Йонтра

18. Листья больше не в моде

– Уж сколько раз, уважаемые слушатели, слышал я этот лозунг: «Берегите природу». Но вот ни разу не видел от него никакой существенной пользы. И только тогда, когда мы с вами сталкиваемся с действительно чем-то неприятным, после наших же собственных легкомысленных действий, то только тогда и начинаем задумываться. Примеров тому масса, поэтому перечислять их я, чтобы не повторяться и не наскучить вам совсем уж, не стану. Но тем не менее расскажу все же одну историю, уже из личного, так сказать, опыта, после которой и сам, но не то чтобы не могу «не беречь», а даже как-то и побаиваюсь причинять природе какой бы то ни было вред.

Началось же все с того, что одну сотрудницу нашего Университета отправили на стажировку в заповедник. Находился этот заповедник на одной из малых планет системы Мирра, на небольшом необитаемом острове. Там росли деревья. Но не совсем обычные, а почти разумные. С ними можно было даже разговаривать, хотя даром речи обладали только женские особи. Мужские же, несмотря на то обстоятельство, что все время молчали, понимали при этом все или даже больше, чем их соплеменницы. Назывались же эти деревья хаорами. И все было бы с ними, конечно, в порядке, если бы не их чрезвычайно редкая древесина, которая в легальной торговле была строжайше запрещена, но вот на черном рынке ценилась баснословно дорого. Разного рода браконьеры, охотники за наживой да и просто зарвавшиеся чиновники стремились проникнуть на этот остров, чтобы заполучить «золотую», как они ее называли, древесину. Сам же остров охранялся, к несчастью, весьма посредственно. Поэтому наша сотрудница, а звали ее Ли, почти сразу по прибытии столкнулась с незаконной вырубкой. И так она старалась, и эдак, ничего не помогало. К местным властям обращалась. Но те лишь ограничились установкой проволочной сигнализации по периметру острова, что, конечно же, мало чем помогло. Промучившись так около двух месяцев, а ведь ей нужно было еще и научной работой заниматься, Ли обратилась наконец ко мне:

– Слушай, Скит, – начала она разговор, позвонив через межпланетную квантовую сеть, – помоги мне, пожалуйста. У нас тут браконьеры совсем обнаглели, а охраны всего три норра да я. Ну кого мы можем поймать? Последи своим зеркалом, ну хоть немножко. Может, сумеешь найти что. Только ты если кого вдруг обнаружишь, зафиксируй сразу, чтобы мы потом доказать могли.

– Ли, – ответил я сдержанно, – ты же знаешь, что я всегда рад, но сейчас работы много, поэтому сильно на помощь не рассчитывай. Помогу как смогу. И ты там сама еще, будь, пожалуйста, поосторожней. А то ведь браконьеры ребята рисковые и не будут особо церемониться, несмотря даже на то, что ты девушка.

– Да знаю, знаю. Не маленькая уже. Так что, будем считать, что договорились?

– Угу, – буркнул я в ответ.

После этого Ли послала мне воздушный поцелуй, как у трианцев было принято, и отключилась. Я стал наблюдать. Время от времени, конечно. Но и этого, впрочем, было вполне достаточно, чтобы выяснить, что браконьеры добирались до острова на небольшой туристической подводной лодке. После чего уже на дельтапланах, которые были припрятаны у них в карстовой пещере, пересекали полосу ограждения. А дальше все было уже, как говорится, делом техники. Электропилы с пониженной шумностью и «ах», и «ох» спиленных хаоров. Последние же, по крайней мере такое складывалось впечатление, совсем или почти совсем не чувствовали боли. И даже разговаривали со своими убийцами до самого последнего момента. Я, кстати, именно тогда и подумал впервые, что несмотря на свою способность говорить, все же они были какими-то не совсем живыми. Ну, или, по крайней мере, не такими живыми, как мы, например.

Сделав подробные записи с зеркала, я отправил их Ли, а заодно и в местную службу безопасности. И уже примерно через неделю всех браконьеров задержали. Однако незаконные порубки ценного леса хотя и сократились после этого существенно, но не исчезли совсем. Нет-нет, да какой-нибудь новый пень все же появлялся в заповедном лесу, о чем Ли немедленно мне сообщала. «Вот, – говорила она тогда, – сегодня еще и Мао-17 зарезали». Она употребляла почему-то именно такое слово, видимо, относясь к деревьям, как к таким же как и мы, разумным существам. Через неделю все повторилось опять – снова новый пень.

– Скит, – наконец не выдержала она, – я уже ничего не понимаю. Мы же их всех переловили. А сейчас и следов-то нормальных нет и ты смотришь постоянно. Норры мои все с ног сбились и все никак. Я уже начинаю думать, что это конец, и что мы этим бедолагам тут уже ничем больше помочь не сможем.

Однако, уважаемые слушатели, – Скит как-то хитро посмотрел на аудиторию, – эти «бедолаги», как оказалось, и сами могли прекрасно о себе позаботиться. Прошло около двух недель. И вот однажды, прямо посреди ночи у меня с компьютера раздался звонок. Звонила Ли. Я подключился.

– Скит, – дрожащим голосом шептала она, – прилетай к нам скорей. У нас тут творится нечто невообразимое. Я даже объяснить не могу, что. Эти деревья… в общем, с ними что-то не так.

– А почему ты шепчешь, Ли? – спросил я насколько мог непринужденно, стараясь ее приободрить.

– Потому что мне страшно. Говорю, прилетай. Сам тогда все увидишь, – и отключилась.

Ну, что мне было делать? Девушка, коллега по Университету, да еще и просто старая знакомая, просила о помощи. Я полетел. Вылетел еще затемно первым же рейсом. Потом три пересадки. Но уже вечером того же дня я стоял перед Ли и внимательно ее слушал.

– Скит, – начала она разговор, после того как, пожалуй, чересчур уж радостно поздоровалась со мной, – мы нашли тех браконьеров, которые пилили в последнее время. Точнее, их тела.

– Как это? – не понял я.

– Да, да, не перебивай. Они уже все умерли. Деревья отравили их. У них теперь шипы вместо листьев. Уж даже не знаю как, но они буквально за одну ночь переоделись.

– Переоделись, – повторил я, – да ты в своем уме, Ли?

– Да, впрочем, – тут она взяла меня дрожащей рукой за щупальце и потянула к выходу, – пойдем, сейчас сам все увидишь.

Мы пошли. Сначала до берега, потом сели в катер и поплыли через пролив, отделявший остров от материка. Норры нас уже ждали. Вид у них был, правда, какой-то потрепанный, а выражение лиц измученное. В интонациях же приветствий, которыми они нас встретили, чувствовался все тот же страх, что был и у Ли. Мы прошли к воротам ограждения. Норры нам их спешно открыли, но войти внутрь наотрез отказались. И более того, когда мы с Ли зашли за ограду, они ворота эти сразу закрыли и отошли к берегу пролива, периодически и с опаской озираясь на нас.

– Да что у вас тут происходит? – начал было уже сердиться я. – Расскажи мне толком, что да как. А то вы тут все поперепугались чего-то, а меня держите в неведении, как ребенка прям. В чем дело?

– Погоди, Скит, – прошептала Ли, – вот смотри, видишь, трава примята. Тут мы нашли тело первого браконьера. Он вон там уже пилить начал, видишь?

– Да, вижу, вижу. Но… а что с ним?

– Отравление, – Ли как-то загадочно посмотрела на меня. – Там вон еще два следа. И тоже от тел. Мы с норрами их отсюда убрали, чтобы… Ну ты понимаешь.

– Это-то я понимаю. Но, почему ты шепчешь?

– Сейчас, – ответила Ли тихо, – вот, смотри…

Тут она подошла к ближайшему дереву на расстояние примерно двадцати орр и заговорила:

– Уважаемые хаоры, мы пришли к вам в гости и хотим поговорить. Расскажите нам, пожалуйста, что у вас тут происходит?

Дерево, которое было ближе всех к Ли, вдруг как-то все встрепенулось, пошевелило ветвями, заскрипело и совершенно неожиданным голосом, больше похожим на писк, ответило:

– Ой, девочки, гляньте. А ведь у нас гости. Это Ли к нам пришла. А вон там еще, – я его не знаю… Но это прекрасный незнакомец!

– «Хи-хи-хи», – послышалось с разных сторон. – Ой, Лая, да ведь это же йонтра. Нет, ты только погляди, какой он статный. И сильный, должно быть. – И снова, – «хи-хи-хи».

– Погодите вы, – вмешалась в разговор Ли, – этого йонтру зовут Скит. Скит Йонтра – полное имя. И он ученый из Университета. Я давно его знаю. Он очень умный и с удовольствием вас выслушает. Вы только расскажите ему, что у вас здесь произошло.

– Ах э-это ученый, – деревья были явно разочарованы, – они все скучные. Лазают везде и только щекочут, хи-хи-хи.

– Да хватит вам, хохотушки, – начала было уже сердиться Ли. – Рассказывайте скорей, почему у вас теперь шипы вместо листьев?

– А это мы переоделись, – ответила Лая. – А что, – она подвигала ветвями, – разве вам не нравится?

– Да нравится, нравится, – все еще недовольно проговорила Ли, – но почему, что вас заставило-то?

– Ничего, – ответило дерево уже серьезно. – Просто мы послушали и нам промолчали, что листья теперь уже никто не носит. И что в моде шипы. А они у нас погляди, какие зеленые, так что сахара вполне хватает. Не слишком, конечно, но ведь чего не сделаешь ради красоты, не так ли?

– Так, так, – ответила Ли, посмотрев куда-то в сторону и задумавшись. – Но вот вы хотя бы знаете, что шипы ваши ядовитые или это вам тоже кто-то «промолчал»?

– Конечно, ядовитые, – как-то даже надменно ответила Лая, – так и должно быть. Это же «пойзон», стиль такой. Шипы с ядом. Мао-17 промолчала нам.

– Кто? – переспросили мы с Ли почти одновременно.

– Мао-17. Она, конечно, больше уже не с нами, – Лая даже чуть всхлипнула, – но молчать с нами может. Вот она-то…

– Что это за бред, – обратился я к своей знакомой как можно тише, – они тут что, с мертвыми деревьями разговаривают?

– А я все слышу, – радостно ответила Лая, вместо совсем уже остолбеневшей Ли, – и знаю, чего вы не понимаете. Вы, уважаемый йонтра, слишком живой, да и молчать не умеете.

– Как это? – не понял я.

– А так, – пропищала Лая. И если бы я не был с ней совершенно иного вида, то в тот момент подумал бы, что она со мной заигрывает. Но дерево продолжило, – Мао молчит нам, а мы ее слушаем. Мао умная.

– Да я не об этом. Ты что-то говорила, что мы йонтры, слишком живые.

– Ах да, – Лаю, похоже, уже начинал раздражать этот разговор, – живые. Ну вот вода внутри нас, земля под нами, камни рядом, воздух вокруг – ведь это все неживое и оно молчит. Однако мы изо всего этого состоим, дышим, живем этим. Мы деревья. И со всем неживым составляем почти единое целое. Мы, конечно, не знаем столько всего, как вы, мягкотелые. Но зато мы можем слышать то, чего вы не услышите уже никогда. Если только в шуме ветра да в плеске волн чего-нибудь разберете…

Дерево вдруг затихло. Я попытался было снова с ним заговорить, но Ли оттянула меня назад, шепнув на ухо, что оно, оказывается, заснуло, и что нам пора. Да и действительно, нам пора было возвращаться. Норры встретили нас у ворот ограждения все такие же перепуганные. И я мог бы поклясться в тот момент, что долго они там уже не проработают.

– Да, – произнесла Ли, видимо, угадав по моему задумчивому взгляду мои мысли, – они уже подали прошения о переводе в другое место. Да и вообще-то, знаешь что, Скит?

– Что?

– Думаю, что охрану с острова можно уже снимать. Какой сумасшедший сюда теперь сунется?

– Но ведь можно костюм какой-нибудь защитный, – предположил я.

– Да можно, конечно, вот только… – Ли стала задумчивой. – Все эти их россказни про разговоры с неживыми, не просто так, пустые домыслы. Знаешь, я в этом говорящем лесу недавно такое видела, что и сама уже готова поверить во все, что угодно.

– И что же ты видела? – спросил я тихо.

– Да так… – Ли вздохнула. – Но вот только пусть теперь в Университете делают со мной что хотят, но я в этот лес больше и шагу не сделаю. Хватит с меня всех этих… призраков. И так уже почти неделю не сплю.

Вот так вот, – подытожил свой рассказ Скит Йонтра. Он почему-то был весьма доволен сегодняшней своей историей. И даже когда направлялся домой, то, проползая мимо задних рядов, остановился вдруг, окинул всех каким-то победоносным взглядом и вновь, причем на этот раз уже подчеркнуто нравоучительно, повторил: «Берегите природу!»

19. Комплексная эластичность

– Расскажу-ка я вам сегодня, – обратился Скит Йонтра к слушателям, – одну историю из своего научного прошлого. Ну-у, наука, скажете вы, это же неинтересно. А вот и интересно, отвечу я вам. Если, конечно, понимать, чем ты, собственно, занимаешься, – Скит на секунду прервался, потом отчего-то хмыкнул, но продолжил. – Все вы, конечно, знаете, что такое современный звездолет. Да и чего это я вас об этом спрашиваю, ведь многие из присутствующих едва ли не каждый день пользуются этим видом сверхскоростного транспорта. Допускаю также, что некоторые из вас даже знакомы с общими принципами работы этих машин. Однако, поскольку я и сам когда-то приложил определенные, так сказать, усилия к их созданию, то могу вас заверить, что и знаю на этот счет немного больше, чем известно широкой общественности. А поэтому сегодняшний мой рассказ будет посвящен как раз этой вот, надеюсь, все же интересной теме.

Началась же вся эта эпопея с межзвездными перелетами очень давно, лет сто назад. В те далекие времена физики всех известных обитаемых миров изо всех сил пытались увеличить мощность фотонных двигателей, которые стояли тогда на всех звездолетах. Ну и, конечно, у них мало что получалось. Ведь та технология уже практически исчерпала себя. И выжать из нее хоть что-то новое было почти невозможно. Нужно было придумывать что-то иное, доселе невиданное. Однако, и это вам, уважаемые слушатели, наверное, не известно, – физики народ довольно-таки ленивый, впрочем, как и все ученые. Вот и тогда, пойдя на поводу у своих наклонностей, они стали искать решение в уже сделанных к тому моменту научных открытиях.

Было известно, что волны гравитации, которые тогда были уже довольно хорошо изучены, распространяются с очень большой скоростью. Некоторые даже полагали, что почти с бесконечной. Вот физики и решили использовать их. И даже соответствующая технология была разработана. Поэтому все, вроде бы, должно было и получиться. Но вот незадача, для возбуждения гравитационного поля и создания таких вот волн требовалась колоссальная энергия. Да к тому же еще и сам звездолет, разгоняемый ими, вряд ли смог бы долго пропутешествовать. Ведь на такой гигантской скорости он почти наверняка бы столкнулся с чем-либо. Поэтому разработчики, а к числу последних относился и ваш покорный слуга, – Скит слегка кивнул головой, – стали продвигаться сразу по двум направлениям. Во-первых, по пути получения волн гравитации, разгонявших корабль, а во-вторых, по созданию самого корабля, могущего противостоять любым столкновениям на сверхсветовой скорости. Ну и конечно, ни одно из этих направлений не принесло практически никаких существенных результатов. У так называемых «волновиков» оставались все те же проблемы с получением энергии, а у «корабельщиков» с броней. Но вот что любопытно, – Скит в задумчивости потер клюв, – именно в такие вот моменты, когда всем кажется, что выхода нет, и, наверное, никогда уже не будет, решение находят совсем не физики даже, и не конструкторы, а дилетанты. Они каким-то непостижимым образом, предлагая подчас совершенно идиотские идеи, раньше или позже выводят всех из тупика. Так случилось и на этот раз.

В одной из лабораторий, уж и сам не скажу точно, какого института, работал некий начинающий лаборант. Балбес был страшный. Все вечно путал. То реактивы не те смешает, то эксперимент поставит так, что хоть беги. Но его почему-то держали. Поговаривали даже, что лаборант этот как-то открыл формулу эластичного полимера, который совершенно невозможно было порвать. Сделал он это, конечно, случайно и опять-таки что-то напутав с реактивами. Однако, зав лабораторией того института был личностью слегка суеверной и надеялся, что его неуч еще себя как-нибудь да проявит. И, как вы, наверное, уже догадались, все так и вышло.

Однажды лаборант этот, – а я вам должен здесь официально заявить, что в истории физики даже имени его не сохранилось, – ставил очередной эксперимент. Он тогда строил физическую модель комплексных переменных. Ну, в общем, ничего особенного. Так вот, в результате же того эксперимента, он каким-то образом вместо простой трехмерной модели умудрился наваять реальный образец. Ну вы представляете?! Обнаружил же все это «хозяйство» все тот же зав лабораторией. И, естественно, будучи в общем совсем неплохим ученым, сразу тогда догадался, что его «дурак» опять чего-то там открыл. Кинулся искать лаборанта, а того и след простыл. Ему, как оказалось, за день до этого позвонила некая молодая особа, и они вместе отправились попутешествовать. Так что от лаборанта осталась лишь маленькая записка, в которой он в довольно краткой форме сообщал, что физика ему до смерти надоела, что зав лабораторией – законченный болван, и что он со своей будущей невестой улетает далеко и больше уже никогда не вернется.

В результате же тех, так называемых… кхм, – Скит нарочито кашлянул, – случайных событий, ученые совершенно неожиданно получили в свое распоряжение практически полностью готовый образец комплексного физического тела. Подчеркиваю, не числа, а реально существующего объекта. Стали разбираться. Ох и много же тогда у них ушло усилий на распутывание того клубка, что лаборант накрутил. Пытались даже как-то разыскивать его. Да куда там, – исчез, как говорится, с концами. Но тем не менее, после изнурительных поисков и бешеного напряжения лучших конструкторских и математических умов, им все же удалось наконец восстановить первоначальный процесс. Вот уж недаром говорят, – Скит смущенно посмотрел на аудиторию, – что один дурак может столько вопросов назадавать, что и сто умников не ответят, мдам-льк. Однако все получилось. Комплексный или, как его еще иногда называли, «мнимый объект» был создан. Ну и конечно, сразу после этого, как сама собой разумеющаяся, возникла идея использовать его в качестве прототипа космического корабля.

Начали строить. И тут вдруг, новая беда. На самом последнем этапе строительства макет исчез. Просто испарился. Он и так-то весь был буквально соткан из разноцветного тумана, а тут, совсем пропал. Шум тогда поднялся страшный. Привлекли даже службу безопасности. И не одной планеты, а всей центрально-галактической области. Но ничего, никаких результатов. Что оставалось делать? Поругались, конечно, физики и конструкторы, да взялись новый макет строить. Строили, строили и тут вдруг – опять. Причем на этот раз история случилась совсем уж анекдотичная. Сам главный конструктор вот только что в лаборатории был, замеры делал. Потом буквально на секунду выглянул за дверь, оборачивается – нет макета. Исчез. Ну, тут уже все собрались в том институте и стали искать решение головоломки. Кто-то предположил, что модель та окончательно переместились в комплексное измерение, и что достать ее оттуда никак не получится, а кто и на того конструктора стал косо поглядывать.

Но все тогда разрешилось благополучно. Нашли модель. Правда, не в институте уже и даже не на планете той, а на одной из лун совершенно иной звездной системы. И вот вам еще один пример – случайность. Это, – Скит начал переползать из стороны в сторону, – я бы сказал, второй из самых главных двигателей научного прогресса. И вы можете мне поверить, я знаю о чем говорю. Глупость и случайность – вот, что движет наукой. А мы, ученые, лишь придаем этим двум направляющим законченный вид. Так вот, одна парочка, решившая, видимо, уединиться на том необитаемом спутнике и жаждавшая романтики, заметила в небе огненно-туманный след от – как они потом выразились – «метеора». Подлетели к месту, смотрят: «Несусветное что-то, полупрозрачное и светится». Ну они тогда сразу, конечно, связались с местными властями, а те в свою очередь сообщили о находке «горе-физикам», которые, как это было прямо указано в сопроводительных документах: «все теряют».

Макет тогда вернули в лабораторию и все уже вздохнули с облегчением. Решение было найдено. Как оказалось, самого факта существования мнимой модели было уже достаточно для запуска гравитационной волны. Вот почему и модели исчезали – они просто улетали в случайных направлениях, причем даже прямо сквозь стены. Выходило, что создав первую такую модель, тот горе-лаборант решил сразу две сложнейших проблемы прикладной физики: и неуязвимости корабля для столкновений, и генерации гравитационной волны. Все были в полном восторге. И конечно сразу после этого приступили к созданию модели рабочей.

Когда все уже знают, что и как делать, процесс движется быстрее. Поэтому не прошло и нескольких лет, как первый комплексный звездолет был построен. Установка по переходу в мнимое состояние также работала исправно. В том процессе главное было не допускать резких скачков, чтобы разгон был постепенным. Простыми же фотонными двигателями можно было регулировать направление движения. Как один из участников того проекта, я присутствовал при первом запуске звездолета, а на втором и сам побыл в роли, так сказать, тестируемого пассажира.

За исключением некоторых шероховатостей все прошло прекрасно. Корабль плавно стартовал, после чего, и, словно бы вовсе не имея инерции разгона, в мгновение ока скрылся с экранов наших радаров. Через несколько минут он откликнулся на позывные. Как оказалось, что за время своего отсутствия он покрыл совершенно немыслимое расстояние. Экипаж, видимо, тогда еще не слишком освоился с его возможностями и немного перестарался. Но никто не пострадал. «Лео-Ра», а именно таким было его название, проходил через космическую пыль и даже через астероиды, как туман сквозь лес. Совершенно не взаимодействуя с нормальным веществом, он был практически неуязвим. И только через планеты или звезды экипаж все же не решился тогда пустить его. Капитан попросту побоялся застрять где-нибудь там внутри. Ведь если бы их корабль по какой-либо причине в момент прохождения через вещество вышел из комплексного состояния, то их могила оказалась бы настолько глубокой, что их не смогли бы уже не то чтобы откопать, но даже найти.

Теперь же, уважаемые слушатели, я попытаюсь вам описать свой полет. И он, конечно, не был похож ни на что из того, к чему мы все сейчас уже так привыкли. Тогда еще не было ни компенсирующих проекций на иллюминаторах, ни систем искусственной гравитации, ни многих других, весьма существенных мелочей, без которых теперь, наверное, и невозможно представить космические путешествия. Все это можно было бы сравнить лишь с полетом на флаере с открытым верхом в ветреную или дождливую погоду. Ощущение, конечно, незабываемое, хотя и экстремальное.

Мы взлетели с космодрома рано утром, примерно в семь часов по местному времени. Генератор комплексного поля тихо загудел, и мы сначала почувствовали слабое головокружение, а потом вдруг легкость. Небывалую. Словно не то чтобы полностью утратили свой вес, а обрели способность делать все. И это была не невесомость даже, а какое-то иное, куда более прекрасное и возвышенное чувство. Мы медленно покидали то пространство, в котором прожили всю свою сознательную жизнь, и которое, как оказалось, нам уже изрядно надоело. Окружающий нас мир, правда, тогда тоже стал едва заметно меняться, слегка расплываясь подобно туману. Но все же не до такой степени, чтобы ничего нельзя было разобрать. Поверхность планеты, все предметы на ней, да и провожающие нас, стали сначала переливаться светло-сиреневым свечением, а затем вокруг всех появился спектральный ореол. Мы же буквально светились изнутри, белым. Как ангелы, мы парили в воздухе вместе с полупрозрачным кораблем, не зная даже, верить или нет тому, что видели. Наконец начался разгон. И не почувствовали мы тогда ни тяжести, ни инерции, да и вообще ничего. Словно бесплотные существа, мы в мгновение ока унеслись в чернеющую пустоту открытого космоса, исколотого яркими точками далеких звезд и подсвеченного переливающимися водоворотами еще более удаленных Галактик.

Я обернулся, – вот она, гравитационная волна! Словно выплавленная из абсолютно прозрачного стекла, она, как мираж в пустыне, плавно искривляла все то, что было позади нас. Большая и широкая, она огибала корабль полукругом, закрывая по сторонам почти все его кормовое отделение. Звезды же и планеты, вопреки моим ожиданиям, не растянулись в тонкие линии, а наоборот, едва заметно сплющились по направлению нашего движения. «Значит, наш корабль все еще зарывается носом в пространство» – подумал я тогда. Но вскоре мы уже стали почти полностью прозрачными, и звезды вернулись к своей нормальной геометрии. Корабль вышел на крейсерскую скорость.

– Как мы сейчас идем? – спросил я у капитана.

– Примерно в десять раз выше предельной, – ответил тот.

Я замолчал. И, пытаясь осознать только что услышанное, так и не смог произнести больше ни единого слова вплоть до самого окончания полета. А капитан наш, видимо, не удовлетворившись тем, что мы и так летели непостижимо быстро, начал еще осторожно маневрировать в гравитационных полях. Облетая звезды по внешнему радиусу, он сначала использовал силу притяжения последних. Когда же мы выскочили в межгалактическое пространство, он стал лавировать по полям светлой энергии, которая расталкивает материю во Вселенной. Ведь пространство, как вы наверное знаете, эластично, и поэтому, изгибаясь в одну сторону в пределах Галактик, выгибается в обратную сторону между ними. Так мы и скользили по этим эластичным изгибам, как по колышущейся в безветренную погоду поверхности океана.

Наконец настало время возвращаться. Мы сделали небольшой полукруг, и то лишь потому, что капитан наш, по всей видимости, решил перестраховаться. Хотя никто из пассажиров не почувствовал тогда никаких инерционных сил. Затем мы на несколько секунд остановились и, вновь став полупрозрачными, рванули домой. Нас, конечно, уже ждали. Однако на планете, откуда мы стартовали сегодня, давно наступил поздний вечер. И не потому, что случился временной парадокс с замедлением времени, а потому, что мы и сами не заметили, как пробыли в космосе целый день. И скажу я вам, уважаемые слушатели, – Скит как-то мечтательно вздохнул, – что подобных дней в моей жизни было очень и очень немного. Ведь тогда я, наверное, впервые почувствовал себя едва ли не сверх-йонтрой, для которого не существовало никаких преград и все было подвластно в этой части Вселенной.