Кажется, весь оставшийся день, я провёл поглощенный Илкой, затянутый в омут её глаз, движений, слов и улыбок. Сначала мы отвезли мёд на ярмарку, которая уже вовсю гудела, после выпили кофе, закусив свежей выпечкой, и отправились гулять по городу. Погода наладилась, светило яркое весеннее солнце, вокруг нас сновали стайки туристов и горожан. Жизнь чудилась мне простой и понятной, лёгкой, как одуванчик. Илка, похоже, расслабилась и перестала быть подозрительной, много смеялась и задавала вопросы, на которые я старательно отвечал. Ей было интересно всё: где я родился, где учился, сколько стран посетил, почему решил заниматься музыкой и почему ношу дорогие костюмы. На большую часть вопросов я и сам не знал ответов, оттого было вдвойне интереснее пытаться подобрать правильные слова.
И почему дни такие короткие?
С этим вопросом мы прощались перед домом Илки. Я крепко держал её ладони, не собираясь никуда отпускать, а она смотрела мне в глаза с лёгким испугом и строгостью, говорила что-то о том, что отец наверняка уже обеспокоен и ей пора, но я не слышал и половину.
– Скажи, – перебил её я. – Когда я смогу не отпускать тебя?
– Точно не сегодня, – стушевалась она, отводя взгляд. – Это так важно?
– Да. Не спать ночами нехорошо.
– А ты спи.
– Ты мой Факел. А свет обычно разгоняет ночную тьму, и спать становится невозможно.
– Мы же увидимся завтра?
– Конечно.
– Если ты не уедешь.
– Надеюсь, что нет.
– Саш…
– Не говори ничего, просто поцелуй. В нём будет в сто тысяч раз больше всего, чем в словах. Он точно не обманет.
Весь день я ждал, когда Илка позволит себе что-то большее, чем нечаянно коснуться меня ладонью или взять за руку. Помнился вчерашний вечер и мои непроизвольные объятия. Но ей почему-то такие простые шаги давались с невероятным трудом, она будто пробивалась сквозь толстую стену. Может это нормально, а на самом деле я слишком привык к доступности и беспринципности женщин? Пока все эти мысли проносились у меня в голове, венгерка сделала маленький шаг навстречу и потянулась к моим губам. Столько ожиданий, и всё равно неожиданно вышло – я как-то неловко подхватил её под талию, прижимая к себе, боясь при этом уничтожить всю инициативу. Но, кажется, решимости у Илки было не занимать.
Привкус крепкого кофе на губах, прохладный ветер и огонёк в сердце. Как легко она зажгла его, раздувая теперь бессовестно нежным поцелуем, так же легко поддавался и я. Мне нужно было больше, вовсе не один поцелуй, и даже не два. Я хотел их все, сколько возможно собрать за всю жизнь. С каждой секундой в нас закипала безумная страсть, которую Илка умело контролировала, чуть отталкивая меня от себя, и через мгновение возвращая поцелуем обратно.
– Ты же взрослая девочка, тебе вовсе не обязательно возвращаться на ночь домой, – не выдержал я.
– Обязательно. Потому что ты, – она снова впилась в мои губы с лёгким придыханием, – ты слишком опасен.
– Не больше, чем ты, красавица моя, – одно простое движение, и под своими руками я ощутил гладкую кожу её спины, тёплую, невероятно желанную.
– Саш… Мы на улице… Ты что? – испуганно взглянула она мне в глаза.
– Да какая разница где…
– Тогда не важно и с кем.
Илка скинула с себя мои руки и отошла в сторону, дрожащими ладонями поправляя волосы.
– Важно. С тобой.
– Куда ты спешишь?
– Почему ты не торопишься?
– Я не ложусь в постель с первым встречным!
– Даже если хочется?
– Даже если хочется!
– А я боюсь, что уеду на неделю, вернусь, – а тебя уже не будет для меня. И всю оставшуюся жизнь я стану вспоминать только поцелуй!
– Я что, похожа на проститутку?
– Нет.
– Саш, ты в каком мире вообще живешь? Почему нужно обязательно переспать, чтобы быть уверенным в чем-то? После двух дней знакомства! Это же абсурд!
– А как ещё?
– Доверие. Не слышал? Верность. Я хочу узнать тебя, не хочу ошибиться. У тебя в жизни не было настоящих чувств, и ты, как голодный волк, готов захлебнуться ими. А у меня были! И именно поэтому я не стану бросаться в омут с головой, – твёрдо и сухо выдала Илка и замолчала, глядя себе под ноги. Я понял, что сказал и сделал что-то не то. Польстился на слишком хороший день, а она просто привыкала, прощупывала почву. И теперь резюмировала…
– Какой же я дурак, – вырвалось у меня.
– Дурак, да.
– Простишь меня? – я подошёл к ней и протянул руку.
– Ты странный. Какой-то другой. Кажется, я тебя простила ещё до того, как узнала. И от этого страшно.
Илка схватилась за мою ладонь, я притянул её к себе и крепко обнял. Всё. Теперь она моя, или наоборот, я сдался ей. Наша связь из тонкой нити за этот день сплелась в небольшую веревочку, в жгутик, и никакой Магнус ничего не смог сделать. И не сможет. Мою гордую и нежную венгерку я буду защищать до последнего, чего бы это не стоило. Она тихо и спокойно дышала в моих руках, осторожно поглаживая спину, старательно обхватив меня. Простое и понятное единение, которое неожиданно принесло успокоение и уверенность. Всё будет. Но не сегодня. Впереди долгая жизнь.
Ещё несколько дней мы провели в поглощающем взаимодействии, виделись, постоянно переписывались. Я позабыл обо всех тревогах, каждую свободную минуту мыслями возвращаясь к Илке, как сказал Ден – витал в облаках. И это было истинно так: пока он и Льё попеременно следили за венгеркой, попутно решая рабочие вопросы, я не делал ничего сколь-нибудь важного, не выпил ни одного бокала вина, только курил, как паровоз. С Якшей почти не пересекался, зато получил направление на новое задание. В Вену. Этот город помнился особенным ещё с самого детства. Бабушка мечтала отвезти меня в Венскую Оперу, но так и не исполнила желание. Зато уже гораздо позже, будучи взрослым и самостоятельным экзистенциалистом, я провёл почти неделю за тем, что каждый вечер ходил на концерты. А ещё на одной из улочек всё ещё существовал мой любимый музыкальный магазин: там меня считали чуть ли не самым щедрым меценатом, и было за что. В каждый свой визит я покупал несколько инструментов, которые магазин отправлял нуждающимся студентам. И за это мне прощали одну маленькую слабость: позволяли сыграть пару пьес на самом лучшем рояле. Божественно. Хорошо, что владельцы не догадывались, куда я после этого уходил и чем занимался. Сейчас мне и самому было неприятно вспоминать те наркотическо-алкогольные оргии, которые устраивали мы с Якшей и товарищами, когда завершали сложные задания: реки алкоголя, в прямом смысле текущие по полуголым телам, тяжелый дымный воздух, дичайшие эксперименты в постели. И ничего из этого не давало в итоге ощущения жизни. Поэтому даже с тяжелой головой на следующее утро я выбирался на прохладные, ещё пустые улочки Вены и просто бродил до самого вечера, чтобы занять своё место в Опере и слушать, слушать, слушать…
Но в этот раз всё было иначе.
Летели с Якшей молча, точно так же добирались до гостиницы. И в полнейшем спокойствии выходили на задание, подробностей которого моя память даже не зафиксировала. Привычное влияние, только слишком уж сильное. Отряд Фениксов, сработавший довольно грубо: следы их работы убирали долго и муторно, пропахли гарью и вымотались до предела. На это ушло почти двое суток. Двое мучительных суток без Илки, без её взгляда и тепла. Я чувствовал себя больно-одиноким, как верный пёс, вынужденный ждать хозяина из командировки.
Моя же сущность, казалось, находилась под веществами постоянно, ибо никакой реакции ни на что не проявлял. Будущее Якши вдруг стало меня заботить, ведь если с ним что-то случится, то умирать придётся вместе. Но разговор решил отложить на более удачное время. Возможно, моё гипотетическое назначение на хорошую должность в сообществе немного его взбодрит и придаст нужный вектор. Ну, а если нет, тогда и посмотрим.
Отчеты писал в самолёте, чего никогда не делал. Заодно выслушал много ласковых от Якши, он-то планировал хорошенько развлечься перед отлетом, а я поменял билеты на ближайший рейс, но клятвенно пообещал взять на себя всю бумажную работу и отпустить его на все четыре стороны сразу в аэропорту Будапешта. Так, собственно, и сделал. Закинул документы в архив и поторапливая таксиста пытался успеть перехватить Илку на родном уже перекрестке после работы. Как назло, где-то за километр до места назначения нас затормозила в пробке крупная авария. Пришлось выбраться из машины и бежать. Я страшно боялся опоздать, упустить, не успеть. Хотя плохого в этом ничего не могло быть: когда мы последний раз разговаривали, то обсуждали встречу вообще на следующий день.
Оббегая прохожих, я петлял между ними, заглядывая поверх их голов вперёд. Светофор. И никого. Быстро завернув за угол, я бросился дальше и спустя ещё метров пятьсот поймал-таки свою милую венгерку в руки. Она тихо вскрикнула и сжалась, но когда услышала мой голос, то тут же растяла, прижавшись крепче.
– Ты раньше вернулся?
– Да, поменял билеты. Отчётами занимался в самолёте, – шепнул я ей на ухо, вдыхая знакомый аромат, перемешанный с запахом вечерней весенней прохлады.
– Без тебя пусто. Будто ты сто лет был рядом, а потом вдруг пропал.
– Знаю. Всё знаю.
– Костром пахнешь.
– Издержки работы, даже душ не спасает.
– Мне нравится.
– Ты устала, наверное. Может, зайдём куда-нибудь поужинать? – я чуть отпустил её, чтобы взглянуть в лицо. Оно выглядело действительно уставшим и даже чуточку серым, будто бы Илка приболела.
– Я знаю одно место…
– Там вкусно кормят?
– Ну… Не знаю, насколько вкусно… Зато чай подают самый лучший во всём Будапеште.
– И ты ещё ни разу меня туда не водила?
Илка ничего не ответила, проворно схватила за руку и повела знакомым маршрутом. Первые минут десять я ничего не понимал, просто наслаждался её близостью и спешно отвечал на сообщения Льё о том, что уже вернулся. Он, конечно, знал, хотя и находился в отъезде. Меня оставил на попечение Денеба. И только после очередного поворота я догадался.
– Это у тебя дома самый лучший чай?
– Ну да, – таинственно улыбнулась она. – Испугался?
– Я? Да никогда. Просто не ожидал.
– Заметь, никто ничего не обещал, кроме ужина.
– А как же отец?
– Он уехал, вернётся только завтра.
И мы действительно добрались до её дома, поднялись в уютную квартиру, совсем небольшую, но очень чистую и опрятную, обставленную довольно дорогой старой мебелью, с большим вкусом и заботой. По стенам висели картины в тяжелых рамах, на которых я узнавал достопримечательности Будапешта.
– Их мама рисовала, когда была в моём возрасте, – отметила Илка, обратив внимание на мой взгляд.
– У меня есть отличный друг. Он художник. Ему бы понравились эти картины.
– Вот как… Здорово.
– У вас очень мило. Настоящий дом. Совсем не похож на гостиничные номера и съёмные квартиры, в которых я обычно обитаю.
– А родители? У них разве ты не бываешь?
– Очень редко. И наш дом больше похож на гостиницу, чем настоящий отель.
– Современные интерьеры такие… Отец предлагал после смерти матери сделать ремонт, но я отказалась. У нас и без этого хорошо. Саш, ванная прямо по коридору. Я тебя на кухне жду.
Мы ели домашнее рагу со свежим хлебом, так по-простому, на небольшой светлой кухне, и мне стало немного неудобно от собственного слишком вычурного вида, от дорогого костюма и от флёра того, чем я обычно занимался. Разве может сочетаться работа экзистенциалиста с вот такой спокойной и размеренной жизнью? И имел ли я право лишать всего этого Илку?
– Не вкусно? – спросила она, словно прочитав мои сомнительные мысли.
– Нет, просто задумался. Давно не ел домашней еды.
– Расскажи, о чём думаешь.
– О том, что я не вписываюсь в твою жизнь. И тяну тебя в свою, а нужна ли она тебе, подойдёт ли?
– Мои родители тоже были разными… – задумчиво начала она, чуть помолчав. – Отец великолепный хирург, его почти никогда не бывало дома. Раньше. Именно из-за него мы переехали в Будапешт, мама на самом деле не хотела, ей не нравились большие города. Но семья и близкий человек рядом скрашивает любые проблемы и неудобства. Жизнь построена на компромиссах. И они даются легко, если в сердце есть любовь. Так мама говорила, а папа не спорил.
– И ты также думаешь?
– Да. Мне хочется слушать своё сердце. Так правильнее.
– Можно я закурю?
– Кури, если хочешь.
Илка встала, убрала тарелки, и поставила передо мной тяжёлую каменную пепельницу, попутно разливая чай.
– Это мамина. Она никогда не расставалась с сигаретами. После неё никто в нашем доме пепельницей так и не воспользовался.
– Ты с таким теплом говоришь о них, о родителях…
– Они моя семья.
– Моей семьей была бабушка. Мать и отец интересовались только успехами, а когда я стал чуть более самостоятельным, не приняли выбор. Хотя его-то как раз у меня и не было. Я учился в спец школе для… Других детей. Одарённых, а может и проклятых своими способностями.
– Ты о чём сейчас?
– О своей работе… – я выпустил облако дыма, отхлебнул чай и скинул пиджак. Стало чуть легче. Внезапно появилось ощущение, что я не готов ни к какому продолжению вечера рядом с Илкой. Перешагнуть определенную грань оказалось даже в мыслях сложнее, чем я думал раньше. А всё потому, что желаемое было очень близко. И я боялся. Не самого этого момента, а того, что, возможно, будет после. Игра когда-нибудь закончится, а следом придёт нечто иное, более серьёзное и важное, более трепетное. Но разве я готов?
– Тебе нужно рассказать мне всё как есть, – шепнула Илка, присаживаясь напротив.
– Ты не поверишь.
– Возможно. Но я вижу, как тебе отчего-то сложно.
– Я просто боюсь, вот и всё…
– Странно слышать такое. Ты вовсе не похож на человека, который боится или сдаётся.
– Именно поэтому… Хочешь правду?
Она кивнула и внимательно осмотрела меня с ног до головы, задержавшись на глазах. Такая спокойная и уверенная, такая смелая и сильная. Факел.
– Скажем так… Я не совсем человек. Вернее… С одной стороны вполне человек, из плоти и крови, а с другой… Неизвестное существо. Здесь, в этом привычном мире, в тени, я рядовой мужчина, который носит костюмы и никогда не бывает дома. А вне тени, в мире другом, невидимом для людей, я – экзистенциалист. Тот, который может изменять пространство, мысли, личности и прочее только лишь небольшим усилием сознания. У меня есть рабочая пара – сущность. Он тоже выглядит человеком, но на самом деле вообще им не является. Туман, дым, не знаю… И мы заняты тем, что уничтожаем влияния, спасая людей от сумасшествия, проклятий, одержимостей и прочей гадости, – я выдохнул и затушил ставший бесполезным окурок. – Ну и как тебе?
– Похоже на сказку или фантастический фильм.
– Типа как о привидениях?
– Не смешно… Слышать такие слова, претендующие на правду, очень… Как бы объяснить… Непонятно. Я вроде бы и хочу тебе верить, но… Разве такое бывает?
– Ну я же тут перед тобой. Бывает, значит. Показать тебе ничего не смогу, я ж не фокусник. Был бы сущностью, вышел бы из тени и стал туманом. Залезть тебе в голову не имею права. Поэтому придётся верить. Или нет.
– Чтобы поверить нужно время… Кажется, если бы даже Ангел сошёл с неба, я бы стояла и думала – правда ли это.
– Вот и не думай. Зато теперь ты понимаешь, почему я такой странный.
– У тебя и родители тоже…?
– Нет, конечно. По наследству это не передаётся. Чистая случайность.
– Мир в мире…
– Ага. Как-то так… Ладно, Илка. Мне, наверное, пора. Я и так тебя озадачил и побеспокоил. Ты ведь ждала меня завтра. Но если…
– Ты сейчас собирался сказать, что если я вдруг против после того, что ты озвучил?… Нет! Даже не думай, – вдруг разозлилась она. – Убежать решил?!
– Вовсе нет. Просто я немного трус.
– Ты немного дурак, Саша… Думаешь, я просто так тебя позвала домой? Знаешь, как тяжело было решиться. Мне казалось, что я не готова. Что не стоит. Но когда ты догнал меня… Всё резко изменилось. И теперь ты собираешься просто уйти?
– Кто знает, чем наши отношения могут закончиться…
– Почему они должны заканчиваться? – оторопела Илка, как-то по-особенному складывая руки на коленях. Она выглядела такой удивленной, будто мои слова застали её врасплох. Я невольно улыбнулся и подошёл к ней, заключая в объятия.
– Не должны. Всё только начинается, моя смелая, гордая Илка…
С тревогой в груди и сердцем, отсчитывающим удары почему-то в голове, я целовал её, совершенно позабыв и самого себя, и этот город, и неусыпный контроль товарищей и даже то место, где находился. Небольшая опрятная комнатка с окном на дорогу, тёмными шторами и узкой кроватью. Мягкий свет ночника. Лёгкий сквозняк из коридора. Прохладные простыни. Тёплые прикосновения. Порция не страсти, но нежности. Доверие и податливость. Скромность и чувственность. Мне хотелось любоваться своей Илкой, прекрасной в смущённой наготе, и ничего больше не делать. Только смотреть, как она бросает на меня красноречивые взгляды, с улыбкой удивляясь промедлению.
Губами и ладонями я исследовал каждый уголочек её тела, искал потаённые места наслаждений, переполняясь и желанием и восторгом от простоты и загадки, сплетенных воедино в этой девушке. Если она и боялась чего-то, если не была готова к близости в самую первую встречу, то теперь даже не думала об этом. Твёрдая в принятом решении, Илка оказалась столь ласковой и одновременно настойчивой со мной, что я был почти безоружен.
Что для меня секс? Развлечение. Удовольствие. Антидепрессант. Десерт после ужина. Дорогой и изысканный. Вычурный и смелый. Любой. Но не такой, какой был с Илкой. С ней он казался похожим на танец или великолепную мелодию, написанную здесь же, при нас, нашими собственными руками на разгоряченных телах. Пленительные изгибы хрупкого женского тела напоминали красоту линий скрипичного ключа, а тонкие пальцы – нотные строки, по которым я осторожно расставлял ноты поцелуев. Мы создавали гармонию, звучали резонансом, великолепным аккордом и его не менее прекрасными разрешениями, то сливаясь в один звук, то разбегаясь на небольшое расстояние, чтобы сойтись снова.
Это был сон. Такой, в котором воплощаются все твои мечты и тайные желания, в котором ты свободен от любых предрассудков и прошлого. Никакой опыт, никакие прошлые переживания не возникают рядом, не диктуют действия и мысли. Ты чист и пуст, ты готов принимать то, что тебе дают. И готов делиться собой.
Если бы меня попросили рассказать, что происходило, я бы вспомнил с трудом. Только туманные образы и ощущения, острые, яркие, подчёркнутые акцентами случайных вздохов и вскриков. Она была моей. И только. Я чувствовал её тепло и желание быть здесь, со мной, отдаваться без остатка. Такое тихое и ясное, как солнечное небо в середине июля.
И единственная мысль билась в голове: не выходить из тени, не позволять себе быть уязвимым.
– Саш, – прошептала Илка сквозь тяжелое дыхание, обвивая меня руками крепче прежнего. – Что это?
– Сдался… Не могу удержать себя в тени, ми-ла-я…
Не знаю, что изменилось для неё, а я весь превратился в оголённый нерв. Каждое движение, каждый взгляд и прикосновение отдавались во всём теле сотнями разрядов чувств. Настоящее сумасшествие, экстаз, который невозможно было контролировать. Илка только скользнула взглядом по моему лицу и поймала губы в поцелуй, от которого закружилась голова. Наше маленькое безумие симфонических масштабов. И финальным аккордом – судорожный, глубочайший вдох на двоих, голодный и жадный. Казалось, что я испарился, взмыл в небо и плыл там лёгким облаком, тонущем в ненавязчивом аромате сирени, в который превратилась Илка. И возвращаться не хотелось. Ни сейчас, ни когда-либо ещё. Если только для того, чтобы ощутить всё то, что случилось, снова.
Я прятал свою милую венгерку на груди, вслушиваясь в шум мелкого дождя за окном. Она выводила наши имена на моей растревоженной коже, осторожно касаясь пальчиком, и молчала. Говорить и мне ничего не хотелось. В такие моменты вообще слова не нужны. Когда в душе случается что-то важное, нужна тишина, никакие звуки, кроме музыки и природы не должны осквернять спустившуюся с небес благодать, объединяющую нас.
Разве мог я представить себе, что эта девушка подарит мне настоящую жизнь и чистые чувства? Никто не смог бы мне ни рассказать о том, что можно испытать в момент близости с тем, к кому истинно тянется душа, а сам я был слишком мелочным, чтобы попробовать себе представить. Может, это и есть любовь? Тёплое, спокойное и тягучее желание, а не страсть? Не грубая и отчаянная, а терпеливая и нежная? Любовь выше секса, выше слов, выше действий и поступков. Она так глубоко в нас, что даже тень ей не помеха.
– Саша, – позвала Илка.
– Да, моя хорошая…
– Почему молчишь?
– Нет слов… И мне кажется, они не нужны.
– И мне кажется…
– Не жалеешь?
– Ни капли.
– Я бы мог сказать, что это – любовь. Но боюсь громких слов, – я легко поцеловал её в макушку и улыбнулся. – Хотя… Пусть будет.
– Самое быстрое и простое признание в моей жизни.
– И глупое, да?
– Не знаю. Если честно, в голове у меня ещё какие-то звездочки, как после фейерверка. И тело будто не моё… Мы словно плывём с тобой… На плоту.
– В облаках?
– Наверное…
– Ты только скажи, когда мне пора убегать, чтобы твой отец не оторвал голову бессовестному любовнику единственной дочери.
– Попозже, ещё рано. Он обещал вернуться к обеду.
Засыпал я с мыслью о том, что неплохо было бы сходить в душ и выпить воды, а ещё приоткрыть окно пошире. Но мягкие объятия и спокойствие, которое транслировала Илка, так и не выпустили меня в рациональный мир. Зато утро выдалось на редкость сумбурным. Моя прекрасная возлюбленная, в наспех накинутом домашнем платье, разбудила меня часов в шесть довольно громким шёпотом.
– Саша, – горячо говорила она в самое ухо, – просыпайся! Папа написал, что возвращается чуть раньше! Скорее! Благо что я проснулась из-за грозы. Са-ша!
– Гроза? – я сел в постели, пытаясь понять, где нахожусь и разминая плечи. – Доброе утро…
– Ну при чём тут гроза? Тебе нужно уходить!
– Илка… А может не надо? Ну что такого, если твой отец увидит меня? Тебе не шестнадцать лет всё же…
– Так нельзя! Это некрасиво и неправильно – приводить мужчину в дом, пока отца нет.
– И ты всё равно это сделала…
– Ну Саш!
– Собираюсь… – я лениво отыскал взглядом свою одежду и не спеша принялся одеваться. – В следующий раз найдем более спокойное место…
– Я не могу отлучаться ночами, – возразила она тихо, внимательно наблюдая за мной.
– Да что ж это такое? – устало возмутился я, не чувствуя никаких сил на споры.
– Потом всё-всё объясню. Поторопись, пожалуйста!
Не застегивая до конца рубашку и не надевая пиджак, я обулся и уже в дверях крепко обнял Илку, подарив скромный поцелуй. Она слишком тревожилась об отце, и окончательно проснувшись, я решил не форсировать ситуацию. Дверь за мной тихонько прикрылась, а лестница повела вниз гулкими шагами. Когда я спустился на половину пролёта, на первом этаже послышался шум и удар – кто-то вошёл в подъезд. Высокий седовласый мужчина с серьёзным лицом и небольшим старомодным саквояжем медленно поднимался мне навстречу. В нём легко узнавались черты дочери, такой же нос и внимательный взгляд, который он задержал на мне чуть дольше, чем следовало бы. Никто из нас не подумал поздороваться, так молча мы и разошлись. Я слышал, как отец Илки постучал в дверь и та тихо открылась, едва слышно скрипнув петлями. Очень уж всё по-детски выглядело. Сбежавший от отца парень, будто бы совершивший что-то предосудительное с юной девой. Так может из-за него она боялась стать мне чуть ближе?
Я вышел на улицу, где действительно собиралась гроза и почти столкнулся с Денебом.
– Саня! Бурная ночь и не доброе утро? – хохотнул он, хлопнув меня по плечу.
– Отвянь. Я с самолёта вчера сразу к ней, ну и не спал толком.
– Чего ж тебя выгнали?
– Будто не в курсе…
– Девочка вроде не малышка у нас… А отца боится.
– И ты, конечно, знаешь, почему, – я глянул на него с доверием и встретил сочувствующий взгляд.
– Удосужился нарыть, пока ходил за ней хвостиком. Дядечка суровый пуританин. Хотя сам, если верить свидетельствам его молодости, не отличался разборчивостью и чистотой связей. Но она – единственная дочь, и чует моё сердце, прессует он её здорово. А Илка твоя слишком послушная девочка, не хочет его обижать. Может и побаивается, – выдал Ден и замолчал.
– Ерунда. Справимся.
– Саш, ты в порядке?
– Да. В полном.
– Чего невеселый такой?
– Я трус, Ден.
– А-а-а, привык сбегать после секса? Ну-ну… Ты же с ней сам хотел по-другому.
– И хочу.
– Тогда забей на лишние мысли. Живи сейчас, а не потом. Льё писал, кстати. Прилетит сегодня ближе к ночи. Завтра вас ждут в Центральном Архиве, поступило подтверждение кандидатур.
– Этого ещё не хватало…
– Ну да. Боюсь, как бы Марсель с Магнусом не психанули. Нужно быть внимательнее.
– Понял. Ты домой? – он уже дошёл со мной до угла и остановился.
– Нет, конечно. Побуду пока тут. На всякий случай. А ты езжай, отдохни.
– Спасибо тебе, Ден.
– Друзья.
Мы крепко пожали друг другу руки, на том и разошлись. Я всё думал об Илке, о нашей ночи и об отце. Почему она так боялась его, почему не могла принимать решения о своей жизни самостоятельно? Хотелось развернуться, побежать обратно и забрать её с собой. И зачем я ушёл? Поступил как преступник, как нашкодивший кот. Некрасиво и низко. Да и о встрече не договорились…
Я написал ей пару сообщений, но так и не получил ответа. Уже успел доехать до съёмной квартиры, принять душ и выпить кофе, но в эфире так и была тишина. Обиделась? Не так меня поняла? Или поругалась с отцом? Стоило бы позвонить, но я не хотел сделать хуже. Выкурил полпачки сигарет и задремал на диване в гостиной, мимолетом напомнив себе Якшу.
Открыл глаза от яркого золотистого луча солнца, заглянувшего перед сном в окно. Часы показывали глубокий вечер. В квартире стояла мёртвая тишина. Я сел, выронив полупустую пачку и зажигалку. Рядом на полу валялся смятый пиджак. Телефон! Не успел я зайти в сообщения, как раздался звонок. Льё.
– Да?
– Саш, ты дома?
– На месте, только проснулся.
– Мы с Деном скоро будем, не уходи.
Льё повесил трубку, а я так и остался сидеть. Голова камнем тянула к подушке, напоминая о том, что тело моё слишком слабое и несовершенное. Облачившись в лёгкие летние брюки и рубашку, я достал бутылку вина и налил себе бокал. Пусть кто что хочет говорит и думает, это не отнимет у меня права расслабиться.
Входная дверь с шумом открылась, впуская внутрь истинного экзистенциалиста и его татуированную сущность. Ден шуршал пакетами, а Льётольв тихо чертыхался что-то выронив. Наконец они появились передо мной: один совершенно довольный увесистыми пакетами и их содержимым, второй несколько пыльный и помятый.
Пока Денеб накрывал импровизированный стол, Льётольв закурил, распахнул все окна и уселся рядом со мной, вальяжно закинув ногу на ногу. От него веяло тревогой, несмотря на расслабленный вид.
– Обошлось без тебя. Наши документы приняты, кандидатуры утверждены и направлены на рассмотрение, – констатировал он.
– Чудесно.
– Магнус в бешенстве.
– Тоже хорошо. Он не думал вернуться в лоно семьи?
– С его-то гордостью? Нет.
– У нас есть не больше двух спокойных недель, пока Фениксы определятся со своими кандидатами, – добавил Ден. – У них там какие-то накладки.
– Как всегда, – буркнул Льё. – Губят девчонок на раз-два, а потом дёргаются…
– У них работа такая, погрязнее нашей, – парировала сущность. – Кстати, Якша-то где?
– Не в курсе, – откликнулся я. – Вчера разъехались в разные стороны, так и не виделись.
– Саш, Льё знает, что случилось… Мы тебе тут принесли кое-что…
– М?
– Весточку от одной очень милой особы…
– Илка? Что с ней?
– В целом всё нормально. Она поймала меня около дома, – осторожно ответил Ден. – Говорит, видела нас утром беседующими и решила, что я твой друг. Догадливая. У неё телефон сломался, так что ответить не могла…
– Всего-то?
– Саш… Ну ты чего? Разве можно поверить в такую ерунду? У неё случилось что-то дома. Мы со Льё догадываемся – что. Но тебе лучше самому всё узнать. Завтра вечером на набережной.
– Почему не сегодня?
– Не усложняй, – остановил меня Льётольв. – Если она так говорит, значит так надо.
– Чертовщина какая-то. Я с ума сойду до завтра! – меня охватила злость. – Что этот старик с ней сделал? Я вполне могу забрать Илку к себе и дело с концом!
– Да не пойдёт она с тобой, пока сама не решит. Или ты не понял ещё? – строго высказался Ден. – Лучше бы подумал, как будешь от Магнуса отбиваться. Нам всем было бы неплохо подумать об этом…
– В гробу я всё это видел. Не хочу!
– Сань, ну не начинай ты…
– Действительно. Если мы хотим нормально жить и работать, нужно установить мир, любым способом, – философски изрёк Льё, допивая моё вино и закусывая сыром, который я даже не увидел на столе. – А с женщинами уже потом разберёмся. Хотя… Илка особый случай, конечно. Магнус тоже следил за вами. И, боюсь, Саш, тебя ждёт бессмысленная месть…