Йонтра

20. Занавес

– Я сам нашел это место. И привел меня к нему один странный рентгеновский поток, который мне удалось обнаружить, работая в нашей университетской обсерватории. Мне, конечно, немного повезло тогда, потому что тот поток был очень слабым и без нашего нового радиотелескопа он так и остался бы незамеченным. Что же касалось самого телескопа, то это была усовершенствованная, очень мощная машина с диаметром антенны в сто пятьдесят с небольшим орр. С его помощью мы с коллегами в свое время уже много чего обнаружили и открыли. Но, впрочем, я не об этом. Так вот, – продолжил Скит чуть задумчиво, – ведь я тогда почти сразу обратил внимание на этот поток. Он был каким-то не таким как все, необычным. Не таким, как, например, от вспышек сверхновых или от квазаров. Я бы назвал его даже путаным. Ведь имея единый источник, что находился на окраине нашей Галактики, он состоял из частиц совершенно разных энергий. Это было, конечно, несколько странным, но, пожалуй, все же объяснимым.

Однако, решив разобраться с ним более подробно, я неожиданно для себя так увлекся, что даже забыл проинформировать обо всем своих коллег. Это произошло также еще и оттого, что чем старательнее я пытался разложить тот поток по энергиям, тем сильнее путался. Складывалось впечатление, что его источником было нечто, ну уж вовсе ни с чем несообразное. Поэтому, недолго думая и все так же не говоря в Университете никому ни слова, я позвонил одному армейскому приятелю, у которого иногда брал «ненадолго» его звездолет, и обо всем с ним договорился. И уже утром следующего дня, прихватив с собой все необходимое, отправился в путь.

Лететь мне, впрочем, пришлось недолго. Тот звездолет был очень быстрым да к тому же еще и комплексным. Поэтому не прошло и десяти дней, как я достиг цели. Оказалось, что источник того рентгеновского потока, за которым во время полета я периодически следил, находился на поверхности обыкновенной планеты. Это уже и само по себе было просто невероятным. Но вот что мне тогда показалось уж и попросту абсурдным, так это то, что в том месте на поверхности я обнаружил нечто, чего ну никак не предполагал там найти. Представьте себе, это был театр. Или цирк, как хотите. Огромных, правда, размеров и весьма странной конфигурации. С креслами, выточенными из неизвестного красноватого камня, которые располагались на довольно широком, плоском, округлом возвышении. Оно было похоже на сцену, вот только сами эти кресла были повернуты в разные стороны, то есть не к центру, как в цирке, например, а наоборот. Все это я разглядел еще с орбиты, изучая планету в бортовой телескоп. Но вот зрителей что-то нигде видно не было. Да и вообще, кроме того странного театра на той планете совсем не было ничего необычного. Одни лишь голые скалы без малейших признаков растительности, да вместо нормальной почвы какой-то белесый вперемешку с голубым песок, слегка отливавший голубоватым же свечением. Поэтому мне пришлось спуститься с орбиты вниз, чтобы изучить все более подробно.

Вблизи театр выглядел еще более внушительно. Совершенно циклопических размеров. Наверное, тысячи две орр в диаметре. Без крыши, но с каким-то цельнометаллическим забором вокруг. Который выполнял, правда, скорее декоративную функцию, потому что даже я смог легко через него перелезть. Наибольшее же впечатление на меня тогда произвели все те же каменные кресла, что я заметил еще с орбиты. Огромные, примерно в два моих роста. С искусной резьбой вдоль спинок и сидений. Отполированные так, что я даже самого себя мог легко разглядеть в их гранях. Сам же камень, из которого они были изготовлены, представлял из себя очень массивные, целиковые глыбы, неизвестной, как я уже сказал, природы, с мелкими серебристыми вкраплениями. «Кто же это тут такой сидел, – все думал я, блуждая между рядов. – Ведь никому из известных мне существ такие кресла не подошли бы». Да и сами ряды, как, впрочем, и проходы между ними, были также огромными. Я на своем звездолете мог бы здесь, наверное, даже где-нибудь и приземлиться. Поэтому минут десять прошло, прежде чем я смог наконец пересечь зрительный зал по диагонали и добраться до его края. После чего по лестнице, которую там кто-то очень кстати оставил, спустился на несколько метров вниз. Внизу же находилось разного рода оборудование. Причем оно было не просто в рабочем состоянии, а все еще продолжало функционировать. Прожектора светили, огромные черные ящики жужжали, а, по всей видимости, центральный пульт управления всем этим хозяйством, переливался различными цветовыми оттенками от мигавших на нем био-кристаллических индикаторов. К нему-то я и направился.

Пульт этот, как, впрочем, и все вокруг, был также огромным. Поэтому заползти на него оказалось для меня делом совсем непростым. Но мои старания были вознаграждены, поскольку взобравшись наверх и стоя так, чтобы ненароком ничего не нажать, я довольно быстро в нем разобрался. И помимо прочего обнаружил, что на пульте имелась функция записи и воспроизведения. Была на нем и соответствующая сенсорная кнопка, рядом с которой находился индикатор, который показывал, что запись все еще велась до сих пор. «Интересно, – подумал я, – что же здесь такого могло произойти, чтобы они, все „эти“, вот так все побросали, не удосужившись даже отключить за собой оборудование?» Ну, что мне оставалось делать? Я остановил запись, перемотал все назад и включил воспроизведение. И тут, словно бы само пространство вокруг этой сцены – зрительного зала стало как будто бы густеть, делаясь все более и более непрозрачным. Но спустя примерно полминуты и став уже иссиня-черным, вдруг наоборот ярко вспыхнуло белым и засветилось как экран видеофона. Только экран этот был совершенно невероятных размеров. Примерно сто орр в высоту и полторы тысячи в диаметре и располагался, как я уже сказал, вокруг зрительного зала, давая при этом круговое панорамное изображение. И вот что я увидел.

Это было не представление и даже не спектакль. Все что здесь происходило, более всего напоминало какой-то фестиваль или конкурс. Разные существа выходили вперед перед публикой, которую, кстати, все также не было видно, и показывали свои номера. Кое-что из того, что они делали, я понимал, а кое-что так и попросту ставило меня в тупик. Через некоторое время к конкурсантам вышел, по всей видимости, председатель конкурсной комиссии и объявил итоги первого тура. Народу поубавилось. Потом был второй тур, и также часть конкурсантов по его окончании была отсеяна. Наконец наступил финал. Туда вышли три странных существа. Я в своей жизни никогда еще не видел таких, и они были явно не из нашей Галактики. Первый из них, как оказалось, представлял номер со скульптурной композицией, второй с художественной, а третий с музыкальной. Прозвучала некая странная мелодия, отдаленно напоминавшая короткую увертюру и, судя по всему, призывавшая публику к тишине, а первого конкурсанта к началу выступления. И вот каким был его номер.

Конкурсант этот выкатил вперед и поставил перед зрителями некое устройство, по виду – так простой черный ящик, но все же довольно-таки крупный. Потом включил его и стал демонстрировать всем какие-то картинки. Это были небольшие листы из гибкого полупрозрачного материала, в которых были проделаны очень мелкие отверстия. Отверстия эти в совокупности составляли изображения. Там были и листья неких неизвестных мне растений, геометрические фигуры, животные какие-то и также мне неизвестные. Потом конкурсант этот начал вставлять свои, назовем их условно «перфорационные карты» в черный ящик, после чего, настроив изображение, спроецировал полученный результат на часть того огромного экрана, на который и я сейчас смотрел. Тут можно было бы ожидать, что на экране появится цветное изображение, полученное от прохождения света через эти его карты. Но все оказалось, – Скит нарочито хмыкнул, – несколько сложнее. Дело в том, что – и насколько я сумел понять тот процесс – устройство конкурсанта переносило рисунок с этих карт на само пространство, причем не просто так, а делая в нем микро-проколы. То есть совсем маленькие «кротовые норы», вход в которые находился в его ящике, а выход где-то далеко-далеко в космосе.

Затем, воздействуя через эти микро-проколы, устройство, масштабируя узор, конфигурировало в удаленном пространстве огромные сгустки пыли и газа. Проще говоря, конкурсант этот при помощи своего чудо-ящика просто-таки лепил из газо-пылевых облаков скульптуры. И вот это уже было действительно потрясающим. Такого я и вообразить-то себе даже не мог. У меня на глазах из бесформенных межзвездных образований, невероятно огромных и разряженных, появлялись настоящие произведения искусства. Их, наверное, и разглядеть-то можно было лишь с такого гигантского расстояния. Да и сам этот ящик, по всей видимости, транслировал полученное изображение назад, через все те же микро-проколы пространства-времени. Поскольку в противном случае зрители смогли бы увидеть все эти «скульптурные композиции» лет эдак через тысячу. Наконец артист закончил все и, почтительно поклонившись, представил публике свое творение. Та защелкала, застучала и зааплодировала, выражая этим, по всей видимости, свое восхищение перед творчески-научным гением конкурсанта. Мне же изо всех его работ более всего запомнилась одна. Она изображала голову некого неизвестного мне животного. И хотя я не мог непосредственно сравнить его творение с оригиналом, потому что не знал, что это был за зверь такой, но мне эта его «темная голова», как я ее для себя назвал, тогда больше всех почему-то понравилась. Затем вышел второй конкурсант.

Он так же, как и первый, выдвинул вперед некое устройство. Но для него у этого конкурсанта не было предусмотрено никаких заранее припасенных заготовок, а управлял он им сам и регулировал все по ходу выступления. Впрочем, на этот раз мне сразу стало понятно, что делало его устройство. Оно генерировало некое силовое поле, которое воздействовало на окружающее планету пространство, создавая эффект гравитационного линзирования. Все вы, конечно, знаете, – Скит мельком глянул на слушателей, – что это за эффект такой. Это когда довольно крупные массы вещества так искривляют пространство-время, что делают его подобным обыкновенной линзе, через которую, в свою очередь, могут быть видны весьма удаленные объекты. По сути получается такой огромный оптический телескоп, где в роли увеличивающих изображение линз выступает само пространство. Вот только одно дело наблюдать этот эффект где-то в далеком космосе и совсем другое, рядом. Когда вокруг планеты, на которой ты находишься, возникает такая вот гигантская гравитационная линза.

И ты визуально оказываешься в совершенно иных точках Вселенной. То в центре огромной Галактики, где звезд так много, что от них ночью светло как днем, то наоборот в темном межгалактическом пространстве, когда с разных сторон видны сотни, если не тысячи сверкающих всевозможными красками Галактик. Или рядом с какой-нибудь планетой. Да так близко еще, что кажется, что она вот-вот в тебя врежется. Публика, глядя на это невероятное представление, ахнула. И также защелкала, застучала и зааплодировала. Все были потрясены. Так же как и я опять, – Скит выразительно посмотрел на аудиторию. – Ведь в тот момент, я чуть было не лишился дара речи и смотрел на развернувшееся передо мной действо, совсем уже позабыв не только о том, где находился, но и что, собственно говоря, там делал. Наконец все закончилось. И второй финалист, отвесив публике глубокий поклон, под еще более восторженные аплодисменты удалился.

Место его тут же занял третий. И, как я уже говорил, его номер был связан с исполнением музыкального произведения. Однако, то что он исполнил, совсем не походило ни на что из того, что мне когда-либо приходилось слышать. Этот конкурсант, так же как и его предшественники, выкатил вперед некое устройство. Но на этот раз пирамидальное. Потом немного поколдовал над ним и включил звук. Все замерли. И это было не просто оцепенение. Все тогда не то чтобы не хотели, а просто и не могли пошевелиться. Так же как и я, и уже в третий раз. Поскольку, как и все остальные, невольно поддался этому всеобщему трансу. Ведь в тот момент мы услышали музыку словно бы самого космоса. Сначала тихую, а затем все более нарастающую и, наконец, потрясающе мощную и невероятно красивую. Как оказалось, конкурсант этот при помощи своего устройства улавливал радио-возмущения, которые порождают все тела во Вселенной. Ведь вы знаете, наверное, что если слушать в широком диапазоне радиочастот, то можно уловить «голос», назовем это так, любого более или менее крупного небесного объекта. Это могут быть и планеты, и звезды, и даже целые Галактики. И все они «поют», причем каждая на свой неповторимый манер. Сконфигурировав же такие голоса, можно получить настоящую мелодию. И она, помимо того, что будет едва ли похожа на все то, что вы когда-либо слышали, так будет нести в себе еще и нечто, – Скит задумался, – вот даже и не смогу вам точно определить, что именно. Но этот «дополнительный элемент» будет таким, что станет воздействовать даже не на ваши разум или чувства, а на саму основу вашей сущности. Уж извините меня, но точнее я, наверное, и не смогу сейчас вам передать все то, что в тот момент испытывал.

И все же, выступление последнего конкурсанта не прошло столь же блестяще, как и у его предшественников. Буквально посередине его номера некоторые из слушателей, которых я наконец-то смог тогда разглядеть, совершенно неожиданно и, словно бы очнувшись от того транса, в котором пребывали, начали тихонько шушукаться. А затем уже и вовсе повскакивали со своих мест. Да и сам конкурсант, по всей видимости, заметил нечто неладное. Потому что кинулся к своему устройству и стал очень активно и едва ли не лихорадочно копаться в своей превосходно усовершенствованной «музыкальной шкатулке». Вот он уже повернулся к зрителям, что-то им сказал, а вот замахал лапами. И наконец крикнул: «Нет, с этой звездой все в порядке, я выбирал только молодые…» Но его уже никто не слушал. Публика теперь уже вся повскакивала со своих мест и, охваченная сильнейшей паникой, буквально кинулась куда-то прочь. По всей видимости, к своим звездолетам, потому что через несколько минут я услышал шум от множества взлетавших космических кораблей. А сам горе-конкурсант так и остался стоять наедине со своим устройством, лишь растерянно и как-то досадливо озираясь по сторонам. Но вскоре и он, подчиняясь, видимо, какой-то насущной необходимости и явно без желания поплелся к своему кораблю, волоча за собой свою музыкальную пирамиду. И спустя непродолжительное время так же как и все остальные покинул планету. Наступила тишина.

Я же стоял на месте и, глядя на замершее уже изображение на экране, все пытался понять, чего же это тут такого могло произойти, чтобы они, все «эти», вот так все побросали. Ведь это должно было быть чем-то по-настоящему серьезным, чтобы вот так разом оторвать всю ту публику от ее, видимо, любимого времяпрепровождения. Я отмотал запись назад. До того момента, когда проявились первые признаки паники. Послушал, потом еще. Но ничего не понял. Тогда я сходил к своему звездолету и принес оттуда криптограф. Это такое небольшое электронное устройство по перекодированию сигналов. Возможно, думал я, что в той мелодии, которая звучала под самый конец, была скрыта некая информация, которую те, явно более развитые чем я существа, сразу уловили. И я не ошибся. Оказалось, что в последнюю минуту на музыкальный ящик конкурсанта пришел сигнал от, в общем-то, недалекой звезды.

Я даже еще раз сходил к своему звездолету и посмотрел на нее в бортовой радиотелескоп. Это была нейтронная звезда. Темная, с сильнейшим радиационным полем и кроме того, пульсирующая невероятно плотными гамма-выбросами. Страшный объект. «Но что же могло прийти от нее на это устройство, кроме крика или даже воплей сумасшедшего?» – засомневался было я. И тут мой криптограф, очевидно, наконец, раскодировав музыкальный радиосигнал, вдруг выдал мне: «Помогите, мне больно. Спасите меня!» И это был голос той звезды. Я обомлел. Оказалось, что она, тогда еще вполне нормальная звезда, словно бы «предчувствуя» свою близкую гибель, перед самым своим превращением в нейтронного монстра успела послать на языке, понятном всем высокоразвитым существам во Вселенной сигнал о помощи. Вот почему все тогда так испугались. Ведь через эту планету вскоре должен был пройти, пусть немного и ослабленный расстоянием, но все же мощнейший поток заряженных частиц всех видов и энергий, уничтожавший на своем пути все живое.

Теперь все стало понятно. Ну а мне, в общем-то, ничего другого и не оставалось, кроме как вернуться на свой корабль. Вопросы же, связанные с тем, что это были тут за существа такие, и что это был за конкурс, так и остались для меня неразрешенными. О происхождении того рентгеновского потока, что привел меня на эту планету, я тогда даже и не вспомнил. Также я позабыл, как, впрочем, и мои предшественники здесь, выключить за собой аппаратуру, которая все так и продолжала работать. Поэтому, когда единственный раз я напоследок зачем-то оглянулся, то увидел финал того действа, что развернулось в этом импровизированном театре несколько десятилетий тому назад. Дали занавес.

21. Все возможно

– Как вы полагаете, – обратился Скит Йонтра к слушателям, чуть сощурив глаза, – есть ли в нашем мире место для невозможного? Конечно же нет, ответите вы мне, ведь иначе это было бы уже не невозможным. И здесь я, наверное, даже и соглашусь с вами. Однако, тут вот в чем загвоздка, – иногда, а точнее, крайне редко, но мы с вами все же сталкиваемся с подобными явлениями. Хотя чаще всего и делаем при этом вид, что ничего особенного не произошло. Просто нам так удобнее. А поэтому разрешите мне сегодня рассказать вам одну историю, которая, быть может, и не переубедит всех скептиков, а они здесь наверняка найдутся, но которая, возможно, заставит их хотя бы задуматься.

Как вы знаете, – начал Скит свой рассказ, – ко мне довольно часто обращаются разные организации с просьбами, связанными с моим зеркалом отражений. Это бывают и чисто научные запросы по поводу, скажем, исследования отдаленных областей нашей Вселенной. А бывают и вполне обыкновенные, которые касаются самых простых, обыденных, можно даже сказать, вещей. Ну, например, если нужно кого-то отыскать, кто уже потерялся, или наоборот – проследить за кем-то, кто еще этого не сделал, но вскоре вполне способен. В тот же раз, о котором я хочу вам рассказать, ко мне обратились аж из научного комитета Правительства Тэи с просьбой помочь им найти одну экспедицию. Как мне тогда в исключительно краткой форме сообщили: «Произошло извержение вулкана рядом с местом проведения геологоразведочных работ, после чего связь с экспедицией была потеряна». В подобных просьбах я обычно не отказываю, тем более что эта поступила по официальным каналам.

– Скит Йонтра, – обратился ко мне правительственный чиновник после того, как я перезвонил им, чтобы уточнить некоторые детали, – я не могу вам всего объяснить. Что они там делали и почему так близко подошли к вулкану. Это – нет. Но обо всем остальном, спрашивайте пожалуйста. Хотя, если уж говорить откровенно, то мы и сами полагаем, что шансов на спасение мало. Можно даже сказать, что их вовсе нет.

– А в каком районе произошла катастрофа? – осведомился я. – Ведь по тем координатам, что вы мне передали, там вообще океан.

– Ну да, океан, – чиновник немного заволновался, – что ж тут такого. Просто они исследовали подводный вулкан. И как раз в момент, когда экспедиция находилась в непосредственной близости от горы, произошел выброс магмы.

– Но ведь… – задумался я, – в таких условиях вообще выжить нельзя. Ведь и на поверхности при подобных катаклизмах возникает ударная волна. А потом этот еще, как его, пирокластический поток, в котором уже и вовсе нет спасения.

– Вы правы, – тихо ответил чиновник. – Но все же посмотрите пожалуйста. Вдруг, ну хоть что-нибудь сумеете отыскать. А то ведь нам даже и похоронить-то нечего. А тут еще эти родственники…

– Хорошо, – ответил я сдержанно, – помогу, как смогу. Но, конечно, не рассчитывайте на чудо. И отключился.

«О чем они там вообще думают, – начал я размышлять по окончании этого разговора, – ведь это же надо было, послать экспедицию в район с сейсмической активностью, да еще и под водой. Безумие какое-то». После чего установил на зеркале требуемые координаты и стал наблюдать. Рассмотреть там, конечно, мало чего было возможно. Если только самые поверхностные подводные слои. Еще же там была видна порядком разрушенная вершина вулкана, из которой все еще вырывались раскаленные газы. Да где-то внутри жерла расплывчатым алым пятном виднелось пульсирующее зарево, явно свидетельствующее, что ничего еще не окончено, и что вполне можно ожидать повторных выбросов. На самой же поверхности, над тем местом, где был вулкан, вся вода была буквально пропитана едкими веществами и ядовитыми испарениями, отчего и была окрашена в самые невероятные цвета.

Я стал делать записи. И первым, что тогда отметил, был факт, что выжить в тех условиях не мог никто. И что даже искать останки батискафа, в котором производилось погружение, было бессмысленно. Потом-то я, конечно, добавил еще и видеоматериалы, и фотографии, но сути дела они уже не меняли. Часа два у меня ушло на это исследование и описание, отправив которые в канцелярию Правительства, я решил, что с меня на сегодня пока хватит, и что нужно пойти или где-нибудь погулять, или еще как-то отдохнуть.

И все бы тогда было, конечно же, хорошо, вот только отдыхать мне в тот день пришлось намного позже, да и не совсем там, где я планировал. Потому что едва лишь я выключил систему видеозаписи и хотел было подняться, как тут же почувствовал сильнейшее головокружение. Весь мир вокруг меня словно бы закачался и куда-то поплыл. Я инстинктивно попытался схватиться за что-либо, но только впустую замахал щупальцами, которые, как мне тогда показалось, проходили сквозь окружавшие меня предметы, как через воздух. И тут меня сначала вдруг что-то резко подбросило вверх, а затем очень плавно опустило на место. И вот я опять уже находился где-то… где-то, но явно не там. Трудно было даже сказать, где именно, но точно не у себя дома. И это было последним, что я еще помнил.

Очнулся я, судя по всему, очень нескоро. Потому что едва лишь открыв глаза, увидел, что тот день уже давно закончился. Я видел звезды и ночное небо. Чувствовал песок, что был подо мной. Слегка приподнявшись, я увидел еще и деревья поблизости, и океан, который шумел в нескольких оррах от меня. «Странно, – подумал я тогда, – как-то все это не очень похоже на наше тэянское побережье». И действительно, присмотревшись внимательнее, хотя голова у меня в тот момент болела почти нестерпимо, я убедился, что не только само побережье, но и вся природа того места была какой-то мне незнакомой. А наверху? «Вот! – я почти что обрадовался своей догадке. – И там тоже все было не по-нашему. Зимнуса нет, звезды какие-то не те, да и вообще, где я?!» И только тогда сознание наконец-то уже полностью вернулось ко мне, отчего, а также постепенно начиная осознавать, что случилось нечто невероятное, я уже по-настоящему испугался. Стал едва ли не лихорадочно переползать из стороны в сторону, лишь изредка поглядывая на небо, в надежде хотя бы приблизительно определить, где находился. На помощь я звать не хотел, ведь то место могло оказаться каким угодно, в том числе и небезопасным.

Но вокруг никого не было. Звезды мне также не слишком-то помогли. Поэтому мне пришлось ползти куда глаза глядят, в первом же пришедшем на ум направлении. Впрочем, возможных направлений там было всего два: направо, вдоль кромки воды и налево, вдоль кромки нее же. Можно было, конечно, попробовать пробраться еще и через лес, что рос неподалеку и тянулся вдоль всей линии берега. Однако ползти туда один, без оружия, да к тому же еще и ночью, я попросту побоялся. Путешествие заняло у меня около трех часов, по истечении которых я наконец-то заметил на востоке первые признаки приближавшегося рассвета. Но вскоре я увидел и еще кое-что, что меня тогда, как помню, совсем не обрадовало. А именно свои следы. Да-да, свои собственные. Сомнений не было, я находился на острове. Причем, судя по всему, на необитаемом.

Наступило утро, а за ним пришел и новый день. Я к тому времени уже более или менее освоился на месте и стал потихоньку привыкать к ситуации. И знаете, – Скит чуть удивленно посмотрел на аудиторию, – мне там даже понравилось. На острове оказался вполне себе чистый источник питьевой воды, который мне удалось обнаружить неподалеку от линии прилива. Та вода была, конечно, немного солоноватой, но мне так даже больше нравится. Были там еще и различные деревья со вкусными и вполне съедобными плодами. Некоторые из которых я знал, а остальные просто осторожно пробовал. Были там даже еще и какие-то животные. Впрочем, охотиться я не собирался, да мне и нечем было. «Ничего-ничего, – подбадривал я себя, – нас, земноводных, просто так не возьмешь. Мы и рыбой, если что, можем обойтись». Рыбы же там было просто видимо-невидимо. Так что ни голодная смерть, ни гибель от недостатка воды мне совершенно не угрожали. Я даже умудрился соорудить себе небольшой импровизированный навес из широких ярко-фиолетовых листьев, что росли на местных деревьях. А снизу постелил таких же листьев, только сухих. Набрал сочных съедобных плодов, которые валялись там повсюду, и устроился наконец-то отдыхать. Прямо как турист на курорте. Я даже, помню, что не слишком-то и обрадовался, когда вечером того насыщенного событиями дня увидел проплывавший мимо меня экскурсионный катер. На нем находилась небольшая группа слегка подвыпивших туристов, которая, судя по всему, намеревалась отдохнуть на этом острове. А тут вдруг я.

Ну, что мне оставалось делать? Пришлось объяснить им, что со мной произошел несчастный случай, и что я даже не помню, вследствие, очевидно, частичной потери памяти, где нахожусь. Они же мне сообщили, что это Лонетта – планета-курорт. И что они меня сейчас доставят в местный госпиталь, а там уже со мной пусть медики разбираются. Я не возражал.

В больнице же, после, пожалуй, несколько небрежного осмотра, мне сообщили, что я в полном порядке, и что моему здоровью ничто не угрожает. А поэтому могу себе спокойно отправляться на свою родную Тэю, откуда меня к ним, как они выразились: «дурным ветром занесло».

Вот так, уважаемые слушатели, я и вернулся назад к себе домой. Но знаете, кто меня встречал в нашем тэянском космопорте? Вот никогда не догадаетесь, – Скит улыбнулся, – капитан той пропавшей экспедиции. И хотите верьте, а хотите нет, но из них, из тех бедолаг, вообще никто тогда не пострадал. Сами же они примерно так описывали все то, что с ними произошло, – тут Скит достал из кармана небольшой магнитно-дисковый диктофон, поставил его на стол и, повернув динамиками к слушателям, включил воспроизведение:

– Я, капитан батискафа за номером 1780, – начало вещать устройство, – делаю эту запись по просьбе научного комитета Правительства Тэи в рамках расследования катастрофы, которая нас постигла. Мы находились на Лонетте с миссией, цель которой не может быть мной разглашена даже в рамках этого расследования. Но все же могу сообщить, что мы изучали склоны вулкана по указанным в моем отдельном докладе координатам. В тот день сейсмическая активность вулкана явно снизилась, отчего мы совершенно не сомневались в безопасности нашей миссии. Мы прошли под водой над самой вершиной горы и стали спускаться в жерло. Потом был взрыв. Я не могу ни вам, ни уважаемым членам научной коллегии объяснить, что же тогда произошло. По всей видимости, мы должны были погибнуть. Но потом была новая вспышка, еще более яркая, как от лопнувшего высоковольтного предохранителя. После чего я пришел в себя. Экипаж мой находился на месте. Все довольно скверно себя чувствовали, но были живы. Потом мы поднялись на поверхность. И это была та самая планета, на которой я сейчас и нахожусь. Однако, как это выяснилось уже чуть позже, в бессознательном состоянии мы пробыли очень долго. Два дня. Причин того, что с нами случилось, я не знаю. Каких-то догадок о природе произошедшего у меня нет. И добавить мне нечего.

Запись закончилась. Скит Йонтра тоже молчал. Чуть сощурив глаза, он каким-то невидящим взглядом смотрел в пространство прямо перед собой и едва заметно потирал щупальцем нижнюю часть клюва. Наконец, будто очнувшись от этого полузабытья, он мельком глянул на слушателей и с некоторым сомнением произнес: «Вот видите, эта запись свидетельствует…»

– А, впрочем, – тут он как-то смешно крякнул, и словно отмахнувшись от чего-то добавил, – ни о чем она не свидетельствует. Нет. И тут уже ничего не поделать. Так что в данном случае я могу лишь одни предположения строить. – После этих слов он начал переползать из стороны в сторону и после еще одной, но уже короткой паузы продолжил:

– Я считаю, хотя мои коллеги по Университету думают и иначе, что в данном случае мы с вами имеем дело с так называемым «тоннельным переходом». Все вы, конечно, знаете о чем я, собственно. И в квантовой физике подобное явление, когда частица исчезает в одном месте, а появляется в другом, вполне изучено. Но вот для аналогичных тяжелых объектов, как батискаф, например, подобные «фокусы» всегда считались невозможными. Абсолютно.

И тем не менее, если опираться на известные, вполне достоверные факты, то все, что произошло тогда, иначе, кроме как биполярным тоннельным переходом и объяснить-то ничем нельзя. Ну, сами посудите. Точки входа и выхода той экспедиции и мои практически совпадают. Они с Лонетты попали на Тэю, а я – как раз наоборот. Затем, – то единое время выхода из состояния пространственной неопределенности. Ведь я тогда занялся поиском пропавшей экспедиции ровно через два дня после происшествия с батискафом. Подчеркиваю, через два дня. И именно в тот момент капитан со своей командой появился здесь у нас. Так что, полагаю, аргументы вполне убедительные. А поэтому, мы тут с вами вполне уверенно можем утверждать, что случилось именно невозможное. То есть то, чего с точки зрения современной физики быть не может ни при каких обстоятельствах. Впрочем, я, конечно, не откажусь и от иных версий случившегося. Тем более, что во всем этом, как подозреваю, замешано как-то еще и мое зеркало отражений. Но, признаться, эта материя для меня совсем уже темная. Ну что, есть у кого-то иные версии случившегося?