеньки – это что-то. Ну, мы сели, картошка еще теплая была. И мы все в машине сидели и ели, довольные, счастливые. Ну ладно, уже почти Новый год. Все нормально. Вернулись в санаторий аж в 11 часов. Но до чего же мы были рады, я вам просто передать не могу! Там Бог. Там сила. Да.

Проходит время. Март месяц. Я иду по третьему этажу. Думаю: «Боже мой, баба Лида что ли с Ромочкой, с которыми мы были в Шамордино, Оптино, Клыково?» Да, бабушка. Ромочка начал ходить. Он один идет перед ней. Ты знаешь, я так обрадовалась. Я даже расплакалась. Я говорю:

– Да, великая сила Божья!

Она увидела меня:

– Марина Александровна! Спасибо! Пошел мальчик наш!

– Да я же при чем!? – говорю. – Это же Бог. И матушка Сепфорушка.

Такие вот, девчата, дела».

Февраль, 2016 год

Несанкционированная исповедь

Уютно посидеть мартовским вечером у нас в санатории и послушать Марину Александровну. Она рассказывает об одной удочеренной девочке Кате, которая была у них в санатории зимой со своей приемной мамой.

Катюше девять лет, и она немного отстает в развитии. Мама у нее очень веселая и жизнерадостная.

На Крещение они с Мариной Александровной ездили в паломничество в Спасо-Гремячев женский монастырь. Он находится недалеко от Калуги, и Марина Александровна частенько возит туда группы детишек с мамами на экскурсию или ко причастию.

Свое название Гремячев монастырь получил от Гремячего ключа, находящегося рядом с монастырем, который, гремя и шумя, выходит из горы и бежит в Оку. Говорят, когда в монастыре была разруха и хвалебные песнопения Богу умолкли, шум ручья смолк. Но вода из ключа и по сей день обладает целебными свойствами. На месте источника стоит купель, где с верой могут окунуться паломники.

И вот Марина Александровна вспоминает, как Катюша после службы залезла в этот святой источник и начала там плавать в купели туда – назад, туда – назад. А ведь зима! Крещенский морозец пробирает.

«Катя, да вылезай давай уже, все ушли почти», – кричала ей Марина Александровна. А Катя в этой ледяной воде, как золотая рыбка, туда-сюда наяривает.

Слушали мы Марину Александровну, слушали, а потом я ей и говорю:

– А давайте завтра туда поедем!

– Точно, – подхватила мамочка Настя, – на причастие!

Марина Александровна поддержала нашу идею и стала звонить договариваться: сначала водителю Юле, а потом и в монастырь.

Монахини обрадовались, что мы к ним собираемся, и спросили, сколько будет детей, чтобы приготовить просфорки. Мы сказали, что будет 20 человек, и 10 из них – дети.

Все согласовали, осталось только найти желающих на поездку. А где их взять-то, 20? Нас с Настей и нашими детьми всего шестеро получается.

– Вы куда едете? – вдруг подходит к нашему столу мама Таня из Вологды. Они только приехали с 12-летней дочкой Полиной.

– Мы завтра в Гремячев монастырь собираемся на причастие, – воодушевленно говорим мы.

– Ой, а у нас тренажеры написаны на завтра, – огорчается мама Таня.

– Да какие тренажеры? – воскликнула я. – В субботу! На них можно сходить и в другие дни. А у вас всего восемь посещений зала, за смену точно успеете.

Подошла Танина подруга Лена, и тоже с дочкой Полиной 12 лет.

– Ну что, поедем? – спрашивает одна другую.

– А тренажеры?

– Да ваших детей завтра в монастыре причастят! Сходите вы на свои тренажеры, – вмешивается уже Марина Александровна.

Записались. Уф! Нас уже 10.

Вот и мама Оля с дауненком Глебом восьми лет подошла. Узнав, что к чему, она обрадовалась:

– Ой, и мы завтра хотим поехать!

Глебушка – солнечный малыш. Бегает кругами по коридору, радуется всему. Оля – очень любящая и заботливая мама.

Как-то незаметно записалась еще бабушка с больными ногами, с внучком Димой восьми лет. И мамочка Марина с сыном четырех лет. Все его личико было в красных родимых пятнах. Он очень беспокойный и отстаёт в развитии.

Уговорили мы и маму Надю с дочуркой Танечкой с ДЦП. Малышке уже два с половиной годика, но она сидит в колясочке и не может пошевелить ни руками, ни ногами. Встречались мы с Таней всегда в столовой, я даже дала ей почитать свои рассказы и вступление к книге, напечатанное в нашей церковно-приходской газете. Все ей понравилось, но больше всего ее заинтересовало объявление о молебнах Вифлеемским младенцам для женщин, сделавших аборт.

Уже много лет в нашем Казанском храме в деревне Пучково каждое второе воскресенье мы проводим такие молебны. Иногда после них мне удавалось говорить слово об абортах. Наш прихожанин Андрей даже сделал мне как-то комплимент, что у меня дар слова и я могла бы выступать не только перед православными. Но отец Владислав меня осадил, сказав, что «женщины в собрании да молчат». После этого я поутихла и перешла проповедовать в школы перед старшеклассниками.

Про эти-то молебны и спросила Надя, и я ей все в подробностях рассказала.

А вот и субботнее мартовское утречко, и мы едем на причастие в женский монастырь.

Детишки не ели, даже дауненок Глеб стал терпеть. В храм зашли в тот момент, когда две монахини греческим распевом пели Херувимскую. Было очень торжественно и красиво. Храм, в котором шла служба, был маленьким и уютным. Дети и мамы стали растекаться по храму, писать записки и ставить свечи. Вышел алтарник узнать, будет ли кто исповедоваться. Сказали, что дети будут.

«Тем, кому больше семи лет, нужно исповедоваться перед причастием, покаяться в дурных делах и поступках», – шепчу я 12-летним Полинам и восьмилетнему Диме.

«Бабушка, тебе больше семи лет, тебе тоже на исповедь надо!» – толкает Дима в бок свою бабушку.

Она теряется и не знает, что ответить.

Выходит отец Павел, молодой священник в очках, с кудрявыми чернявыми волосами. Поражает его невозмутимое и уравновешенное лицо. Давно я таких лиц не видела спокойных.

Батюшка исповедовал деток. Дауненка Глеба тоже подвели.

А тут и мама Таня мне шепчет:

– Я тоже хочу на исповедь!

– Ну, надо тогда на бумажке написать грехи, – говорю.

– А какие? – удивляется она.

– Ну, из основных – мат, курение, воровство.

– Развелась! – выпалила она как на духу, а у самой, бедной, все время глаз дергается.

– Ну, это, может быть, и не грех, смотря какие там у вас обстоятельства были… – говорю я.

Тут мама Марина говорит:

– И я хочу на исповедь.

Потом и другие мамочки захотели. И вот одна пошла исповедоваться и застряла перед аналоем. Дети стали потихоньку изводиться: из-за исповеди-то причастие оттягивается.

«Вот что! – изрек отец Павел после того, как закончил исповедовать маму, – давайте детей причастим, а потом я устрою для вас общую исповедь!»

На том и порешили.

Одна из 12-летних Полин, отойдя от Чаши после причастия, промолвила: «Фу, какая гадость!»

А Таня спросила: «Что это за ягоды нам давали?»

Стала объяснять, что под хлебом и вином мы причащаемся телом и кровью Христовой. Надо было им, конечно, заранее все объяснить. Но кто же думал, что они ничего не знают?

Причастили всех деток и маленькую Танюшку вытащили из коляски и поднесли к Чаше. Всю службу она сидела в коляске и внимательно наблюдала за происходящим. Казалось, она понимает все в храме гораздо лучше, чем мы, взрослые.

У креста монахини раздавали всем просфорки, а деткам – диск с Евангелием и детские книжечки православного содержания «Первая исповедь и семь таинств церкви».

На общую исповедь выстроились восемь мам. Мама Оля сказала, что она во время беременности исповедовалась, и причащалась, и даже соборовалась. Правда, с тех пор уже восемь лет прошло. Но на все нужно свое желание, потому она в этот раз на исповедь не пошла.

Мама Марина очень хотела исповедоваться, но четырехлетний Артем с родимыми пятнами на лице очень устал. Я вызвалась погулять с ним во дворе, но Марина так волновалась за него, что выскакивала каждую минуту его проведать.

«Как бы он головой не ушибся!» – восклицала она.

И только когда одна из мам уже вышла с исповеди и забрала его в автобус, успокоилась.

Дети уже в это время бегали по всему церковному двору. Дима задирал Фросю и Машу. Каким-то образом все вывозились в весенней грязище, но выглядели очень довольными.

И вот встали мамочки в храме вокруг отца Павла, словно овечки, обретшие пастыря. И стал он им грехи зачитывать. Дошел до абортов и сказал, что убитые детки в ад попадают и что Паисию Великому даже на этот счет видение было.

Вдруг мама Надя как зарыдает в нашей толпе, вслед за ней другая, а потом и третья. А Танечка сидит в своей коляске, на всех смотрит пристальным взглядом, как будто понимает, о чем матери плачут.

Чуть попозже Танечка стала ерзать. Я взяла ее на ручки, сняла перчатки. Подумала, может, жарко ей? Столько времени в храме, а все в перчатках сидит.

Каждый грех отец Павел комментировал, рассказывал истории, я даже попробовала записать на диктофон, но ничего не вышло. Потом, когда каждая из нас подходила на исповедь отдельно, я тоже подошла и сказала, что не смогла записать его на диктофон.

– Вот, – заметил он, – рассказывают, что так и у старца Власия было: хотели его записать, а ничего не вышло. А почему не записалось-то?

– Наверное, без благословения потому что, – говорю я.

На самом деле потому, что звук у меня был отключен в храме.

– А вы так все запомните, а имена не называйте, – предложил батюшка.

Димина бабушка тоже решилась исповедоваться, хотя долго созревала. Мама Настя хоть и не захотела на исповедь (была уже, наверное, недавно), но потом все-таки решилась.

Как только все исповедовались, решили отправиться на святой Гремячий источник. Он находится совсем рядом с монастырем.

Водитель Юля подрулила к спуску на источник, и мы, взяв бутылки, стали спускаться. Вид на окрестности открывался неописуемый. Ранняя весна. Снега с полей уже сошли, оголив просыпающуюся землю. Внизу красуется часовенка, за ней Ока.

Надя с Танечкой в коляске остались в автобусе, с коляской там не спуститься.

Кто-то стал набирать воду, кто-то купаться. Таня и Лена с дочками Полинами нырнули.

Вдруг послышался голос Насти из купальни: «Я поняла, почему Катя, про которую рассказывала Марина Александровна, не хотела отсюда вылезать, это же просто благодать!»

Бабушка Димы, с больными ногами, тоже полезла, и восьмилетний внучек за ней. Когда вылезли, были мокрые и счастливые.

Моя Фрося, Маша и Ростик (Настины детки) усвистали к реке к крутому спуску. Испугавшись за них, мы стали кричать и звать их назад. Как бы не нырнули в реку, такой разгон взяли!

«Уходим! – кричу. – Назад!»

И они послушно развернули оглобли. Надо же, как благодать на них подействовала!

Когда мы поднялись к автобусу, я увидела грустную Надю с Танюшкой, сидящих в автобусе. Так жалко стало эту молодую мамочку с непростой судьбой, что не увидела она красоту этих мест.

– Надя, – решаюсь я сделать доброе дело, – давайте я Танечку подержу, спуститесь хотя бы, гляньте. Там так хорошо!

– Ой, правда подержите? – обрадовалась она, передала мне свой бесценный комок и засеменила на каблуках по щебенке, посыпанной на тропинку. А Танюшка только смотрела вслед уходящей маме своими глазенками-рентгенами и думала о чем-то своем. Вскоре Надя вернулась со всеми остальными.

«Как же там здорово! – восхитилась она. – Спасибо! И Танюшка не плакала».

Ну вот и дорога назад. За окошками замелькали пока лысенькие деревца и поля, одинокие поветшавшие избенки вдоль дороги и сельские магазинчики. Поспели к санаторскому ужину. Тех, кто купался, в столовой стал пробирать озноб, но никто не заболел.

– Ну как, не пожалели, – спрашиваю я Таню с Леной на следующий день, – что механотренажеры свои пропустили?

– Ха-ха, – смеются мамочки, – у нас в Гремячем такие механотренажеры получились!

Это они горку имели в виду – спуститься и подняться с пятилитровыми бутылками с водой, да еще накупаться.

А Настя через пару дней рассказывает Марине Александровне: «Представляете, я после купания курить перестала. Мне папа с собой положил по две пачки сильных сигарет на день. Спускаюсь покурить, а курить и не тянет. Ночью крутит, а утром как отрезает. Я уже как только в храм зашла, там, в Гремячем, сразу поняла, что искупаться хочу. И воду пью эту в течение дня. Да все вашу Катюшку вспоминаю!»

«Ну не чудо ли?» – подумали мы про себя. Чудо, конечно! И вообще вся наша жизнь – сплошные чудеса! А у отца Павла, как оказалась, тоже один ребенок из пятерых болящий – страдает эпилепсией. Батюшке как никому можно понять наших мамочек. У каждого из нас свой крест.

Март, 2016 год

Заслуженная благодать

С утра у меня сильно болела голова, а мы собрались ехать из санатория «Калуга-Бор» с детьми на экскурсию в Ясную Поляну. Как же я поеду? Далеко ехать, сил бы хватило! Но Бог дал сил на поездку. И не только на нее.

Вернулись мы из Ясной Поляны только вечером. Темно уже – зима.

А на завтра у Марины Александровны намечена экскурсия в Оптину пустынь, но она почему-то не приходит собирать деньги, а желающих поехать очень много.

Тогда я и решаю взять инициативу в свои руки. Сажусь за стол медсестры на третьем этаже в школьном отделении и начинаю по новой всех записывать в поездку в благодатную Оптину. Конечно же, с согласия Марины Александровны. Я ей позвонила и предупредила о своем порыве.

И так стало все чудесно устраиваться: мамочки идут и записывают себя и соседок по палатам. Смотрю: бабушка идет, которая выговаривала мне недавно, что дети мои носятся по коридорам и постоянно на лету сбивают ее внука, а он после восьми операций и на костылях еле ходит. Потом Настя заявляется с детьми, Машей и Ростиславом, раздумывая, ехать им с детишками или нет. Они тоже устали после Ясной Поляны.

«Давайте, – говорю я, – записывайтесь, будет здорово!»

Записались.

Пришла Таня из Вологды с товарками из 325 палаты. Они очень хотят поехать, особенно после прочтения книги «Ратники небесные» про Оптинских новомучеников, которую я успела дать Тане и Насте почитать. Записались.

Пока желающие записываются, вокруг нас ходит и страдает Лена из Красноярска. Она не может поехать с нами. Ее сын, 16-летний Вася с ДЦП, отказывается ехать в Оптину, хотя они туда собирались и очень хотели попасть. Он устал от поездки в Ясную Поляну. Да и Танечка, которая ему нравится, не едет. Лена просто в панике!

– Да оставьте вы его в санатории, – начинают все уговаривать Лену, – не маленький уже, поезжайте сами!

– Нет, если я поеду в святое место, ему обязательно плохо будет без меня! – категорично заявляет Лена.

– Мама, да не будет мне плохо, – вмешивается в разговор Вася, – ну чем ты мне сможешь помочь, если мне плохо станет? Корвалол накапаешь? Мне его и без тебя накапать могут!

А ее начинает колбасить еще больше, и она уже злая на весь белый свет, а на сына в первую очередь. Так-то она мамочка хорошая, добрая, верующая. Мы с ней все время на канон Андрея Критского ездили в ближайший Успенский храм в Калугу.

А между тем потихоньку набирается на поездку 22 счастливчика.

Сообщаю Марине Александровне сие радостное событие, и она, в свою очередь, договаривается с водителем Юлей, чтобы та отвезла нас завтра по святым местам. Утром мне нужно передать ей все собранные на поездку деньги.

Все складывается как нельзя лучше: завтра мы попадем в гости к дорогим и любимым старцам и новомученикам, а также посетим Шамордино и Клыково.

Все отправляются по палатам. Тихон с Фросей быстро угомонились, засыпая под мои воркования-воспоминания об обителях. Санаторий начинает окутываться мглой.

Утром я вскакиваю рано и начинаю собирать в интернете информацию о монастырях, в которые мы поедем, чтобы мамочкам в маршрутке рассказать хоть немного об этих святых местах.

Дети еще спят, а я начинаю выписывать в тетрадку, попавшуюся мне под руку, интересные сведения про помещицу Ключереву и ее внучек, про старца Амвросия и игуменью Софию.

Заходит Лена, вся расстроенная, хочет записки передать в Оптину пустынь и письмо старцу. Это Галина Михайловна из водолечебницы сказала, что можно будет старцу Илию написать письма и отдать у ворот в Оптину охраннику Николаю для передачи старцу в Переделкино, где он сейчас и живет.

Я пытаюсь объяснить Лене, что сейчас занята, зайди, мол, чуть попозже, не могу сейчас уделить тебе внимание. Очень уж меня захватил творческий процесс. А она обижается и уходит, а потом уже никому не хочет отдавать свои записки. Хотя и я заходила к ней, и Таня.

«Ну куда наши грешные письма к старцу везти? Захотела я! Гореть нам всем в аду!» – заламывает руки Лена, чем удивляет меня все больше и больше.

Позже даже конфеты и другие гостинцы не захотела брать из Оптиной пустыни, которые я ей привезла. И в храм Успенский в воскресенье без нас с Фросей поехала, там, у креста, с ней в очереди и встретились. Но и там конфеты она так и не взяла. Жалко Леночку, сыночек у нее очень больной, поэтому она вся и нервная от этого. Еще и не попала в вожделенную обитель в этот раз.

Утром, как всегда это бывает перед поездками, начинаются пертурбации: одна мамочка с ребенком отказывается от паломничества, другая мамочка с малышом находится и решает ехать вместо нее.

И мы, позавтракав, погружаемся дружно в микроавтобус к Юле. Марина Александровна набивает доверху багажник бутылками для святой воды, благословляет нас, и мы отправляемся в путь.

Мои дети, Тихон и Фрося, усаживаются сзади и всю дорогу балуются с Настиным шестилетним Ростиком, в то время как я пытаюсь рассказывать нашим паломникам про старца Амвросия и устроение шамординской обители. В основном, конечно, я рассказываю про Оптинских новомучеников, поскольку и сама только прочитала о них новую книжку. Да простят они меня, грешную, если я что-то напутала, пересказывая их биографии.

Рассказываю мамочкам, как правильно писать имена деток и близких о здравии в молебен Оптинским старцам. Одна мама, с корейской внешностью, услышав, что писать можно только крещеных, очень расстраивается. Видимо, они сами с дочкой и все ее родственники некрещеные.

Рассказываю также, что можно написать письмо старцу Илию с просьбой помолиться о детках. Все начинают старательно писать, и я собираю целый пакет писем.

«Тяжелых» детей с нами едет пятеро. Это высокий Володя, лет 17, на костылях, которого мои дети вечно сшибают в санаторских коридорах. Ванечка, у которого сильное поражение ЦНС, лет семи. Он не говорит, истерит и плоховато ходит. Олечка, девочка на коляске, лет 10. Костик, года четыре, с ДЦП, неходячий. И немая корейская девочка лет пяти. Остальные дети – ходячие и говорящие. Всех нас – 22 человека.

Сначала посещаем Шамордино. Это женский монастырь, основанный по благословению старца Амвросия. Высыпаем из автобуса. Кругом белым-бело, и только красный величественный собор из круглого кирпича смотрит на нас, обещая показать много всего удивительного и необыкновенного.

Облачаемся в юбки у входа в монастырь и идем в собор. Но, как ни хочется поскорее мне попасть туда, нужно сначала идти и договариваться в трапезную, чтобы нашу группу из санатория покормили. Отделяюсь от группы и бегу в монашескую трапезную в домик напротив собора.

Поднимаюсь я на второй этаж и замираю от увиденного: за длинными накрытыми столами чинно вряд сидят монахини. Все в черном. Да так их много! Столько сразу я никогда и не видела! Зрелище неописуемое: торжественное и немного даже страшное.

Навстречу мне из коридора выходит игуменья со сверкающим на шее крестом и заворачивает в трапезную. Я жмусь в дверях и жду, когда на меня обратит хоть кто-нибудь внимание.

Затягивается неспешная молитва перед едой. Вдруг наконец-то подходит ко мне одна послушница, и я излагаю свою просьбу. Посоветовавшись с кем-то, она говорит приходить нам в 11 часов в нижнюю трапезную.

Я бегу к нашим в собор и сообщаю, что в 11 уже будет трапеза и тем, кто хочет успеть сходить на источник, надо уже туда выдвигаться. Идти далеко, спускаться по длинной лестнице, купаться и подниматься обратно с водой – дело небыстрое. А в собор можно будет зайти еще потом. К сожалению, времени у нас в обрез и хочется все успеть.

Володина бабушка решает оставить Володю в храме и сажает его на лавочку. Ясное дело, Володя на источник просто не спустится. Мама с девочкой Олей в коляске тоже хочет на источник, и я предлагаю оставить девочку с Володей. Но мама боится, что дочка будет плакать и испугается в незнакомом месте и в незнакомой компании. Пришлось маме остаться с ней. Остается и мама с неходячим малышом. Мы обещаем всем набрать на источнике побольше воды и стремглав несемся на источник.

Красота вокруг небывалая: нежный снежок окутал все деревья, монастырские постройки и храмы. Со спуска к источнику видны белоснежные поля, точно сама Богородица опустила на них свой покров. Солнышко застенчиво светит, и его лучики ласково щекочут щечки.

У источника Фрося успевает намочить все пальто, набирая воду в бутылки. Тихон долго колеблется, окунаться ему в купель или нет. Долго ходит вокруг да около, но все-таки окунается.

Тане из Вологды Марина Александровна посоветовала пройти чуть-чуть подальше, к Казанскому источнику – вода из него помогает при глазных болезнях. У Тани сильный нервный тик и очень дергается глаз. Она умывается в этом источнике, и до вечера глаз не дергается. Чудеса да и только!

Набираем воды. Некоторые мамы самоотверженно купаются несмотря на морозец. Поднимаемся с бутылками наверх, вспоминая рассказ Марины Александровны о том, как по этим ступенькам святой юноша поднимал наверх больную Катюшу.

Ванина бабушка всю обратную дорогу понукает и дергает неугомонного Ваню, причитая, что он ей послан в наказание. Видно, что у нее уже начинают сдавать нервы от его гиперактивности.

Счастливые, спешим к собору. Время приближается к 11, и те, кто остался в соборе, уже отправляются в трапезную, но не в ту, в которую надо, а в верхнюю, где чинно трапезовали монахини.

Приходится догонять их и перенаправлять. Я помогаю бабушке вести Вову на костылях, ноги он передвигает с большим трудом, а на ступеньках кругом лед. С трудом спускаемся в нижнюю трапезную. Это небольшое холодноватое подвальное помещение. На нашем столе еще ничего не накрыто, накрыт только длинный стол для рабочих.

Пока раздеваем и усаживаем ребятишек за длинный стол, послушницы вывозят нам тележку с кастрюлей супа, лотком гречки и компотом. Выносят и тазик с несколькими килограммами яблок. Мамочки принимаются разливать суп. И только Тихон, увидев перед началом трапезы молитву на стене, вспоминает о том, что нужно помолиться. Читаем «Отче наш» и рассаживаемся. Может, не так чинно и торжественно, как монахини наверху, но все же…

За трапезой Ванюшка совсем расходится: плачет, стучит ложкой и не хочет есть. Устал.

После еды нужно помыть за собой посуду. Те из мам, которые могут оторваться от своих чад, идут мыть. Тут Господь приоткрывает другую картину: на кухне послушницы, как пчелки, каждая выполняя свое дело, двигаются по определенной траектории. У каждой свои определенные функции, никаких разговоров.

Мамы присоединяются к послушницам и тщательно перемывают всю нашу посуду. Вдруг Таня как закричит: «Ой, Юля, я тарелку разбила! Что же делать?»

Я и сама не знаю, что делать, хотя и пытаюсь найти того, кому об этом доложить, но так и не нахожу. Ведь послушницы, как пчелки, двигаются по своей траектории и не разговаривают.

Ваня совсем сник, прорыдав всю трапезу. Стали одеваться и выходить, унося с собой на память о шамординском гостеприимстве три огромных пакета яблок.

Те, кто не успел побывать в Казанском соборе, отправляются туда. Те, кто хотел в лавку, идут в лавку. Бутылки с водой все давно перемешались. Где чьи – не разобрать. Заходим и мы с Фросей и Тихоном наконец-то в храм приложиться к изумительным иконам, вышитым бисером сестрами обители.

И тут вбегает Настя в собор: «Сейчас нас к мощам матушки Софии отведут! Юля, собирай всех!»

«Ничего себе, – думаю, – ну и Настя!» В прошлый раз, когда мы были в Шамордино с воспитательницей Людмилой Ивановной и Галиной Михайловной из водолечебницы, нас и то не отвели к мощам игуменьи Софии. А тут сами по себе приехали, и чудо такое! Ведь мощи находятся в соборе за алтарем, и попасть туда почти невозможно.

Игуменья София Болотова была первой настоятельницей зарождающейся шамординской обители, положившей много сил и здоровья на ее основание и процветание. Поэтому здесь ее очень почитают. Судьба ее удивительна. Недолго в миру ей удалось побыть в счастливом браке: муж скончался, не успев увидеть родившуюся у них дочку. Став через некоторое время духовной дочерью старца Амвросия из Оптиной пустыни, она была им выдана замуж за пожилого болящего помещика, за которым ей пришлось ухаживать. После его смерти она перепоручила свою девятилетнюю дочь на воспитание крестной матери, а сама поступила в женскую общину в Шамордино, где вскоре и приняла монашеский постриг и стала игуменьей этого монастыря.

Вот к ее-то мощам за алтарем и добилась попасть наша Настя. Собираемся в храме кучкой, приходит монахиня и ведет нас за алтарь, прося обязательно всех разуться, так как там везде постелены ковры. Но у Вовы такие знатные ортопедические ботинки, зашнурованные до колен, что разуть его нет совершенно никакой возможности. И он идет прямо так, постукивая костылями. Все с благоговением прикладываемся к мощам.