Глава 7. Пространство
Теперь мы умеем грамотно разделять образы в своём сознании на реальные и нереальные. Но для качественной картины мира этого недостаточно. Воспринимая различные образы, мы обязательно должны разбираться в их устройстве, иначе мир будет полным загадок и плохо прогнозируемым, а значит, опасным для нас. Человек, который не имеет в сознании целостной системы, объединяющей на некотором базовом уровне всё сущее, обладает так называемым магическим либо шизофреническим мышлением. При таком типе мышления человек просто запоминает отдельные куски информации, не понимая причин явлений и не видя связей между ними, и эти куски, часто являясь взаимоисключающими, разрозненно существуют в его памяти и сознании. Сам индивид при этом не подозревает о проблеме, ибо не владеет методами грамотного мышления и не может увидеть противоречие в имеющейся у него информации. В различных ситуациях он применяет то истинное, то ложное знание либо только различные варианты ложного и в любой момент готов ожидать от воспринимаемого им мира чего угодно, включая полнейшее волшебство, ибо не знает законов бытия и потому не мыслит никаких ограничений для возможностей людей и предметов. Такого человека можно убедить в существовании любых сверхъестественных сил, магии, колдовства, он может верить в духов, приметы, проклятия, телепатию, гороскопы, реинкарнации, карму и многое другое. В его мышлении попросту не могут сформироваться никакие убедительные причины, почему всё это не настолько же актуально для его биологической задачи, как утренний рассвет или налоги. Мир для него магический, обладающий неограниченным потенциалом. Такой человек обычно крайне неохотно соглашается на изучение грамотного мышления, ибо оно очень скоро заставляет его понять, что большинство желанных для него волшебных вещей не может существовать. Пока индивид не прочувствует шаг за шагом, что грамотное мышление помогает ему наилучшим образом реализовать его основную биологическую задачу, он будет скептически относиться к такой системе мышления и чаще всего негативно оценит агитацию за её изучение.
К счастью, как уже было рассказано в главе о необходимости коллектива, если человек всё-таки продвигается на пути освоения грамотного мышления, он уже не возвращается к своему прежнему состоянию. Биологический смысл мозга – обрабатывать поступающую извне информацию максимально эффективно, чтобы повысить способность индивида выполнять его биологическую задачу, поэтому он вообще склонен жадно впитывать те объяснения бытия, которые сиюминутно считает более качественными, чем те, которые уже имелись у него, а убедившись на практике, что новое знание действительно приносит больший результат, убеждённо отстаивает его и отвергает менее качественные объяснения бытия. Биологически это происходит приблизительно так: работая с различной информацией, мозг создаёт новые цепочки и сети нейронов через создание новых синаптических связей между клетками. Если поступившая в мозг информация постоянно актуальна, то биотоки, при помощи которых осуществляется транспорт информации между участками мозга при мышлении, постоянно пробегают по этим сетям и цепочкам и стимулируют их к укреплению. Если эта информация принимается индивидом как очень важная и используется повседневно, тогда вокруг уже созданных связей появляется множество дублирующих цепочек и сетей, которые снижают риск потери важных воспоминаний или нарушения важных алгоритмов. Когда же человек получает новую информацию, которую он субъективно оценивает как более правильную, он записывает её в некотором участке мозга и отныне применяет только её, а участок со старой программой, которую этот человек теперь оценивает как бесполезную или даже вредную, выключается из основных алгоритмов мышления и теряет основной трафик биотоков, сохраняясь отныне лишь как воспоминание. После этого индивид может представлять свою прежнюю модель поведения или обработки данных, но не может ей следовать, если только не будет ожидать вознаграждения за это. Эффективность биологического организма в числе прочего обязательно означает снижение энергозатрат при выполнении задач, поэтому, освоив энергетически более выгодный алгоритм, мозг уже не будет задействовать старый. Это основа биохимического устройства мозга, продиктованная нашим генетическим материалом, и сопротивляться столь глубинным принципам устройства психосоматики невозможно.
По этой же причине, когда индивид получает и закрепляет в сознании непротиворечивое целостное представление об устройстве реального мира, которое хорошо соответствует его опыту и хорошо объясняет наблюдаемые явления, он больше не может вернуться к сумбурной картине мира, состоящей из беспорядочного нагромождения взаимоисключающих блоков информации.
Я построил одну из возможных моделей такого представления, и по сей день она показывает себя гораздо более эффективной, чем многие другие. В первую очередь моей целью было определить, какое разбиение на категории будет первичным для реального мира. С древних времён известен мыслительный подход, когда Вселенную разделяют на все изменяемые сущности, которые могут так или иначе влиять на наше бытие, и место, в котором все эти сущности располагаются и которое не влияет на наше бытие. Первое зовётся материей, второе – пространством. Есть и другие представления на этот счёт, но все они показались мне противоречивыми. Основная их часть содержит категории, которые не проходят квалификации на объективное существование и по определению не могут являться частями реального мира, например: «информация», «высший разум», «астральные проекты всего сущего». Также встречается версия, что пространства не существует, а существует лишь материя. Здесь ситуация немного сложнее, давайте рассмотрим её. Во-первых, если в реальном мире не существует ничего кроме материи, то для чего тогда вообще нужно понятие «материя»? Предположим, оно позволяет понять некий признак всех реальных предметов; но от чего этот признак должен их отличать, если кроме материи в реальном мире ничего больше нет? В таком случае выходит, что реальность и материальность – это одно и то же, и непонятно, зачем должны существовать два разных термина с одним значением. Из этого можно было бы выйти, отбросив термин «реальный мир» и оставив только «материальный мир», считая это достаточным для построения эффективной модели. Но так уж исторически сложилось, что во многих языках существует понятие «реальность», и большинству людей привычна эта мыслительная категория, являясь для них одной из самых базовых; при этом «материя» у очень многих людей ассоциируется только с веществом, что неверно. Выходит, что термин «материальный мир» для наибольшего числа людей интуитивно означал бы нечто вроде «мир осязаемых предметов, преимущественно твёрдых». Но возникает проблема: многие из материальных предметов, которые мы наблюдаем, мы не трогаем руками, а только верим в их осязаемость, при этом в воображении также могут возникать осязаемые предметы, а ещё у людей бывают галлюцинации такого рода. Экспериментатор может держать в сознании одновременно один образ твёрдого предмета, которого он не трогал, но который для него предположительно является проекцией предмета действительного, и другой образ твёрдого предмета, который он выдумал или который ему кажется. Согласно свойствам, которые он мыслит об этих предметах, он сможет сказать, что они все материальны, но будет ли это в самом деле так? Выходит, что понятие «реальность» не бесполезно и даже более приоритетно, чем материальность: образы, которые воспринимаются извне, изначально нужно принципиально отличать от воображаемых образов с такими же свойствами и только потом делить их на более подробные категории. Таким образом, мы приходим к ситуации, когда нам просто необходимо определение реальности либо реального мира, а введение понятия «материя» в случае, если в модели кроме материи ничего нет, не добавляет нам никакого нового знания о реальных предметах.
Ещё одна часть проблемы заключается в том, что великому множеству людей присуще интуитивное представление о пустоте и это вступает в прямой конфликт с убеждением, что в мире есть только материя. Дело в том, что окружающие нас предметы бывают очень различны по своим свойствам, но есть также вездесущие свойства, которые проявляются в любом наблюдаемом участке реального мира. Это протяжённость в трёх классических геометрических мерностях и способность участка пропускать через себя движущиеся предметы. Известно, что при изъятии части материи из некоторого участка и при её добавлении будут изменяться масса вещества в этом месте, его плотность, давление, температура, величина гравитации, часто цвет, влажность, коэффициенты отражения и поглощения света и многое другое. Значения каких-то из этих свойств будут пропорциональны вносимым изменениям, другие значения свойств будут зависеть от изменений менее очевидным способом. Но протяжённость в трёх мерностях и принципиальная способность участка пропускать через себя движущиеся предметы никак не зависят от наличия, отсутствия или поведения материи в этом участке. Смелые научные теории предполагают, что в сингулярности чёрных дыр, где плотность материи экстремально высока, происходит невесть что с пространством, но при этом всё ещё остаётся верно, что геометрическое место точек внутри горизонта событий чёрной дыры имеет протяжённость в трёх мерностях, а действительные свойства сингулярности не представляется возможным изучать не только потому, что это было бы недоступно технически, а в первую очередь потому, что существование чёрных дыр до сих пор не доказано: за всю историю астрономии только два года назад впервые была сфотографирована звезда в галактике М 87, которая приближается по свойствам к классической чёрной дыре, но не является ею в полной мере. Вообще, в последние годы всё чаще астрономы обнаруживают различные объекты, подобные, по их мнению, чёрным дырам, но ещё ни один учёный не смог прямо указать на настоящую чёрную дыру.
Таким образом, мы можем пока не рассматривать гипотетические локальные астрономические аномалии, а во всех остальных местах Вселенной упомянутые мной два свойства участков реального мира сохраняются при любом количестве материи, сосредоточенной в них. Это приводит к обоснованному предположению, что эти свойства принадлежат вовсе не материи. Действительно, если отправиться в открытый космос, найти максимально удалённый от звёзд участок без частиц и с околонулевой величиной гравитации и максимально оградить его от света и другого электромагнитного излучения, этот участок, согласно всем имеющимся у науки данным, всё ещё будет обладать данными свойствами в полной мере. Получится ситуация, когда материи практически нет, а прежние неизменные свойства участка есть. Отсюда и появляется представление, что существует некий нематериальный, бестелесный объект, который является лишь вместилищем для всех остальных предметов, который не взаимодействует с материей, который имеет иную природу, нежели материя, который беспрепятственно может находиться в том же месте, что и материя, и бытие которого не зависит от присутствия или отсутствия материи.
Существует возражение, что этот предполагаемый бестелесный объект следует всё равно относить к материи, ибо эти возражающие люди уже выбрали мыслить, что реальный мир состоит только из материи. Помимо проблемы, которую я изложил выше, такой подход порождает также новую. Поскольку этот объект разительно отличается по своим свойствам и от вещества, и от других частиц, и от электромагнитных волн, и от гравитации, нам всё равно пришлось бы придумать для него собственное название, при помощи которого мы выделяли бы этот объект среди всех остальных материальных объектов. Допустим, я хотел бы называть его «пространство», но слово «пространство» почему-то запретно для упомянутой категории людей и его нельзя использовать. Выходит, дело лишь в словах? Предположим, я назову этот объект «материя третьего типа», и проблемы больше нет? Очевидно, что названия не изменяют сути обсуждаемых предметов и возражения против использования некоторых конкретных слов в названиях не имеют научного смысла. Тогда, возможно, я неправильно понял суть возражения и на самом деле отрицалось само наличие неосязаемого вместилища всех остальных предметов? Но я уже привёл рассуждения о свойствах участков, поэтому данную позицию считаю неубедительной.
Есть также проблема кажущегося противоречия, которая была однажды названа «пустой тарелкой, полной котлет». Суть проблемы заключается в том, что никто и никогда не смог обнаружить пространство в чистом виде. Действительно, даже воображаемая экспедиция по нахождению участка пространства без содержания материи сразу зашла бы в тупик, ибо сам наблюдатель является источником гравитации и электромагнитного излучения, как минимум инфракрасного диапазона, и любой наблюдаемый им участок будет наполнен исходящими от него полями. Таким образом, выходит, что я объявляю о существовании некоего совершенно самостоятельного, отдельного от материи пространства, хотя я никогда не видел ничего подобного и даже не могу предложить способ найти пространство в чистом виде, зато всюду вижу только материю в большем или меньшем количестве. Упомянутая выше идея тарелки с котлетами отражает тот же принцип: предположим, мы видим каждый день тарелку с котлетами, котлет в ней бывает больше, бывает меньше, они бывают с соусом или без него, бывают горячими или холодными, иногда они располагаются в левой части тарелки, иногда в правой, но так сложилось, что мы никогда не видим пустую тарелку. У нас полностью отсутствует опыт наблюдения пустой тарелки. Означает ли это, что тарелка не существует и не может существовать как отдельный предмет? Означает ли это, что тарелка есть лишь неотъемлемое продолжение бытия котлет, которое появляется только вместе с котлетами и обязательно исчезнет в их отсутствие? Правильный ответ: нет. Перемещая котлеты внутри тарелки, мы можем последовательно изучить все участки её поверхности и сложить точное представление о её форме и свойствах. Кроме того, наборы предметов в наблюдаемой нами тарелке могут встречаться любые, а не только котлеты и гарнир, и свойства тарелки при этом не изменяются. Отсюда можно заключить, что не существует неразрывной связи между котлетами и тарелкой. Все собранные данные выглядят полностью так, будто мы имеем дело с разными предметами, совмещёнными в соответствии с неким проектом. И хотя это лишь отдалённая аналогия пространству и материи, тем не менее из этого рассуждения видно, что отсутствие опыта наблюдения некоего объекта в чистом виде не обязательно означает, что он не существует. Кроме того, при рассуждениях об этом следует обязательно учитывать, что когда мы вообще изучаем предметы, они никогда не бывают представленными в чистом виде. Например, металлический предмет не может состоять из одних лишь атомов железа или серебра – никакими техническими ухищрениями мы пока не умеем получать настолько идеальные предметы. Также нужно учитывать, что металлический предмет не может иметь во всех своих частях идеальную кристаллическую структуру – она содержит множество микротрещин. Можно принять такую позицию, что молекулы газов, попадающие в эти трещины, являются неотъемлемой частью металла, что они являются обязательным составляющим элементом для проявления свойств металла и что металлический предмет не может существовать без молекул газа. Однако научное сообщество не нашло подтверждения таким предположениям: при максимальном исключении сторонних микроскопических включений в условиях эксперимента подавляющее большинство предметов неизменно сохраняет свои свойства и уж тем более не прекращает своё бытие. Отсюда следует заключение, что, несмотря на смешанность разных сущностей в действительном и, как следствие, реальном мире, предметы проявляют присущие им свойства не благодаря сторонним микроскопическим включениям, а вопреки им, в соответствии с собственным устройством. Этот способ мышления о предметах показал себя эффективным на практике, поэтому аналогично следует воспринимать и участок реального мира с минимальным присутствием в нём вещества и излучения, то есть видеть в этом проявление некой инородной, нематериальной сущности, которая лишь дополнена малым количеством материи. Возвратимся к образному сравнению: это означало бы, что мы видим тарелку уже совсем без котлет и только с небольшими следами соуса. Я предлагаю не оспаривать бытие тарелки как отдельного предмета с присущим ей постоянным набором свойств из-за следов соуса на её дне.
Наконец, я хочу обратить ваше внимание на самую главную проблему, связанную с представлениями о пространстве. Люди, не имеющие чёткой, упорядоченной системы мировосприятия, плохо разбираются с информационным хаосом в своём сознании и потому чаще всего при рассуждениях недостаточно ясно представляют себе предмет, о котором они рассуждают. Чтобы избежать путаницы, я специально разделил понятия действительного и реального мира. Первый – это сложнейшее и непостижимое для нас слитное, единое для всех множество предметов вне нашего сознания; второй – примитивная модель в нашем сознании, мыслительная категория, множество, разделённое на объекты, участки, процессы и события. Теперь давайте вспомним, с каким из этих объектов работает мышление. Верно, с реальным миром, с примитивными объектами. И когда мы мыслим о таких отдельных объектах, у нас неизбежно возникает потребность дополнить эту модель мира некой связующей сущностью, которая всё объединяет. Это вызвано описанным ранее свойством мозга не терпеть неизвестности: ему нужно объяснение для всего, о чём он мыслит, и поэтому он требует, чтобы в модели мира в сознании свойства каждой точки были хотя бы минимально описаны.
Представим себе, например, два отдельно стоящих автомобиля на городской улице. Что находится между ними? Очевидный ответ: воздух. Но воздух состоит из молекул газа, которые на микроскопическом уровне находятся в относительно очень большом удалении друг от друга. К тому же, согласно утверждённой сегодня научной теории, атомы в составе молекул почти полностью пусты и лишь в некоторых местах содержат такие сгустки материи, как электроны, протоны и нейтроны. Что находится между ними? Без представлений о пустоте ответить на этот вопрос либо очень сложно, либо речь пойдёт о полях, которые, безусловно, присутствуют там, но свойства полей распределены неравномерно, и способность участков реального мира пропускать предметы вовсе не пропорциональна напряжённости полей, которые в них присутствуют. Выходит, что замещение пустоты полями в данном случае работает плохо. Гораздо проще мыслить, когда у нас есть представление о пустоте, которая соединяет детали мыслимых нами моделей в нечто единое целое, а полями мы во многих случаях можем пренебречь.
Но если в основании бытия действительно находится некая пустота, то является ли она полной идеальной пустотой, или только приблизительно напоминает таковую? Это уже совсем сложный вопрос, и для нашего мышления и уровня технического развития такой уровень глубины познания пока недоступен. Мы всё ещё не понимаем, как в точности устроен мир вокруг нас. Тем не менее для эффективного обмена информацией мы вынуждены постоянно использовать такие слова, как «пустота», «свободное место», «пространство». Если исключить такое понятие из мышления, получится, что между молекулами газа либо нет совершенно ничего, но при этом между разными парами молекул находится разное количество этого ничего, либо между ними находятся поля и нам придётся измерять всё вокруг переменчивыми и разнородными полями. Так мыслить крайне неудобно и неэффективно, поэтому нам всё равно придётся принять, что между молекулами, кроме полей, также находится ещё нечто однородное. Если назвать это материей, то мы вернёмся к уже описанной проблеме: молекулы и участки между ними разительно отличаются по свойствам, и даже если всё это назвать материей, нам придётся придумать отдельную категорию внутри материи, чтобы называть эти специфические участки. Я считаю, что в данном случае удобнее назвать их пространством, имея в виду пустоту, хотя данные участки и не являются совершенно пустыми.
Если нас интересует, сколько товаров может разместиться внутри складского помещения, мы также можем пытаться мыслить только о материи и употреблять выражения вроде «в нём есть сто двадцать тысяч кубометров воздуха». Но если мы попытаемся применить такой подход во всех случаях, сразу возникнет бесчисленное множество проблем. Например, некоторые предметы будут содержать в себе не воздух, а сжиженный газ. Другие будут наполнены твёрдыми телами, а между ними дополнительно будет находиться воздух. Как в таком случае точно передать другим людям, сколько предметов они смогут разместить внутри некоторого объекта? А если в герметично закрытой ёмкости находится разрежённый воздух, то верно ли, что передаваемая нами величина объёма этой ёмкости имеет отношение именно к воздуху? Ведь если мы продолжим откачивать воздух из сосуда, то молекул газа в нём будет становиться меньше и меньше, а объём мы будем наблюдать тот же, что прежде. Выходит, что объём принадлежит в первую очередь не газу. Именно здесь на помощь приходит представление о пустоте, о пространстве. Стоит лишь измерить внутренние длину, ширину и высоту помещения склада или ёмкости, при условии что они имеют форму параллелепипеда, и перемножить полученные значения, как мы сразу получим точное знание об их вместительности.
Но что такое эта вместительность? Мы ведь не считали количество газа или жидкости. Мы посчитали количество того самого «свободного места», оно же «пустота», оно же «пространство». Это абстракция, абсолютно необходимая нашему мышлению для успешного построения модели реального мира, для взаимодействия с ним, причём абстракция не вымышленная, а являющаяся проекцией некоторой части действительного мира. Можно называть или не называть её пространством, но пустота, объединяющая все мыслимые нами объекты в одну целостную модель, обязательна для мышления и имеет действительное происхождение, даже если мы не воспринимаем полный набор её истинных свойств. И хотя пока не представляется возможным, чтобы в действительном мире существовали полностью пустые места, это всё ещё не отменяет возможности, что его вездесущей основой служит некий непрерывный бестелесный объект, находящийся в слиянии с наполняющими его сущностями и продолжающий своё бытие при устранении этих сущностей.
Итак, реальный мир в научном материализме делится на пространство и материю. Нам потребуются определения этих терминов, но это достаточно непростая задача, когда имеешь дело с самыми базовыми мыслительными категориями, поэтому к определениям мы будем подбираться постепенно. Первым я бы хотел рассмотреть пространство, и вот почему. Хотя и в любом исследуемом участке реального мира всегда присутствует материя, всё же в сознании большинства людей материю принято делить на отдельные, отстоящие друг от друга на некоторое расстояние объекты, и поэтому субъективно ощущается, что пространство целиком больше по размеру, чем границы материи, и что объём пространства больше, чем объём материи. Это ощущение подкрепляется также тем, что людям довольно легко представить себе материю конечной в своей протяжённости, но очень трудно представить конечным пространство. К тому же мыслимое людьми пространство чаще всего однородно и стабильно по своей природе, в отличие от материи, поэтому неудивительно, что для многих мыслителей оно является первичным в их картине мира.
Теперь давайте рассмотрим проблему определения в случае с пространством. Есть разные подходы к определениям терминов, но наиболее распространённый в общем выглядит так: сначала мы называем некое множество, к которому относится определяемый термин и которое, предположительно, должно быть знакомо получателю информации, а затем указывается ряд специфических признаков этого конкретного объекта, которые в совокупности позволяют безошибочно выделить его среди всех других объектов этого множества. Например, если нам требуется дать определение апельсину, то согласно описанному методу нам следует начать со слова «плод», предполагая, что получатель информации должен быть знаком с особенностями размножения покрытосеменных растений28 и что он мысленно перенесёт все обязательные признаки плодов на выстраиваемую модель апельсина в своём воображении. Затем нужно будет добавить отличительные признаки апельсина в необходимом числе, чтобы получатель информации не смог спутать его с другим случайным плодом, и этого будет достаточно. Но когда речь заходит о пространстве, возникает затруднение с определением множества, к которому его следовало бы отнести и которое к тому же было бы знакомо каждому человеку. Для этого должны существовать объекты, подобные пространству, но отличающиеся от него по некоторым признакам. Некоторые учёные, философы и другие случайные люди представляют себе такие объекты, но большинство людей мыслят лишь одну пустоту и не мыслят подобных ей иных пустот. Таким образом, приходится отказаться от способа определения пространства через причисление его к множеству родственных ему объектов.
Существует другой подход к определению пространства, который заключается в том, что его называют объектом, а затем перечисляют его свойства. Этот способ является попыткой удержаться в рамках канона, сохранив привычную форму определения. Согласно определению, объект – это часть многообразия, которая выделяется из него по некоторым признакам. Пространство, несомненно, соответствует этому определению, ибо его можно выделить из многообразия «реальный мир» по его признакам. Множество «объекты» действительно включает пространство, поэтому высказывание «пространство – это объект» имеет формальный смысл. Проблема же заключается в том, что «объекты» – это слишком общая категория, не позволяющая понять о включённых в неё предметах ничего, кроме того, что их можно выделить из многообразия по некоторым признакам. Следовательно, когда человек слышит: «Пространство – это объект», он понимает о предмете обсуждения, что его возможно будет выделить среди информационного хаоса в сознании, как и любой другой мыслимый предмет, но больше ничего. Когда следом приводится список свойств пространства, этот человек, если хочет осмыслить это понятие, должен удержать в сознании все эти свойства, попытаться представить их в единой модели, хотя слово «объект» не помогло ему представить, какой базовой мыслимой сущности следует задавать эти свойства, а затем он должен сравнить эту плохо работающую модель со всеми известными ему объектами в реальном мире и найти искомый. Хотя это и допустимый метод, я не считаю его удачным. Дело в том, что при определении апельсина через слово «плод» мы сразу же вспоминаем свой опыт взаимодействия с различными плодами и точно понимаем, в каком разделе нашей модели реального мира находится определяемый объект и чего от него приблизительно можно ожидать. В случае же с пространством, определяемым через слово «объект», такого понимания не наступает. Как следствие, не имея собственного представления о пространстве и столкнувшись с определением этого термина впервые, многие не смогут быть уверены, верно ли они определили, о каком точно объекте реального мира идёт речь и является ли он единственным в своём роде или также есть подобные ему. Между тем научный материализм предполагает быть максимально эффективной системой воззрений и потому должен обладать максимально непротиворечивой и доступной для освоения понятийной базой. Поэтому применение такого определения не является очень удобным.
Третий подход к определению – это попытка передать смысл понятия через использование некоторой базовой мыслительной категории, которая интуитивно понятна наибольшему числу людей. С детства практически любому человеку знакомо понятие «пустота». Спросите у ребёнка, может ли он представить себе пустоту размером с телевизор или кошку, и почти наверняка он ответит, что может. Возможно, если бы мы жили в подводном мире и никогда не наблюдали полостей без воды в них, то вместо «пустоты» мы бы употребляли слово «вода», имея в виду, что если в каком-то участке нет никаких сущностей, то вода в любом случае есть. Но в наших сегодняшних условиях существования, когда мы окружены воздухом, которого в обычных условиях не видим, и также имеем представление о безвоздушных полостях внутри предметов, без представления о пустоте целостная картина мира просто не выстраивается. И коль все люди имеют неплохое представление о пустоте и успешно используют это понятие при обмене информацией, это удобно использовать для определения пространства. Но чтобы использовать этот термин в определении, нужно понять его значение. Что же подразумевают, когда говорят «пустота»? Какими обязательными свойствами обладает этот объект? Одно из них очевидно: это протяжённость в трёх мерностях. Никогда я не слышал, чтобы хоть один человек считал пустоту непротяжённой, то есть точкой без размеров. Второе известное свойство также надёжно сопутствует пустоте, сколько бы разных людей я ни опрашивал. Это способность беспрепятственно пропускать через себя движущиеся предметы. Как мне показалось, именно это свойство принято субъективно считать основным определяющим для пустоты. Люди подразумевают, что обычно вездесущая материя затрудняет перемещение предметов, оказывая сопротивление, а вся суть пустоты заключается в устранении этих затруднений. При этом протяжённость в трёх мерностях обычно мыслится людьми лишь как некая данность, неизбежно обусловленная устройством действительного мира, но не являющаяся приоритетной определяющей для пустоты.
Как бы то ни было, мы разобрались, что под термином «пустота» люди практически всегда подразумевают два обязательных свойства. Я проводил исследования и выяснил, что просьбы более подробно описать свойства пустоты приводят к гораздо менее уверенным и к противоречивым ответам. Мне приходилось слышать версии о присутствии внутри пустоты микроскопических нематериальных сущностей, которые находятся в постоянном движении, причём по одним версиям это ни к чему не приводит, а согласно другим эти сущности иногда порождают материю. Кто-то утверждает, что пространство может искривляться, а кто-то отрицает такую возможность. Кто-то считает, что оно непрерывно, а кто-то считает непрерывность невозможной. Всё это разнообразие вариантов ничуть не помогает пониманию друг друга при общении, поэтому мне пришлось заключить, что у пустоты есть лишь два очевидных свойства, о которых люди обычно согласны.