Петербург 2022. Зомби-апокалипсис

Внизу, на середине забитого перекрестка, на изломанной ноге кривился светофор. Вокруг него собралась куча покареженных машин. Какие-то из них, едущие из города, пытались повернуть налево, другие поднимались по дороге, объезжая тех, что стояли на поворот, в последних сзади врезались идущие следом, создавая очередной затор. Вокруг ходили зомби. Надя остановилась. Через несколько секунд заверещала рация.

– Что случилось? – спросил Олег.

– Затор на перекрестке. Народ пытался объехать, но не у всех это получилось.

– Ни у кого не получилось, я так думаю, – отозвался архитектор – истребитель зомби.

– У меня девочки в туалет просятся. Как думаете, можно здесь выйти?

– Ну, ты сам видишь, слева отбойники, через них зомби не пройдут, справа крутой спуск, пока там никого не видно, так что выходите. Но я вас прикрыть сейчас не могу, поэтому ты внимательнее там, и не отходите от машины ни на шаг. Видел же, как все быстро меняется, да и не совсем они безмозглые.

Олег отключился.

– Надя, ты назад смотри, контролируй, а я спереди буду наблюдать.

От перекрестка нам навстречу стали подниматься несколько мертвецов.

– Олег, у вас не больше двух минут, к нам идут мертвые гости, – предупредил я архитектора.

– У них все нормально, – поворачиваясь обратно, сказала Надя.

– Теперь надо подумать, как пробраться через эту свалку.

Теоретически мы могли бы протиснуться между уткнувшимся в ограждение справа большим мерседесом и хипстерским смартом, отодвинув его немного к остальной куче искореженного металла, в которую он прилетел на скорости не меньше ста километров в час. Зомби подошли к машине и как пиявки облепили боковые стекла. Скрип зубов о стекло неприятно пробегал по позвоночнику каждый раз, когда челюсти смыкались в безотчетном стремлении утолить голод. Один мертвец с выбитыми передними зубами, оставляя коричнево-желтые маслянистые разводы, ездил по стеклу черными разлахмаченными от удара губами, напоминая улитку, ползущую по внутренней стенке аквариума. Этот скрип не давал мне сосредоточиться. Собрав волю в кулак, я посмотрел вперед. Я надеялся, что дальше заторов нет до самой железнодорожной насыпи, перпендикулярно пересекающей шоссе в километре от нас. Хотя поворот на Каменку мог оказаться забитым, но вероятность этого я оценивал как низкую, поскольку народ, видимо, до последнего летел по прямой, надеясь поскорее выбраться из ада, в который превратился город.

– Надюша, ты сейчас потихонечку начинай ехать. Надо попробовать медленно пробраться между вон тем мерсом, – я показал рукой, – и смартиком. Не газуй, береги машину, ни по ОСАГО, ни по КАСКО нам ничего уже не возместят. Смотри только вперед, там наша цель, остальное ерунда.

– “Он сказал “поехали” и взмахнул рукой”, – тихо проговорила Надя, повернула шайбу скоростей и нажала акселератор.

– Олег, начинай движение, только когда мы проедем через затор.

Я послушал что он ответит, но Олег молчал. Повернувшись назад стало видно, что его машина раскачивается. Что-то там происходило.

– Олег! – крикнул я в рацию, – что у вас происходит?

На этот раз он ответил.

– У девочек паника. Я их уложил на сиденье и накрыл пледом, чтобы они не видели этих уродов. Теперь все нормально, мы готовы.

– Ты слышал, что я тебе говорил? Поедешь только после того, как мы проедем. Понял?

– Понял.

Мы тем временем уже подъехали к нашим Сцилле и Харибде. Зомби шли рядом, как будто их приклеили к окнам.

– Держи левее. Мерс не задевай, нам его не сдернуть. Смартик, если что немного оттащим.

Все оказалось проще, чем я ожидал. Зомби, отсеченные машинами остались сзади. Тому, что был без зубов, раздавило ноги, и он, упав на смарт спиной, все двигал руками, как надувная кукла-зазывала, которые обычно устанавливают вдоль дорог возле СТО или таджикских пекарен. Остальные прошли за нашей машиной, а когда мы остановились в ожидании Олега, они, облепив стекла, снова начали свой танец голода.

– Может пристрелишь их? Надоели, сил нет, – Надя с гримасой отвращения напряженно смотрела вперед, стараясь не глядеть на мертвых соотечественников.

– Надюша в данном случае, во-первых, это не рационально, мы никакой задачи не решим. Во-вторых, это просто рискованно, надо достаточно низко опустить стекло, чтобы выстрелить. Короче, я все понимаю, милая, но надо потерпеть. Относись к этому как к сафари в Африке. Помнишь?

– Там были животные.

– А здесь зомби.

– Они люди.

– Они мертвые люди, а значит уже не люди. Конечно, у них есть какой-то интеллект. Я это понял еще на даче.

Видя, что мои слова произвели нехороший эффект на Надю, я продолжил:

– В конце-концов мы и до этих событий не особо контактировали с народными массами. Смотри на это проще: раньше они не позволяли себе подходить к нашим машинам, показывать плохое состояние своих зубов и лапать стекла, но и мы не имели права стрелять в них, давить, рубить топором. Зато теперь на их хамство мы можем ответить симметрично, так сказать.

– Ну так и пристрели их!

– Не сейчас, Надюша. Во всем должен быть смысл. Лучше я включу музыку. Хочешь Вивальди “Времена года”?

– Давай, включай.

Под любимую “Осень” подъехал Олег с семьёй. Их машину, также, как и нашу пчелиным роем облепили зомби. Включив рацию, я проинструктировал архитектора:

– Не останавливайся, двигайся дальше, и следуй на самой возможно высокой скорости до аптеки. Она слева за Суздальским путепроводом на пригорочке. Подъезжайте прямо к ней. С шоссе там отворота к нет, поэтому по газону езжайте.

– Понятно. А вы?

– Мы задержим наших неживых друзей, чтобы не устраивать похоронную процессию вхождения в город. Доедешь до аптеки, скажи как дорога, сможем ли мы разогнаться до “сотки”. Надо сделать так, чтобы они нас потеряли.

– Ок. Доеду, сообщу.

Через 10 минут Олег негромко проговорил по рации:

– Все ок, доехали. Дорога сюда почти свободна. Зомбаков практически нет, – бодро изложил свои наблюдения сталкер-архитектор.

– “Почти”, “практически” – это, конечно, славно. Ну что, Надь, теперь и мы…

С огромным облегчением Надя нажала на газ. Два зомби, стоящие перед капотом: женщина в красной кофточке, видимо ночью, когда все убегали было прохладно, и здоровый мужик с хвостиком на затылке, прощально взмахнули руками падая навзничь под колеса машины. Хруст костей стал нам приятной компенсацией за тягостные минуты, проведенные в их навязчивой компании.

Как на слаломе, мы неслись вниз, пока поворот на Каменку не встретил нас невесть откуда взявшимся зомби, будь он трижды проклят. Удар был такой силы, что разорвал мертвеца на куски. Сработали подушки безопасности. Из под капота вырвалось облачко пара. Я первый отошел от шока. Скомкав фронтальные подушки, освободил обзор, и, потормошив Надю за плечо, сказал:

– Наденька, просыпайся. Надо ехать. Доедем до наших, – я первый раз назвал семью Олега “нашими”, – найдем новую машину, и поедем дальше.

Надя пришла в себя, осмотрелась. Я поцеловал ее в висок. Пульсирующая вена так по-родному вздувалась на виске, что я, забыв обо всем, обнял Надю пытаясь защитить. Приборная доска буквально вопила о всевозможных поломках и неисправностях, однако машина завелась. Надя попыталась разогнаться, но скорости не переключались, и мы ехали на максимальных оборотах пятьдесят километров в час, оглашая окрестности ревом неисправного двигателя.

– Сбавь обороты, милая, нам не надо на последних метрах привлекать к себе внимание. Да и двигатель начал перегреваться, можем не доехать.

Я открыл окно и посмотрел назад. За нами вился темный след какой-то жидкости, вытекающей из машины. Может быть это охлаждающая жидкость, может быть масло, может то и другое. Главное, зомби за нами не было. Я забрал с заднего сиденья сумку с патронами. Проверил карабин. Посмотрел на Надю. Ее лицо сильно осунулось, это первое столкновение с зомби измотало нас. “Ничего, – успокаивал я себя, – выйдем в море, там никаких мертвецов нет. Моя “Надежда” спокойно преодолеет океан, не прогулочная яхточка какая-нибудь. Все будет хорошо”.

– Все будет хорошо, – повторил я вслух. – Слышишь, Надюша, все будет хорошо.

– Наде ничего не остается, как надеяться, – скаламбурила она.

– Шутишь, значит существуешь, – повторил я чью-то переделку знаменитого изречения.

Проехав сначала под железной дорогой, идущей по высокой насыпи, а затем под большим путепроводом, мы сразу оказались в сумраке города. В этом месте железнодорожная насыпь стеной отрезала город с севера от парголовских предместий. Только макушки двадцатипятиэтажек освещались садящимся далеко на севере солнцем. Темнотой и гробовой тишиной встретила нас северная окраина колыбели трех революций. Слева от шоссе я увидел машину Олега. Он мигнул нам фарами.

– Надюша, давай теперь аккуратно переезжай разделительный газон, а потом также аккуратненько на пригорочек к Олегу.

– Там же через сто метров поворот и въезд в карман.

– Через карман мы скорее всего не проедем. Мы в прошлый раз стояли пропускали встречные, помнишь? Там же одна полоса всего, а теперь уж точно не проедем. Давай, поворачивай, а то скоро двигатель “стуканет” и придется нам идти туда на трех ногах.

Мы подъехали ко входу аптеки. Рендж судорожно вздрогнул, и умер. Я точно знал, что его минует судьба зомби. Этот мастодонт умер навсегда.

– Мы не выходили из машины, – через опущенное окно негромко проговорил Олег. Вокруг зомби я не увидел. Вы были правы, здесь немноголюдно.

– Немногозомбно, я бы сказал, – ответил я, всматриваясь в окна аптеки.

Я пытался рассмотреть какое-либо движение внутри, но темнота хорошо укрывала все, что там находилось, не деля на злое и доброе. Не заметив ничего подозрительного, я предложил:

– Олег, пойдем со мной. Девочки останутся здесь.

– Юрий, может быть вы один сходите? – подала голос до этого симпатичная мне архитекторша. – Нам страшно.

Ее бабский страх остаться без мужика меня сейчас только раздражил. В другое время я отнесся бы к ее слабости снисходительно, но сейчас, когда наша машина была разбита, мои нога и плечо сильно болели, потому что я упал пытаясь раздобыть надежное средство передвижения для нас всех, в то время, как они сидели в машине, меня сильно рассердила.

– Милочка, я его зову не для того, чтобы вы здесь побоялись в одиночестве, а для прикрытия. – Я остановил жестом руки Олега, пытавшегося меня прервать. – Мои шансы выжить в этом темном помещении сильно увеличиваются при наличии второй пары глаз, ружья и ножа, а вам, пока вы сидите в машинах ничего не угрожает.

– Да, но если мы потеряем вас обоих, то наши шансы на выживание, станут исчезающе малы, по сравнению с теми, если Олег останется с нами. И у вашей жены, кстати, тоже, – неожиданно логично и жестко парировала она.

Теперь мне стало ясно, почему наш архитектор оказался не таким “ботаником”, каким должен был быть по характеру своей работы. Его жена мыслила логично и стратегически. “Муж и жена – одна сатана”, – подумал я и вздохнул. Все мое раздражение против нее мгновенно испарилось.

– Ладно, уговорили. Пойду один. Надя, переберись к ним в машину. Когда я вернусь, найдем другую.

Я вышел из машины. Теплый летний воздух расступился, впуская меня в ночь. Оказывается, тишина не была абсолютной. Где-то далеко бухал сабвуфер. Остатки людей устраивали “пир во время апокалипсиса”. “Нам с ними не по пути. От таких надо держаться подальше”, – подумал я, с трудом поднимаясь по ступеням. Дверь, как я и рассчитывал, оказалась открытой. Подняв карабин, вошел в темное помещение аптеки. Послышался какой-то шорох. Я остановился и напряженно прислушался. Больше никаких звуков не последовало. Может быть показалось. Проем окна прямоугольно светлел, давая немного света. Пространство еле заметно делили стеклянные витрины, за которыми темнели различные коробочки-бутылочки. Три небольших окошка, продолговато темнеющие на уровне живота в стеклянной перегородке, связывали торговый зал с внутренностями аптеки. “Если я не найду мази рядом с окошком, то придется разбить витрину”. Поставив карабин на пол, я начал методично просматривать витрину. Света хватало для того, чтобы разобрать надписи на лекарствах. Мне повезло, коробочка обнаружилась как раз рядом с окошком. Я запустил руку, чтобы достать её.

Резкая боль пронзила руку, я вскрикнул и попытался выдернуть ее, но зомби крепко вцепился. Я схватил карабин и ударил по стеклу, которое рассыпалось, обдав меня дождем мелких осколков. За окном завелся двигатель. “Неужели бросят?”, – пронеслось в голове. Машина включила фары и развернувшись, встала напротив окна, заливая помещение мертвенно белым светом. Через несколько секунд я увидел тень в окне, спустя еще несколько, услышал как открывается дверь. Олег заскочил внутрь, грянул выстрел, и зомби в белом халате, с куском моей руки в пасти отлетел к стене, оставляя на ее поверхности свои темные мозги.

Зомби, оказалась, судя по тонким рукам и ногам, небольшим грудям, молоденькой девушкой. Она сидела на полу, сложенная под девяносто градусов.

– Ну ей-то чего от меня надо? – с безысходной горечью тихо произнес я.

– Того же, чего и остальным. Дело дрянь, – констатировал Олег, осматривая руку. – Заражение стопроцентное. Что будем делать?

– А что тут сделаешь, Олега?

Мне стало очень жалко себя. “Вот как в жизни бывает: жил-жил, строил свою небольшую финансовую империю, не щадя здоровья, времени, а за одну ночь лишился всего, денег, общественного положения, будущего. Спустя пару суток, за секунду лишился жизни, человеческой жизни. И неважно, что я еще осознаю реальность так, как ее осознает нормальный здоровый человек, скоро мое сознание помутится, и я превращусь в ходячий труп, у которого кроме жажды человеческого мяса ничего не останется. Как глупо все закончилось. Ведь я не рассчитывал на такой быстрый и необратимый финал. Моя предусмотрительность, рациональность, хитрость, смелость, желание встретиться с детьми, обнулилась из-за обычной усталости, которая повлекла потерю бдительности на какие-то секунды. Как глупо и нелепо все вдруг закончилось. Раз, и меня вычеркнули. Для чего жил? Как теперь Надя доберется до детей?

– Надю позови.

Олег кивнул и быстро вышел. Почти сразу вбежала заплаканная Надя. Она все поняла по лицу Олега, когда он подошел к машине.

– Вот, Надюша, как бестолково, понимаешь, все получилось. Ты, это, представляешь ведь как управлять яхтой? Запускаешь двигатели и идешь…

Я сидел на осколках, опираясь спиной о какую-то тумбу, а она рыдала, сидя на корточках рядом со мной. Острота зрения начала падать, предметы стали потихоньку расплываться. Мне померещилось, что мы с Надей сидим в озерце замерзших слез, которые блестят, как драгоценные камни. Сознание ускользало, уплывая будто причал, когда отдаешь швартовы. Сделав над собой усилие, я произнес:

– Обязательно доберись до детей. Олег с семьей поможет переплыть океан. Одна не сможешь, а с другими нельзя, очень опасно. Я перейду “туда” и посмотрю как там. То, что какая-то жизнь есть, ты же сама видишь. Может ты вернешься с детьми и вылечишь меня, – я усмехнулся своим словам, – вдруг в Америке создадут что-нибудь от зомби, а я вас здесь подожду. Я никуда не денусь, я дождусь.

Я пытался говорить убедительно, но сам понимал, что несу полную чушь, потому что вылечить от смерти нельзя. Меня начало лихорадить, причал стремительно понесся назад, только на мгновение появилось лицо Нади, ее глаза блестели, по щеками бежали слезы. Она поцеловала меня, и все окончательно померкло.

Когда Юра закрыл глаза, я осознала, что вижу его таким последний раз. Слезы текли неостановимыми ручьями, деля на три части лицо. Вошел Олег.

– Надежда, нам надо ехать. Юрий скоро обратится. Он просил его… , – Олег помедлил подбирая нужное слово, – упокоить?

– Нет, он просил приехать с детьми за ним. Юра считает, что может быть в Америке что-нибудь придумают. Он будет ждать, если даже и не будет понимать этого и помнить, он дождется нас.

– Тогда пойдем отсюда?

– Надо лекарства собрать, раз мы уже здесь.

– Что у тебя, Зет?

– Ничего особенного, босс. Старшой с Гражданки ставит нам ультиматум. Говорит, что всех нас упокоит, если мы не отдадим ему для штурма дом, где обретается группировка живчиков, что на Руднева.

– Понятно. Мне надо подумать над его предложением.

Зет умолк, он находился где-то в полутора километрах от меня на пересечении Энгельса и Просвета недалеко от наших восточных границ. Я легко мог с ним общаться на расстоянии вчетверо большем. Зет оказался толковым зомби с неплохими остатками памяти и навыков. Он сам обратился, но вирус пощадил его мозг, который выгорел процентов на семьдесят. Мне вспомнилось слово “смешно”, оно хорошо маркировало глупость предводителя “гражданских”. Говорить бессмысленные вещи, это стиль дурака из прошлой жизни, где были эмоции. Сейчас пугать нас, всё равно, что смешить или щекотать нам пятки. Этот не полностью выгоревший недоумок пытается жить, как живчик. Оперирует старыми понятиями, строит из себя зомби-бандита. Странно вообще, что он не полностью выгорел, такой дебил должен был стать стопроцентным зомби. Хотя, может быть потому и не обратился до конца. Неисповедимы пути вируса. Если, конечно, это вирус. Слабость его интеллекта подтверждается незначительным радиусом воздействия, которое он оказывает на обычных братьев, но у него есть несколько преданных друзей из прошлой жизни, которые тоже не полностью выгорели, и вот все вместе они могут контролировать значительную территорию. Физиологически мы теперь все братья. Тот, кто не полностью выгорел имеет возможность телепатически разговаривать, и управлять другими. У меня есть еще одна способность – видеть глазами братьев. По той информации, которая мне известна, я уникален тем, что память моя практически не пострадала. Да, по человеческим понятиям я мертв. У меня нет эмоций и чувств, кроме бешеного голода, когда я ощущаю присутствие живчика, я медленнее двигаюсь, я никогда не сплю, и теперь уже никогда не ем, так как научился контролировать голод, но зато я могу управлять толпами братьев. Я могу приказать, и они это выполнят с той точностью, которую я им определю. Приказ брату: “Иди на восход”, будет выполняться до конца, пока брат не сгинет в первой же реке или озере, преграждающем путь, или пока кто-то, кто может приказывать, не изменит мою установку. Приказ: “принеси мне из длинного розового дома что стоит вот там (тут я передаю брату визуальный образ всего маршрута), третьей парадной, с десятого этажа, квартира с дверью с черной дермантиновой обивкой сразу направо, фотографию со стены”, будет выполнен, и брат принесет мне фотографию своей семьи, которой теперь нет, совершенно не понимая что он принес. Я могу приказать одному брату, отвернуть голову другому брату, причем, если захочу, я буду следить за этим глазами брата, которому это поручил, или того, голову которого поручил открутить. Собственно говоря, именно так я могу управлять своим братством. Может быть из-за вируса, который изменил мозг, и мы стали свободны от эмоций, я имею возможность управлять большим количеством братьев одновременно.

Мой штаб находится в высоком двадцатипятиэтажном доме прямо возле той аптеки, где меня укусила молоденькая провизорша. Это “точка”, как принято называть в Питере одноподъездные высотные дома. Глухой цокольный этаж, где стоит мое войско, когда-то был паркингом. На трех его уровнях располагается около пятнадцати тысяч моих братьев и сестер. Идеальное хранилище для силы. Поэтому этот несчастный недообращенный идиот с Гражданки вызывает у меня только воспоминание о насмешке, призванное заменить саму насмешку. Наверное очень грустно слушать любимую музыку, но не испытывать тех переживаний, которые заставили полюбить эту мелодию. Помнить о любви, но не испытывать ее. У меня такое происходило на втором курсе института, поэтому я знаю о чем говорю. На картошке, куда нас отправили после поступления, я влюбился в высокую девушку с длинной русой косой. Все шло хорошо, пока через полгода она не сказала, что любит молочный коктейль. Мы зашли в кафе-мороженное. Я хотел угостить ее мороженым с чёрносмородиновым вареньем. Я обожал его. Для меня, деревенского парня, это было необычайным лакомством. Когда я принес две порции мороженого в поцарапанных алюминиевых запотевших вазочках, в которых пирамидкой лежало по четыре шара, залитых вареньем, она с брезгливостью отодвинула его от себя. Повод был совершенно ничтожным, но, наверное, и любовь оказалась соразмерной. У меня произошла внезапная идиосинкразия, убившая наповал то, что я принимал за любовь. Вернее так: упала гильотина, эмоционально отрубившая меня от этого периода жизни. После того, если я оказывался в местах, где мы были вместе, или когда слышал музыку, под которую мы танцевали и целовались, ничего не шевелилось в моей душе. Воспоминания не волновали, не вызывали сожалений, и, как выражаются поэты, не туманили взор. Такое же полное равнодушие, если можно так сказать, владеет сейчас всеми братьями. Гильотина вируса, или что там вызвало наше такое преображение, единожды и бесповоротно отделила нас от прошлой жизни. Поскольку в человеческом понимании мы мертвы, и в высшей степени равнодушны ко всему, кроме запаха живого мяса, гендерного разделения у нас не существует. Мы все братья во смерти.

Волей судьбы у меня оказалось гораздо больше возможностей, чем у подавляющего большинства братьев, и я считаю, что это надо использовать во благо всех тех братьев, которые находятся под моим влиянием. Что значит для нас благо? Живчики уничтожают нас, одичавшие собаки и волки – жрут без предела в свое удовольствие. Видимо, они считают нас падалью. У нас много врагов, с которыми нам надо бороться. Казалось бы, мы монолитная сила, способная покорить всю землю, но среди нас находятся всякие дегенераты, которые, помня о власти, представляя ее, пытаются построить какие-то общества по своим лекалам, таким как этот придурок с Гражданки. Наша трагедия заключается в том, что основная масса братии совершенно безмозгла, и поэтому беззащитна. Даже у стада коров есть инстинкт выживания, и когда на него нападает волчья стая, коровы обороняются как могут, они пытаются защитить себя, тем более телят, а у нас такого нет. Поэтому моя главная миссия состоит в том, чтобы обеспечить не только выживание братии, а и увеличение ее численности. Первое, что надо мне сделать, это перевести, базирующихся на Руднева живчиков, в наши ряды, затем упокоить придурка с Гражданки.

Мы стояли между деревьями недалеко от дома и оценивали защиту, которую живчики создали вокруг него. Сверху нас невозможно увидеть. Мне пришлось лично прийти сюда, хотя путь оказался неблизкий. Пять километров при нашей скорости передвижения, это два часа пути. “Точка” на Руднева представляла собой высотку, воткнутую между старых “кораблей” и обнесенную железным штакетником в человеческий рост. Вокруг забора валялись трупы наших братьев. Над ними роились тучи мух, в их плоти копошились одичавшие собаки. Один пекинес с каким-то остервенением грыз ухо у полуразложившейся головы, которая еще слабо двигала челюстью. Я позвал брата, но в его мозгу остался только “белый шум”. “Отходит”, – подтвердил Зет, с которым я поделился обращением.

Въезд на территорию загораживал грузовой микроавтобус, служащий импровизированными сдвижными воротами. Тела братьев валялись по внешнему периметру забора, чтобы привлечь бродячих собак, которые своим лаем сигнализировали о приближении братьев. Живчики весьма неплохо организовали защиту. Похоже здесь собралось некое интернет-комьюнити, состоящее из живчиков с хорошими интеллектуальными способностями, но физически достаточно слабых. Насколько они смелы и стойки духом, нам и надлежит скоро проверить.

Легкий ветерок бегал в кронах деревьев и по высокой траве, которой уже долгое время не касался триммер. Начал накрапывать дождик. Он струйками скатывался с волос, попадая в глаза. С одной стороны хорошо, когда ничего не чувствуешь, с другой, это здорово мешает существованию. Я приказал нескольким братьям с остатками памяти пошарить в ближайших квартирах и принести мне бейсболку. На всякий случай я передал им мысленный образ этого замечательного американского головного убора. Мне было некогда полностью сканировать их мозг для анализа остаточной памяти и интеллекта.

– Двери они могут открывать? – спросил я Зета.

– Те, кому вы приказали, босс, умеют.

– Ты их полностью сканировал?

– Да, конечно, это наши наблюдатели за этими живчиками. Они умеют прятаться в подъездах от собак, и даже противостоять им.

– Каким образом?

– Они ходят парами и у каждого в руках есть железные палки, которыми они бьют мерзких шавок.

“Слово “прут” он забыл, а вот “шавки” помнит. Да, воистину неисповедимы пути вируса в нашем мозгу”.

– Зет, мы будем атаковать валом в том месте, где сейчас лежит больше всего тел. Одни братья лягут на упокоенных, а остальные пойдут по ним через забор. Отвлекающий удар нанесем с противоположной стороны.

Я осмотрел окна, забор с другой стороны дома через одного из братьев, который стоял там невдалеке.

– Да, – еще раз убедившись в правильности своего плана, подтвердил я. – Атакуем массированно, но прежде надо нейтрализовать собак. Они сильно мешают. Отправь пару братьев, тех что уже сильно потрепаны, к забору, пусть они станут приманкой для этих глупых животных. Они должны их увести за собой в ближайший подъезд, а третий закроет за ними дверь.

– Собаки съедят их, босс.

– Конечно, но на войне надо чем-то жертвовать. Это все во имя нашего славного будущего. Знаешь английскую пословицу “не разбив яиц, не сделать омлет”?

– Нет, босс. Я не знаю, что такое “омлет”.

– Ты просто не помнишь, но это не важно. Мы ведем войну, и солдаты должны погибать, такова ее логика. Если не мы их, то они нас уничтожат. Иди к Просвету, смотри, чтобы никто не перехватил контроль над войском.

После того, как Зет медленно, но верно зашагал прочь, я позвал к себе братьев, стоящих на паркинге штаба. Все они являлись низшим командирским звеном моей армии, которых я называл старшинами. Каждый из них мог привлечь по дороге сюда несколько братьев с почти полностью выгоревшими мозгами, шатающихся без дела. Вот они и станут солдатами моего мертвого войска.

В окне второго этажа что-то блеснуло. Небо застилали низкие серые тучи, из которых сеялся мелкий дождик. Солнце висело не понятно где, и его тусклый свет одинаково бессильно заполнял пространство от туч до земли вперемешку с дождем. Значит в окошке был не блик, а фонарик. Эти сволочные живчики не верили, что мы все сплошь безмозглые ходячие.

Неожиданно несколько десятков ворон с криками бросились с крыши хрущевки, возле которой мы стояли, и набросились на останки возле забора. “Плохой знак”, – подумала я, наблюдая как черные мародеры раздирают плоть моих братьев. Я постоял еще час осматривая со всех сторон дом и просчитывая варианты развития событий. Дождь припустил. С листьев деревьев на меня летели крупные капли. Мне было интересно холодно или тепло сейчас. Я еще не привык к тому, что у меня нет никаких чувств.

– Зет, ты встретил братьев?

– Да, босс. Мы идем к вам. Старшины забирают с собой по два-три брата. Нас уже много – тысяча или даже полторы. Пока дойдем до вас нас станет не меньше трех тысяч.

– Хорошо. Зет, остановись не доходя одного дома. Раздели братьев на две неравные части. Над большей контроль возьму я, а ты с меньшей частью обходи дом сзади и сходу атакуй. Мне нужен хороший шум. Отвлекающий маневр.

– Что, босс?

– Отвлекающий удар, – адаптировал я приказ под оставшийся словарный запас Зета.

– Принято. Будет сделано. Мне вместе со всеми идти?

– Зет, ты мне нужен, как сказали бы раньше, живой. Твое упокоение для нашей борьбы контрпродуктивно. А…, – поняв, что опять надо пояснить, я проговорил, – не нужно.

– Я понял, босс. Мы идем в наступление.

Я перехватил управление над старшинами большей части войска. Постоянно перемещаясь по сознаниям братьев из авангарда, я направил их по Руднева, вдоль “корабля”, который скрывал наше наступление от наблюдателя живчиков. Не доходя метров тридцать до конца дома, я остановил движение войска.

– Кто помнит как открывается дверь? – спросил я своих старшин.

Мне ответили четверо.

– Вы четверо возглавите штурмовую группу.

– Простите, вождь, – обратился ко мне один из них, – а что такое штурмовой отряд?

– Так, ты, – я обратился к задавшему вопрос, – остаешься с основными силами, а вы трое, возьмите по десять братьев, и ждите мою команду.

Масса братьев, не доходя до зоны видимости, накопилась на широкой полосе между домом и проезжей частью.

– Мы на позиции, – подтвердил Зет готовность к нападению.

– Начинайте.

Я посмотрел через одного из старшин на их атаку. Масса братьев одновременно вышла на площадку перед домом.

Раздались автоматные выстрелы, через несколько минут к ним присоединились пулеметные очереди. Живчики клюнули на отвлекающий удар.

– Босс, у нас значительные потери, – проинформировал Зет.

– Ничего страшного, это потери во имя нашего будущего. Здесь, сейчас мы его создаем, Зет. Теперь пошли основные силы, – скомандовал я своим старшинам.

Гигантская толпа вывалилась из-за укрытия “корабля”, и со всей скоростью, на которую была способна, пошла на приступ. Автоматные очереди с обратной стороны дома умолкли и через несколько секунд возникли уже на нашей, еще чуть погодя зазвучал пулемет, поливая свинцом наступающих. Дойдя до бруствера из останков, братья забирались по нему к забору, и падая, сраженные пулей, становились следующей ступенькой для идущих следом. Вот уже первые братья перевалились через забор и, подчиняясь инстинкту, пошли под окна, из которых велся огонь.

– Штурмовая группа пошла, – скомандовал я старшинам. – откройте входные двери и запустите туда рядовых, потом под их прикрытием вы откроете все двери, какие попадутся вам на пути. Ваша задача укусить живчиков и оградить их от полного истребления солдатами. Они мне нужны обращенными и целыми.

Ответа от старшин мне не требовалось, поскольку я знал, что мой приказ будет исполнен. Тем более оценить критически мои слова они не могли. Повелевать братьями было несложно. Если бы у меня остались чувства, я бы сказал, что это доставляет мне наслаждение, несравнимое ни с чем. Осознание того, что массы безропотно идут по моей воле туда, куда я их посылаю, делают то, что я им приказываю, тем самым продолжая мою волю, уподобляясь любой моей руке, которая может карать, либо разрушать по моему желанию, давало мне понимание, что я могу создать империю. В детстве я мечтал стать Брежневым, который тогда правил страной, но жизнь повернулась иначе, и мне пришлось много работать, чтобы получить власть над тремя сотнями людей чуть большую, чем это было обозначено в трудовом кодексе РФ, но всё же ограниченную. У меня не хватило цинизма и мизантропии, чтобы построить большую компанию, как строили ее олигархи новой России, зато теперь я шел к своей мечте, пытаясь совместить детское воспоминание с реальностью. Теперь чувства, и вызываемые ими комплексы, не властвовали надо мной, поэтому я мог властвовать, как не властвовали до меня все правители на земле.