– Хорошо, хорошо, – а это я…
................
Первый штурм институтской цитадели с треском проваливаю. Трояк по физике перечёркивает планы, предоставляя ещё одну бесценную попытку сделать правильный выбор.
Целый год, вдыхая вонь промзоны, я отработал слесарем на компрессорной станции под Баку.
И снова благополучно упустил шанс разобраться в себе.
Не сильно успешные потуги постижения техники показывали, что это – не моё, однако…
Однако осень вновь застала вступительные экзамены на пресловутую автоматику…
Сегодня сожалею, но тогда конкурс я выдержал, и нашёл себя в списках зачисленных. Я – студент. Сбылась мечта идиота…
.............................
Первый семестр пролетел незаметно. Сессия. Уже праздную хорошие отметки, и стараюсь попасть к экзаменатору в первых рядах. А, отстрелявшись, захмелеть сиюминутной Свободой, пока группа уныло мается у дверей чистилища.
Чёрт трудностей одоления гранита наук оказался не так страшен, и можно расслабиться.
Я с головой погружаюсь в новый для себя мир. Мир спорта.
ВЕЛОСЕКЦИЯ
Малый спортзал индустриального института. В углу – сложенные горкой маты. Это – для борцов, которые тренируются здесь вечерами. В самую середину зала выдвинут для нас, фехтовальщиков, старый "козёл" с распоротыми уколами рапир боками. Из прорех вылезает грязновато-серая вата.
Беден, однако же, на любителей старинной забавы наш институт. Я в зале – в гордом одиночестве. Вот уже добрых полчаса отрабатываю один и тот же приём.
Из кабинета тренера доносятся звуки музыки. Сейчас он появится. Так и есть. В дверном проёме блеснули очки. Мистер Бугаев.
И сразу – начальственное:
– Что стоим? Работай!
И я делаю выпад. Из бока несчастного козла выползает новый клок.
– Не останавливайся! Ещё выпад! Ещё!
Бугаеву нравится мой длинный выпад.
– Это – сильное оружие, повторяет он. Застань противника врасплох, и победный укол, считай, в твоих руках…
Тренер, разумеется, прав. Проверено на практике.
Мои вооружённые рапирами визави не любят, когда соперник, только что бывший в безопасном удалении, вдруг оказывается на расстоянии укола.
– Выпад! Выпад!
И так без конца, пока моё преимущество не станет ещё опаснее.
Бугаев возвращается в кабинет. Мне скучно. Пустой зал. Не с кем словом перекинуться. Подхожу к окну. Внизу в институтском дворе – вело-гараж. Через раскрытые ворота заезжает шумная кавалькада. Весёлая. Смеющаяся…
На следующий день захожу в распахнутые двери велосипедного царства. Сегодня тренировки нет, и Анатолий Петрович, тренер новичков, корпит над колесом, перебирая пальцами сверкающие спицы…
– Приходи завтра…
Чуть задерживаюсь в дверях, и успеваю полной грудью вдохнуть смесь запахов машинного масла и пота. Запах велосекции. Ни с чем не сравнимый.
И Бугаев так и не сможет удержать меня.
На следующий день после лекций заявляюсь в гараж. Там уже переминаются с ноги на ногу робкие новички.
Разобрали велосипеды, и – пешком, удерживая за руль двухколёсное чудо-юдо, двигаемся в сторону площади Ленина. А там…
А там тренер присел на каменный парапет, раскрыл книжку, а нам назначил наматывать круг за кругом, пока не выйдет урочное время.
И вот я уже лечу по площади, полы расстёгнутого пиджака развеваются, подвёрнутые брюки то и дело норовят запутаться в щедро смазанной тавотом цепи… Я на ходу постигаю азы искусства не падать на поворотах.
И, чёрт возьми, мне это нравится…
Вело-секция переезжает в новое помещение. Полуподвал в глубине институтского двора забит доверху. Это наши геологи за многие годы выездных практик насобирали образцы пород. Трудились.
И вот теперь трудимся мы, и, начиная прямо от дверей, выносим ящик за ящиком, и забрасываем в самосвал, и машина уезжает куда-то, чтобы вскоре вернуться с пустым, готовым принять новую партию груза, кузовом.
Помещение вытянулось в длину метров этак на пятнадцать-двадцать, и пустеет, неохотно уступая метр за метром.
После косметического ремонта и монтажных нехитрых работ вдоль подвала по обе стены протянулись трубы стеллажей, заняли своё место вело-станки для зимних тренировок, а в переднем углу прочно разместился верстак с приспособлением для центровки колёс и прочими причиндалами типичного вело-гаража.
Под финал в дальнем конце оборудовали маленькую тесноватую раздевалку с мощной лампой под низким потолком.
Вскоре стеллажи приняли сверкающие свежей краской велосипеды, а тренеры наши, как будто так было всегда – уже колдовали у центровочных станков, готовя колёса для машин членов сборной института.
Весёлой компанией катим по проспекту Нефтянников через весь город, Баилово, шиховский подъём, и вот мы на Сальянском шоссе.
Старое тутовое дерево. Отсюда начинается наша велосипедная жизнь.
..........................
Летом тренеры, сопровождавшие сборную института на выездные соревнования, позволили мне забрать велик домой.
И все каникулы напролёт вместо того, чтобы балдеть на пляжах Золотых Песков по обещанной папой путёвке, я наматываю под жестоким апшеронским солнцем многокилометровые круги через Ясамальскую долину.
На осеннем первенстве института занимаю четвёртое место среди дорожников, а год спустя, выступая уже за сборную, трижды завоевываю чемпионский титул.
Я влюблён в велосипед, и тренируюсь усердно и неустанно.
А вот на лекциях появляюсь эпизодически и в основном – на перекличке. Потом удираю.
КОГДА НА УЛИЦЕ ЗИМА
Ну, куда вы? Посмотрите, что за окнами делается… Зима на дворе…
..............................
Февраль в Баку суров и холоден. Свирепые норды способны выморозить до костей, и на шоссе неуютно.
Институтская велосекция. Собираемся на тренировку. В раздевалке тесно. Весело перебраниваясь, напираем на себя винегрет из своих и чужих вело-рубашек и джемперов.
Долговязый Коля Лёлёкин обшаривает глазами вешалку, на которой дожидаются своих хозяев тренировочные доспехи. Именно, доспехи, по другому не назовёшь старые видавшие виды заскорузлые от пота свитера. Одевается, округляясь на глазах.
Басит: – Лучше Африка, чем Антарктика…
Вроде, оделись, и теперь в ход идут старые газеты, которые надёжным щитом ложатся под самую верхнюю одёжку. Никакой ветер не пробьёт этот щит…
Сегодня в программе – Зыхское кольцо. Это – десятикилометровая петля, на которой весной развернутся сражения за чемпионские титулы среди студенческих команд, а заодно и за право представлять республику на всесоюзной арене.
Сейчас здесь только мы. Наши будущие соперники предпочитают салонные тренировки на вело-станках. Потому и проиграют нам грядущей весной. И будут киснуть в духоте летнего Баку, пока мы гоняемся по прохладе шоссейных дорог большой страны.
....................
Останавливаемся на месте будущих стартов. Снимаем с себя лишнее верхнее, оставляя кучкой около будки приёма вторсырья.
Вообще-то интересно: на кольце, где проходят велогонки кому-то пришло в голову соорудить будку, и надписать белой краской по ржавому фону: "Приём костей, тряпья и лома цветных металлов"… Шутники долбаные…
У нас сегодня – командная тренировка. Выстраиваемся в четвёрки, и с промежутком в минуту пускаемся в путь. Впереди – полсотни километров тяжёлой работы…
.....................
На базу возвращаемся без особого напряга, ибо ветер в спину, да и путь домой всегда весел и короток.
Институтский двор. Наш полуподвал. Велики – на крючки. И – ходом в душевую. Неторопливо разоблачаемся, отбрасывая мокрые от пота комки газетной бумаги.
А из душа так и валит густой пар. Вода пущенная полным напором, хлещет, – аж брызги фонтаном – в забранный метлахом пол.
С хохотом и неразберихой весёлых реплик балдеем под горячими упругими струями. Боже, как хорошо быть молодым!
..................
А вечером в дневнике появится новая запись, и в ней количество намотанных на колёса километров заметно увеличится. Трепещите, соперники!
А вы говорите, зима…
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
"Во-ляре, о-о
Кан-таре, о-о-о-о…"
Он всё время что-то напевал. Одну мелодию сменяла другая. И не было им конца. И все ворожили.
За плечами друга – семилетка по классу фортепиано, в активе – абсолютный слух, и мне не припомнить ни одной фальшивой нотки.
В институт Вартанчик был принят вне конкурса, как золотой медалист.
Учились мы в параллельных группах. И были друзьями. Неразлейвода…
Вартанчик жил на врастающей в горку перпендикуляром к проспекту Ленина улице Кецховели, наискосок от русской церкви. Одноэтажный домишко, такой типичный для Арменикенда, тесный дворик с тучным тутовым деревом посредине, под которым жаркими днями и летними долгими вечерами соседки перебирали горячие новости:
– Фадыкина палица лисапетну цепу попала… Сколько крову шло…
– Да, ты что?.. А я сегодня наквасила мацун. Вот баночка, отнеси Сирожику… Пусть покушает… Он такой худенький…
Время от времени тишина глухого уголка Большого Города наполнялась переливами колокольного звона, и набожные соседки крестились, что-то нашёптывая…
Выпадало ли вам счастье сиживать за чашечкой кофе на открытой веранде, и вслушиваться в неподражаемое плетение перлов арменикендского слэнга в изящной перебивке тягучих пассажей?..
Вечерами мы выбирались в Город погулять по нарядной Торговой, поглазеть на девушек, широко – из конца в конец – прошвырнуться по приморскому бульвару…
Я заходил во двор домика наискосок от русской церкви, стучал в незапертую дверь… А через полчасика, провожаемые всезапоминающими глазами, уже вдвоём, мы пересекали дворик в обратном направлении, и, пройдя под низенькой аркой, спускались до проспекта вождя революции, и шли, неторопливо перебирая знакомые улицы.
Мы были неразлучны, учились без напряжения, входили в сборную института по вело. И очень-очень хорошо дополняли друг друга.
..............................
Случилось это на отборочных соревнованиях.
Групповая велогонка. В какой-то момент я почувствовал, что сил больше нет, и, вообще-то совсем неплохой гонщик, скис. Еле крутил педали, и сошёл бы с дистанции, кабы не Вартанчик. Он, как добрая нянька, вился вокруг меня, успокаивал, обещал скорое второе дыхание. Подкармливал.
И я ожил…
Так совпало, что в этот момент нас догнал один из сильнейших гонщиков пелотона*. И, бросив друга, я укатил с ним.
А Вартанчик… Вартанчик сошёл с дистанции. И некому было в тяжкий момент поддержать его.
С этого дня появилась червоточинка в наших отношениях… Нет, мы не оборвали связи. Общались. Но прежнего тепла не было…
Прошла чёртова уйма лет, но в душе моей, не утихая, всё звучит и звучит до боли знакомое:
"Во-ляре, о-о.
Кан-таре, о-о-о-о…"
* – пелотон – основная группа гонщиков.
ЧТО ЗА ЗВЕРЬ – АЛЬПИНИЗМ
У ворот институтского двора выстаивается шеренга. Знакомые всё лица. Вон – Эдик. Наш. Энергетик. Курсом старше, но – свой в доску. Между прочим, – второразрядник по вело. Что он потерял в этом строю? А рюкзачок то – не из лёгких, ишь как парень согнулся. Бедняга…
Перед строем – старший. Что-то говорит. Ему хором отвечают. Забавно…
Потом странная команда грузится в институтскую алабашку*, и адье – поехали. Бог знает, куда… Любопытно, однако…
И в один прекрасный день я напросился таки в поездку с институтским альпинистами. И тоже стоял в строю. И рюкзак оттягивал плечи. И в дверях велосекции собралась кучка моих друзей велогонщиков:
– Что это он затеял? Куда собрался?..
А ехали мы – полных восемьдесят километров на север от Баку, туда, где за обочиной шоссе – рукой подать – в синее небо эффектно впечатывались зубцы скального массива Беш-Бармак.
И налюбовался я его строгой красотой, и налазился по стенкам до помутнения сознания.
И так мне всё это понравилось!..
Однако время менять коней ещё не подоспело, и потребовалась пауза почти что в три года, пока я гонялся за сборную, и только после института, когда работа окончательно перекрыла время шоссейных забав, стало понятно: надо что-то менять…
.............
Ранняя осень одна тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого. Первое восхождение. Шахдаг. Ночёвка у подножья четырёхтысячника.
Я изрядно занемог. Тошнит. Раскалывается голова.
– Не помрёт, – бросает проходящий мимо палатки Ёжик – типичная горняшка**. К утру всё как рукой снимет…
И к утру наступает полное исцеление, и я иду к руководителю экспедиции.
– Александр Алексеевич, я здоров. Можно мне участвовать в восхождении?
– Разумеется, – коротко отвечает мастер.
И через пару недель нам торжественно вручают значки "Альпинист СССР".
Вот так неожиданно для себя я вляпался в альпинизм. По самые уши…
* – алабашка – грузовая автомашина с крытым кузовом, оборудованным для перевозки людей.
**– горняшка (слэнг) – горная болезнь, вызываемая кислородным голоданием. Проходит при наступлении акклиматизации к условиям высокогорья.
КРАСНАЯ РАКЕТА
В Завокзальном районе на улице Чапаева прямо напротив остановки трамвая пятого маршрута – неказистое здание. Бакинский "Спартак".
В кабинетике методистов сегодня тесно. Идёт распределение путёвок в альплагеря.
Путёвки очень недорогие. Тридцать с небольшим целковых с персоны, рвущейся в горы, и за такие "копейки" – полный пансион: размещение, не слабое питание, снаряжение и инструктора…
Смена в лагере – три недели среди ошеломительных красот высокогорья. Три недели общения с Горами, радостей постижения вершин.
А между восхождениями… Какие разговоры под покровом суровых армейских палаток… Какие песни под аккомпанемент старенькой гитары…
.....................
Но я отвлёкся. Баку. "Спартак". Тесный кабинетик. Во главе стола наш славный тренер и идеолог бакинского спартаковского романтического альпинизма Александр Воскресенский. Шурик.
Обсуждаются претенденты на путёвки. На самые привлекательные июнь и июль месяцы вне очереди такие спартаковские полканы, как двое неразлучных Юр – Карумидзе и Горин,
иконописный Илюша Кантарович, богатырь Гена Миронов, основательный и неторопливый Вова Середа… Им – лучшее…
Я – значкист – притырился сзади. Моя очередь нескоро…
Терпеливо жду.
И вот наконец: альплагерь "Алибек". Сентябрь.
Прячу заветный бланк в карман. И пусть я не ведаю, что день грядущий мне готовит, в душе поют фанфары…
........................................
– Поезд Баку-Минводы отправляется с третьего пути, -голос диктора гулко разносится по полупустому перрону.
Сентябрь – неурочное время для путешествий, и купе общего вагона заполнено меньше, чем наполовину. Мы с Погосом вольготно устраиваемся на третьих полках, подложив рюкзаки под голову.