Мы Бреннаны

По лестнице она поднималась медленно и неуверенно, и как только вошли в квартиру, она села за столик, положив на него загипсованную руку.

– Ты проголодалась? – спросил Денни. – Могу сбегать купить чего-нибудь.

Санди помотала головой. Она смотрела на свое жилище: ее плечи поникли и лицо скривилось. Денни видел, как до сестры доходит неприглядная реальность происходящего. Теперь ей нужно было думать, что делать дальше: сообщить на работу, потерять права, заплатить адвокатам или оплатить больничные счета.

Он сел на диван и в тот же миг принял решение, которое крутилось у него в голове весь день:

– Есть у меня мысль, и я хочу, чтоб ты ее тоже обдумала.

Она подняла на Денни свое покрытое синяками и ссадинами лицо, и он приложил все усилия, чтобы не вздрогнуть. Он еще не привык к ее внешнему виду.

– Думаю, тебе надо вернуться домой.

Санди подняла брови.

– В Нью-Йорк?

– Да, по крайней мере пока ты опять не встанешь на ноги. Послушай, Сан. Доктор сказал, что тебе нужно время, чтобы поправиться. Как я понимаю, работы в закусочной ты лишишься. Но даже если и не лишишься, то прав тебя лишат надолго, и тебе до нее никак не добраться.

– Все это я и сама знаю. – Она жестом обвела свою квартирку. – Я здесь живу и не могу просто так взять и уехать.

Денни подался вперед, уперев локти в колени.

– Все беспокоятся за тебя. Тебя четыре года не было дома, и в последний раз ты приезжала на похороны всего на два дня. А теперь попала в аварию…

– Не надо обо мне беспокоиться. У меня все нормально.

Склонив голову набок, брат пристально глянул на сестру.

– На днях я приняла неверное решение, Денни, но мне нравится моя жизнь.

Он почувствовал, что она в какой-то степени говорит искренне. В этой квартирке она устроилась так, как ей нравилось, и, судя по блокнотам на столике, заполненным ею она все же кое-что пишет. Но за три дня, проведенные в Лос-Анджелесе, он не увидел никаких признаков широкого круга друзей: о ней спросил лишь старичок-сосед и пару раз ей позвонили в больницу. Денни не нашел никого, кто играл бы существенную роль в ее жизни. Между тем в Нью-Йорке остались ее дом и семья, которая в ней нуждается.

Он решил сказать нечто, что убедит Санди вернуться:

– Мне пригодилась бы твоя помощь дома.

Санди вздрогнула, почти как если бы он повысил на нее голос.

– Отцу все хуже, – сообщил Денни. – Обследоваться он отказывается, но я уверен, что у него ранняя стадия слабоумия. Он стал забывчив, и ему уже нельзя водить машину в темное время суток. Он путается, зрение слабеет. Месяц назад он врезался в большую балку посреди гаража и вырубил электрику. Потолок едва не обрушился.

Санди отвернулась, уставившись в небольшое окошко над столиком, словно не желала больше слушать.

– Джеки под надзором, – продолжил Денни. – С Шейном все вполне хорошо, только он часто впадает в ярость. А мы с Кейлом трудимся над открытием заведения в Мамаронеке, но кое в чем мы крупно промахнулись…

– Денни, хватит.

Он немного повысил голос:

– Прости, если тебе тяжело меня слушать, Санди. Но я погряз в этих заботах.

Она повернулась к нему и ткнула себя пальцем в грудь.

– Я тоже тянула эту лямку, когда жила дома. Я отдавала нашей семье все, что у меня было. И посмотри, что это мне дало!

Денни всплеснул руками:

– Что за ерунду ты несешь? Ты сама захотела уехать. – Он окинул взглядом ее студию. – Ты выбрала эту жизнь.

Санди тряхнула головой:

– Не пытайся шантажом заставить меня вернуться.

Может, именно этого он и добивался. Но она шесть лет держалась вдали от дома. Если он не увезет ее домой сейчас, она наверняка никогда уже туда не вернется.

– Тереза забрала Молли и уехала жить к своей сестре. Она заявила, что в доме у нас все плохо, да и в бизнесе тоже. Тереза сказала, что я постоянно нахожусь на грани нервного срыва и так дальше продолжаться не может.

Впервые с начала их разговора взгляд Санди смягчился:

– Сочувствую, Денни.

Она последняя узнала о том, что Денни и Тереза разъехались. А когда-то она была бы первой, кому он рассказал бы. Но даже тот факт, что он сидит сейчас с ней и делится своими проблемами, принесло ему хоть небольшое, но все же облегчение. Ему было не так одиноко. Денни даже порывался рассказать сестре про Билли Уэлша и заем, но передумал – Санди все равно ничем ему не поможет.

Когда Санди вновь заговорила, голос зазвучал до того тихо, что он едва мог ее расслышать:

– Наверное, я могла бы поехать. Ненадолго.

– Серьезно?

Санди не ответила. Покусывая нижнюю губу, она обвела взглядом комнату.

– Послушай, я понимаю, как нелегко вернуться. У тебя были свои причины для отъезда. Но ты даже представить не можешь, как все обрадуются.

– Не все.

– О Кейле не беспокойся, я с ним поговорю.

– А как быть с изъятием водительских прав? Я даже не знаю даты суда.

– У меня есть приятель-юрист. Он говорит, что ты можешь покидать пределы штата, пока идет разбирательство, и он сведет нас с местным спецом по таким делам.

– Я только что выписалась из больницы, – покачала головой Санди. – Мне нужно немного времени.

– Что тебе нужно, так это семья. И в данный момент ты нам всем тоже нужна.

Санди пристально посмотрела на брата и, вздохнув, наконец сдалась.

– Ладно, я еду домой.

Денни откинулся на спинку дивана. Слава тебе, Господи!

Глава третья. Санди

– Ладно, я еду домой.

Пообещала – и стало как-то легче. После этого задний ход не дашь.

В тот миг, когда Денни предложил поехать домой, у нее на душе потеплело. И даже когда она отпиралась, то все же думала – а может, все же стоит вернуться, – по правде говоря она не хотела отказываться. Когда Санди проснулась в больничной палате и увидела стоявшего рядом Денни, его крупную фигуру, от которой все вокруг наполнялось теплом, она со всей силой ощутила давнюю тоску по дому. А его рассказы об отце и братьях в последнюю пару дней лишь усиливали боль.

На самом же деле все началось в утро аварии, когда, открыв почту от Джеки, она нашла ссылку на фото в местной газете. На снимке Денни и Кейл стояли, широко улыбаясь, на фоне их нового паба. Щеголь Денни как обычно выглядел притягательно: на нем была рубашка с расстегнутыми пуговицами и свободные брюки со множеством карманов. Кейл был одет в футболку и джинсы, которые, возможно, утром поднял прямо с пола. Оба высокие, только Кейл не так плотно сбит, как Денни. Красота Кейла запоминалась надолго, и более мягкие черты его лица оттеняли грубую красоту Денни, угловатость его внешности и грубоватость в обращении. Над ними висел большой транспарант: «Скоро открытие». Подпись же под снимком гласила: «Владельцы Денни Бреннан и Кейл порадуют жителей Мамаронека теми же прекрасно приготовленными блюдами и той же атмосферой, что царит в их первом заведении в Вест-Маноре, которое уже второй год подряд признается «Лучшим местным пабом» в Вестчестере!» Позже в тот вечер Санди отправилась в бар; она хотела унять боль от того, что дома за время ее отсутствия все так изменилось.

К сожалению Санди, ей оказалось легко распрощаться с жизнью в Лос-Анджелесе и запаковать то немногое, что ей хотелось взять с собой: одежду, фотографии с доски над столиком, ноутбук и журналы. Шесть лет уместились в один чемодан. Она попрощалась с некоторыми приятелями и коллегами, для которых ее отъезд имел хоть какое-то значение, и два дня спустя уже летела с братом в Нью-Йорк.

Когда они сели в Ла-Гуардии, Санди почти дрожала. Волновалась она и тогда, когда высматривала их чемоданы на ленте выдачи багажа, – Денни оставил ее одну и вышел из здания аэропорта, чтобы покурить. Санди как могла отчитывала его за возврат к вредной привычке. Брат бросил курить почти десять лет назад, когда повстречал Терезу – она была медсестрой на практике и заявила, что курильщик ей не пара. Но Денни пообещал Санди, что бросит снова, когда Тереза вернется домой.

Они вышли из здания аэропорта – на улице было холодно, в небе ни облачка, лишь ярко светило солнце. Весенние месяцы в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке похожи, только в ЛА нет таких резких перепадов погоды. Здесь же Санди с удовольствием думала о том, что вновь попадет во все четыре времени года сразу. Денни жестом подозвал такси; Санди любовалась городскими пейзажами. Они пересекали мост Трайборо, миновали близко стоящие башни со шпилями, небоскребы из стекла и бетона, построенные среди исторических зданий. В Лос-Анджелесе вокруг высоток было много приземистых застроек, отчего город не казался таким огромным, как Нью-Йорк. Не говоря уже о всегдашнем куполе смога. Очертания Манхэттена на фоне неба виделись ясно и четко, как будто мир Санди вновь обретал фокус, и ощущение, что она дома, вызывало в ней восторг.

Однако когда минут через сорок они добрались до Вест-Манора и машина запетляла по улицам городка, Санди снова засомневалась и внутри у нее все сжалось. Она не позволяла себе погрузиться в мысли о том, как ей снова наладить связь со своей семьей. По крайней мере, Кейл вернется только через неделю и у нее есть время на раздумья.

Ее родной городок не очень изменился, но так и было задумано. У этой части Нью-Йорка имелась богатая история, и существовали бесчисленные исторические общества, приверженные идее сохранить ее. Еще в школе она узнала про семью Филипсбургов, которая в начале 1600-х приобрела более пятидесяти тысяч акров земли к северу от Манхэттена. Для обработки земли они ввозили рабов, и их поместье Филипсбург-Манор превратилось в процветающий сельскохозяйственный центр, пока не было конфисковано во время Войны за независимость, когда его пустили под залог для получения средств на поддержку дела колонизаторов. Подобно другим городкам в этой округе (или поселениям, как они сами предпочитали себя называть), в Вест-Маноре было много сооружений, занесенных в Национальный Реестр исторических достопримечательностей: в их числе Епископальная церковь, старое кладбище и неиспользуемая железнодорожная станция. То был причудливый уютный городок с небольшим населением из-за высокой стоимости жизни. Большинство местных либо работали на Уолл-стрит, либо в строительстве, здравоохранении или торговле.

Когда они проезжали мимо домов, по улицам, где проходило ее детство, сердце Санди гулко стучало. Она возвращалась сюда всего раз – на похороны матери. Это был краткий визит, хотя прежде с домом ее связывали крепкие узы. Теперь ей придется вновь стать частью семьи. Ей станет труднее избегать людей и мест, которых она не хочет видеть. По крайней мере, одно лицо (то самое!) по-прежнему пропадает невесть где. Джеки это подтвердил. Дом той семейки в Вест-Маноре был продан. А их паб «Жестяная дудочка»^[2] закрылся и был переоборудован в небольшой рынок. Тем лучше.

Волнение немного улеглось, когда они остановились у дома Санди – трехэтажного белого здания, построенного в колониальном стиле. Черные ставни, красная входная дверь, четыре мансардных окна на скате крыши. Дом показался Санди больше, чем она помнила, – он был раз в десять больше ее квартирки в Лос-Анджелесе. «Для большой семьи нужен большой дом», – говорила мать, оправдываясь. Мавре Бреннан льстило, что у них один из самых больших домов во всей округе, и в то же время ей было неловко. Она боялась, что кто-нибудь решит, будто Бреннаны чересчур высокого мнения о себе.

Отец поджидал их, сидя в качалке на крыльце. Ей видна была плоская кепка над газетой, которую читал старик. Когда он, сложив газету, встал в своей кофте и штанах цвета хаки, у Санди замерло дыхание.

– Понимаю, – произнес Денни, – выглядит он гораздо старше, чем тогда, когда ты была тут в последний раз.

В ее пожилом отце было нечто хрупкое; он положил газету на кресло, сошел со ступеней крыльца и пошел по дорожке. В движениях стало меньше уверенности, морщины сделались глубже и резче, а густые волосы стали совсем седыми. Но вот он принял «позу отца», ту самую, какую частенько принимали братья: ноги широко расставлены, руки скрещены, ладони зажаты под мышками. Пока Денни расплачивался с таксистом и вытаскивал чемоданы, Санди встретила отца у тротуара.

– Гляньте, что за кошка к нам приблудилась! – Его румяное лицо расплылось в улыбке, но она тут же пропала, когда отец пригляделся к дочери.

– Привет, пап. – Санди обняла отца одной рукой.

Тот ответил на объятие:

– Боже всемогущий, Санди!

– Все хорошо. Это заживет.

Глянув на Денни (тот утвердительно кивнул), отец кашлянул и произнес:

– Ну, проходи. Все тебя дожидаются. Кроме Шейна – он на работе.

Следуя за отцом по дороже, Санди обратила внимание: розовые кусты перед домом подстрижены, все так же хорошо ухожены, а зеленые побеги пробуждаются от зимней спячки. Эти густо-алые розы обожала ее мать. После ее смерти Шейн ухаживал за розами, и он явно принимал заботу о цветах всерьез. Дом выглядел вполне прилично. Местами, впрочем, шелушилась краска, там и сям расползались мрачные пятна, чего никак не могло случиться под бдительным оком Мавры Бреннан.

Санди поднялась на крыльцо, переступила через порог и окунулась в знакомую смесь запахов старого дерева, черного чая и сушки для белья. И еще слабый запах маминых розовых духов. Первое, что бросилось ей в глаза – большая многоцветная надпись: «Добро пожаловать домой, Санди». Не иначе Молли потрудилась. Надпись тянулась от гостиной до столовой. Старый диван и кресла с узорчатой обивкой хорошо сохранились – наверняка их прикрывали жуткими пластиковыми накидками, во всяком случае пока мама была жива. Но старый обеденный стол и стулья из вишневого дерева сильно потерлись. Встроенный закуток с полками в гостиной, служивший маме святилищем, куда она ставила фотографии Денни, не очень-то изменился. Там по-прежнему стояли его награды и футбольные призы, командные фотографии, заламинированные газетные вырезки. Впрочем, сюда добавились и вещицы Молли.

Под приветственной надписью стояли тетя, племянница, которую Санди не знала, и брат Джеки. При виде их Санди почувствовала, как ее разбитое лицо, морщась и вытягиваясь, силится изобразить улыбку. А у всей родни улыбки тут же застыли.

– А ну-ка все, – провозгласил отец, подзывая их взмахом руки, – не стесняйтесь.

Клэр в белой блузке, длинной темной юбке и простых туфлях-лодочках первой пришла в себя и выступила вперед. Ни дать ни взять монашка, не хватало только одеяния.

– Здравствуй, милочка. – Она положила руки Санди на плечи, внимательно разглядывая повреждения у нее на лице. – Бог мой, девочка!

– Все не так плохо, как кажется.

В дверь вошел Денни с чемоданами, и Молли подбежала к нему, обхватив за ноги.

– Папочка!

– Приветик, Моллс. – Денни подхватил ее, словно невесомую, и заключил в объятия. У Санди от вида брата и племянницы выступили слезы, а лицо Денни тут же смягчилось.

– Ты сказала тете Санди здравствуй? – спросил Денни, держа дочь на руках.

Санди подошла и ткнула Молли в животик:

– Я понимаю, что выгляжу страшилищем, но ты к этому привыкнешь.

Девочка наморщилась, разглядывая лицо и руку Санди. Пронзительный взгляд она унаследовала от Денни, зато от Терезы она получила копну густых волос и оливковый оттенок кожи.

– Это у тебя из-за автомобильной аварии? – спросила Молли.

– Да, так и есть.

– Тетушка Клэр сказала, ты была «под мухой».

Все повернулись в сторону Клэр, и та протестующе замахала руками:

– Ничего такого я не говорила. – Однако ее лицо запылало. Только Клэр могла так сказать о пьянице.

– Нет, говорила! – возразила Молли. – Мы когда в магазине были…

– Кто готов пить чай? – спросила Клэр и, развернувшись, пошла на кухню.

Санди повернулась к Джеки, своему брату ирландского происхождения, который был всего на четырнадцать месяцев младше ее. Он был худее и сантиметров на десять ниже Денни, поджарый да утонченный. Волосы у него достаточно отросли, чтобы он мог собрать их в пучок (вот уж над чем отец с Денни, наверное, смеялись от души), но лицо было чисто выбрито. Джеки стоял под надписью, сунув руки в карманы, и не сводил с Санди глаз.

– Какого дьявола, Джеки, – буркнул Денни. – Не так все плохо. А ты пялишься, будто перед тобой привидение.

В каком-то смысле, может, так оно и есть. Истерзанный вид Санди наверняка всколыхнул в сознании Джеки давнее мрачное воспоминание, которое они оба старались забыть. Санди шагнула к брату и тут же забеспокоилась: у него в глазах стояли слезы.

– Все в порядке. Со мной все хорошо, правда. – Санди обняла его здоровой рукой.

Джеки ответил на объятие.

– Привет, Санди, – произнес он ей в плечо и еще целую минуту не отпускал ее от себя.

* * *

– Поверить не могу, что ты не сказала мне про аварию, – отчитывала ее Грааль. – И не предупредила меня, что возвращаешься. – Она выгнула бровь. Они были двоюродными сестрами и выросли вместе.

– Прости. Все случилось так быстро. Ты же знаешь Денни. Если он что-то задумал, то сделает обязательно.

Грааль лишь кивнула. Она всегда утверждала: это одна из причин, почему по нему сохнут женщины.

Попозже вечером кузины разбирали вещи Санди наверху в ее старой спальне. Клэр сделала в комнате легкий косметический ремонт, но та выглядела такой же, как и в день отъезда Санди. Ее кровать все так же была укрыта белым плюшевым покрывалом с нежными фиалками. Полученная еще в десятом классе писательская награда все так же висела над старым столом с выдвижной столешницей, а высокие встроенные полки были заставлены ее книгами. На комоде стоял замысловатый трехэтажный викторианский кукольный домик, который отец сделал к ее пятилетию, а возле шкафа все так же стоял ящик с одеждой для школьных пробежек по пересеченной местности. Ничего не изменилось. Комната словно бы знала, что однажды хозяйка вернется, и преданно ее ждала.

– Извини, я не успела прийти к твоему приезду, – проговорила Грааль, развешивая в шкафу блузки и рубашки. – У меня смена до шести.

Грааль была в форменной одежде и туфлях на низкой толстой резиновой подошве. Темные волосы были собраны в низкий пучок на затылке.

– Тебя назначили на должность дознавателя? Поздравляю, – сказала Санди. – Работа тебе нравится?

– Вполне. Большинство ребят относятся ко мне по-честному, за исключением одного-двух козлов, которые видят угрозу в женщине среди сослуживцев.

Санди плюхнулась на кровать и положила правую руку под загипсованную левую. Под гипсом у нее чесалась кожа, и от него тянуло все левое плечо.

Грааль легла на кровать рядом с Санди. Пока они росли, Санди во всем боготворила двоюродную сестру: та была шестью годами старше, куда храбрее и разумнее нее. Когда у Санди в восьмом классе начались первые месячные, вся перепуганная и в слезах, она прибежала именно к Грааль, потому что мать вручила ей какую-то церковную книжицу о нечистых помыслах, которые могли бы ее одолевать. И именно Грааль помогла ей разобраться с предохранением от беременности, когда их с Кейлом отношения стали серьезнее, чем раньше.

– Что там, черт возьми, с тобой случилось, Сан? – спросила Грааль, уставившись в потолок. – Я к тому, что ты убежала из дома за какой-то обалденной работой. Никогда не приезжала, потому что была «очень занята». Мы все воображали, что у тебя отличная жизнь, куча денег и полно мужиков.

Ничего такого Санди никогда не говорила, но потакала воображению родни.

– Я жила как все, – ответила она. – У меня был свой дом. Я стала официанткой потому, что эта работа оставляла время на учебу, чтение и писанину. – Она пожала плечами. – Я просто не хотела никого из вас беспокоить.

– И все это ты вроде как профукала, когда попала в аварию по пьяни?

– Верно.

– У тебя были парни в Лос-Анджелесе?

– Несколько. Ничего серьезного.

Грааль села рядом.

– Вид у тебя истерзанный. Не стоило тебе ехать домой так скоро после аварии.

– Наверное, не стоило.

– Как у тебя тут со всеми? – Грааль кивнула куда-то в сторону лестницы.

– Немного неловко, особенно из-за этого. – Она указала на лицо. – Но мы все преодолеем. Хотя я еще с Шейном не виделась. Он до девяти работает.

Грааль указала подбородком на фото, которое так и простояло все эти годы на столе Санди.

– Он знает, что ты вернулась?

Санди посмотрела на снимок Кейла восьмилетней давности. Темные, вьющиеся пряди спадали ему на брови, наполовину укрывали уши и верхнюю часть шеи. На фото у него были игривая усмешка и до того светлые глаза, что они казались серыми.

– Нет, не знает. – Потянувшись, она взяла фотографию и спрятала ее в ящик стола.

– Расскажи, что будет, когда он узнает. Я бы все отдала, чтобы посмотреть на вашу встречу.

* * *

На обед они съели жаркое в горшочке и разошлись по делам. Отцу нужно было «встретиться с одним малым»: эвфемизм для обозначения букмекера в какой-то забегаловке, где принимают ставки. Джеки отправился за Шейном на Ньюманз-Маркет – рынок, где тот уже почти десять лет укладывал овощи в мешки и раскладывал товары по полкам. Клэр с Грааль ушли вместе: Грааль и ее мать были настолько разными, что вечно препирались из-за ерунды, и вот теперь они о чем-то в очередной раз спорили. Когда в доме почти никого не осталось, Молли спросила, можно ли ей поговорить с Санди.

Сложив руки, Молли села за стол напротив Санди. С очень серьезным видом возвестила, что отныне кукольный домик принадлежит им обеим. Она согласилась, чтобы домик находился в комнате Санди, лишь потому, что ее собственная спальня меньше, чем у Санди.

– Нам придется делиться. И, пожалуйста, спрашивай меня, прежде чем передвигать что-то, потому что я все расставила как надо по местам, – предупредила Молли.

И только после того, как Санди уверила, что они решат все по справедливости, Молли позволила Денни отвезти ее к Терезе. Санди почувствовала, что брата расстраивает необходимость везти собственную дочь ночевать в чужой дом, но тот великолепно умел скрывать это от Молли.

Когда Джеки и Шейн приехали домой, Санди сначала просто следила, как Шейн ковыляет через порог, стаскивает рюкзак и вешает пальто на вешалку. Сидя на скамейке в прихожей, он расшнуровал и стянул строительные ботинки. Младший брат носил плотницкие штаны и простую рубаху, как это десятки лет делал их отец. Шейн был кротким великаном (еще выше и шире в плечах, чем Денни) с самым солнечным нравом, какой только видела Санди. Черты лица у него были чуточку шире и проще, чем у всех у них, и волосы на голове коротко острижены. Ему было двадцать пять, и он был самым младшим из них.

Джеки вошел следом за ним.

– Смотри, кто у нас тут, – кивнул он в сторону гостиной.

Санди поднялась с дивана.

– Привет, Шейн.

– Во дела! Санди?!

Шейн застыл, его правая рука вскинулась к голове: он начал крутить прядь у виска – нервный тик, который вызывали замешательство или волнение. Его предупредили, что Санди возвращается домой: Шейна старались не удивлять неожиданными событиями. Но к тому, как выглядит ее лицо, его не подготовили.

Санди направилась к нему, и Шейн сделал шаг назад.

– Что… с твоим лицом… и с рукой? Это после аварии? – Голос у него был басовитый, и звучал он немного громче, чем у остальных, из-за врожденной легкой глухоты.

– Да, – произнесла Санди. – Но со мной все хорошо.

Брат пристально ее рассматривал.

– Во дела. У тебя видок… Не лицо, а сплошное месиво. – Он перетаптывался с ноги на ногу.

– Знаю, что вид у меня поганый. Когда машина перевернулась, меня шарахнуло лицом о руль, и я сломала нос. – Санди указала на белую повязку. – К тому же у меня капилляры в глазах полопались. – Двумя пальцами она широко раскрыла один глаз. – Потому они красные. И я ударилась о дверь и сломала руку.

Шейн перестал раскачиваться, вглядываясь в ее лицо, подался вперед и указал на ее руку.

– У тебя… черный гипс. Тони со склада руку сломал, но у него гипс голубой.

За спиной Шейна Санди разглядела, что Джеки понимающе улыбнулся. Ей удалось обратить тревогу Шейна в любопытство.

Проглотив комок в горле, Санди разглядывала черты родного лица, которое так давно не видела.

– Очень рада видеть тебя, Шейн. Я скучала по тебе.

Он широко ей улыбнулся.

– Я тоже.

И тут он по-медвежьи обхватил ее. Санди и виду не подала, когда брат стиснул ее слишком крепко.

* * *

Боль всю ночь не давала ей уснуть. Она осталась одна в темноте, ложилась и так, и эдак, но ей было неудобно, к тому же мыслями она все время возвращалась к аварии. Мозг складывал случившееся в одну картину, словно кусочки пазла; когда-то давно с ней тоже случилась беда и она потеряла сознание, и в тот раз ее разум делал то же самое. Сами собой возникают разрозненные картинки: вот она торопливо подсчитывает, сколько дать на чай бармену; вот она чувствует себя беспомощной, и ее несет на бетонный барьер; вот она видит вспышки огней и чувствует, что висит вверх тормашками. Она могла бы отвлечься от аварии, лишь предавшись другим печальным раздумьям. Старым призракам прошлого и сомнениям в будущем.

На следующий день рано утром, спускаясь вниз, она услышала какое-то движение на кухне. Денни вынимал из микроволновки яичный сэндвич, весьма напоминавший пластиковый. Санди налила себе кофе, прислонилась к стойке и сделала глоток. И тут же, согнувшись, выплюнула его в раковину.

– Боже. Ты как кофе жаришь?

– Давай сама, сделай милость! – предложил Денни, откусывая сэндвич.

Санди вылила то, что оставалось в кофейнике, и заварила свежий. Пока кофе варился, она рассматривала висящие на холодильнике заметки. На одной были отмечены дневные смены отца в пабе, игры в кельтский футбол и в карты с приятелями. На другой, которая висела на этой самой двери с тех пор, как Санди была еще ребенком, были записаны смены Шейна на рынке, график приема лекарств, посещение психиатра с помощником и, конечно же, график игр «Янки». Когда-то Санди сама записывала дела Шейна в памятку и вешала ее на холодильник. Похоже, что сейчас она создается совместными усилиями. Вся памятка была исписана братьями и Терезой.

– Чем сегодня займешься? – спросил Денни.

– Ничем, – ответила Санди. Она налила себе еще кофе и села за стол. – А что?

– Я бы не отказался от помощи с бухгалтерией паба.

– Еще бы ты отказался! – буркнул отец, шаркающей походкой заходя на кухню в шлепанцах и фланелевой пижаме. – Я скоро оглохну от твоих жалоб на то, как плохо идут дела. – Он вздохнул и молитвенно сложил ладони. Он налил кофе и присоединился к Санди и Денни за столом.

– А что с бухгалтерией? – спросила Санди.

– Там полный хаос, – сдвинул брови Денни. – Мне никак не удавалось удержать своих бухгалтеров.

– И как долго? – поинтересовалась Санди. Она знала, что Денни не в состоянии сам отслеживать бухгалтерские тонкости и наводить порядок в расчетах. У него на такое попросту не хватит терпения.

– Точно не скажу. Мы брали нескольких, но у них не получилось. А потом мы какое-то время обходились без бухгалтера. Кейл занимается всей остальной управленческой работой, а я пытаюсь стать счетоводом. – Он прошелся пятерней по волосам. – Сейчас там все так запутано, что я не могу даже предложить кому-то взяться за это дело, и даже если мне удается кого-то привлечь, то бухгалтера требуют с меня непомерные суммы.

– Ну, я могу попробовать помочь…

– Здорово.

– …но только очень ненадолго, пока вы не наймете нового бухгалтера.

– Заметано.

– Я серьезно, Денни.

Он поднял руку:

– Я понял.

– Окей. Я скоро приду в бар.

– Спасибо, Сан. – И, сверкнув улыбкой, Денни зашагал к задней двери, что вела во двор.

– Удачи тебе в этом нелегком деле, – произнес отец, прихлебывая кофе.

– Да уж.

По лестнице спустился Джеки в трусах и футболке; после сна волосы у него на голове совершенно свалялись.

– Кофе остался?

Санди кивнула на кофейник.

– Джеки, ты сегодня работаешь? – Отец старался, чтоб голос его звучал беззаботно, но явно затронул щекотливую тему.

– Смена начнется минут через тридцать.

– А когда Шейн встанет?

– Пусть еще поспит. – Джеки сверился с расписанием Шейна. – Сегодня ему на работу только днем.

– Он опять до ночи играл в «Лего»? – спросил отец.

– Я заглянул к нему где-то около полуночи. Он только начал собирать замок «Хогвартс» из «Гарри Поттера». – С кружкой в руке Джерри пошел к лестнице. – Я должен уехать.

– Вечером будешь дома? – спросила Санди. – Может, удастся выкроить время и наверстать упущенное.

Джекки ответил ей своей фирменной широкой и задорной полуулыбкой:

– Безусловно. – И он побежал вверх по ступенькам.

Сидя на стуле, Санди подобрала под себя ноги; она потягивала кофе и смаковала ощущение, что она опять дома с отцом и братьями и снова стала частью обычного семейного утра. Она представляла себе, что никуда не уезжала, и на какое-то время ей удавалось себя обмануть.

Отец, никогда не питавший любви к сентиментальным фразам, заговорил, глядя в чашку:

– Как хорошо, что ты дома, Санди.

И, невзирая на недосып, жуткую головную боль и неизбежные испытания, которые ей еще предстоит пережить, Санди почувствовала, как в груди слабо затеплилась надежда.