Йонтра

16. Статуя черно-белого мрамора

– Мой друг из симриков был чудным созданием. По виду – совершеннейший дуралей. На самом же деле, умница, каких свет не видывал. Талантище страшный. Самобытный, резкий, по-умному насмешливый. Но, как я уже и сказал, не без недостатков, на которые все почему-то и обращали внимание в первую очередь. Звали его Тио. На вид ему было лет сто, не больше. В действительности же он был значительно старше. Правда, точного его возраста я вам не скажу, – Скит мельком глянул на аудиторию, – потому, что и сам не знаю. Хотя каждый год непременно присутствую на всех его днях рождения. Ну, в общем, такое случается, вы понимаете. Так вот, этот самый симрик, Тио, как-то раз, уж даже не знаю, что тогда на него нашло, предложил мне экскурсионный тур по разным интересным местам. У него было свободное время, а временем своим он распоряжался исключительно сам, так вот он и решил, не потратить ли его таким вот способом, а заодно и меня с собой прихватить. Ну а я и не сопротивлялся особо. Лишь только возразил ему, что у меня, в общем-то, сейчас лекции, да и в лаборатории дел хватает. На это он, зная меня уже давно, ответил, что все понял и поэтому ждет меня через два дня в местном космопорте с документами и прочим, что полагалось брать с собой всякому уважающему себя туристу.

Сначала мы отправились понаблюдать за парадом планет. Красивое зрелище. Да и Мир – голубая звезда той системы, был великолепен. Огромный, вблизи так даже пугающий, он сиял, переливаясь различными оттенками фиолетового цвета, завораживая и ошеломляя всех, кто его видел. Потом была Лонетта – небольшой спутник в звездной системе Онто. Красивая, тихая. Можно искупаться в местном океане. Прекрасные пляжи. Отдыхающих мало. Но, в общем, курорт как курорт. А вот далее мы с приятелем отправились уже к миру Нор. Это такая скалисто-песчаная планета, расположенная очень близко к центру Галактики. И, естественно, там вокруг была масса самых разнообразных звезд, просто невообразимое количество. И все с замысловатыми радиационными полями, протуберанцами и гамма-выбросами. Поэтому в целях безопасности нас, незадолго до прибытия, всех пересадили в специальные челноки с усиленной радиационной защитой, которые курсировали там постоянно. В каждом таком челноке имелся огромный видеофон с интерактивной картой опасных областей, которых нам надлежало избегнуть. Было и удобно, и интересно наблюдать, как мы лавировали между ними. А кроме того туристы, воочию убеждаясь, что все находится под контролем, вполне себе успокаивались и задавали обслуживающему персоналу куда меньше вопросов.

Наконец мы прибыли. Нор встретил нас, однако, не слишком гостеприимно. Дул сильный порывистый ветер, вздымавший с поверхности планеты песок, что заставляло нас все время кутаться в одежду. Но там было совсем не жарко, поэтому мы не сильно-то и страдали, воспринимая подобные неудобства лишь как мелкие или даже экзотические неприятности. На самом же Норе была всего лишь одна, хотя и довольно прелюбопытная достопримечательность, ради которой туда, собственно, и прилетали туристы. Так называемая «Черно-белая статуя». Вот именно о ней, как вы, наверное, уже догадались, – Скит посмотрел на слушателей, – и будет мой сегодняшний рассказ.

Разместившись в отеле, а в наши планы входило провести на планете несколько дней, мы с приятелем без промедления отправились к этой статуе. Находилась она, правда, довольно далеко от города. Поэтому нам пришлось взять напрокат флаер, на котором мы до нее и добрались. Статуя была огромной. Примерно пятьдесят орр в высоту и изображала некоего, неизвестного нам инопланетянина. С вытянутой мордой явно звериного происхождения, длинными ушами, торчащими вверх, и абсолютно обыкновенным туловищем с руками и ногами. В общем, довольно странное изваяние. И все же оставалось совершенно непонятным, чего в нем было такого особенного, что привлекало сюда такое огромное число туристов. Мы обратились к справочникам. Буклеты, которые начиная еще с космопорта валялись чуть ли не на каждом шагу, кратко, но в весьма содержательной форме живописали увиденное нами. Выяснилось, что статуя эта меняла цвет. Вот сейчас, например, когда мы на нее глазели из своего флаера, она была черной. Ночью же, судя по информации из буклета, она должна была стать белой.

– Интересная штука, – обратился я к Тио, когда мы с ним, наверное, уже со всех сторон осмотрели изваяние.

– Ну, не знаю, – ответил тот чуть скептически, – по мне, так совершенно обыкновенная. Она, видимо, просто покрыта чем-то наподобие фосфора, вот и светится ночью. А то, что про нее пишут, что она белая, так это, как говорится, для туристов.

– Таких, как мы? – я хитро улыбнулся.

– Скит, – мой приятель, конечно же, сразу тогда догадался, на что я намекаю, – я знаю, что ты со своим химическим анализатором никогда не расстаешься. Но я все же тут, – он демонстративно огляделся по сторонам, – не собираюсь ничего ломать, высверливать или отпиливать. Ни на этот раз.

– Да ладно, ладно тебе, чего ты так разволновался? – мне пришлось притвориться, что его ответ меня совсем не смутил. – Не хочешь, как хочешь. Будем простыми туристами. Обыкновенными и тупыми, как все.

На этом разговор был завершен. Но я, хорошо зная Тио, ни секунды не сомневался, что он все же не устоит перед соблазном и, поддавшись искушению, согласится с моей идеей: взять образец материала той статуи. Все так и получилось. Поэтому не прошло и двух часов после нашего совместного возвращения в гостиницу, как он постучался ко мне в номер и с почти виноватым видом произнес: «Горт с тобой, Скит, пошли дырявить Химеру». Я же ему ответил, памятуя свои недавние злоключения с зеркалом, чтобы он не поминал Горта всуе, а пришел бы ко мне лучше часиков эдак в одиннадцать вечера, когда уже стемнеет, прихватив с собой, например, молоток, если сможет его, конечно, здесь где-нибудь раздобыть. На том и порешили.

Совсем уже затемно и не в одиннадцать, а в половине двенадцатого, в дверь моего номера вновь постучали. Я открыл. На пороге стоял довольный Тио с огромным рюкзаком за спиной и маленьким чемоданчиком в лапах.

– Ты куда это собрался? – спросил я его, с трудом сдерживая улыбку.

– В научную экспедицию, – ответил тот вполне серьезно, при этом совершенно бесцеремонно ввалившись в мой номер. – Знаешь, у меня тут такое предчувствие, что мы там с тобой сегодня чего-нибудь да найдем. Я, пока в номере вечера ждал, в местной сети покопался. И нашел много чего интересного. Смотри: во-первых, статую эту здесь аборигены никогда не строили, а на Нор ее просто приволокли. Она даже и крепится-то к почве не как все нормальные памятники, а на углепластиковых ремнях. Нашли же ее местные неподалеку от центра Галактики. Она просто летала там на бешеной скорости вокруг сингулярности, но на некотором отдалении от нее. А во-вторых, ее, как оказалось, вообще пока еще никто не исследовал. Ее просто водрузили здесь на потеху туристам и все. Поэтому мы с тобой будем едва ли не первыми настоящими учеными, кто ей действительно серьезно займется. Так что давай-ка ты, – тут мой приятель даже как-то строго посмотрел на меня, – собирайся поскорее, потому что я не хочу упустить приоритет первооткрывателя.

Сказано – сделано. И вот мы с Тио уже висим на нашем флаере над той статуей, размышляя, с какого бы боку лучше начать ее буравить. Процесс занял минут пять. Наконец, с трудом придя к соглашению, мы отправились к левой руке колосса. Должен заметить, – тут Скит, изобразив удивление, окинул взглядом аудиторию, – статуя эта действительно светилась ночью. Отчего нам даже не пригодились наши фонарики. Процесс же взятия проб, напротив, оказался неожиданно долгим и трудным. Приятель мой все пыхтел и ругался, пока пробовал пробурить хотя бы маленькую дырочку в мизинце статуи.

– Ты знаешь, Скит, – произнес он наконец, совершенно измучившись, – никакой это не мрамор. И даже не сталь, и не углеволокно. Да и вообще не представляю, что еще. Глянь только, бур-то мой горит уже, а я не смог еще как следует и начать.

Я посмотрел. Действительно, в том месте, над которым мой приятель пыхтел уже минут десять, не было видно не то что отверстия, но даже мало-мальской царапины.

– Ну что же, – отозвался я отчего-то совершенно спокойно, – по крайней мере теперь понятно почему аборигены ее к почве на ремнях прикрепили. Но вообще-то знаешь, – тут я с некоторым сомнением поглядел на Тио, – что-то мне все это перестает уже нравиться. И думаю, что нам лучше вернуться сюда как-нибудь в другой раз и не с буром и молотками, а с ионным анализатором.

– А я его уже взял, – пропищал мой приятель, при этом даже не взглянув в мою сторону и все еще продолжая возиться с буром.

«Вот вечно он так, – подумалось мне, – все заранее предусмотрит и тем не менее молчит до последнего, пока его уже прямо не спросят».

– Тио, – произнес я недовольно, но при этом вновь с трудом сдерживая улыбку, – чтоб тебя лао заели. Ты чего ж это молчал-то все это время?

На это он опять ничего не ответил, а только вынул из своего чемоданчика «ионник», как мы его в Университете с коллегами называли, и принялся просвечивать. То что мы с ним увидели, лишило нас дара речи надолго. Минут десять смотрели мы на монитор, не в силах уже оторвать от него взгляда и, не произнося при этом ни единого слова. Это был корабль.

Огромный, не меньше нашего межгалактического звездолета, – он был совсем не похож ни на один из известных нам. Странные отсеки, неизвестные приборы, да и вообще, вся конфигурация внутреннего пространства была какой-то причудливой и непонятной. Пошарив анализатором здесь и там, мы смогли наконец обнаружить входной шлюз, куда тотчас же и направились. Вход в корабль находился под левой рукой статуи и был, в общем-то, почти виден, если, конечно, знать, что искать. Открыли мы его также без особых проблем. Тио когда-то в молодости увлекался криптографией и поэтому быстро, как профессиональный взломщик, подобрал нужный код. Мы вошли. Корабль функционировал. Свет горел, приборы работали, что-то где-то в глубинах его огромных стальных конструкций постукивало и жужжало.

Закрыв за собой дверь шлюза, мы отправились исследовать внутреннее пространство. Вот отсек для команды, по виду так не более чем на десять обитателей. Вот машинный отсек с гигантскими, странной геометрии фотонными двигателями. А вот и капитанская рубка. Здесь мы с Тио, не переставая от удивления молча переглядываться, принялись копаться в разбросанных здесь и там информационных пленках и просматривать записи бортовых приборов. Все там было, в общем-то, почти как и у нас. Судовой журнал с озвучкой, чему мы уже по-настоящему обрадовались, траектория полета, место назначения и все такое прочее. Включив у-переводчики, мы, развалившись на стоявших здесь же гидродинамических креслах, принялись слушать.

Корабль этот, судя по записи, был исследовательским. Но, конечно, не из нашего мира. Целью его был сбор сведений о некой сверхмассивной черной дыре, находившейся в центре некой, также неизвестной нам Галактики. Специально сконструированный, он должен был пройти сначала на минимальном расстоянии от объекта исследования, а затем – тут мы с Тио в очередной раз переглянулись – перейти через горизонт событий. Мы остановили запись.

– Скит, – произнес мой приятель как-то непривычно медленно, – я, конечно, видел немало сумасшедших на своем веку, да и сам, как ты наверное знаешь, не слишком в своем уме, но это…

– Да уж. Неудивительно, что команды нет. Хотя…

Так ничего толком и не разобрав, мы вновь включили воспроизведение. Оказалось, что цивилизация, создавшая эту махину, была очень развитой, и в чем-то значительно превзошедшей нашу. По крайней мере, путь развития, избранный ими, был даже не то чтобы странным, а каким-то совсем неожиданным. Они, так же как и мы когда-то, натолкнувшись на проблему непознаваемости черных дыр, не успокоились при этом, а продолжили искать способы ее разрешения. И нашли. Но продвигаясь не по пути технического прогресса, а перескочив, что было на первый взгляд уж и вовсе ни с чем несообразным, на путь развития гуманитарный. Проще говоря, основываясь на том, что сингулярности являются самыми мощными объектами по уничтожению систем, да и вообще любой информации, они решили, что противостоять этому можно было лишь посредством непрерывного создания информации, то есть противопоставив «однообразной тупости», как они выражались, творческий процесс. Еще же там было что-то про нетленность истинного искусства, про Создателя, даровавшего всех способностью творить. И все такое прочее, и том же духе.

– Они что, – обратился я к Тио шепотом, – решили пройти через центр Галактики, читая стихи???

– И ты знаешь, – мой приятель был явно поражен не меньше моего, – похоже, что у них получилось.

– Да-а, – протянул я. – И поэтому корабль их такой вот – статуя…

– Статуя – произведение искусства. Да тут вообще все, – Тио ошарашенно огляделся по сторонам, – произведение.

И только тут мы поняли, что на этом корабле нам показалось таким странным. Он весь был красивым. Удивительно красивым. С поверхностями, переливающимися различными цветовыми оттенками, с обтекаемыми и неожиданными формами, в которых, по здравому размышлению, и нужды-то никакой не было. С резкими и едва ли не рваными переходами плоскостей. С абстрактными картинами на стенах, чудными скульптурами, в которых и произведения искусства-то разобрать было сразу нельзя. Да еще эта… музыка. А ведь мы на нее сначала даже не обратили никакого внимания. Тихая она была, очень тихая. И только теперь, когда мы замерли в восторженном оцепенении и перестали шаркать и шуметь, мы расслышали ее – странную, медленную, но бесконечно прекрасную песнь иного мира.

17. Снег над облаками

– Нет, ну вы только послушайте, что вчера учудил мой приятель, – обратился Скит Йонтра к аудитории. – Явился ко мне как-то вдруг и заявил совершенно неожиданно, что не собирается более оставаться на этой планете. Ему, видите ли, все здесь надоело. В Университете к нему отношение плохое и кроме меня тут у него и друзей-то нормальных больше нет. Поэтому он в срочном порядке собирает свои вещи и на первом же звездолете улетает куда угодно, лишь бы, как он выразился, подальше от этой дыры, – Скит начал переползать из стороны в сторону, повинуясь давно уже укоренившейся привычке. – Ну вы, наверное, можете себе представить, каково было мне. Ведь мы с ним так давно уже дружим. Я, конечно, в отличие от него, куда более общительный, отчего и знаю на Тэе многих. Но все это лишь так, знакомства, не более. В результате же вчерашней нашей беседы с Тио мы так сильно с ним повздорили, что едва не подрались. Наконец он не выдержал, фыркнул, как умеют фыркать только симрики, оскалился, произнес что-то нечленораздельное и, хлопнув за собой дверью, ушел. Я же, после того как выскочил на улицу и крикнул ему кое-что вдогонку, чего он, по моему мнению, вполне заслуживал, вернулся назад к себе в дом. А что мне оставалось? Удержать его силой я не мог, навязываться тоже было как-то противно. Мысленно же в тот момент я отчего-то то и дело возвращался ко дню, когда мы с ним впервые встретились. Произошло же это, кстати, при весьма любопытных обстоятельствах. Поэтому, быть может, и вам вся эта история, а то была именно целая история, – Скит нарочито хмыкнул, – тоже может показаться интересной.

Случилось так, что родная планета Тио гибла. Их местное светило на старости лет раздувалось все сильнее, поэтому планеты ближнего орбитального радиуса оказались совершенно непригодными для жизни. В довершение ко всем неприятностям, малая планета, но уже дальнего орбитального радиуса, вращавшаяся вокруг той звезды по вытянутой эллипсоидной орбите, должна была пройти совсем рядом с планетой Тио, угрожая последней весьма серьезными гравитационными потрясениями. У той малой планеты, кстати, даже и названия-то собственного не было, а всего лишь порядковый номер в межзвездном каталоге. Двигалась она по своей орбите с огромными интервалами: то медленно приближаясь к той звезде на расстояние до двух а-единиц, то удаляясь от нее настолько, что едва не пересекала внешний пояс астероидов. И, естественно, то замерзая, то вновь оттаивая, она вполне походила на обыкновенную комету, только очень, очень крупную.

В те далекие времена я еще служил в спасательном подразделении Северного торгового альянса и был направлен в тот район в составе группы из нескольких курсантов для составления отчета о происходивших там процессах. Мы распределились по секторам и стали наблюдать. Мне же достался, как мне тогда показалось, самый неудобный пост. А именно на северном полушарии той малой, кометообразной планеты. Установив радиотрансляционный маяк и настроив все приборы, я решил немного полетать на оставленном в полное мое распоряжение флаере и, что называется, осмотреться на местности. И все было бы тогда, конечно, хорошо, если бы не невесть откуда взявшийся спасательный челнок. Вот как сейчас помню тот момент, – Скит слегка нахмурился и прекратил ползать. – Лечу я себе спокойно, вдруг – бац! Удар откуда-то снизу. Потом скрежет, шум, грохот. Потом падение. Благо, что от удара я вылетел из своей кабины как пробка из бутылки с горячим, а то бы мне, наверное, и не пришлось так счастливо отделаться. Упал я в глубокий сугроб. Тоже вот еще, кстати, везение. Ведь вокруг и ледяных глыб полно было. После чего медленно, как по инструкции, поднялся и стал себя осматривать. Никаких внешних повреждений на мне заметно не было. Сильно, конечно, болел бок да голова немного кружилась, но, учитывая обстоятельства, все это были так, пустяки.

Поглядел я и вокруг. Мой флаер лежал неподалеку весь покореженный. Ему не так повезло, как мне, и он угодил на ледяной торос. Чуть поодаль от него лежал тот проклятый спасательный челнок, что ударил меня. И тоже весь разбитый. А еще дальше и чуть влево лежал виновник всего случившегося. Разобрать, кто он был по расе, из-за его скафандра я не мог. Но мне тогда было как-то и все равно. Недолго думая и вовсе не заботясь о своих ушибах, я буквально накинулся на инопланетянина. Тот оказался симриком, и судя по всему, также избежавшим серьезных повреждений. Сознания он не терял, а оттого оказал мне ну просто яростное сопротивление. Я знал симриков. Все они были совсем ненамного ниже меня ростом, но при этом какие-то тщедушные и куда более слабые. Однако этот оказался ну просто каким-то бешеным. Он бился и лягался. Пытался даже ударить меня головой, игнорируя риск разгерметизации шлема. Наконец, после нескольких неудачных попыток сломить сопротивление, я отступил. А когда сделал это, то увидел, что у левой его ноги на снегу расползалось матовое, бледно-оранжевое пятно. Симрик был ранен. Я моментально остыл.

– Что же это ты, лао тебя заешь, не сказал, что встать не можешь? – заругался я на него, все еще с трудом пытаясь отдышаться, но уже почти миролюбивым тоном.

Соперник мой на это ничего не ответил, а попытался лишь было подняться, но только сел. Связь у него, что ли, не работает, подумал я. После чего постучал по своему гермошлему, намекая, что у него, наверное, проблемы со связью. На это симрик также постучал по своему шлему, но уже по другому месту и явно намекая, что у меня, наверное, проблемы с головой. Я улыбнулся. Потом достал из кармана мини-аптечку и после беглого осмотра его ноги обработал и забинтовал рану. К счастью, она оказалась неглубокой. После чего сходил к своему флаеру и вернулся уже с ремкомплектом. Нужно было срочно заделать дыру в его скафандре. «Хорошо еще, что на этой планете есть хоть какая-никакая атмосфера, – подумал я в тот момент, – а то бы мой незадачливый друг (я тогда впервые назвал его другом) долго бы тут не протянул». Симрик же за все то время, что я возился с его ногой и скафандром, не проронил ни слова. И только после того, как я закончил, в моем гермошлеме что-то негромко зашипело, и я услышал голос у-переводчика: «Спасибо вам». И это было все. Симрик был явно немногословен. Он также ничего не говорил, пока я объяснял ему, что собираюсь делать и куда нам нужно идти. А идти нам оставалось только к установленному мной маяку.

– Там и рация помощнее есть, да и заберут меня оттуда в любом случае, когда прилетят снимать показания. Так что мы с тобой, – я махнул щупальцем, указывая направление, – туда пойдем.

Симрик же на это вновь ничего не ответил, а только резким рывком поднялся и обхватив меня за шею, кое-как заковылял рядом. Шли мы медленно, то и дело останавливаясь. Приятель мой при этом все также молчал. А я, лишь только начинал замечать, что он уже совсем не может и просто виснет на мне, давал ему передохнуть, да и себе тоже. Так продолжалось около трех часов. Наконец, весьма основательно вымотавшись, мы опустились на снег.

– Знаешь, – сказал я ему, пытаясь отдышаться, – что-то я притомился сегодня. Может, лучше тут останемся? Выкопаем себе нору да и заляжем на ночь? А утром опять в путь. Тут ведь совсем недалеко уже. Тысяч пять орр, не больше.

– Слабак, – с явным трудом выговорил симрик.

Я уставился на него. Тогда еще не совсем стемнело и через стекло гермошлема вполне можно было разглядеть выражение его лица. Симрик улыбался. У меня тогда тоже как-то сразу отлегло и я принялся активно искать, чем бы нам таким выкопать себе нору. И знаете, нашел – крышку от коробки ремкомплекта. Очень удобно, кстати, – Скит глянул на слушателей. – Ее будто специально сконструировали для таких вот как раз целей. Правда, саму коробку пришлось тогда отломать, но это все равно. Так что примерно через час нора, вполне глубокая и широкая, была уже готова. Мы вполне могли уместиться в ней вдвоем.

– Ну что, полезли? – обратился я к симрику, выглядывая наружу. – Тебя как звать-то, кстати?

– Тио, – ответил тот, как всегда, односложно. Но в нору почему-то не полез, а остался сидеть рядом со входом, прислонившись спиной к накопанной мною снежной горке.

– Ты чего там? – позвал я его уже изнутри.

Но ответа вновь не последовало. Я вылез. Тио все так же сидел у входа, не сводя глаз с соседней планеты. Ее, в наступивших к тому времени сумерках, было уже хорошо видно. «Тук» – было ее название. Когда-то обитаемая и вполне пригодная для жизни, сейчас она представляла из себя безжизненную пустыню. Расширение звезды практически уничтожило ее атмосферу, да к тому же еще и повысило температуру поверхности градусов на пятьдесят. Наша же планета, освещенная теперь откуда-то сбоку и также нагреваемая звездой, вся словно распушалась. Атмосфера ее пришла в движение, поднимая вверх снег и частички ледяной пыли. А корональный ветер звезды подхватывал все эти потоки и, придавая им единое направление, плавно уносил в космос. Правда теперь вся эта мелкодисперсная пыль оседала на Туке, притянутая его куда более мощной гравитацией. В результате же зрелище получалось почти фантастическим. Особенно все это было красиво сейчас, поздним вечером, когда искрящаяся, изогнутая гигантской дугой снежно-ледяная дорожка, протянувшаяся между двумя планетами, была уже хорошо видна. Я уселся рядом.

– Слушай, – сказал я ему, любуясь панорамным видом, – а ведь это действительно здорово. Ты только погляди, как пыль, вон там в особенности, закручивается гравитацией в спираль и оседает на поверхности. Любопытно было бы узнать, как все это выглядит оттуда? Будто снег идет, наверно.

– Наверное, – ответил Тио тихо. – Ведь его там так давно уже не было.

Я уставился на симрика.

– Так ты что, с Тука что ли? – спросил я пытаясь снова разглядеть выражение его лица.

– Да, – ответил тот, как всегда, односложно, – я там родился. А сейчас у нас зима, почти настоящая.

Я поглядел вдаль. «Да-а, вот еще новости. По крайней мере теперь понятно, что он тут на своем челноке делал. Он, оказывается, на мир свой любовался, тоже мне романтик. Лучше бы по сторонам смотрел», – мне отчего-то стало смешно.

– Слушай, приятель, – обратился я к нему, – бросай ты уже все эти воспоминания и полезай скорее в нору. А то там одному, пожалуй, и холодно будет. Но он, конечно, ничего не ответил.

Вот, собственно, и вся история, – подытожил Скит. – Могу только добавить, что на следующий день, когда рассвело, мы проснулись отдохнувшими и полными сил. Даже Тио тогда уже лишь едва заметно прихрамывал и все норовил идти сам, без посторонней помощи. Потом нас подобрали мои сослуживцы и отправили сюда, на Тэю. Меня в заслуженный отпуск, а его на лечение. С тех пор, в общем-то, мы с ним и дружим.

Наступил поздний вечер. Скит, как всегда, вежливо попрощался с аудиторией и направился к своему дому. Впрочем, на душе у него было как-то нехорошо. Ведь мало того, что Тио улетал, да теперь еще и сам он рассказал всем эту, весьма личную, кстати, историю. Так он и полз до своего дома, понурив голову. А когда поднял ее, то увидел Тио, сидящего на его крыльце.

– Привет, друг, – поприветствовал тот его, сделав отчего-то ударение на последнем слове.

– Здравствуй, Тио, – обрадовался Скит, – ты как здесь?

– Никак, – парировал симрик односложно. – Ты чего ж это всем про ту историю рассказал, а?

– Прости меня, – Скит вновь весь ссутулился. – Просто я думал о тебе, вот и пришло в голову…

– Ах так?! – Тио аж вскочил. – Ну знай же тогда, что я с этой планеты больше уже никуда не полечу. Пусть все пальцем показывают на тебя и на меня. Мне все равно. Но ты…

– Что я, – протянул Скит грустно, – почти предал тебя, так?

– Так! – Тио злорадно оскалился, обнажив острые белые зубы. – И поэтому ты, «почти предатель», больше уже никогда просто так от меня не отделаешься.

После чего развернулся и бравой походкой зашагал прочь. Скит же остался сидеть на своем крыльце. Он неотрывно глядел вслед исчезающему в вечерних сумерках симрику и думал: «Вот она, дружба-то какая. Этот вон, скорее сам накинется, чем позволит другим сделать что-нибудь подобное».