Мысли Гёксли о значении древних языков и естественных наук для воспитания и вообще для культуры

Чисто классическое образование, отстаиваемое современными представителями гуманистов, не открывает на все это никакого просвета. Человек может быть ученее Эразма и остаться в таким же, как он, неведении о главных причинах умственного брожения в наше время. Ученые и набожные люди, достойные всякого уважения, с сокрушением дарят пап поучениями об антагонизме науки с их средневековым образом мыслей, обнаруживавшим их невежество в основных началах научного исследования, их неспособность понять то, что ученый называет правдивостью и их почти комическое непонимание значения неоспоримых научных истин.

Аргумент tu quoque не на столько силен, чтобы защитники научного образования могли благонадежно противуставить его новейшим гуманистам и возразить им, что они хотя и ученые специалисты, но им недостает такого здравого основания для критики жизни, которое заслуживало бы названия культуры. Действительно, если б мы увлеклись до жестокости, мы могли бы настоят на том что гуманисты сами накликали на себя подобные уроки, не потому что они преисполнились духом древней Греции, а потому что им его недостает.

Период Возрождения называют очень часто эпохой оживления словесности, как будто влияние, подействовавшее тогда на умы Западной Европы, было вполне исчерпано на поприще литературы. Мне кажется, при этом обыкновенно забывают что оживление наук, вызванное тем же влиянием, хотя и менее заметное; было не менее знаменательно.

Действительно немногие разбросанные по разным странам исследователи природы того времени подхватили клубок её тайн в том самом виде, в каком он выпал из рук греков за тысячу лет. Эти греки так изложили начала математики, что наши дети учатся геометрии по книге, написанной для александрийских школьников две тысячи лет тому назад. Новая астрономия представляет собою естественное продолжение и развитие трудов Гиппарза и Птоломея; новая физика тоже самое относительно физики Демокрита и Архимеда; и потребовалось много времени на то, чтобы новая биология перешла за пределы знания, завещанных нам Аристотелем, Теофрастом и Галеном.

Мы не можем уразуметь лучших мыслей и изречений греков, если нам неизвестны их понятия о явлениях природы. Мы не в силах вполне постигнуть их критику жизни без сведений о том, сколько повлияли на эту критику их научные представления. Мы лживо будем считать себя наследниками их культуры, если не проникаемся, подобно умнейшим их мужам, непоколебимою верою в то, что лишь свободное действие разума опирающегося на научный метод, может привести к познанию истины.