В связи с этим особое внимание следует уделить объекту применения термина «объективное существование». Если бы мы были способны однозначно выделять действительные предметы в процессе восприятия, то не могло бы быть и речи о различных состояниях истинности их бытия: если предмет действителен, он не может стать кажущимся, и его действительная природа являлась бы свойством, то есть постоянным признаком. Но поскольку мы не можем воспринять и осознать действительные предметы как они есть, объектами мышления являются лишь образы в нашем сознании. Насчёт этих образов мы часто ошибаемся, и поэтому именно для этих образов придуман специальный оценочный критерий, при помощи которого у них выделяется признак «объективное существование» и который с обоснованной осторожностью присваивается им временно.

Нужно уметь определять, какие из образов в сознании реальны, то есть являются проекциями действительных предметов

Таким образом, неверно мыслить, что объективно существуют действительные предметы вне нашего сознания, в то время как внутри сознания предметы существуют абстрактно или как-то иначе. Верно мыслить, что все наши представления о мире есть одна большая абстракция и среди мыслимых нами отдельных образов мы при помощи специального метода находим такие, которые обладают признаком объективного существования; о них мы предполагаем, что они являются проекциями действительных предметов. Допустима упрощённая формулировка, что некоторые предметы существуют объективно, но всегда нужно помнить, что речь идёт об образах в сознании, а не о действительных предметах.

Свойство – это постоянный отличительный признак объекта или участка.

Есть ещё одна проблема разделения признаков на свойства и состояния – накопленный опыт. Я намеренно не вставил в определения строгой зависимости этого разделения от периода наблюдения, потому что иногда случается, что признак сохраняется во время всего периода наблюдения объекта и всё же его считают временным, то есть относят к состоянию, потому что имеется опыт наблюдения этого объекта в прошлом и опыт наблюдения других предметов, который указывает на то, что этот признак всё же имеет временный характер. Предположим, вы приехали в другой город и встретили человека с высокой температурой. Вы видите этого человека впервые, одинаково высокая температура сохраняется у него на протяжении всего времени, что вы находитесь рядом. При этом за прежние годы своей жизни вы многократно убедились, что такой признак почти всегда довольно скоро проходит и он не сопутствует никому из людей на постоянной основе. Поэтому вы заключите, что повышенная температура является для этого человека именно состоянием, то есть временным признаком, а не свойством. Накопленный опыт постоянно мешает нам судить о предметах, основываясь только на текущем наблюдении. Чаще всего это только к лучшему, но это вносит путаницу в разделение признаков на состояния и свойства. Всякий раз приходится разбирать, что считать временным, а что – постоянным. Даже предположения о будущем времени могут влиять на это. Например, если на незнакомом пляже вы увидите морские волны определённого цвета, вы можете посчитать, что это свойство здешних вод, то есть их постоянный признак. Но если вам сообщат, что этот цвет является следствием аварийного выброса химических веществ в воду неподалёку, вы немедленно станете ожидать, что в ближайшем будущем данный цвет сменится другим, и посчитаете цвет временным признаком, то есть состоянием. Итак, несмотря на все эти сложности, традиционно состояние подразумевает более мимолётный, непостоянный признак предмета, чем свойство, и я закрепил это в определениях.

Что касается участков, следует отметить, что обычно они не обладают отличительными признаками, которые были бы присущи всей их протяжённости и при этом не проявлялись вне её, ибо по определению участок не имеет признаков, которые выделяют его из многообразия, в котором он находится. Тем не менее возможны случаи, когда для некоторых признаков это всё же будет выполняться. Например, если на синей ткани нарисован оранжевый круг, то чаще всего наблюдатели посчитают этот круг отдельным объектом только в том случае, если говорят об изображении на ткани. Если же предметом обсуждения будет являться ткань как материальный предмет, то часть этого куска ткани, на которой изображён круг, не будет принята наблюдателями за отдельный самостоятельный объект и будет названа участком оранжевого цвета. Этот признак может быть постоянным для данного участка, а может быть временным, если краска позднее сойдёт или круг будет перекрашен. Можно придумать и другие временные и постоянные признаки, которые будут присущи некоторому участку ткани и только ему, при этом не превращая его в глазах наблюдателя в объект.

На определение, чтó есть отличительный признак некоторого участка, также влияют мыслительные шаблоны, именуемые стереотипами. Например, если мы будем мыслить об участке зеркала, нам придётся признать, что его свойство отражать окружающие объекты никак не отличает его от прилегающей к нему соседней поверхности зеркала. Но большинство людей в ответ на просьбу описать свойства этого участка назовут его способность зеркально отражать предметы, ибо известно, что таким свойством обладают далеко не все объекты и участки, и люди привыкли выделять в зеркальной поверхности в первую очередь именно этот признак. Чтобы избежать таких недоразумений в важных дискуссиях, следует при определении отличительного признака отчётливо представлять, что от чего требуется отличить. Если попросить тех же людей назвать признаки, отличающие участок зеркала от прилегающей к нему соседней зеркальной поверхности, большинство из них уже не назовут его способности отражать предметы.

Теперь давайте разберём, что означает «его бытие не обусловлено наличием других сущностей». Это важное дополнение, которое было введено в определение объективного существования, чтобы исключить из множества реальных предметов те образы, которые в силу особенностей нашего восприятия кажутся нам постоянными независимыми сущностями наравне со всеми другими наблюдаемыми предметами, но на самом деле не являются таковыми. К ним можно отнести тень, изображение, в том числе голографическое, визуально различимый световой луч в атмосфере и другие подобные явления. Без требования к самостоятельности существования объекта или участка возникает досадное затруднение при построении картины мира. Дело в том, что тень от предмета является вполне различимой частью многообразия и по определению является объектом; тень от предмета может быть подвержена перекрёстным исследованиям сколь угодно большим числом исследователей, и эти исследования будут давать одинаковые результаты; таким образом, согласно второй части определения объективного существования тень существовала бы объективно. Казалось бы, с этим нет никаких проблем, ибо тень не является внешней иллюзией, подобно миражу, или внутренней галлюцинацией воспринимающего субъекта, подобно видениям; тень регистрируется научными приборами и действительно является особым объектом реальной среды. Но если зачислить тень в реальные объекты, то в простой модели, где есть стол, стоящая на нём чашка и тень от чашки, падающая на стол, будет насчитываться три реальных объекта: стол, чашка и тень от чашки. При этом довольно легко заметить существенное различие в особенностях бытия этих объектов: если из модели убрать стол и тень, останется чашка; если убрать тень и чашку, останется стол; но если убрать стол и чашку либо только чашку, то в модели не будет тени, ибо не будет продуцирующего её предмета.

Хотя множество исследователей видят тень одинаково, она не является реальным предметом, как чашка и стол, а является лишь участком с меньшим количеством света

Тень не существует самостоятельно, она неизбежно прикреплена к некоему плотному предмету, который способен частично или полностью отражать и поглощать свет; тень повсюду следует за предметом, пока источник света находится с одной стороны от предмета, и исчезает полностью, когда свет исходит со всех сторон от предмета; тень сколь угодно быстро меняет свои размер, форму, яркость и направление относительно продуцирующего её предмета в зависимости от поведения источников света. Следовательно, хотя тень и является вполне различимым физическим явлением, она не является реальным объектом в той же мере, как предметы, которые её отбрасывают и на которых она отпечатывается.

Сказанное выше в равной степени относится к изображению. Если наблюдатель посмотрит на картину, то воспримет глазами свет, отражённый от использованных в картине красящих веществ. При этом сознание наблюдателя может чётко распознать на холсте некий дополнительный образ либо множество образов, например человека, стоящего в полный рост. Подобное же будет происходить, если наблюдатель посмотрит на светодиодный экран. При этом если из упомянутых моделей исключить холст, краски и светодиоды соответственно, то воспринимаемый образ человека исчезнет в обоих случаях. Кроме того, если краски расположить на холсте в другом порядке, а светодиоды засветить в другом порядке, то холст, краски и светодиоды всё ещё будут присутствовать в данных моделях, но образ человека также исчезнет. Это позволяет сделать вывод, что изображение, как и тень, не существует самостоятельно, оно не является столь же реальным объектом, как его носители – холст, краски, светодиоды, а в других случаях бумага, камень, керамика, дерево и многие другие материалы.

Видимый объёмный световой луч в атмосфере или в некотором газе вызывает больше сложностей. Он ещё более похож на реальный предмет, потому что кроме визуально различимых очертаний имеет также протяжённость в трёх мерностях или, выражаясь повседневным языком, имеет объём. В то же время такой луч не является вполне тем, что мы видим. Поток фотонов, проходя в стороне от наших глаз, не может быть замечен нами сам по себе, ибо для наблюдения предметов необходимо, чтобы фотоны прилетали от предметов в наши глаза, а не пролетали мимо. Мы видим луч в атмосфере, потому что молекулы воздуха рассеивают проходящий через них световой поток и перенаправляют часть его во все стороны. Именно эта незначительная часть попадает нам в глаза, в то время как в продольном направлении луча переносится во много раз больше света.

В комнате без воздуха световой луч между окном и полом не виден, хотя на самом деле он есть

Если убрать из наблюдаемой картины воздух, мы не увидим прежней светящейся области; то же самое произойдёт, если мы уберём поток фотонов. Следовательно, видимая в атмосфере светящаяся область, которую мы называем лучом, не существует самостоятельно – это просто видимое глазу физическое явление, бытие которого обусловлено наличием воздуха и потока фотонов. Зато сам поток фотонов присутствует в этом месте, он существует без воздуха, регистрируется приборами, и его границы совпадают с границами визуально наблюдаемого луча. Таким образом, когда мы наблюдаем со стороны луч света в атмосфере, в этой области действительно находится реальный предмет, но он невидим для наших глаз со стороны, а то, что мы видим, является лишь изображением, но не объективно существующим предметом. Поскольку это непростое явление, интуитивное восприятие светового луча разными людьми может отличаться: кому-то всё-таки удобнее считать его объективно существующим, но самое главное – это понимать истинное устройство этой модели; названия менее важны.

В завершение обсуждения визуально наблюдаемых объектов, не относящихся здесь к реальным, стоит также упомянуть такие явления, как мираж и радуга. С ними дело обстоит проще: они не проходят проверку критерием объективности существования, потому что наблюдатели, находящиеся в разных координатах, не получат одинаковых результатов исследования. Эти явления будут видны каждому такому наблюдателю по-разному относительно окружающих объектов. Соответственно, к ним можно, но не обязательно применять критерий обусловленности их бытия другими предметами при оценке их реальности; они не являются реальными и без этого. Вы также можете сами поразмышлять о различных предметах и явлениях, проверить их на объективное существование и убедиться, что этот критерий довольно эффективно разделяет образы в сознании на важные и второстепенные, на реальные и кажущиеся.

Когда я говорю, что объективное существование – это такое состояние объекта или участка, «когда его бытие не обусловлено наличием других сущностей», я имею в виду, что устранение из многообразия любых предметов не приводит к исчезновению исследуемого предмета.

Когда я говорю, что объективное существование – это такое состояние объекта или участка, «когда выполняется условие…», я имею в виду, что, желая выделить среди образов в моём сознании те, которые имеют реальное происхождение, то есть предположительно вызваны воздействием действительного мира на мои органы чувств, я присваиваю им ярлык «объективно существующие» только в том случае, если выполняется некоторое описанное мной в дальнейшем необходимое условие, и только пока выполняется это условие. Стоит этому условию перестать выполняться, как образ тут же лишается статуса объективно существующего. Таков мой выбор, таков мой подход к формированию эффективной системы мышления. И в самом деле: когда мы изучаем часть действительного телесно представленного единого для всех мира, вполне закономерно, что как минимум некоторый его базовый признак, его принципиальное существо будет проявляться неизменно всегда. Если же мыслимый нами предмет вдруг утратит этот базовый признак, то разумно будет предположить, что он, скорее, является плодом галлюцинации, и исключить его в нашем сознании из модели «реальный мир», куда мы относим упрощённые отпечатки частей действительного мира.

Здесь следует снова вспомнить, что мы не обладаем совершенными методами познания. Наши органы чувств и наш мозг постоянно подводят нас. Я помню, как сам много лет назад принял однажды живую девушку у входа в магазин за картонный рекламный человеческий силуэт с нанесённым на него фотографическим изображением. Как бы мы ни старались, часть предметов, которые сейчас кажутся нам реальными, спустя некоторое время не окажутся таковыми. Мы не можем полностью исключить такие ошибки, поэтому невозможно за один или несколько приёмов навсегда точно установить, что какой-либо предмет реален, то есть является отпечатком части действительного мира в нашем сознании. В любой момент может обнаружиться, что какой-то из образов мы считали реальным вследствие заблуждения. Следовательно, при попытках настроить своё мышление на максимально эффективный лад я попросту был вынужден выбрать такой метод мышления, когда реальным считается то, что постоянно соответствует определённому условию, а не то, что соответствовало ему лишь однажды или несколько раз в прошлом. Ещё раз: чтобы принимать объект или участок за реально существующий, упомянутое условие касательно результатов его исследований не должно выполниться один или несколько раз, а должно выполняться постоянно; объект или участок в этой системе знаний считается объективно существующим только в тот период, когда это условие выполняется.

Необходимо обращаться к сторонним наблюдателям, чтобы лучше убедиться, что образ в вашем сознании реален

Если вам известен совершенный метод определения реальных объектов, который позволит за конечное число исследований безошибочно и навсегда определить принадлежность любого объекта в мире, данном нам в ощущениях, к действительному миру, поспешите поделиться этим методом с человечеством – скорее всего, вы произведёте сенсацию в научном сообществе. Мне такой метод неизвестен, поэтому я всегда подразумеваю, что предмет, который наблюдался множеством исследователей одинаково, в следующую минуту или следующим исследователем всегда может быть воспринят иначе или не обнаружен вовсе.

Именно поэтому я говорю, что объективное существование – это состояние объекта или участка, то есть непостоянный отличительный признак, который может в любой момент исчезнуть. При этом есть различие в том, как ведут себя две части этого определения, ведь обусловленность бытия какого-либо наблюдаемого предмета наличием в модели других предметов вряд ли бывает переменчивой. В самом деле, в нашем опыте не встречается, чтобы существование тени сначала было обусловлено наличием предмета, который эту тень отбрасывает, а спустя некоторое время тень существовала сама по себе и наоборот. То же самое будет справедливо сказать и об изображении. Поэтому такая обусловленность скорее является постоянным признаком предмета, а не временным. Но если рассматривать объективное существование как единый сложный признак, то вторая его составляющая – совпадение результатов исследований предмета разными людьми – является изменчивой, и потому весь признак в совокупности является потенциально непостоянным в каждом конкретном случае. Таким образом, несмотря на стабильную первую часть определения, объективное существование – это всё же состояние.

Исследование – это процесс выделения абстракций из чувственного опыта, получаемого при наблюдении или взаимодействии субъекта с некоторой частью многообразия либо при наблюдении результатов экспериментов в отношении неё, и построения модели изучаемого предмета внутри сознания субъекта.

В первую очередь для проведения исследования предмет должен быть явлен в настоящем времени. Оценка предмета в прошедшем и будущем временах на объективность его существования невозможна, ибо мы не можем пригласить в прошлое или будущее исследователей и спросить у них о результатах их исследований, равно как не можем попасть туда сами. При этом следует понимать, что исследование, передача и изучение его результатов всегда занимают ненулевое время, и поэтому даже если предмет явлен в настоящем времени и исследователи одновременно приступили к его изучению, мы в итоге получим результаты, которые соответствуют состоянию изучаемого предмета некоторое время назад, пусть и небольшое. Это похоже на парадокс: невозможно оценивать предмет в прошлом, но сравнение результатов исследований даёт оценку предмета в прошлом. На самом деле различие состоит в том, что, если исследовать предмет в прошлом или будущем, исследовательские действия будут направлены не на сам предмет, а на сохранённую информацию о нём либо на воображаемую модель предмета в будущем. Если же исследовать предмет в настоящем времени, все действия будут применены к самому предмету, и поэтому неважно, что результаты исследований появятся с задержкой; нужно просто привыкнуть, что это всегда так.

Также важно хорошо удерживать в сознании предмет исследования, чтобы не запутаться. Если археолог нашёл доисторическую кость, то эта кость, существовавшая когда-то в далёком прошлом, сохранила своё бытие и сейчас, пусть даже изменив ряд свойств. Её могут изучить множество исследователей и заключить, что она является реальной и относится к реальному миру. Если же археолог нашёл только отпечаток кости в застывшей глине, то, по всей видимости, это означает, что некая кость существовала ранее, но затем разрушилась либо была перемещена и безвестно пропала. Неверно говорить, что, исследуя данный отпечаток, мы исследуем кость. Мы сможем наблюдать и изучать лишь глину, сама же кость нам не явлена. Очень важно осознать это и честно себе признаться, что сколько бы мы ни мыслили о кости, перед нашими глазами находится глина, и трогая след от кости, мы трогаем глину; возможно, когда-то здесь существовал интересующий нас реальный предмет, но в настоящем времени его нет. Прошлый опыт, который мы пережили собственными чувствами и закрепили у себя в памяти, есть воспоминания; представления о будущем суть догадки, грёзы; здесь же нам приходится иметь дело с предполагаемым объектом, которого нет даже в нашей памяти. Он не существует объективно и не является реальным. Допустимо говорить, что ранее, вероятно, в действительном мире существовал некий предмет, о котором разные наблюдатели могли получить одинаковые результаты исследований и могли справедливо отнести его к реальным; допустимо также предполагать нечто подобное о будущем времени; но неверно говорить, что некий предмет, не явленный в настоящем времени, возможно исследовать и что он реален, – в конце концов, существует более одного способа получить некий специфический след в глине. Таким образом, хотя по отпечатку можно судить о предположительном породившем его объекте, как по наличию воды на поверхности Земли можно судить о наличии источника тепла, который поддерживает её в жидком состоянии среди холодного космоса, тем не менее нельзя ответственно заключить, что этот предположительный объект существует или существовал объективно. Вместо этого требуется осмыслить, что знание о кости по её отпечатку и о наличии источника тепла по разнице температур добывается путём совершения умозаключений, которые суть нечто совершенно иное, нежели наблюдение или другое исследование при помощи органов чувств. Необходимо тщательно искоренять из своих суждений домыслы и уметь ясно определять, какой именно объект в данный момент исследуется, от какого предмета приходит информация органам чувств, и не путать исследование предмета с умозаключениями о связанных с ним предметах.

Когда я говорю, что объективное существование – это состояние объекта или участка, когда выполняется условие «сколько бы разных людей его ни исследовали…», я имею в виду, что для выяснения, имеет ли образ реальное происхождение или является плодом воображения или галлюцинации, требуется, чтобы люди собирали чувственный опыт об этом образе, выделяли среди него такие абстракции, как свойства, состояния, величины, и удерживали их в своём сознании, собирая в единую модель. Например, предметом моего исследования может являться воздух в моей комнате. Я могу пытаться схватить его рукой, подбрасывать в нём мяч, пристально всматриваться в него, взмахивать плетью, пускать струи пара. Если я запоминаю пережитый мной опыт достаточно ясно, чтобы можно было пользоваться этой информацией в будущем, и совмещаю его в единое представление о воздухе, это будет исследованием. Исследование является основой разделения образов на реальные и нереальные, а значит, и основой грамотного мышления.

Исследование не обязательно подразумевает взаимодействие исследователя с объектом или участком. Наше мышление позволяет нам выделять и регистрировать тишину, полную темноту, а также отсутствие каких-либо других ощущений. Это также является полезным опытом, потому что помогает выстроить полноценное представление о мире и выработать эффективные стратегии поведения. При этом взаимодействия исследующего субъекта с предметами в этих случаях не происходит. Также нужно понимать, что даже при наблюдении предметов невооружённым глазом мы всё же не взаимодействуем с самими этими предметами, а только улавливаем глазами прилетающие от них фотоны света. Таким образом, приходится принять, что получение полезной информации может происходить не только через прямое взаимодействие с предметом, но и опосредованно. В этом смысле наблюдение результатов эксперимента через объектив микроскопа не отличается принципиально от простого взгляда на предмет: в обоих случаях информация передаётся опосредованно, и разница только в сложности механизма её передачи. Принципиальная разница возникает в том случае, когда специальное оборудование не только передаёт, но и обрабатывает информацию особым образом, а затем подаёт результат на экран в произвольно заданном виде. Исследователь в таком случае получает качественно иную информацию о предмете, чем он смог бы получить органами чувств: вместо целостного образа предмета он наблюдает абстрактное описание отдельных его свойств или состояний. Это всё ещё верно будет назвать исследованием, но оно помогает собрать лишь избирательное представление о предмете, часто проясняя некие важные неочевидные его свойства, но при этом давая исследователю очень мало информации для воспроизведения в сознании образа этого предмета целиком. При такой искажённой подаче информации об исследуемом предмете нужно быть внимательным и осторожным: в случае выдачи на экран ошибочной информации часто ошибку нельзя мгновенно выявить простым наблюдением, и она легко может остаться незамеченной.

Наблюдение результатов эксперимента, проведённого по отношению к предмету, также принято считать исследованием. Одно лишь улавливание фотонов, исходящих от предмета, не может дать представление о большинстве даже самых основных его свойств. Предмет можно нагревать и охлаждать, сжимать и растягивать, дробить на части, пропускать через него электрический ток, поджигать, заставлять его вибрировать, смешивать его с разными химическими веществами, облучать его электромагнитными волнами различного качества. При проведении таких процедур мы не взаимодействуем с предметом сами и не наблюдаем просто сам предмет, но тем не менее узнаём, как он и подобные ему предметы будут вести себя в будущем в разных условиях. Понимание этого принципа позволяет решить затруднение с исследованием пространства, которое возникает у некоторых мыслителей. Если считать исследованием только наблюдение предмета и взаимодействие с ним, тогда пространство, которое по сути являет собой пустоту, невозможно было бы исследовать: света от пустоты не исходит, что не позволяет наблюдать её в традиционном смысле, и взаимодействовать с ней также нельзя. Подробнее о пространстве мы поговорим позднее.

Когда я говорю «…сколько бы разных людей его ни исследовали…», я имею в виду, что в моём методе для определения способа происхождения мыслимого субъектом образа одного наблюдателя недостаточно и требуется число исследователей от двух до бесконечности, включая самого этого субъекта. Для определения реальных предметов это самый важный критерий вообще. Поскольку наши органы чувств довольно часто нас подводят, для одинокого исследователя довольно велик риск получить искажённую информацию извне и неверно представить себе действительность даже в самых базовых, очевидных её проявлениях. Но всё же даже при небольших возможностях нашего мышления мы способны выделять у наблюдаемых предметов немалое число признаков. Если сторонний наблюдатель попробует изучить тот же предмет, что и мы, он также рискует получить искажённые данные, но почти всегда это искажение не будет затрагивать в точности те же признаки, которые неверно передались нам, и в той же мере, как они искажены у нас. В подавляющем большинстве случаев картина искажений у стороннего наблюдателя будет отличаться от нашей, и практически невероятно, чтобы у двух разных людей имели место две совершенно одинаковые подробные галлюцинации, которые казались бы им обоим одним и тем же реальным предметом. В то время как одинокий исследователь может неверно оценивать новый полученный опыт, принимая его полностью за информацию, полученную извне, когда она таковой не является, и не знать о проблеме неограниченно долго, наличие дополнительных исследователей позволит сразу же выяснить, что на самом деле эта информация имеет место в сознании не всех наблюдателей, а только одного или нескольких. Вполне очевидно, что эта информация не должна приниматься за такую, которая исходит от действительного объекта вне нашего сознания. Если источником является действительный объект, его должны воспринимать все без исключения наблюдатели, причём воспринимать приблизительно одинаково.

К сожалению, при исследовании одного и того же предмета множеством наблюдателей встречается проблема, которую я называю проблемой специальных условий. Случается так, что исследование некоторого объекта сопряжено с высоким уровнем технической сложности и наблюдатели не имеют возможности изучить предмет с разных сторон и разными методами, будь то отдалённое небесное тело или микрочастица в лаборатории. Также в некоторых случаях, как, например, при постановке циркового фокуса, имеют место направленные действия с целью обмануть наблюдателей, с применением качественных технических средств и при высоком уровне организации действий. В таких ситуациях наличие множества наблюдателей часто не помогает надёжно определить объективность существования предмета. Именно поэтому хоть два наблюдателя изучат какой-либо предмет, хоть пятьдесят, хоть сто тысяч – всегда может оказаться, что имела место проблема специальных условий и полученный наблюдателями образ не вызван действительной сущностью, а является иллюзией либо свойства и поведение этой действительной сущности были переданы всем наблюдателям неверно.

И всё же не следует считать, что растущее число наблюдателей имеет мало значения для надёжности исследования. Чем меньше наблюдателей, тем статистически чаще они столкнутся с проблемой специальных условий. Дело в том, что какие-нибудь особенные обстоятельства гораздо проще создать для малой группы людей, чем для большой, равно как и в естественных условиях такие обстоятельства скорее могут остаться необнаруженными в случае малой группы исследователей, чем в случае большой. Например, довольно заурядна ситуация, когда двое или трое людей случайно отравятся химическим веществом, воздействующим на восприятие, и испытают сходные галлюцинации. Дождаться же, что подобное произойдёт одновременно с населением целого города, гораздо сложнее. Поэтому для исследования ценен каждый новый наблюдатель, сравнивающий результаты своего исследования с результатами группы. В целом следует представлять это так:

двое наблюдателей показывают надёжность результатов исследования несоизмеримо выше, чем у единственного наблюдателя; третий наблюдатель незначительно, но всё же заметно усиливает надёжность результатов; четвёртый и все следующие до бесконечности наблюдатели добавляют результатам исследования надёжности меньше, чем третий, и далее с уменьшением значимости, но при этом всегда возможно, что вся группа наблюдателей имеет дело со специальными условиями и результаты их исследований всегда могут оказаться ошибочными.

Кто-то может посчитать, что проблема специальных условий делает любое исследование бесполезным и разрушает устойчивость любой картины мира, ведь никогда не знаешь, повлияли ли специальные условия на конкретное исследование. К счастью, это не так. Здесь следует вспомнить, что главная цель грамотного мышления и правильной картины мира – достижение высокой эффективности при решении прикладных задач. И на практике проблема специальных условий среди общей массы случаев встречается довольно редко. В подавляющем большинстве случаев перекрёстное исследование позволяет получить надёжные данные и выстроить на них эффективную модель поведения. Тысячами лет люди успешно ведут хозяйственную деятельность, не имея совершенных методов познания и основываясь лишь на результатах перекрёстных исследований. Поскольку этот метод хорошо себя показал в течение истории и мы всё равно не имеем ничего лучшего для определения реальности, в определении объективного существования я использовал именно его.