Мысли Гёксли о значении древних языков и естественных наук для воспитания и вообще для культуры

Люди, таким образом, воспитанные, не помышляли, чтоб изучение природы, более глубокое, чем сколько нужно для удовлетворения ежедневных потребностей, могло иметь какое либо влияние на жизнь человека. Действительно, так как природа была проклята ради человека, то очевидно следовало, что общении с нею ведет к довольно тесному сближению с сатаной. Это из одаренных при рождении способностью к научному исследованию уступал своему влечению, тот прослывал колдуном и ему грозил жребий предназначенный колдуну.

Если-б западный мир был предоставлен самому себе в житейском разобщении; то трудно решить, как долго продолжался бы такой порядок вещей. К счастью, Запад не был предоставлен самому себе. Еще ранее тринадцатого века развитие мавританской цивилизации и крестовые походы внесли в него феодальное начало, не перестававшее действовать с того времени до сего дня. Сперва при посредстве арабских переводов, а потом из изучения оригиналов, западные народы познакомились с творениями древних философов и поэтов, а затем и со всею обширною древнею литературою.

Все люди с высшими умственными стремлениями и с выдающимися способностями в Италии, Франции и Германии, в продолжении нескольких столетий, старались овладеть богатым наследством, завещанным отжившею цивилизацией Греции и Рима. При чудесной помощи книгопечатания, классическая ученость распространялась и процветала, обладавшие ею гордились тем, что достигли высшей досягаемой для человечества культуры. И они были правы, потому что за исключением одинокого колосса Данта, никто в новой литературе времен Возрождения не может сравняться с мужами древности; не было искусства, которое могло бы соперничать с их изваяниями, не было естествоведения, кроме того, которое создала Греция. Но важнее всего то, что вне древнего мира не было другого примера полной умственной свободы и неуклонного признания разума единственным руководителем в истине и судией наших деяний.

Новая ученость неизбежно должна была глубоко повлиять на воспитание. Язык, на котором говорили монахи и в школах, звучал жаргоном в ушах людей, читавших Виргилия и Цицерона; вследствие чего изучение латыни было утверждено на новых основаниях. Сверх, того сама латынь перестала быть единственным ключом знания. Кто стремился освоиться с самыми высокими мыслями древности, тот находил в римской литературе лишь слабое их отражение и обращался в яркому свету Греции. После борьбы, представляющей некоторое сходство с тою, которая ведется теперь против преподавания естественных наук, греческий язык был наконец признан существенным элементом высшего образования.