Калейдоскоп

«Я заточён в постылом подземелье…»

 
Я заточён в постылом подземелье
волшебником, что скрывшись ото всех
готовит в башне колдовские зелья,
и разливает по бутылкам грех.
 
 
Он запирает во флаконах зависть,
в котле мешает похоть и любовь,
А я лежу, перед собой уставясь
и вспоминаю глушь родных лесов.
 
 
Летал когда-то вольным я драконом,
пугал собой доверчивых крестьян,
А после – пировал в лесу зеленом
и кости жертв забрасывал в тимьян.
 
 
Но вот явился он,
неопалённым – стоял в лазурной мантии своей,
Так быстро оказался я плененным
и уведённым силой в мир людей.
 
 
С тех пор прикован я массивной цепью,
и всей свободы – ровно пять шагов,
Лишь изредка, с определённой целью
меня освобождают от оков.
 
 
Волшебник ищет философский камень,
И, облетая множество земель верхом на мне,
Он был однажды ранен
и не однажды попадал в метель.
 
 
Я мог бы бросить этого безумца
в горах его оставить замерзать,
Но отчего-то предпочёл вернуться
и принялся огнём отогревать,
Который изрыгнул из страшной пасти,
И был мой враг порядком удивлён
таким внезапным, дружеским участьем,
Ещё бы! Я ведь, всё-таки, дракон!
 
 
За помощь даровал он мне свободу,
вернувшись под защиту древних стен,
Но я забыл звериную природу
и ненароком полюбил свой плен.
 
 
С тех пор живу в любимом подземелье
с волшебником, что скрывшись ото всех,
готовит в башне колдовские зелья
и разливает по бутылкам грех.
 
 
Теперь питаюсь лишь окороками,
что подаёт нам повар на обед,
И пиво пью огромными глотками,
И обожаю грушевый сорбет.
Врасплох застали перемены эти,
И оттого, немножечко смущён.
Волшебник говорит, что в целом свете
Я – самый удивительный дракон.
 

2018

«Толпа может простить что угодно и кого угодно, только не человека, способного оставаться самим собой под напором ее презрительных насмешек»

(Айн Рэнд. «Источник»)

Мистеру Говарду Рорку в Нью-Йорк

 
Навещай меня, Говард,
Только не слишком часто —
Твоя жалость убьет,
словно охотник волка —
лучше сухо стучи телеграммами из Нью-Йорка
и талант, я молю, не растрачивай понапрасну.
 
 
Отвечай же им нагло, Говард,
Так нагло, как только можешь,
Будь бельмом на глазу,
Будто плешь у них на затылке,
Измельчи в труху язвительные ухмылки,
и не смей никогда притрагиваться к бутылке!
 
 
Вспоминай меня, Говард,
Только не слишком долго —
Твоя жалость убьет,
словно охотник волка —
Лучше сухо стучи телеграммами из Нью-Йорка,
а от грусти, мой мальчик, право, немного толку.
 
 
Всё же я исчертился, Говард,
и это правда!
Мысли спутаны, линии все нечётки,
Я на кухне, сестра мне чистит ботинки щеткой…
Знаешь, Рорк, никто не годится тебе в подмётки.
 

Г.К.

2017

На картину "Большая Волна в Канагаве"

Художник: Кацусика Хокусай

 
В Канагаве швыряет лодчонки Большая Волна,
Рыбаки за борта ухватились, взмолившись о чуде,
Океан убивает – так было во все времена
Исключеньем не станут и эти несчастные люди.
 
 
В декорациях пены, как символ последней надежды, возвышается Фудзи, и склоны её холодны.
 
 
И пускай далеко мы и разные носим одежды,
Человечество вместе застыло на гребне волны…
 

2017