Но я и сам справился, пусть и облился холодным напитком, которого осталось для утоления жажды всего-то на пару добрых глотков…
Так в вагонной тесноте, почти в обнимку с незнакомкой и, стараясь не наплодить нечаянного потомства, ждал отправления поезда.
Наконец над головами прогнусавило:
– Осторожно, двери закрываются, следующая остановка… И что-то неразборчивое…
Вагон дёрнулся, куча мала со стонами и матюгами колыхнулась, и платформа неторопливо уплыла с глаз долой. И сразу же откуда-то потянуло сквознячком: перекошенные двери вагона закрывались неплотно…
Суйда. Народец, толкаясь и переругиваясь, ринулся к выходу, и я неожиданно почувствовал, что объятия соседки ослабли, и чуть было не шлёпнулся, потеряв опору.
– Следующая станция – твоя, – это моя бывшая визави. И когда мы успели перейти "на ты"?
Прибытково. И снова взмыленный поток хлынул на платформу.
Вписавшись в вереницу попутчиков, бодро шлёпаю по разбитой дороге. Две версты до Кобрино…
Меня встречает начальник котельной. Ему уже позвонили из дирекции, и сообщили, что новый бугор вот-вот будет на месте…
Обменялись первыми ничего не значащими фразами…
– Хотите осмотреть котельную?
По привычке предложил начать осмотр хозяйства с бытовки.
Раздевалка встречала новый рабочий день… Гоп-компания вольготно расположилась на полу. На газетах – нехитрая снедь. И объёмистая бутыль с мутноватой жидкостью…
Начальник котельной шмыгнул носом. В дальнейшем подтвердилось: инженерский шнобель при неловкостях шмыгал сам по себе. Рефлекторно.
Итак, шмыгнул нос.
А бывалый народ уже сворачивал праздник. И один за другим участники незавершённой трапезы тихонько смывались. Благо, котельная большая, и потаённых уголков знающий человек мог найти великое множество. И оставшееся время я видел только мелькающие среди насосов и переплетений труб тёмные силуэты.
После обеда в местной столовой знакомлюсь с электриками, захожу на телефонную станцию.
Конец первого дня на новом месте. Кабинет в двухэтажном деревянном бараке из числа возведённых пленными немцами более полувека назад. Отзваниваюсь директору. Докладываю о первых впечатлениях. Опуская пикантные подробности.
Вскрываю свежую пачку чая. Завариваю. И в кабинете делается уютно…
Пора домой. Обратная дорога. Две версты до Прибытково и почти пустая электричка до Гатчины.
Всю дорогу пялюсь в окно: берёзовые рощи, неоглядные луга в цветах. Какая красота!
На пороге неказистой хатёнки меня встречает кворум. Жена, сыновья, невеста старшего.
– Ребята, мы спасены. Начинается новая жизнь.
Второй рабочий день. В общагу на улице Советских Воинов захожу в обеденный перерыв. Хозяин предназначенной нам комнаты пока ещё не съехал. В деревянном дряхленьком здании на краю посёлка, где он получил отдельную двушку, идёт ремонт. Который должен вот-вот закончиться.
Наконец тягомотина завершилась, ключи в кармане, и мы перестали быть бездомными.
Жилище, конечно, была ещё то… С общим туалетом и умывальником. С длинным коммунальным коридором, щедро напоённым могучим послевыпивошным амбре…
И всё же мы были счастливы.
Соседи через фанерную стенку, Серёга-костыль и его вечно пьяная Валя жили размашисто. Ночные скандалы, грохот от падения чего-то тяжёлого. В лучшем случае – нехитрые трень-брень на расстроенной балалайке.
А в коридоре время от времени, вольготно разбросавшись на полу, храпели общежитские алкаши, и по пути в туалет или к умывальнику надо было перешагивать через их бесчувственные тела… И моя Людмила пугалась…
............................
Первая получка.
– Тёма, запри двери. Да, тихо ты! – жена, опасливо оглядываясь, пересчитывает неслыханную сумму. Так я ещё никогда не зарабатывал…
Так прошло три года. Женился старший сын. Ушёл в армию младший. Жизнь задавала вопросы, на которые мы с Людмилой находили или не находили ответы. Всё, как у всех…
А я… Я трудился, не жалея сил. И всё бы хорошо, но…
Как-то незаметно, не сразу изменилось отношение ко мне, и дошло-докатилось до того, что однажды заведующий гаражом, пряча глаза, сказал, что директор запретил выделять первому участку автотранспорт.
И я пишу заявление о переводе на вакантную должность кочегара.
И вот, в зачумленной спецовке, с не совсем трезвым напарником, я у котла. Конторские время от времени наезжают в котельную, и по старой памяти не чураются пообщаться.
В результате многое узнаю из того, чего раньше не замечал. А зря…
Как оказалось, были и набралось их с избытком – причины, по которым я оказался в опале. И главная из них, – непозволительно-эксклюзивная неподкупность. Ну, грешен, – не приучен ловчить. И, соответственно, нечем делиться…
Хорошо, хоть во-время понял, что к чему, и ушёл. Уступив более сообразительному сменщику хлебное, как оказывалось, место…
Как там, у Высоцкого?..
"Быть может, кто-то скажет: "Зря!
Как так решиться – всего лишиться!"
И я слышал от недоброжелателей, что уволен за пьянство. А сверху доносились отголоски начальственных аккордов со снисходительно-осуждающими нотками…
А я себе коротал смены у котла.
***
Когда за окнами безлюдно и темно,
И гул котлов особенно навязчив,
И блик светильника, невнятно обозначив
Спряженье труб в тенётах эстакад
Котельной чадной, чахнет под стеной
В пыли и копоти, листаю наугад
Усталой памяти заветные страницы,
И, оживая, – лица, лица, лица
Друзей, увы, оставшихся в былом,
В мою обитель светлой вереницей
Нисходят: – здравствуй, ас-салам, шолом…
Я вас встречая, не спешу с ответом,
Мы снова вместе. Вместе! И на том
Конце сознанья мимолётно ведом
Блаженный миг ночного полубреда
И пир души в содружестве святом…
..............................
Апрель. На улице ещё холодно. Принимаю смену.
– Ночью останавливай котёл. Распоряжение директора.
Звоню диспетчеру. Подтверждает:
– Приказ.
– Номер?
– Номера нет. Приказ устный.
Звоню в районную диспетчерскую. Там ничего не знают, но обещают справиться.
Звонок. Голос директора:
– Что же вы, Теймур Алиевич, грамотный работник, а не понимаете ситуацию? У нас перерасход топлива.
– А как же школа? Детский сад? Ведь холодно…
И я не останавливаю котёл.
По окончанию отопительного сезона, когда все нормальные кочегары оформляются сторожить, попадаю под персональное сокращение.
Ищу работу. Автостоянка, малюсенькая котельная, ещё одна котельная, но уже большая городская.
И..........неотвратимо надвигающиеся очередные выборы. Под мышиную возню единороссов на столах у операторов запестрели директивные записки: "Проголосовать! Доложить!.."
На выборы не иду. И новой весной "бунтовщика" на очередной медкомиссии неожиданно бракуют по состоянию здоровья… И переводят в дворники…
***
Мой ангел-хранитель, куда ж ты смотрел,
Когда я – на ощупь, не ведая горя,
Стезю в подступающих терниях торя,
Наивную душу надеждами грел?
Когда ворожили несметные дали
Шелковым прохватом дымки голубой…
Янтарные кони, любуясь собой,
Губами а речным зеркалам припадали.
И ветер весёлый раздул облака,
И, выдохнув пряно, разгулен и хлёсток,
Швырялся пригоршнями солнечных блёсток,
Роняя рассвет в заливные луга.
Мой ангел-хранитель, пребывший во сне,
Как грезилось, – слышишь?! – как грезилось это
Цветущее, тёплое, вечное Лето
И радужный мир, обращённый ко мне…
Ярославль – Баку – Ленинград – Сумгаит, 1945 – 2024