Повесть о Роскошной и Манящей Равнине

Глава VIII. Холблит вновь садится на корабль и оставляет Остров Искупления

Когда он проснулся, в окно над кладовой било яркое солнце, и в чертоге уже почти никого не осталось. Но как только Холблит оделся, к нему подошла старуха, взяла за руку и подвела к поставцу, указав, чтобы он поел от того, что там было. Так он и поступил, а когда Холблит окончил с едой, пришли люди, которые взяли Долгобородого с постели и вынесли в дверь. Тут и старуха подала оружие, и Холблит надел кольчугу и приладил меч к поясу, взял в руку копье и вышел. Неподалеку от выхода на конных носилках лежал Долгобородый. Холблит подошел к нему и приветствовал, и старец в ответ сказал:

– Доброе утро, сын мой, я рад видеть тебя. Крепко ли испытывали тебя прошлой ночью?

Тогда Холблит заметил двух кметей, которые только что вынесли старца из дома. Они переговаривались, поглядывали на него и насмехались; посему он ответил старику так:

– Даже глупцам выпадает испытывать мудрого. Так было и прошлой ночью. Но лицедейство, как ты видишь, не умертвило меня.

Ответил старик:

– То, что видел ты, не было целиком лицедейством; все свершилось по нашему обычаю, и так, как если бы тебя и не было при сем. Нет, скажу я тебе, на некоторых наших пирах не могут приступить к еде вожди или кмети, пока витязь не бросит вызов, пока не ответят на него и не примут, и сражаются двое тогда до конца. Эй, люди, что мешает вам взять лошадей под уздцы и повезти по дороге вождя, которому отказали ноги?

Тогда кмети подбежали к коням и пустились вдоль берега реки – по долине; Холблит уже решил последовать за ними пешим. Тут из-за дома появился селянин с рыжим конем и подвел его к Холблиту, предлагая сесть. Холблит вскочил в седло и немедленно поравнялся с носилками Долгобородого, отъехавшими вниз по течению реки. Других домов им не попадалось, лишь там и сям – у овчарни или коровника – торчали хижины. Гладок был путь вдоль реки, и через пару часов они оказались там, где рекомый поток впадал в море. Пляжа здесь не было; и вода плескалась уже в десяти фатомах от края земли, образуя огромную гавань, целиком охваченную отвесными скалами, в которых зиял узкий просвет. Много больших кораблей могла бы вместить эта гавань, но сейчас в ней находился всего один – не слишком большой, но чрезвычайно стройный и мореходный.

Тут без лишних разговоров кмети взяли старца с носилок и перенесли на борт, и Холблит последовал за ними, как если то было оговорено. Опустив старика под навес из драгоценных тканей, они направились назад тем же путем, которым пришли. Холблит же сел возле Долгобородого, который заговорил с ним такими словами:

– Видишь теперь, сын мой, как просто нам будет теперь вдвоем перебраться в назначенные края? Но сколь легок нам путь в то место, куда мы направляемся, столь тяжка была бы твоя дорога в любое другое место. Более того, я должен сказать тебе, что, хотя многие на Острове Искупления стремятся совершить подобное путешествие, никто теперь не отправится туда, пока мир не постареет еще на год; а тот, кто тронется в путь, будет всем похож на меня – старостью, дряхлостью, нетвердой речью и всем прочим. Теперь, когда меня уже не стало, он примет то имя, которым надлежит тебя звать меня. Итак, зови меня Дедом. Доволен ты или опечален, о Холблит?

– Дед, – молвил Холблит. – Не знаю, ибо меня куда-то несет, и я не властен выбрать дорогу. Кажется мне, что влечет меня место, куда мы едем, и посему похоже, что обрету я свою возлюбленную на Равнине Блаженных, ну а потом будь, что будет.

– Скажи, сын мой, – проговорил Дед. – Сколько женщин на свете?

Ответил Холблит:

– Воистину, я не знаю.

– А скольких ты видел? – рек старец.

– Многих, – ответил Холблит. – Дочери моего народа прекрасны, и много красавиц найдется среди чужеземок.

Тут Дед расхохотался:

– И все же, сын мой, тот, кто был твоим спутником после разлуки с возлюбленной, сказал бы, что в твоих помыслах существует только одна женщина на всем свете, единственная в нем красавица, так ли?

Тут Холблит сперва покраснел, словно бы в гневе, а потом согласился:

– Да, это так.

И сказал Дед задумчиво:

– Интересно, скоро ли я опять начну думать также как ты?

Тут Холблит с удивлением уставился на старца, не зная, нет ли в этих словах обиды ему самому; заметив это, Дед расхохотался от всей души и сказал:

– Сын мой, сын мой, разве ты не пожелал, чтобы ко мне вернулась молодость?

– Но что, – молвил Холблит, – повергает тебя в такое веселье? Я что-то не так сказал или сделал?

– Ничего, ничего, – отвечал старец, заходясь еще сильнее. – Просто ты совершенно опешил. Только кто знает, к чему может привести твое пожелание?

Крепко задумался озадаченный Холблит, но пока он размышлял он о том, что имел в виду старый кметь, поднялся ветер, и моряки взялись за дело; отвязав от берега судно, они сели за весла и повели корабль сквозь ворота гавани. Солнце светло светило; внутри гавани маслянились плоские зеленые воды, а снаружи под легким ветерком весело плясали невысокие волны. Холблит решил, что этот ветер прекрасен, и мореходы, радостно вскрикнув, подняли все паруса на ладье; накренившись, она рванулась по волнам, рассекая влагу морскую своей черной грудью. Скоро уже остались позади вороные утесы, а там и весь Остров Искупления сделался далеким синим пятнышком.

Глава IX. Прибытие на Роскошную и Манящую Равнину

И в чертоге, и на корабле, видел Холблит, все были веселы и говорили друг с другом, к нему же не обращались даже с единым словом – только к Деду. Холблит же хоть и задумывался о том, что сие предвещало и какая земля ожидает его, все-таки был не из тех, кто страшится неведомого. Себе он сказал, что, как бы путь ни сложился, его ожидает встреча с Полоняночкой на Равнине Блаженных. Посему сердце его окрепло, сам он возвеселился и, как предрек Дед, сделался приятным спутником старику. Много колкостей отпустил юноше старец; иногда Холблит и сам отвечал острым словом, иногда, получая меткий ответный удар, смеялся, а иногда умолкал, не зная, как понять Деда. День устремился на убыль, но ветер оставался по-прежнему ровным и не слишком сильным, солнце светило с безоблачного неба, и ничто не предвещало какой-то беды.

Когда же пришла ночь, Холблит улегся на роскошной постели, которую устроили для него на полуюте, и скоро уснул, не видя при этом снов, кроме тех, что навевали ему воспоминания о былом, не задерживавшиеся надолго в памяти.

Когда он проснулся, день широко распростерся над морем, волны же были невелики, а посреди редких облаков сияло ясное солнце. Воздух стал теплым и благоуханным.

Оглянувшись, он увидел, что старик сидит на постели, страшный, как только что отрытый покойник. Кустистые брови щетинились над бельмами, седые длинные пряди сваливались с обтянутого кожей черепа. Тем не менее на лице его блуждала улыбка, и, казалось, он счастлив настолько, насколько душа может сделать счастливым полумертвое тело. Повернувшись к Холблиту, старец сказал:

– Ты поздно проснулся. Поднялись бы раньше, и сердце твое раньше бы ублажилось.

– Я вижу, ты счастлив, Дед, – спросил Холблит, – неужели утро принесло нам добрые вести?

– Земля! Земля! – вскричал Долгобородый. – В сем старом теле больше нет слез, иначе я бы плакал от радости.

Холблит молвил:

– Значит, ты ждешь, что перед смертью некая встреча сделает тебя счастливым?

– Встреча? – рек старец. – С кем и какая? Разве пали не все мои близкие? Разве они не сгорели, не утонули, не были убиты и не скончались в постели? Какая может быть встреча, юнец? Впрочем, о великий воитель среди собирающих береговой мусор, действительно ждет меня ныне Морской Орел, с факелом и мечом в руке вселявший ужас в разбойников иссиня-черного моря. Это себя, себя обрету я посреди равнины, о юный влюбленный!

Старец воздел тощие руки к носу корабля, взбиравшегося на очередной склон, выросший посреди солнцем залитого моря, прежде чем скатиться с него вниз – к новому склону.

И тут же откинулся на постель со словами:

– Дурацкая прыть! По твоей милости я заговорил слишком громко, и нетерпение понапрасну тратит силы мои. Впредь буду молчать, чтобы сердце мое, наполнившись, не разорвалось, погасив в себе слабую искру жизни.

Тут Холблит поднялся на ноги и принялся разглядывать старца, настолько удивленный такими словами, что на мгновение даже позабыл об уже недалекой земле, которую нетрудно было заметить, когда круглый корабль нырял носом в долинку между волнами. Как уже сказано, ветер не был силен, и не мог поднять сильную волну, однако дальние стихшие бризы плавно колыхали корабль, шедший под парусами.

Через некоторое мгновение старец вновь открыл глаза и сказал негромким и капризным тоном:

– Ну, почему ты стоишь надо мной и глазеешь? Почему бы тебе не отправиться вперед, чтобы хорошенько разглядеть сушу? Воистину верно, что среди Воронов все недоумки.

Ответил Холблит:

– Не гневайся, Дед. Я удивлялся твоим словам, ибо они чрезвычайно чудесны. Поведай же мне о том крае, где лежит Роскошная и Манящая Равнина.

Молвил Дед:

– Зачем это мне? Спроси мореходов. Они знают.

– Известно тебе, – проговорил Холблит, – что люди эти не разговаривают со мной, они даже не замечают меня, словно везут истукан, который можно продать первому встречному владыке. Или же, старец, – с яростью в голосе продолжил он, – они везут меня на рынок рабов? Полоняночка уже продана, а теперь взяли туда и меня, только продадут уже в другие руки?

– Чушь! – молвил старец чуть дрогнувшим голосом. – Глупы эти твои слова, ибо в той стране, что ждет нас, не покупают и не продают. Что же о том, что люди эти не в приятельстве с тобой, то так оно и есть: здесь ты собрат лишь мне – и никому другому. Посему если я ощущу в себе силы, то, может быть, и поведаю кое-что. – Тут он чуть приподнял голову и заметил: – Солнце припекает, ветер слабеет, все медленнее и медленнее увлекает нас парус.

На корабле сразу же зашевелились, и Холблит, глянув, увидел, что мореходы взялись за весла, рассевшись во гребным скамьям.

Старец проговорил:

– Что-то зашумели на корабле, что они делают? – Вновь чуть приподнялся старец и крикнул пронзительным голосом: – Добрые парни! Смелые парни! Так говорили мы в старые времена, приближаясь к берегу на свет и дым огня маяков, дымивших днем и огнем полыхавших по ночам, а береговой люд трепетал, надевая шлемы. Пронзайте волну, ребята, пронзайте ее насквозь! – Вновь повалившись на ложе, он слабым голосом молвил: – Более не медли, гость, ступай же вперед, посмотри же на эту землю и расскажи мне о ней, тогда, быть может, услышишь и мою повесть. Спеши же, спеши!

И Холблит опустился с полуюта на шкафут, в середину судна, где гребцы с яростными криками налегали на ясеневые весла. Наконец он поднялся на бак, подошел прямо к голове дракона и стал разглядывать землю, пока мерно вздымавшиеся за его спиной весла заменяли кораблю ветер.

После он вернулся к Деду, то есть Морскому Орлу, и услышал от старца:

– Сын мой, что видел ты?

– Земля прямо перед нами, но еще далеко. Высоки горы, но снега не видно, их синева не подобна синеве гор Острова Искупления. Также мне кажется, что к краю моря спускаются дивные леса и луга. Но к ним еще плыть и плыть.

– Ага, – сказал старец, – стало быть, так? Тогда я не стану утруждать себя произнесением слов ради тебя одного. Лучше отдохну и соберу силы. Приходи через час, расскажи, что увидишь, и, быть может, доведется тебе услышать мою повесть.

Тут он опустился на ложе и как будто бы сразу уснул. Делать было нечего, и Холблит принялся терпеливо ждать, пока час не минул. А потом отправился вперед и внимательно пригляделся; вернувшись же назад, сказал Морскому Орлу:

– Час твой истек.

Повернувшись, старый вождь молвил:

– Что видел ты?

И Холблит ответил:

– Высокие блеклые горы, у их подножий холмы, темные лесом, между ними и морем луга, и простор их я назову широким.

Рек тогда старец:

– А видел ли ты зубастые скалы, выступающие из моря у самого берега?

– Нет, – отвечал Холблит. – Если они здесь и есть, то сливаются с холмами и лугом.

Молвил Морской Орел:

– Потерпи до истечения еще одного часа: скажешь тогда мне и, быть может, взамен что-то узнаешь.

И снова уснул. Но Холблит ждал, и когда час завершился, отправился на нос и стал на баке. Настала третья смена гребцов, весла взяли самые крепкие мужи из тех, что были на корабле, и всем туловом содрогалась ладья, ведомая ими по волнам.

Посему Холблит вернулся к старику и увидел, что тот не проснулся; взяв за плечо, он хорошенько тряхнул Долгобородого и сказал:

– Просыпайся, о спутник, ибо берег уже недалеко.

Старец же сел и спросил:

– Ну, что ты видел?

Холблит ответил:

– Видел утесы и пики далеких гор, под ними, на холмах, черный лес и зеленую траву, от которых к прибрежным гладким и желтым пескам спускаются зеленые луга.

– Видел ли ты скалы? – спросил Морской Орел.

– Видел, – ответил Холблит, – гряда их поднимается из моря в миле от полосы песка, но скалы эти черны как на Острове Искупления.

– Сын мой, – сказал старец, – протяни ко мне свои руки и приподними меня.

Взяв старика, Холблит поднял его и усадил, подперев спину подушкой.

Но Дед смотрел не на Холблита, а на нос корабля, ныне едва колебавшийся вверх или вниз, потому что море притихло. Тут он вскричал:

– Это та самая земля! Та самая!

И сразу повернулся к Холблиту со словами:

– Коротка будет весть моя: ты пожелал мне стать молодым, и твое желание будет исполнено, ибо еще сегодня, прежде чем опустится солнце, ты увидишь меня таким, каким я был в прежние дни, когда, жесткий сердцем, пожинал мечом тот урожай, который приносит море. Потому что в этом краю правит Король, не знающий Смерти, наш повелитель и даритель разных даров. Некоторым жалует он дар возвращения юности и жизнь, длящуюся дольше Сумерек Богов. Но никто из нас не смеет явиться на Роскошную и Манящую Равнину к Королю, не знающему Смерти, не обратившись спиной к Острову Искупления; не смеют являться сюда и люди нашего острова, не принадлежащие к Дому Морского Орла, не бывшие его вождями – из тех, что всегда сидят на высоком престоле. Из числа таких людей время от времени выбирают одного, дряхлого и негодного к битве; перенесенный в эти края, он получает дар Неумирания. Скажу, что некоторые из нас не желают принимать этот дар, ибо им легче отправиться туда, где надлежит быть всему нашему роду, чем жить на Равнине Блаженных в Уделе Бессмертных. Я же всегда был надменным и властным, и кажется мне, что чем меньше будет окрест моей родни, тем лучше, ибо они – вздорное племя.

Чрезвычайно удивившийся Холблит спросил:

– Ну, а каково мое место в этой истории? Я-то зачем явился сюда?

И ответил Морской Орел:

– Король, не знающий Смерти, приказал нам доставить тебя к нему живым и здоровым, если суждено тебе оказаться на Острове Искупления. Ну, а зачем ему это, не ведаю, да и не пытался узнать.

Рек Холблит:

– Значит, и я также получу дар вечной юности, длящейся пока существует мир людей и богов?

– Думаю так, – ответил Морской Орел, – пока будешь находиться на Равнине Блаженных – едва ли ты сможешь бежать оттуда.

Услышав слово «бежать», Холблит заподозрил недоброе, встал и призадумался. А потом сказал:

– Значит, это все, что ты можешь рассказать мне о Равнине Блаженных?

– Клянусь Сокровищем Моря! – ответил старец. – Больше я ничего не знаю о ней. Но живой учится. И я полагаю, что там ты сумеешь отыскать обрученную с тобой деву. И сможешь обратиться с мольбой к Королю, не знающему Смерти, чтобы он отдал ее тебе. Что еще знаю я? Во всяком случае, похоже, что там не будет недостатка в красавицах, иначе зачем обещанное возвращение юности? Довольно ли тебе этого?

– Нет, – молвил Холблит.

– Значит, – вопросил старец, – тебе нужна только одна-единственная?

– Только она, – согласился Холблит.

Едко усмехнулся старик и сказал:

– Не буду разуверять тебя… Почва самой Роскошной и Манящей Равнины все переменит, когда ты коснешься ее своими стопами.

Холблит поглядел на него с ровной улыбкой:

– Что ж, тогда я наверняка отыщу там свою Полоняночку. И мы вместе решим, расставаться нам или держаться вместе. Сегодняшний день щедр ко мне.

– Будет ли он щедр и ко мне… и скоро ли? – молвил Морской Орел.

Но гребцы перестали грести и сложили весла; моряки бросили якорь, ибо корабль подошел к берегу на один полет стрелы и прилив развернул его бортом к бурунам. Тут молвил Морской Орел:

– Смотри же вперед, о спутник, и рассказывай мне об этой земле.

Поглядев, Холблит ответил:

– Желтый песок на берегу, похоже, усеян ракушками, и от моря до цветущих трав совсем недалеко. Ну, а в полете стрелы от края воды я вижу рощицу прекрасных цветущих деревьев.

– А видишь ли ты людей на берегу? – поинтересовался старец.

– Да, – сказал Холблит, – четверо сейчас идут возле моря, и трое из них женщины, ибо я вижу, как трепещут на ветру их длинные платья. Одна из них облачена в шафран, другая в белом, а третья в бледно-голубом, но сопровождающий их кметь одет в багрянец, и одеяния всех искрятся золотом и самоцветами. Судя по всему, они глядят на наш корабль, как если бы ожидали его.

Молвил Морской Орел:

– Почему это мореходы медлят и не готовят ялик? Пьяницы и обжоры, лживые свиньи, они забыли про своего вождя.

Но не успел он произнести эти слова, как явились четверо моряков и без промедления подняли его вместе с постелью и отнесли вниз на шкафут, в корабельное чрево, под которым причален был ял с четырьмя крепкими гребцами на веслах, Холблиту никто не дал знака, его как бы не замечали, но, подхватив копье, он последовал за ними и стал рядом, пока старика спускали в лодку. Потом, ступив на планшир, он легко спрыгнул вниз, и никто не стал мешать или помогать ему. И он стал посреди яла, словно воплощение духа битвы, и солнце играло на его ясном шлеме, остром копье и украшенном Вороном белом щите за спиной. Но и будь он последним кметем из тех, что бороздят воды, никто не обратил бы на него меньше внимания.

Глава X. Разговор с людьми Роскошной и Манящей Равнины

Тут, взмахнув ясеневыми лопастями, гребцы направили ял прямо к берегу. С первым же взмахом весел Морской Орел простонал:

– Скорей бы на берег, скорее бы! Холод старости охватывает мое сердце. Сын Ворона, ты стоишь, скажи мне, что делают эти люди на берегу и не подошли ли к ним другие?

Молвил Холблит:

– Другие не подходили. Но я вижу говяд и коней, пасущихся на лугу. Что же касается этих четверых, женщины снимают обувь и подвязывают подолы, словно бы собираются направиться к нам по воде; а кметь, шедший босым, неторопливо бредет по морю, ибо волны стали совсем небольшими.

Старик ничего не ответил, только застонал от нетерпения, но вот – когда вода была еще по грудь – гребцы остановили лодку, и двое из них спрыгнули через борт в море; взяв вождя на его постели, они отправились к берегу. Местные жители встретили их на мелководье, приняли старца, вынесли его на желтый песок и положили вне досягаемости набегавших волн. Следом за ним и Холблит соскочил в волны и отправился на берег. Корабельщики тем временем подгребли к своему судну, и Холблит расслышал восклицания, с которыми они подняли якорь.

Но когда Холблит вышел на берег и приблизился к народу этой земли, женщины искоса поглядели на него, а потом рассмеялись:

– Добро пожаловать и тебе, о молодец!

И, рассмотрев их, он увидел, что статью они похожи на дев его собственной земли; белая кожа и стройные ноги, выглядывавшие из-под подоткнутых платьев, блестели от морской влаги, чаруя своей красотой. Но Холблит преклонил колено возле Морского Орла, чтобы узнать, как тот себя чувствует, и спросил:

– Как тебе здесь, о вождь?

Старик не ответил ни слова, он показался Холблиту спящим; и щеки его были на взгляд розовее, а кожа глаже, чем прежде. Тогда заговорила одна из женщин:

– Не опасайся за него, молодец; спутнику твоему хорошо, а скоро станет еще лучше.

Голос ее пел, как поутру певчая птичка; белолобая и темноволосая, она была чрезвычайно изящна, и все улыбалась, глядя на Холблита, но без пренебрежения. Смеялись и ее подружки, так что становилось понятно: странным было для них его появление здесь. Потом они вновь обулись, и кметь взял постель со старцем, поднял его и ступил на траву. Обратившись лицом к упомянутой прежде роще, они немного прошли и потом положили старца наземь и отдохнули… Так, короткими переходами, его донесли до самого края леса, а старец все не просыпался. Тут уже говорившая с Холблитом дева – та, темноволосая, – молвила:

– Хотя мы взирали на тебя с изумлением, но не потому, что не ждали тебя, а потому, что ты красив и мужествен. Поэтому подожди здесь, пока мы не вернемся к тебе из леса.

Тут она прикоснулась к его руке и вместе с подружками вновь подняла старика; наконец все они исчезли в чаще.

Холблит же расхаживал взад и вперед возле леса, разглядывая цветущие луга, и думал о том, что не видел более прекрасного края. Вдали у подножия холмов поднималась высокая крыша; как будто бы рядом с нею он различил и людей. Ближе к нему паслись говяда и кони. Некоторые даже подходили к Холблиту и, вытянув шеи, смотрели на него; добрые это были животные среди своей породы. Чистый поток воды огибал угол леса и стекал по лугам к морю, Холблит подошел к нему и отметил, что прилив почти не колыхал прозрачную гладь, ибо вода в ручье была чиста как стекло, а трава и цветы спускались прямо к ней, посему, сняв с головы шлем, он испил из ручья и омыл в нем лицо и руки, а потом, водрузив шлем на место, повернул обратно к лесу, ощутив в себе новую силу и веселье. Поглядев на море, он заметил, что присланный с Острова Искупления корабль быстро уменьшается в размерах, потому что поднялся легкий ветерок, и на нем поставили парус. И Холблит улегся на траву; наконец, после чуть менее чем часового отсутствия, четверо местных жителей вышли из леса, но без Морского Орла. И Холблит поднялся и повернулся к ним, и кметь, отсалютовав ему, удалился, направившись прямо к замеченной вдалеке крыше; женщины же остались с Холблитом, и они смотрели на него, и он, опершись на копье, разглядывал их.

Тут молвила черноволосая дева:

– Истинно, о Копейщик, что если бы мы не знали о тебе, то весьма удивились бы тому, что столь молодой и удачливый на взгляд муж попал в эти края.

– Неведомо мне, почему вы удивились бы, – ответил Холблит, – но скажу вам, почему я оказался здесь. Только сперва откройте мне – не это ли край, где лежит Роскошная и Манящая Равнина?

– Именно так, – откликнулась дева, – и разве не видишь ты, какими лучами освещает этот край солнце? Так светит оно во время, которое прочие народы именуют зимою.

– Кажется, я слыхал о подобном чуде, – рек Холблит, – ибо мне говорили, что край этот чудесен; а хотя ваши луга и прекрасны, сейчас их чудными не назовешь, они похожи на прочие земли, разве что покрасивей.

– Такое возможно, – согласилась она, – о прочих землях нам ведомо лишь понаслышке. Если мы и знали о них, то все позабыли.

Молвил Холблит:

– Не этот ли край зовется Уделом Бессмертных?

От этих слов улыбка оставила лицо девы, побледнели и она, и ее подружки, и услышал тут Холблит:

– Воздержись от подобных слов. Их не смеет произнести здесь ни один муж. Но можешь звать этот край Землею Живых.

Ответил юноша:

– Прошу прощения за торопливое слово.

Тут они вновь заулыбались и, подступив поближе, начали оглаживать ладонями, глядя с любовью. Только Холблит чуточку отодвинулся и промолвил:

– Я пришел, чтоб отыскать утрату, горестную для меня.

И рекла дева, вновь подступая к нему:

– Да, найдешь ты ее, пригожий муж, – и ее, и все прочее, чего только захочешь.

Тогда он спросил:

– Не привозили ли сюда недавно девицу по имени Полоняночка? Прекрасную, светловолосую и сероглазую, добрую с виду, ласковую, прямую словом и не робкую. Будет ростом с вас, эта пригожая дева из Дома Розы, моя нареченная.

Поглядев друг на друга, молодицы качнули головами, и черноволосая девица сказала:

– Такая нам неизвестна, как и род, который ты назвал.

Тут Холблит приуныл, а желанье и горе пробудили в нем жалость, и он нахмурился, глянул на дев, которые вдруг показались ему легкомысленными и беспечными, невзирая на красоту.

Но, затрепетав, девушки отступили от Холблита, ибо стояли совсем рядом, прикасаясь к нему с любовью, а та, что более всех говорила с ним, уже с лаской взяла его за левую руку и сказала она:

– Нет, не смотри на нас с такой горечью! Если эта женщина не найдется в стране, так не по нашей злой воле. А она, может быть, здесь. Ведь все, кто попадает сюда, не сохраняют прежних имен и скоро забывают их. Ты пойдешь с нами к Королю, и он сделает все, что пожелаешь, ибо могущество его беспредельно.

Тут Холблит несколько смягчился и сказал:

– А много ли женщин в этой земле?

– Да, много, – сказала девица.

– И много ли среди них подобных вам красавиц? – спросил он.

Тут они рассмеялись и обрадовались, и вновь пододвинулись поближе к Холблиту и, взяв за руки, поцеловали его.

Черноволосая же девица ответила:

– Да-да, таких, как мы, здесь много, есть даже покрасивее.

И рассмеялась.

– А этот ваш Король, – спросил он. – Каким именем он зовется?

– Просто Король, – ответила девица.

– Разве у него нет другого имени? – вопросил Холблит.

– Мы не смеем произносить его, – ответила дева, – но скоро сам увидишь, что в нем нет ничего другого, кроме мощи и доброты.