Убийство
Была уже темно, собирался укладываться спать, когда в окно постучался Р. Жестами дал знать, чтоб я оделся и вышел. В прочем, уже через минуту, мы ехали по неизвестному мне адресу.
– надо встретиться со здешними, как бы нам этого не хотелось, но без их помощи никак не обойтись. Мне стоила многих усилий, что бы выбить нам встречу с глазу на глаз, нельзя оплошать, человек он видима очень боязливый. Говорить буду я, ты постой для вида, что тебе отлично удается, ты даже мне хорошо знающему тебя, на минуту невольно внушаешь уважение.– Он засмеялся и потрепал меня по плечу. Сцена выглядела очень вымучена и не то что бы ни скрывала его взволнованности перед встречей, но наоборот, выпячивала ее.
Мы подошли к огромной гниющей туше заброшенного завода. Пробираясь через руины и кусты, нас наконец окликнули. Это был низкий довольно упитанный человек лет сорока.
– не совру что рад встречи, но коли так уж вышло, давайте быстрее изложите в чем смысл встречи и разбежимся.– он и в самом деле говорил очень быстра, не договаривая слова и при этом нелепо выкрикивая их будто, опаздывая на поезд был готов разбежаться, запрыгнуть на него и еще на прощание помахать нам рукой.
Его лицо искривилась, словно он впервые в жизни пробовал улыбнуться. Из за его плеча торчала голова Р, с такой же гримасой на лице. он хотел закричать, но его снова ткнули ножом в бок и снова и снова, пока его тело безвольно не повисла на руке Р.
– ну что ты смотришь на меня. Ну, предупредил бы заранее, о причине нашей прогулки, ты же не пошел бы, а одному мне копать могилы без тебя совсем не привычно. Ты сам выбрал этот путь и не забывай самая красивая и широкая дорога всегда ведет на эшафот. В этом смысле судьба нам хорошо платит. Я схожу за лопатами, а ты смотри, что бы он ни убежал. Да ну тебя улыбнулся бы хотя бы.
Не знаю долго ли он отсутствовал, но мне казалась, что я пробыл с этим трупом целую жизнь и не было в мире людей более близких, чем я и этот труп. Хватит ли воображения, что бы представить, допустить на секунду, что это тело когда та было наполнено жизнью. Что когда та внешний мир умудрялся протиснуться в его череп, через эти крохотные глаза и укутавшись его мыслями засыпать. Что только один миг соприкосновения с красотой, или страхом могли заставить его грудь биться чаше. Я больше поверю, что минуту назад он был мясом на прилавке, от которого отгоняли мух, чем признаю в нем, что ни будь от живого и все же я никак не могу найти существенной разницы между ним и мной. Право я был его зеркалом, а он моим, воротившийся Р. совсем чужим, третьим лишним, а он никак не хотел этого почувствовать. Чем больше он говорил, тем отчетливее я осязал пропасть на одном краю которого стоял Р, а на другом я и мой уже закадычный труп. Велика ли трагедия, умер человек, который полчаса назад вовсе не существовал даже в виде трупа. Может трагедия не в его смерти, а в том что я стал жалким толстяком. Нелепой гримасой, Ножом кромсающим тело, Каплями крови на листьях инжирового дерево. Или все гораздо хуже и в самом деле не была никакой трагедии? Хотел выжать из себя сопереживания, но мертвым он был мне ближе, чем живым.
– К твоему сведению, его же товарищи свалили на нас это грязное дело. Прознав о его намерениях упаковать нас всех в клетку и сдать властям. Устранить угрозу не решились, как говорится «свобода или смерть» к счастью в этом случае смерть не наша. Вот и пришлось нам исправлять чужие промахи. Диву даешься как из за этого толстячка, чуть все дело не полетела в тартарары, а в придачу и наши головы. Вон там и зароем, слишком большая честь ему, по более с ним возится. Пока ищейки по следу дойдут до нас, мы будем в таком дерьме что они будут самой незначительной проблемой для нас. Пойдем ко мне, приглашаю на окрошку. Решил поиграть в Пруста. Приготовил блюдо из детства. жаль его, написал кучу книг, а все только и помнят абзац с круасаном. Не знаешь, кровь отстирывается? А то всю куртку замарал.
Нет я не знал отстирывается ли кровь.
Дорога к Р. была долгой. Мучительно долгой.
Р. устроился не на много лучше меня, но было видно, что он приложился к каждому уголку коморки. В этот вечер все было кстати. Грязный диван, не менее грязный скрипящий пол, низкий стол, два сгорбившихся человека над столом, кислая похлебка, труп у стен заброшенного завода. Мы вместе были одной целостной картиной и все тонули в ночь. Откуда бы ему взяться, но чувствовался домашний уют.
– знаю, что я должен понимать, но все же, никак не могу понять. Вот в этот момент ты ешь суп. Правда? а вот и нет вроде одно и то же но между моим, ты ешь суп и твоим, я ем суп целая непреодолимая для человеческого ума пропасть. И никакими методами ее не перепрыгнуть. Кто та из наших великих говорит что даже отрицание это более высокое понятие о изучаемом чем предыдущее ибо оно обогатилось его отрицанием и Таким путем должна вообще образоваться система понятий, – и в неудержимом, чистом, ничего не принимающем в себя извне движении получить свое завершение. Но следуя этому методу, мы преумножаем и выводим на качественно новый уровень наше представление, а не его познание которое имеет относительную связь с самим объектом познания и носит исключительный характер. Так как один и тот же путь приводит двух субъектов, так сказать познающих к разным результатом и различие кроется отнюдь не в объекте а даже наоборот в субъекте, то есть различие в познаваемом исходит из различии в познающих. Таким образом, истина как вещь в себе то есть восприятие субъектом самого себя остается в стороне от нашего пути и мы продолжаем познавать сами себя то есть это метод выведения истины о себе. Вот как Михаил Пселл поясняет природу познания. Познание занимая среднее положение между предметом познания и познающим, свою исходную точку имеет в познающем, вращается вокруг познаваемого предмета и становится соответствующим для познающего. Знания же сами по себе не меняют положение вещей, но остаются в сознающих; существующие же вещи не отступают от своей природы. Для него так как существует бог существует и истина сама по себе то есть истинная природа вещи от которой она не отступает. Но что делать нам так сказать людям лишенным такой великой благодати как вера. Если допустим что нет бога хотя допускать следовало бы обратное , нет и истинной природы вещей и они существуют никак не иначе как в представлении познающего. Мы не познаем мир а творим его. Во истину Бог это ключ способный как отворить так и закрыть дверь перед носом. Не смейся сам знаю, что в голове у меня черти что и полный беспорядок но Беспорядок это то же одна из форм порядка. Ньютоны до этих мыслей доехали на автобане науки, а я лазил по горным тропам, на которые возможно еще не ступал и никогда не ступит, полет мысли ни одного человека и сам Ньютон, не подозревал об их существовании, а этих троп миллионы и они скрыты в нас самих.
Друг мой, нам очень не повезло мы живем в переходном периоде мы уже не принадлежим прошлым и при этом мы так же не можем отождествлять себя с будущими и что хуже будущие люди не сочли бы нас за своих и более того вряд ли нашли бы существенные отличия между нами и нашими предшественниками.
Если призадуматься не мы одни так невезучи, все и во все времена жили в переходном периоде между до меня и после меня. Вот причина почему мы так неуютно чувствуем себя здесь. Вот почему меня так сильно тянет в прошлое там нет этой зыбкости этой невыносимой мной мимолетности. В эту секунду сходятся две вечности прошлое и будущее и между ними я не одной из них не принадлежащий. Эта композиция небеспричинно напоминает мне весы и в какую бы сторону я не склонился в первую очередь это будет уклонением от себя.
Говорят, может еще не говорят, но вполне следовало бы, что бог не создал Другова бога, а только свой образ. Неполноценное существо и мы как его творение подражая своему прообразу, обречены создавать неполноценное и в самом деле мир это отражение отражения. Вот почему ничто не совершенно сказал бы иной циник, но не я, я лишь скажу что совершенно все что существует одним только фактом своего существования. К примеру, эта ложка. Из бесчисленного количества возможностей не существовать она существует единственная и неповторимая и при том в моих руках, это ли не чудо. «Но как же» скажешь ты, а если не скажешь то непременно подумаешь « как ты можешь считать ее идеальной когда вон она вся изогнутая, в царапинах да трещинах, еле справляется со своей примитивнейшей задачей» но я скажу, что у нее нет никаких, даже самых примитивных задач, это ты надумал всякие цели и клевешешь, разочарованный тем что бедная ложка не хочет подстраиваться под твое представление о ней. Но мой друг разуй глаза, она бессмысленно, не более и не менее чем ты и даже когда она распадется на атомы, она превратится в нечто столь же бессмысленное и по сему столь же идеальное. Существование единственная причина всего существующего.
Мимоходом распрощался с Р. и пошел. Через час ли, но меня осенила мысль, что я должен не проста идти, но еще и куда та прийти и не проста куда та, а к себе домой. Это было не выполнимой задачей. Доковыляв до лавочки у подъезда рухнул как… нет во всяком случае не как убиты. Я уже видел как падает убиты, как нечто превращается в противоположное в противоестественное былому. Единственное чему я на самом деле хорошо научился у жизни это скрывать свое и угадывать его безумие. нелегкое однако дело но его я освоил его безукоризненно хорошо. Было время когда я ужасно боялся разоблачения особенно в толпе. Баялся что они раскусят мою лож, мою жалкую игру в нормальность. Прогонят брезгливым смехом за чедушную попытку. Но сейчас я почти безукоризненный, Изредка мои демоны возвращаются навестить старого друга и тоска кошкой прокрадывается в душу, как же она мурлычет нежась и пуская когти в нее. еще немного и поверю в будущее и тогда прощай безумие которое я скрывал всю жизнь. точнее укрывал как тлеющий огонь которому только предстоит разгореться. Но в эту ночь как прежде мы честны друг пред другом и в свидетели нам этот клен нелепо выпячивающий себя. Приготовься сейчас забросаю тебя плоскими речами, встану перед зеркалом и зачитаю всю правду, написанную морщинами на моем лице, всю правду про твою глупость и тщетность как отвратна брать у тебя, загребая и выгребая и еще более брать брезгливо со снисхождением. Кто та соврет, что слышал твой нежный и хрупкий голос, а я скажу, что услышал от тебя лишь чавканье и хруст костей. Даже не заикнусь, что ты глубока и непостижима лишь скажу, что мутная вода умело скрывает дно и непостижима все в чем нечего постигать. И даже в эту ночь, когда нечего скрывать все сказанное будет клеветой о тебе, но правдивым рассказам о рассказчике.
Все это время дворник убирающий листья, останавливался опершись подбородкам на метлу и качал головой, наверное сочтя меня за пьяницу. Может ли он знать, что даже в сравнении с пьяницей, я выхожу проигравшим. Счастливый человек, ему есть кого осуждать и тыкать пальцем. Боже мой, как я мог быть так слеп. Как же я умудрился прожить стока лет и не заметить этого. Ведь в самом деле, даже такой как я может отслужить нормальную жизнь. Я могу приемлемо хорошо исполнять какую ни будь работу. Могу жениться на почти любимой женщине. Завести не совсем скучных друзей. Праздновать странные дни, с почему та не чуждыми мне людьми. Как я мог быть так слеп. Я могу все это в самом деле могу. незачем меня мучить и мне незачем вымучивать. Надо будет это обдумать, но не сейчас, я не доверяю этому клену. Но ему меня не провести не в этот раз. Слишком часто я поддавался на величественные образы таких вот кленов, заслоняющих весь горизонт.
Встреча
Не могу вспомнить, не могу восстановить ту чарующую красоту, которая дала уверенность в правильности «моего дела». Которая возбуждала ту могучую страсть не повинуясь которой я чувствовал себя предателем, самым гнусным, жалким преступником. То мгновенное, могучее движение души, инерцией которой и является все последующие действия. Я по-прежнему вижу правильность суждений и воззрений во имя которых и следуя которым совершаются наши действия, но не могу воссоздать в памяти, вновь почувствовать то наслаждение которое сопровождала прикосновение к этой истине. Истина, приютившая мои надежды, манившая меня пламенной звездой, оказалась серьгой в ее ушке так беспощадно разбрасывающая отколовшиеся от нее лучики света.
Фаланстер. Встреча. Стол. Хмурые, оживленные, веселые лица. Шум. Гул. Вылетающие как пули из извивающихся губ слова. Умные, вкрадчивые, напыщенные, глубокие, непонятные, ненужные.
–охарактеризуйте жизнь одним словом.
–ненужная.
Точная, неумолимая как контрольный выстрел. Кроткая, насмешливая улыбка тонкой красной линией растекается по ее лицу. Одиноко белой луною мерцающая сережка освещает ее оголенную шею призовая к поцелуям.
Ненужная. Жизнь нужна каждому существу, но жизнь существа не нужна.
Сигаретный дым. Пар горячего кофе в бороде. Смех.
Красная тряпочная скатерть. Ее ноготь, сквозь свеже прожженное, еще теплое сигаретное пятно, нервно вгрызается в стол.
Дверь. Стужа. Затерявшееся в суете – пока.
–ты не с нами?
–нет, я жду мужа.
Выжал из себя отговорку. Бросил в них, что та невнятное, что бы отделиться.
Мужа нет.
пошел за ней.
Темные переулки, словно корчившиеся от боли перерубленные червяки.
Стук ее шагов тиканьем часов отзываются во мне. Часов отсчитывающих последние мгновения, предсмертные судороги моего прошлого.
Ее силуэт расплывается в темной мути. Тонкий сладкий запах ее духов. Хочу вдохнуть в себя весь воздух земли. Вдохнуть ее. Наполнить свою кровь ею. Жить ею. Захлебнуться ею.
среди назойливо оживленной улицы маленький сквер. Этот одиноко распростертый вдоль улицы оазис тишины, притягивал одиноких.
В уединении пропахшем сырой землей и только-только зацветшими деревьями в пятне света сидела «Т». Фонарный свет словно выкрал ее из тьмы и стыдясь своего преступления неутомимо мигал, то возвращая, то снова выхватывая ее из объятий темноты не выдерживая соблазна и в то же время ревнуя ее к чужим глазам. Она сидела погруженная в свою печаль. Не замечая как капельки слез скользили по ее лицу, обвевая ее скулы, что бы прильнуть к кончикам ее губ. Она иногда обводила губы языком, упиваясь своей тихой скорбью.
Я мог бы подойти, попытаться утешить ее, но она была так прекрасна в своей глубокой грусти. была бы она так совершенна без этой глубокой печали? Не улетучилась бы все это великолепие? Не испугалась бы застывшее в великолепии мгновение ее ясного ума, ее нормальности ?
Все колышется, мигает, мерцает, все кипит в движении, в брожении постоянно меняется, обновляется, убивает, разрушает себя и возобновляется, самовоспроизводится. Все охвачена хаосом страсти, но все же находит покой в противодействии, в силе других находит свою истинную сущность. Через силу других познает сама себя.
Все служит познанию себя и пропусканием через свои чувства становится познанным. Внешний мир соприкасается с субъектом, становится познанным субъектом через противодействие. Сопоставления представления объекта о себе представлению субъекта о нем же.
И все это, что бы быть ненужным.
Встала. Отряхнулась. Уверенными шагами пошла в мою сторону. С спокоенным взглядом приласкала мое детское смущение. Вышла в свет, где шумели машыны, и лилась разбавленная нормальностью прокисшая жизнь.
Днями на пролет шатался по городу где должна была, могла была быть она, высматривая знакомое, желанное лицо, в мелькающем, безразличном, неразличимом потоке человеческих лиц и каждое встреченно