Этот барсук везде сопровождал старого волка, главного волка в местной стае, когда тот совершал свои еженедельные обходы подконтрольной ему территории. Причем территория эта действительно была огромной. Такой, что обойти ее за один день было почти невозможно. Она охватывала практически весь заброшенный город целиком, а также некоторые его окрестности. Без разрешения этого волка, причем собственнолапного, здесь вообще ничего не происходило. По крайней мере, чего-то значительного. А тут вдруг какие-то танцы.

– Они там что, – вновь прорычал старый волк, – все с ума посходили что ли? Да кто бы они ни были: лисы, кабаны или даже медведи, но без моего дозволения никаких танцев им не видать.

После чего протянул лапу вперед и собирался было уже сорвать со стены листок, на котором были указаны дата и время мероприятия, как барсук вдруг пояснил:

– Зайцы, вашество. Это зайцы все устраивают. Они уже и с аппаратурой вопрос решили, и афиши везде порасклеили. Так что многие придут.

У волка аж челюсть отвисла.

– Кто? – переспросил он барсука, забыв уже и про сам лист, – зайцы? Ха-ха, – это он так засмеялся, – да я их всех съем. Вот так прямо приду на это их «мероприятие» и съем.

– Но, вашество, – попытался успокоить его барсук, – ведь мероприятие-то культурное. Как же можно?

– Мне все можно, – клацнул зубами старый волк. – Вот только когда все это будет? – тут он все же сорвал со стены листок и протянул барсуку.

А тому, ну что ему оставалось делать, лишь сообщить, что танцы будут уже сегодня вечером и начнутся сразу как только стемнеет.

– Ну вот и хорошо, – «ласково» проговорил старый волк, – я тогда своих родственников еще всех позову, пусть тоже потанцуют… – тут он на секунду прервался и тихо добавил, – на костях.

После чего парочка неспешно двинулась дальше. Причем старый волк все также шел впереди, а барсук, как верный и услужливый помощник, за ним следом.

А в том самом доме – огромном небоскребе, уходящем в заоблачную высь, в котором зайцы собрались сегодня устраивать танцы, все шло своим чередом. Кто-то перепроверял провода, которые тянулись на чердак к установленному там генератору, кто-то постукивал лапкой по динамикам, проверяя не порванные ли они. А кто и делал запасы еды и напитков. Зайцы собирались устроить здесь в этот вечер нечто совершенно особенное, неслыханное никогда прежде в этом заброшенном старом городе. Поскольку сразу, едва лишь еще с неделю назад один из косых обнаружил на крыше этого дома акустическую систему, как многим из них пришла в голову мысль, – устроить тут настоящий праздник. «И пусть теперь все нас увидят, и узнают, что мы не только умеем следы запутывать», – говорили они тогда. Даже заячьим старейшинам идея понравилась. «Да-а, – соглашались они, – такого еще никто и никогда из зверей не делал. Уж хотя бы этим одним вы наше заячье племя прославите». На том и порешили. Да так увлеклись приготовлениями, что даже забыли проинформировать обо всем местные власти: лис, волков и медведей. Ну, волков прежде всего. Хотя и афиши по городу расклеили, и приглашения всем своим знакомым разослали. А вот про волков забыли. Что было делать?

Наконец назначенный день настал. Зайцы из тех, что посообразительней были, все еще раз перепроверили и даже на несколько секунд включили музыку. И такой громкой оказалась она, что они и сами ужасно испугались, а один из настройщиков прямо там на крыше небольшую лужу сделал. Ну да ничего, дело это было поправимое. Главное, что все прекрасно работало и оставалось только дождаться гостей и позднего вечера. Запасы еды и напитков были подняты наверх, а кое-что так и откупорено, и даже основательно опробовано. Поэтому, когда ближе к полуночи пыльца светоносных растений осветила люминесцентным светом заброшенный старый город, многие из зайцев были уже вполне сытыми, а некоторые так и пьяными в стельку.

Стали собираться гости. Это были, конечно, прежде всего такие же зайцы, только уже не городские, а деревенские. Были, однако, еще и барсуки, и белки, и еноты. Все они с интересом наблюдали за последними приготовлениями, а также с удовольствием поедали угощения, запивая все это спиртным. Еда предоставлялась на весьма необычных блюдах – огромных серебряных подносах. Выпивку же приносили в высоких стеклянных бокалах. Обслуживанием посетителей занимались в основном хорьки, которые, как оказалось, были намного ловчее и проворнее зайцев.

И вот, когда публика была уже достаточно разогрета и сыта, и оставалось только включить музыку, на крышу этого высоченного заброшенного дома заявился старый волк. Откуда он там взялся никто не знал. Его даже никто и не заметил, когда он поднимался наверх. А поэтому его появление повергло всех: и самих организаторов, и посетителей в самый настоящий шок. Первым делом волк окинул всех каким-то расстроенным взглядом, потом выковырнул когтем что-то из зуба и, причмокнув языком, спросил:

– Так это, танцы, значится? – после чего очень грустно покачал головой и присел на задние лапы.

И только сейчас зайцы поняли, какую непростительнейшую ошибку совершили. Ведь они забыли проинформировать обо всем самого главного зверя в их городе. Их руководителя, вожака, старого волка. Отчего тут же попятились назад и, вздрагивая всем телом, выстроились в несколько рядов, прижавшись к бетонному бортику крыши небоскреба. Они уже ничего не могли говорить, потому что ясно поняли, что это был конец. Что это смерть за ними пришла, потому что бежать им было попросту некуда. А тут еще и другие волки, видимо, родственники этого главного, поднялись на крышу и совсем перегородили им путь к спасению. Причем волки эти уже не садились на задние лапы и не покачивали головами, делая вид, что они, ох как расстроены самоуправством зайцев. Они совсем не притворялись, отчего только зыркали глазами во все стороны и, в предвкушении скорой и обильной добычи, облизывались.

– Ну так что, – вновь переспросил старый волк, – у вас тут танцы, кажется? А кто разрешил? – тут его взгляд переменился и сделался очень злым, наверное даже еще более злым, чем у его сородичей.

И никто из зайцев не решился ему на это ответить. Лишь некоторые из них стали неспешно взбираться на бетонный бортик крыши, вознамерившись, очевидно, просто спрыгнуть вниз. Ведь такая смерть была куда менее болезненной, чем смерть от острых волчьих зубов и когтей. И, как это ни странно, но такое общее их движение неожиданно напугало волков. Потому что падалью они не питались, а если зайцы спрыгнут вниз, так значит и ужина им не видать. Заметил это и главный волк, отчего поднялся на все четыре лапы и примирительно произнес:

– Эй, эй, вы что, косые, чего испугались? Мы ведь только так, к вам в гости пришли музыку послушать. А вы что подумали? Мы без приглашения, конечно, но ведь… – тут он прокашлялся в лапу, – вы и без приглашения всех пускаете.

– Пускаем, – ответил ему один из зайцев.

И хотя он не был самым смелым из них, но возможно, ему просто надоело тогда бояться. А быть может он и перебрал немного лишнего.

– И даже если кто совсем без приглашения, – продолжил он уверенно, – то нам и все равно. Главное, чтобы зверь был хороший.

И такая смелая речь волкам даже понравилась, отчего они попросили этого зайца принести им закуски и выпивки, а затем и включить музыку. На что заяц лишь распорядительно хлопнул лапками и тут же, откуда ни возьмись, появились хорьки с блюдами и бокалами. Волки попробовали. Выпивка всем понравилась. На счет же закуски мнения разошлись.

– А теперь, – щелкнул когтями главный волк, – музыка!

И вот тут уже произошла никем, конечно, не предвиденная, но настоящая катастрофа. Или чудо, или то и другое, причем одновременно. Потому что и по ушам, и по шкурам, и даже по лапам всех присутствующих ударил такой оглушительный рев, что не то чтобы одна лужа на крыше появилась, а чуть ли не половина всех зайцев в обморок попадала. Кто-то из волков дико завыл, кто-то хотел было даже сброситься с крыши, но его удержали. Причем ловили его все те же самые зайцы, которые там у бетонного бортика стояли.

Наконец первый шок миновал и все расслышали музыку. Прекрасную, удивительную, заводную. Такую, что даже у самих волков в ритм ее стали подпрыгивать хвосты и подергиваться уши. А сам главный волк, взобравшись на спины двух своих сородичей, бешено прыгал прямо на них и все оглядывался по сторонам, наблюдая невероятное и фантастическое светопреставление, которое устроили перепуганные городские насекомые, взмывшие в воздух, да еще и подняв при этом огромные клубы светящейся пыльцы.

И долго потом из-за всей этой яркой подсветки, скользили по нижним кромкам облаков серые тени от вытянутых волчьих морд и развевающихся по ветру длинных заячьих ушей.

16. Смех в тьме

Никогда Орландо не забудет этот смех. Нет, никогда. Да и кто бы забыл? Когда его жена плакала, металась по дому, била посуду или портила мебель, это еще можно было как-то вынести. Но вот смех? «Брр, – Орландо поежился. – Нет уж, пусть лучше кто-нибудь другой теперь все это терпит. А с него довольно». И потом, эти сны, да еще у него самого. Ясно, что когда самый близкий тебе человек постепенно теряет рассудок, то и на тебя это тоже не может не действовать. А сны, что уж и говорить, в них как раз и отражались все его страхи и переживания. “Ведь как это она тогда явилась к нему в самый первый раз, – попытался он вспомнить, – просто возникла словно из ниоткуда, постояла молча и ушла”. А затем снова и снова. И так до той самой ночи, когда она, ну прямо как прежде, совершенно нормальным языком объяснила ему, что и как нужно было делать. Орландо остановился.

Он теперь был уже два дня как в пути. Причем шел и сам не зная куда. Хотя, вроде, и зная, конечно, но при этом и без полной уверенности, что не бредит на этот раз сам. А ведь именно в ту, последнюю ночь, что он провел дома, жена явилась к нему снова во сне и очень подробно все рассказала. Как помочь ей, как спасти от все более прогрессирующего безумия. «Иди в заброшенный город, – сказала она ему, – найди там дом, он большой и желтый, не заблудишься. В нем есть подвал, а в подвале свеча. Принеси мне ее и мы опять с тобой будем вместе». После чего посмотрела на него как-то странно, и уже уходя добавила: «Только прошу, не ходи в тот подвал без света». И все. А что значит «без света», Орландо не понял. Он и так не пошел бы туда без огня, что там видно-то? Ведь все городские подвалы очень темные и опасные, и там полно крыс. Но отчего-то те, последние слова его жены Орландо немного обеспокоили. Отчего он и решил отправиться в дорогу, прихватив с собой не только провизию, но еще и ружье.

И вот вдалеке показался тот старый город. Как и все города того времени, он был давно заброшен и забыт, и обитали в нем только дикие животные. Но они в большинстве своем не были слишком опасными, тем более для вооруженного трима. К вечеру того же дня Орландо приблизился к окраинным домам. Как и полагал, идти ему тогда пришлось почти весь день, хотя расстояние и показалось ему сперва не слишком значительным. Однако Орландо знал, что такое открытые пространства и как они иногда скрадывают дистанцию. Поэтому совсем не удивившись потраченному времени, решил остановиться на ночлег прямо в поле, неподалеку от городского шоссе. Да так намного и спокойней было. Ведь здесь ни один зверь не смог бы к нему подкрасться незаметно.

Ночь прошла тихо и без происшествий. Орландо прекрасно выспался, хотя во сне и вновь видел свою Грету. Однако теперь она ничего ему уже не говорила, а только как-то странно погрозила пальцем, словно предостерегая от чего-то и ушла. Орландо встал, разломал свой шалашик, который соорудил еще вчера вечером и направился прямиком в город. Вот только тот желтый дом, про который жена ему рассказывала, он искал довольно долго, несмотря даже на то, что город был совсем маленьким. Диких зверей ему не попадалось, поэтому он не истратил ни одного ружейного заряда. Теперь сам дом. Стены обшарпаны, окон нет и даже дверь чуть приоткрыта. А внутри? Тоже ничего. Пыль и мусор, да серый полумрак. Обломки старой мебели, тряпки, стекла, в общем все то, что обычно и встречается в таких вот домах. Но свечки почему-то нигде не было. «Наверное, она где-нибудь там, в глубине», – решил тогда Орландо и зажег свою свечу. Потом прошел вглубь этажа. Но и там свечки не оказалось. А была еще одна обшарпанная дверь и запыленная лестница, ведущая куда-то вниз. Орландо остановился. Вот ему отчего-то совсем не хотелось туда идти. Ведь, мало того, что из подвала довольно скверно пахло, так еще и неизвестно, кто мог во тьме прятаться. Медведь или волк. Да или просто кабан. А в таком ограниченном пространстве даже небольшой зверь мог больших бед понаделать. Но выбора, похоже, никакого не было. И Орландо, перезарядив ружье, потихоньку двинулся вниз по лестнице.

Под его ботинками скрипел сухой песок и осколки битого стекла. Но других звуков вокруг к счастью не было. Несколько раз он останавливался и прислушивался: нет, везде было все тихо. После чего продолжал неспешно спускаться. И вот наконец, сам подвал. А вокруг, – да, абсолютная темнота. И только маленькая свечка в руке у Орландо освещала неровным мерцающим светом узкое продолговатое помещение. Там, похоже, был какой-то длинный коридор со множеством дверей по бокам. За этими дверьми были видны комнаты, в которых находились проржавевшие кровати, истлевшие матрасы и прочие незамысловатые предметы. «Больница», – подумал про себя Орландо. Да и действительно, все что было сейчас вокруг него, более всего походило на заброшенную давным-давно клинику, в которой в незапамятные времена лечили людей. «Вот только от чего, интересно? – Орландо пнул ногой лежавший неподалеку от него матрас, – кто ж теперь разберет».

Наконец он дошел, предварительно обойдя все комнаты, до дальнего конца коридора. И вновь, ничего. Орландо усмехнулся: «Ну поделом тебе, простофиля, будешь знать как снам верить. Экий ведь дурак, послушал жену, да еще и ненормальную, да еще и во сне. Хотя, – попытался он себя успокоить, – когда такая беда в доме, поверишь уже во все, что угодно».

И тут он неожиданно увидел ее. Совсем маленькую, такую же запыленную как и все вокруг, свечку. Она стояла на небольшой деревянной тумбочке в дальнем углу коридора, а оттого была почти незаметной. Ведь в такой непроглядной темноте не то чтобы какую-либо вещь, а и самого себя потерять было немудрено. Орландо протянул руку вперед и взял эту свечку. И тут же, видимо оттого, что слишком увлекся, выронил свою. Свечка его покатилась по полу и даже еще некоторое время светила мерцая, но вскоре окончательно погасла. И Орландо даже не испугался поначалу. А стал аккуратно, чтобы ненароком не оттолкнуть еще дальше, искать уже эту, свою свечу. Но сколько не водил руками по бетонному полу, так ничего и не обнаружил. «Что же мне, – подумал он, – может эту зажечь, что ли? Хотя нет, поберегу ее лучше для Греты, а то там вон какой маленький огарочек оставался». После чего полез в карман за спичками.

Однако в кармане, куда он их вроде как положил, спичек не оказалось. «Да что же это такое, – заругался на себя Орландо, – куда же я мог их деть-то?» Он полез в другой карман, затем в третий и, наконец, нашел. «Уф, – вздохнул он с облегчением, – как хорошо. А то я уж что-то беспокоиться начал». Орландо вытер пот со лба, прислонил ружье к ноге, вытащил из коробка спичку и зажег ее. И тут же, словно действительно обжегшись, невольно выбросил на пол. Летящая спичка, не успев еще как следует разгореться, прямо в воздухе с шипением погасла. А Орландо все так и стоял на месте как вкопанный. Он не в состоянии был теперь уже пошевелиться. И, как кажется, не дышал совсем, потому что точно увидел, что был в этом подвале не один.

Это был некто, очень похожий на трима, но явно не трим. Он стоял всего в нескольких шагах от Орландо в узком дверном проеме одной из пустующих комнат и смотрел куда-то вперед, в темноту. «Человек, – произнес про себя Орландо, – но откуда здесь и как?» Он не мог тогда понять. А человек этот, как казалось, и вовсе не заметил его присутствия. Он просто стоял на месте не двигаясь, и словно бы о чем-то размышлял. Впрочем, Орландо не успел его как следует рассмотреть. Уж слишком быстро все произошло. Однако теперь, уже действительно сильно испугавшись, он тихонько приподнял свое ружье и начал медленно, боком проходить по направлению к лестнице. Спичек он зажигать не смел, а о своей потерянной свече забыл даже думать. Так он и шел просто на ощупь вдоль обшарпанной стены коридора, да еще и стараясь ступать как можно тише. Взведенное ружье свое он теперь постоянно держал на изготовке.

И тут кто-то неожиданно и очень легко дотронулся до его руки. Мягко, аккуратно и почти незаметно. Это была явно чья-то чужая рука, но почти невесомая. А затем послышался и голос. Но Орландо не смог разобрать слов. Во-первых, он не знал человеческого, а во-вторых, ему в тот момент было уже настолько страшно, что он едва сдерживался, чтобы не закричать. Но вот странная рука все так же неожиданно отпустила его, и на некоторое время как будто исчезла. И Орландо совсем уже было обрадовался, что избавился от этого жуткого преследователя, как вдруг, и прямо у его уха снова возник тот странный голос. И теперь уже этот голос что-то шептал ему. Ласковое, тихое, умиротворяющее. Отчего Орландо, и сам того не ожидая, вдруг как-то весь расслабился, напряжение его спало и он даже слегка улыбнулся.

«Вот уж глупость какая, – сказал он себе, – чего это я так испугался? Ну подвал, ну темный, ну человек даже в нем. Что ж тут такого? Не повод же это, чтобы кричать изо всех сил и метаться в темноте как сумасшедший…» И вот уже на этом, последнем слове у него будто пелена спала с глаз. «Да что же это я такое говорю, – подумал он, – ведь так и вправду, наверное, можно с ума здесь сойти. Да как же это? Бежать надо, бежать срочно. Но куда?» И тут он вдруг увидел слабый лучик света, который пробивался сквозь не до конца закрытую деревянную дверь подвала. Недолго думая, Орландо бросился вперед и вверх по лестнице, после чего и резко открыл входную дверь. И тут же яркий свет, слепящий и живой ударил ему прямо в глаза. Орландо зажмурился, а затем, прикрыв одной рукой лицо, быстро выбежал прочь из ненавистного дома.

Он долго потом смеялся, когда буквально вывалившись на улицу, валялся на земле в мягкой согревающей пыли под теплыми лучами полуденного солнца. А затем все-таки поднялся на ноги, отряхнулся и пошел скорее домой. И за плечом у него было все так и не разряженное его ружье, а в боковом кармане совсем малюсенькая свечка. Шел он теперь почти не останавливаясь. Все два дня. И хотя он привык к довольно долгим переходам, но все же, когда приблизился к своей деревне, то едва не падал с ног от усталости.

Ввалившись наконец в свой дом он сразу же столкнулся с Гретой, которая почему-то очень внимательно на него посмотрела, и почти, как ему тогда показалось, разумно. Потом вытащил из кармана найденную в подвале свечу, на которую его жена тут же буквально уставилась. Когда же он зажег ее, то в глазах Греты возникло сначала некое теплое мерцающее свечение, потом она закатила их наверх, оставив видимыми лишь одни белки. Когда же она вновь их опустила, то это были уже глаза его Греты. Той Греты, нормальной, не сумасшедшей, которую он когда-то прежде очень любил. И в этот момент Орландо просто не выдержал. Он и так-то всю дорогу назад с трудом сдерживался, давясь от радостного смеха. Что все-таки сумел раздобыть то, что искал. Теперь же он мог по-настоящему расслабиться. Отчего медленно и с наслаждением закрыл уставшие глаза и, постепенно погружаясь в приятную, но беспросветную темноту, тихо засмеялся. И долгим был этот смех, и счастливым. А может быть, то был всего лишь сон. Орландо не мог уже сказать наверняка.

Вот только не суждено ему было никогда проснуться. И не потому, что он умер в тот момент, а потому что так и продолжал всю оставшуюся жизнь смеяться, весело и беззаботно блуждая в абсолютной темноте.

17. Жасминовое чаепитие в послеполуденной тени

Легкий и приятный аромат, успокаивающий. Запах яблоневого цвета, коры и листьев, травы и свежести. Все это чувствовал сейчас старый Муршу, с интересом наблюдавший за странным и призрачным действом, которое неспешно разворачивалось прямо перед ним. А ведь совсем еще недавно он, такой уставший от утренней работы, пришел сюда, в тень единственного крупного дерева поблизости, чтобы немного передохнуть и переждать полдень. То есть самое пекло, когда в поле совсем работать было нельзя. И тут вдруг это чаепитие.

Он и сам тогда не заметил откуда здесь взялись этот длинный, накрытый скатертью стол и стулья. Эти люди, которых он никогда еще в жизни не видел. Эти яблони, которые все были в белом цвету. «Одна, две, десять, – Муршу все пытался их сосчитать, но сбивался со счета. – Да их тут целый сад, – сказал он себе наконец. – И кто, интересно знать, все эти странные люди, откуда они? Ведь сейчас в этом поле вообще никого не должно было быть». Да, он слышал, конечно, про древних людей, тех, которые жили когда-то на этой земле, но потом все куда-то исчезли. А теперь они опять находятся здесь и сразу несколько; странно.

Муршу, конечно, сразу тогда догадался, что просто еще спал в тот момент. Но как-то не решался это проверить. Отчего не стал: ни шлепать себя рукой по щекам, ни больно щипать за ногу. Поскольку то, что он видел, иначе, кроме как невероятным и удивительным чудом назвать было просто нельзя. А ведь сны далеко не всегда бывают приятными. И если тебе снится хороший и жизнерадостный сон, то зачем просыпаться? Не лучше ли подремать еще, чтобы вдоволь насладиться прекрасными, пусть и иллюзорными видами.

Тем временем люди уже налили в чашки свой чай и уселись за стол. Стол этот был довольно большим. Таким, что они сразу все за ним уместились. Там были и стройная женщина, и высокий мужчина, несколько маленьких и шаловливых детей. Кажется два мальчика и три девочки, Муршу все никак не мог их сосчитать, поскольку дети постоянно бегали вокруг стола друг за другом. Была даже какая-то приятная на вид худая старушонка в белом кружевном головном уборе. В общем, самая обыкновенная счастливая семья. Да и сам сад был, по всей видимости, их собственным, поскольку был огорожен невысоким забором, а от стола и куда-то вдаль вела усаженная цветами извилистая земляная дорожка. Но вот самого дома почему-то нигде видно не было. «Наверное, я просто представить себе его не могу, – подумал Муршу прямо во сне, – а оттого и не вижу».

И люди уже приступили непосредственно к самому чаепитию, когда Муршу впервые подумал про время. А ведь действительно, ему, наверное, давно пора было возвращаться в поле, поскольку за него необходимой работы сделать не мог никто. «Интересно, – снова подумал он, – который сейчас час? И сколько я сплю?» После чего все-таки ущипнул себя несильно за руку. Но почему-то не проснулся. «Так, – сказал Муршу сам себе, – это не помогает. Но что же делать?» Тогда он встал и решил подойти к этой воображаемой компании. Но только лишь немного сдвинулся с места, как вдруг все пропало. И яблоневый сад, и стол, и люди со своим жасминовым чаем. Муршу огляделся. Да, теперь все было по-прежнему, в точности как и тогда, когда он еще только прилег здесь передохнуть. Вот то большое тенистое дерево, рядом с которым он устроился, вот даже его куртка, которую он снял с себя, чтобы удобнее было лежать. Да и вообще, все вокруг было абсолютно нормальным и обыкновенным. «Так что же это, – сказал он себе теперь уже вслух, – выходит, что я и не спал вовсе?» После чего сделал шаг назад и встал на свое прежнее место. И вновь перед ним возникли и тот яблоневый сад, и люди со своим жасминовым чаем, и даже запахи, которые окружали его со всех сторон, буквально наполняя чувством умиротворяющего и блаженного покоя.

И это было словно чудо. Когда ты из одной, привычной и простой жизни попадаешь в другой, удивительный мир. Пусть, возможно, и иллюзорный, но такой восхитительный и прекрасный. Когда время вокруг тебя словно бы останавливается и ты ничего уже не замечаешь, да и не хочешь замечать, кроме этой счастливой, удивительной картины. Муршу невольно ахнул. Он никогда еще не видел, конечно, ничего похожего и даже не слыхивал о подобных чудесах. Ведь все это выглядело как настоящий мираж в пустыне. Живой и манящий, от которого почти невозможно было избавиться. Но вокруг него сейчас была не пустыня, да и не было настолько жарко, чтобы в потоках разгоряченного воздуха могли возникать миражи. Но Муршу не стал слишком уж разбираться в деталях, а только вновь неторопливо сел на свою брезентовую куртку и продолжил спокойно наблюдать. Да он и не смог бы сейчас, наверное, поступить иначе, поскольку от всего увиденного впал в такое приятное оцепенение, и такая блаженная истома разлилась по всему его телу, что сопротивляться этому он был просто не в состоянии.

Наконец чаепитие закончилось и люди стали убирать со стола. Они собрали чашки и блюдца, стряхнули крошки от съеденных пирожных и задвинули стулья под стол. И когда они собирались было уже уходить по своей земляной, усаженной цветами дорожке, как вдруг, неизвестно откуда подул легкий и приятный ветерок, отчего с яблонь стали осыпаться белые лепестки. И это было настолько похоже на снег, что Муршу даже не удержался и вытянул руку вперед, чтобы поймать несколько таких лепестков. Он старался теперь уже не сходить со своего места, чтобы видение вновь не пропало. И это ему удалось. Вот только лепестки эти, попав к нему на ладонь, почему-то очень быстро таяли, словно и вправду как обыкновенные, хотя и очень крупные снежинки.

И вот, наконец, ведение совсем пропало, так, как будто его и не было вовсе. Муршу вздохнул. «Да-а, – сказал он себе, – уж такого никто из наших точно никогда не видел. Пойду-ка я лучше сейчас в свою деревню и расскажу всем о том, что здесь произошло. Работа-то моя никуда от меня не денется». После чего поднял с земли свою куртку и хотел было ее уже надеть, как вдруг заметил, что она словно бы окаменела. Да и действительно, куртка его сейчас была такой, как будто ее сначала сильно намочили, а затем и заморозили. Муршу поглядел вниз. И внизу он увидел также нечто странное. Поскольку на том месте, где он только что сидел, вся земля была покрыта настоящим белым снегом. Зачерпнув небольшую горсть такого снега, Муршу стал смотреть, что будет. Да нет, – это был, по всей видимости, самый обыкновенный чуть подтаявший снег, который выпадал у них зимой. На ощупь он был очень холодным, а по мере того, как нагревался от тепла руки, таял. Так что очень скоро на ладони у Муршу осталась только маленькая прозрачная лужица чистой воды, которую он хотел было сначала попробовать на вкус, но потом вдруг отчего-то засомневался и выплеснул на землю.

Посмотрев еще раз по сторонам, Муршу пошел прямиком в свою деревню, где всем в подробностях все рассказал. Но ему никто не поверил. «Это ты на солнце перегрелся, – сказали ему соседи, – и тебе все привиделось». Даже его собственная жена сначала проворчала что-то невнятное, а потом еще и посмеиваться над ним стала. Тогда он отправился к бабке-ведунье, что у них на окраине деревни жила. Там он повторил свой рассказ, посетовав еще, что ему никто не верит. Однако старуха отнеслась к его словам неожиданно серьезно и даже попросила показать ей то место, где все произошло. Муршу охотно согласился. Когда же они пришли к тому дереву в поле, день уже заканчивался и солнце клонилось к закату.

– Ну и где же это место? – спросила его бабка-ведунья, причем глаза ее в тот момент как-то странно блеснули.

– Да вот оно, – Муршу указал на примятую под деревом сухую траву. – Здесь я как раз дремал в прохладной тени, а вот те, как их, люди, вон там сидели. А вокруг них были яблоневые деревья и с этих деревьев падали лепестки, да таяли потом почему-то. И еще они все ушли вон туда… Да что с тобой?

В этот момент Муршу увидел, как старуха, буквально упав на колени, стала водить руками по траве в том месте, на которое он указал. Она словно бы искала там что-то, но никак не могла найти. Наконец она посмотрела на него. И вот уже от этого взгляда у Муршу буквально заныло сердце. Потому что такой беспредельной тоски, он никогда еще в жизни не видел. После чего старуха вновь повернулась к земле и продолжила поиски. Муршу тоже присел. Он никак не мог разобрать, чего это она там все искала, а спросить не решался. Так прошло еще несколько минут. Наконец Муршу не выдержал:

– Да что же ты там ищешь-то? – спросил он старуху.

А та вместо ответа лишь опустилась уже вся на траву и затихла. Муршу прислушался. Потом повторил свой вопрос. И вот уже после этого старуха наконец поднялась с земли и села.

– Я все тебе расскажу, – начала она и вправду чуть не плача, – что это было, и что, – тут она все-таки немного всхлипнула, – ты упустил. Ты ведь знаешь, наверное, что все мы меряем наше время, по своим часам, которые у нас есть. Но это только лишь наше время, механическое. Мы и меряем-то его лишь для того, чтобы удобнее было жить. Но у природы тоже есть свои часы. И эти часы тоже ходят. Никто не знает как они устроены и даже сколько времени показывают. Однако одно про них известно наверняка, – середину дня они показывают всегда. Вот именно это ты сегодня здесь и видел. А место, – да вот это самое место, на котором ты в тени сидел. Здесь и был природный полдень сегодняшнего дня. Его отметина. Как на циферблате на обыкновенных часах. И завтра он тоже будет где-то, но уже в другом месте, а может быть и в этом. Никто не знает в точности. Видение же твое – это видение абсолютного счастья, когда все совершенно забывают про время. А снег, – тут старуха вновь тяжело вздохнула, – само время, остановившееся ровно пополудни. Оно, конечно, потом опять оттаяло и вновь пошло. Но вот если бы ты сумел его выпить, то тоже бы забыл о нем. А поэтому оказался бы вне времени.

– Что это значит? – не понял Муршу.

– А то, что ты хотя и старый очень, но не умер бы никогда, – ответила ему старуха и пошла назад в свою деревню.

И много раз приходил потом Муршу на это вот самое место, но так никогда и не видел более чудесного жасминового чаепития в послеполуденной тени.