Началось светопреставление. Все вопили, метались, пытались цепляться за кресла, друг за друга, лезли в окно, но их все равно настигали. Тёплые брызги тяжело капали Егору на макушку, на руки, и как он ни старался заткнуть нос, до него доходили тошнотворные запахи и звуки.
Темнота вокруг него шевелилась, скрежетала и смачно чавкала. А у Егора в голове была только одна мысль – он остался один в окружении неведомых существ, питающихся людьми. Тело сделалось вдруг слабым, он не мог даже сжать кулаки – не то что ногами пошевелить.
«Странное это ощущение, смертельный страх».
Он лежал, прикрыв руками голову, пока не заметил, что стало светлеть. Очень-очень осторожно Егор посмотрел в щёлочку между пальцами. Свет шёл сверху. Он поднял голову.
Под потолком собрались мерцающие глаза, освещая превратившийся в бойню автобус. К горлу снова подкатила тошнота, Егор закрыл глаза, но память тотчас же в мельчайших подробностях подкинула видение Светки с распоротым горлом.
Больше блевать было нечем, Егор, зажав рот, давился сухими спазмами, пока кто-то не схватил его за ногу. Он всхлипнул и лягнулся изо всех сил, но неведомый противник приглушённо ругнулся знакомым голосом.
– Алёнка?!
– Это я. Это я, – твердила Алёнка как заведённая.
Она намертво вцепилась в его ногу и трясла её. Егор подтащил к себе за шиворот и зажал рот рукой.
– Тихо! Заглохни! Нас услышат!
В ответ Алёнка испуганно закивала. Её подбородок дрожал, левая часть лица искривилась.
– Нужно валить отсюда. Я не знаю как. – Егор сжал зубы, борясь со слезами. – Не хочу сдохнуть, так тупо…!
– Не ори!
– Как не орать, напугал до…
– Заткнись!
Из-под кресла смотрел на них Константин Никифорович, бледный и испуганный.
– Это, знаете… Это какая-то хрень. Я не знаю… Нужно выбираться! Они почти все ушли… уплыли… да пофигу! Нет их, только вон!
Прямо над ними под самой крышей висело одно из существ. Оно вытянуло корнеобразные щупальца, намереваясь схватить Алёнку, но Константин Никифорович прошипел:
– Не беги! Замри и молчи!
Алёнка застыла, как была – на карачках. Существа потянули щупальца к ней, остановились, будто раздумывая, и проплыли мимо.
– Вылезать по очереди будем. Время от времени останавливаясь. Понятно?
– Да, – охрипшим голосом прошептала Алёнка.
Невыносимо долго они пробирались к дыре, зияющей в большом боковом стекле. Стараясь не издавать шума, Егор переставлял ноги и кривился, когда наступал на что-то мягкое или скользкое. Боясь выдать их, он боролся с тошнотой изо всех сил, но то и дело содрогался в приступах и замирал на месте.
Алёнка шла за ним, а Константин Никифорович пятился и внимательно следил за реакцией существ. Те волновались, скрежетали, но не понимали, куда то и дело пропадает добыча. Одна из тварей висела прямо рядом с Егором и приходила в возбуждение, стоило ему сделать шаг.
– Оно не отстаёт, – прошипел Егор в отчаянии.
В другом конце салона раздался стон. Все существа, как один, ринулись туда, а Егор, схватив Алёнку за руку, бросился к разбитому окну. Константин Никифорович нырнул за ними.
Так быстро Егор не бегал ещё никогда в жизни. Ноги сами несли его к лесу, через картофельное поле. Остальные бежали следом.
Лес вырос вокруг них внезапно, мрачный, пугающий и такой же сверхъестественный, как существа в автобусе. У Егора запоздало закралось подозрение, что путь для спасения они выбрали неверный. А тут ещё Алёнка ойкнула:
– Здесь болото. Я ноги промочила.
– Откуда здесь… – начал Константин Никифорович и осёкся, – болото…
– Испокон веков болото здесь, – ответил ему голос – неестественно тонкий, злобный и оттого жуткий.
Холодея, Егор обернулся.
На дереве, на развилке удобно развалилось существо, напоминающее молодую девушку. Только вот ноги зелёной чешуйчатой красавицы извивались, как щупальца осьминога. Матово блестела в лунном свете чешуя на животе и боках, с тёмных волос капала вода. Егор попятился, прикрывая собой Алёнку и тесня назад Константина Никифоровича. Другая девица, сидящая на толстой нижней ветке, хихикнула, и стало ещё страшнее. Смешок мало походил на человеческий – чересчур тонкий и противный. Так смеются сумасшедшие.
– Русалки? – шёпотом спросила Алёнка у замерших на месте друзей.
– Мавки, – премерзким голоском известила третья, волосы которой, обернутые вокруг шеи, белели в ночи. – Только посмотрите, какие миленькие, милейшие детки!
– Девчонка у них хорошенькая, – подхватила темноволосая мавка. – Чёрненькая. Заберем её себе!
Та мавка, что была с зелёными волосами, стремительно соскочила с дерева, перебирая руками, подползла к остолбеневшей девчонке и бесцеремонно ущипнула её за щёку. Алёнка отпрянула, испуганно вскрикнув.
Оставшиеся на дереве мавки безумно, с придыханием захихикали, глядя на растерянных детей. От осознания собственной беспомощности на душе у Егора стало тоскливо.
– Игоша, маленький, поди погуляй. Смотри, какие детки – гладенькие, вкусненькие.
С рук бледноволосой мавки вывернулся белый-пребелый комочек, он шевелил короткими ножками, и, приглядевшись, Егор понял, что это – обрубки рук и ног. Младенец с чёрными дырами вместо глаз, извиваясь, как личинка, ловко полз к ним.
Алёнка завизжала, Егор дёрнул её в сторону, но одна из мавок оказалась у него за спиной и, оттолкнув, схватила Алёнку за руку. Константин Никифорович бросился к ним, но те исчезли. Остался только Егор, беспомощно развалившийся в жидкой грязи.
– Где… Где они?
– Их нет, – глухо сказал Егор. – Провалились в ад, и Алёнка с ними.
Им овладело чувство глубокого отвращения к себе. Он бы спас Алёнку. Если бы не боялся. Мавки были мерзкие. И он тоже был мерзок. Хуже них. Потому что трус.
В гробовом молчании они продолжили путь. Через некоторое время лес неожиданно кончился. Деревья словно расступились, и они оказались на трассе.
Удивляться уже не было сил. Они шли, оборванные, грязные и в крови. Егору всё чудилось, что он слышит мерзкий скрежет когтей, тонкий голосок, он то и дело оборачивался, но не видел ничего. И никого. Одни в замкнутой вселенной.
Несколько километров – и ни единого огонька в ночи, ни машины, ни тем более человека, только мрачная чёрная река дороги, рассеченная надвое едва белеющей полосой. Шорохи и поскрипывания деревьев, растревоженных легким ветром. К этим звукам добавлялось шуршание мелких камешков под кроссовками.
– Я устал, – заявил Константин Никифорович и остановился. – Я так устал, что готов сесть прямо тут и дожидаться, пока меня сожрут!
– Они не жрут, а просто рвут на части, – блекло просветил его Егор, тоже останавливаясь. – Костя, ну пойдем! Ты же несерьёзно! Ну что ты как девчонка? Вот Алёнка бы…
– Не смей про неё!
В кромешной темноте Егор видел плохо, но хорошо представил, как ожесточилось лицо друга – настолько был яростным его голос.
– Не время ссориться! – примирительно сказал Егор. – Мы должны…
И тут Константин Никифорович вдруг взорвался:
– Ничего мы не должны! Всё, что мы были должны – спасти Алёну!
Егор молчал. Лучше пусть выговорится сейчас, наорется, а потом они оба успокоятся и пойдут дальше. Он только надеялся, что его крики не привлекут новых неведомых тварей.
Костя кричал, и тем страшнее это было слушать в полной темноте, когда вокруг на протяжении нескольких сотен километров – ни души. И даже мерные звуки природы казались уж совсем зловещими. Потусторонними. Как то, что осталось позади. Егор изо всех сил гнал от себя невеселые мысли. Костя орал уже срывающимся голосом что-то об Алёнке, о нём, Егоре, о Шпалыче и где он видел лицей с его проклятущим полем, а Егор стоял и слушал, не перебивая.
Успокоился Константин Никифорович так же внезапно, как и завёлся – просто друг замолчал и сказал хрипло, еле слышно:
– Пойдём.
Спорить Егору не захотелось. Они всё шли и шли, а ночь и не думала заканчиваться. Наконец Егор заметил, что в темноте стал различать силуэт Кости, бредущего впереди.
– Светает. Может, передохнем немного?