Czytaj książkę: «Парадокс параллельных прямых. Книга вторая»
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Часть первая
Глава 1
1
Закончилась зима. А вместе с ней и война.
Первая послевоенная весна хмельным угаром расплескалась по ещё ярко-зеленым полям и виноградникам.
Лавина американского джаза и гнусавой английской речи обрушилась на города, городки и просто привокзальные площади, где ошалелые от победы союзники танцевали со ставшими поголовно очаровательными француженками.
А над всей англоязычной какофонией несся сильный и упругий, как наполненный ветром парус, хрипловато-завораживающий голос Эдит Пиаф.
Вокзалы были переполнены. Сорванные войной с родных мест люди, как перелетные птицы, устремились домой. Ехали на всем, что могло хоть как-то везти.
Места в вагоне пронумеровывались чисто условно, потому что люди сидели плечом к плечу, тесно заполняя всё пространство от подножки до подножки.
Жана притиснули к самому окну.
«Жерве… – мимо проскочил мост, – …Жер-ве, Жер-ве, Жер-ве…» – выстукивали колеса.
В вагоне становилось душновато.
Доре распахнул куртку, расстегнул ворот рубашки.
– Разрешите.
Он передвинул в сторону чью-то дорожную сумку, открыл окно и высунулся наружу. Пахнущий паровозным дымом ветер растрепал его волосы, дохнул в лицо ещё почти неощутимым запахом моря.
Под курткой четко обрисовался пистолет.
– Вы воевали? – увидев оружие, спросила сидящая напротив пожилая женщина.
– Да, – одернув куртку, сел на место Доре.
– Мой муж тоже… он ушел к макам год назад… – начала и тоскливо замолчала она.
– Он вернется, – уверенно успокоил её Доре, – обязательно. Сейчас все возвращаются.
– Да! – согласно закивала она, – обязательно вернется! Вот я и тороплюсь приехать домой раньше него…
Ещё достаточно молодая, но рано поблекшая, она продолжала что-то рассказывать, совала ему в руки крохотную фотографию темноволосого мужчины…
Кажется, он даже взял фотографию в руки, возможно, что-то ответил. Даже наверняка, ответил, потому что она благодарно улыбнулась и нежно погладила фотографию пальцами.
«А ты?.. Ждешь ли?.. Вдруг умчалась куда-то?… Полтора года… Дождись меня, пожалуйста», – словно наяву увидев колдовские голубые глаза, мысленно взмолился Доре.
Почти издыхая от непомерного напряжения, поезд всё-таки дотащил себя до разбитого, невероятно грязного вокзала, где и выплеснул на перрон невообразимую мешанину людей, мешков, сумок и чемоданов.
Потом он долго трясся на телеге, доверху загруженной пустыми боченками.
– Здесь у нас спокойно, – для порядка пошевеливая вожжами, громко разглогольствовал везущий его старик, – что при немцах, что сейчас. Только обезлюдело всё… В Жерве-то и вовсе одни Матюрины остались… Ну, ничего, теперь люди вернутся, опять в море выходить будут… – возница указал кнутом в сторону моря, – вон там их хозяйство, прямо через виноградник.
– Спасибо, – Жан соскочил с телеги, забрал мешок, крепко пожал старику руку, – спасибо, отец, дальше я сам.
– Счастливо, сынок… ты к знакомым или как?…
– К невесте, отец, к невесте!
– Ну, удачи, сынок!
Жан вскинул на плечо сумку и быстрым скользящим шагом нырнул в виноградник.
«Значит, одна дождалась-таки, – старик поудобнее перехватил вожжи, – дай бог, и моя внучка дождется.»
– Но, пошла, родимая!
2
Виноградник закончился крутым обрывом.
А там, на белесом валуне, спокойно сложив на коленях руки, сидела и смотрела в море Этьена.
Жан задохнулся и замер.
Вечернее солнце било в спину, высекая из её отросших каштановых волос ярко-рыжие искры.
– Этьена, – ещё не веря себе, шепотом позвал Жан. Девушка чуть качнулась и опять замерла, – Этьена!
Девушка повернула к нему голову, спокойно и доброжелательно улыбнулась.
– Салют, как дела? – равнодушные глаза скользнули по его лицу, – ты кого-то ищешь?
Спросив, она спокойно ждала ответа.
Доре судорожно сглотнул.
– Этьена…
– Меня зовут Антуанетта, – спокойно поправила она, – ты пришел к Николя?
– Что? – растерялся Доре, – какой Николя?! Ты разве не узнаешь меня?…
– Нет, – все также равнодушно произнесла Этьена, – мы знакомы?
– Да! – изумленно подтвержил Доре, – ты разве не помнишь?!Но ты не можешь не помнить! Ты же Этьена?! – не зная, что сказать, шагнул к ней мужчина, – ты жила в Париже…
– Я – Антуанетта, – откачнулась от него Этьена, – и если ты пришел к Николя?..
– Я пришел к тебе!..
– Нет, – соскочив с камня, скользнула на тропу Этьена.
– Подожди! – в полной растерянности рванулся за ней Доре, – почему ты убегаешь?!
– Николя не разрешает мне ни с кем разговаривать, – поворачиваясь к нему спиной, объяснила она.
– Но, я… Да! – видя, что она уходит, закричал Доре, – я пришел к Николя!
– Да? – обернулась к нему Этьена, – тогда пойдем. Сегодня красивый закат, правда?
– Да-а…
«Но ведь это же она! Она!! – не понимая, отказываясь что-либо понимать, он только смотрел, выискивал в лице этой незнакомки хоть что-то, что отличало бы её от… – она»!! – узнавая каждую черточку её лица, чуть не закричал Доре.
– Этьена… – догнав, попытался схватить её за руку Доре.
– Я – Антуанетта, – проворно спрятав руки за спину, строго поправила его Этьена, – а глупостей я не люблю… – в её голосе проскользнуло беспокойство, – тебе ведь нужен Николя?
– Да, – опустил руку Доре, – мне нужен Николя.
– Он в сарае, – махнув рукой в сторону усадьбы, Этьена развернулась и быстро пошла, почти побежала по дорожке обратно к обрыву.
«Она не могла!.. Не могла… Бред какой-то! – шагая по дорожке к темной массе саряя, попытался разобраться мужчина, – именно, бред»…
– Эй! – из темноты сарая вынырнула коренастая фигура пожилого мужчины, – вы ко мне?
Не дожидаясь ответа, мужчина вытер руки тряпкой, после чего плотно притворил за собой дверь, подошел и протянул руку:
– Николя Матюрин…
– Жан Доре, – машинально пожал руку Доре, – что с ней?
– Вы ко мне или…
– Я приехал за ней.
– Пошли, – Матюрин подтолкнул Доре к двери дома, – вам не мешало бы выпить.
В большой комнате, служившей, по-видимому, и столовой и кухней, старик неторопливо снял с полки бутыль, налил две кружки вина.
– Пей. Откуда ты её знаешь? – дождавшись, пока Жан выпьет, спросил он.
– Что случилось? – поставив пустую кружку на стол, поднял на него глаза Доре, – она не могла меня не узнать!
– Она никого не узнает.
– Что?…
– Садись, – сев за стол, кивнул на соседний стул мужчина, – ты ей кто?
– Муж, – тоже сев, выдохнул Доре, – я воевал, потом… – бестолково попытался что-то объяснить он, – что с ней?
– Она ведь болела… – осторожно начал мужчина, – когда её привезли, она очень долго как будто спала, потом пришла в себя, но ничего не помнила и не понимала, потом стала понимать, только она всё равно ничего не помнит. И живет, словно во сне.
– Все полтора года?! – задохнулся Доре.
– Да.
– Но это невозможно!..
– Я понимаю, – вздохнул Матюрин, – мы-то с женой уже привыкли. Антуанетту здесь считают нашей племянницей. В хорошую погоду она всегда уходит на обрыв, сидит там и смотрит на море. Сначала мы за ней приглядывали, но у нас безлюдно, обижать её некому… – он внимательно посмотрел на Жана, – что ты собираешься делать?
– Увезти её в Париж и лечить!
– Да, – кивнул Никола, – здесь у нас какое лечение… на всю округу один врач, да и тот ветеринар… Ты поживи у нас несколько дней, – сочувственно глядя на него, предложил он, – пусть Антуанетта привыкнет к тебе, а там я вас отвезу.
– Хорошо. Я пойду к ней, – поднялся Доре.
– Иди, – тоже поднимаясь, согласился мужчина, – обедаем мы поздно. Ты ещё успеешь… только не пугай её.
– Да… конечно… я всё понимаю, – сглотнул застрявший в горле ком, подтвердил Доре.
3
Он нашел её на том же месте, всё так же спокойно сидящей на сером, покрытом высушенными лишайниками, камне.
– Антуанетта, – чужое имя неприятно царапнуло горло.
Этьена повернула голову, неторопливо улыбнулась.
– Можно мне сесть рядом?
Не дождавшись ответа, Жан подчеркнуто медленно, чтобы его движение не вызвало неприязни, присел на соседний камень.
– Закат, действительно, очень красив.
Девушка спокойно отвернулась.
«Вот мы и встретились… ты совсем не изменилась… Ты, и не ты…» Желание обнять, прижать к себе было настолько сильным, что Доре сунул ладони между колен, и до боли сжал.
«Как же так?… Девочка моя… Что же мне теперь делать?»
Опасаясь потревожить её своим слишком навязчивым вниманием, он тоже развернулся лицом к закату.
Дневная жара уже спала. Далеко под обрывом медленно и почти бесшумно шевелилось море, выбрасывая на узенькую полоску галечного пляжа полупрозрачные, отороченные белым кружевом волны.
Завороженный мягким шелестом воды, он не заметил, как медленно ослабла пружина скрутившей его боли, постепенно впуская в душу умиротворяющую красоту наступающего вечера.
Солнце, незаметно подкравшееся к кромке горизонта, до ярко-бирюзового оттенка высветлило небо, сочными малиновыми мазками подкрасило нижнюю часть облаков икрасно-золотыми шевелящимися бликами опрокинулось на воду. Прямо над головой повис крохотный, трогательно-прозрачный ломтик новорожденного месяца.
Ветер стих. Казалось, солнечный диск, как привередливая красавица, прежде чем войти, осторожно пробует ножкой воду.
Казалось, мир распадается на две неравные части. Впереди ещё цвело закатное великолепие дня, но за спиной уже наливались вечерней синью поздние весенние сумерки. Море, словно расплющиваясь под весом солнца, покорно прогнулось, уступая ему дорогу и в то же время коварно слизывая с его донышка капли оплавленного золота.
Краски сгустились. Погружаясь в воду, солнце тянуло за собой длинный золотой шлейф.
Минута, две, три.
Всё.
Оплакивая потерю, где-то тоскливо закричала птица.
Теперь многоликая бирюза неба быстро растворялась в нежно-фиолетовом сумраке ночи.
– Пойдем…
Услышав рядом шелест платья, он с трудом оторвал взгляд от горизонта.
– Пойдем, – отряхнул платье, настойчиво повторила Этьена, – пора возвращаться.
«Да, пора, – теперь, когда растерянность прошла, положение уже не казалось ему таким безнадежным, – вернемся в Париж, Гаспар поможет найти знающего невропатолога…»
– Ты тоже слушаешь звезды? – стоя напротив, она с детским интересом рассматривала его лицо.
Не зная, что сказать, боясь неверным ответом оттолкнуть её от себя, Жан молча кивнул.
– Ночью их слышно ещё лучше, только Никола не хочет, чтобы я поздно возвращалась…
Она потянулась, положила одну руку ему на плечо, а другой легко коснулась ложбинки на его подбородке, потом провела пальцем по линии скулы:
– У тебя красивое лицо, да? – всё с той же детской непосредственностью коснулась переносицы, обвела контур брови и опять соскользнула пальцем к подбородку, – я никогда не видела такого лица, но мне кажется, что оно должно быть красивым. Да?
Не доверяя голосу, он опять кивнул.
– У тебя глаза, как море на закате… – опираясь на его плечо, Этьена поднялась на цыпочки и почти вплотную приблизила к нему своё лицо, – я вижу там себя! Там я вот такая! – она восторженно показала ему кончик зажатого пальцами мизинца, – даже ещё меньше! У Никола глаза как виноград. Он сказал, что это называется – карие. А у тебя?
– Го…голубой… – чувствуя, что против воли тело скручивает жаркий мучительный спазм, боясь теперь не столько испугать её, сколько не сдержать себя, он попытался максимально сосредоточиться на ответе, – темно-голубые…
– Нет, – как ребенок, получивший ненужную игрушку, она кивком головы отмела его ответ прочь, – не темно-голубой… васильковый… Да! Васильковый! А что это значит – васильковый?
– Ну… есть такие цветы… васильки… они цветут летом на пшеничных полях…
И тут он увидел ЭТО…
4
Справа от них, на самой кромке обрыва медленно высветилась какая-то широкая и странно укороченная мужская фигура.
– Это была интересная охота, – прогудел неожиданно низкий тяжелый голос, – интересная охота, за которую я тебе благодарен… – мужчина поднял руку.
Не успев даже подумать, Жан отшвырнул Этьену к стене обрыва.
Мимо промелькнул тонкий светящийся луч, уперся в валун, зашипел и погас, оставив на камне глубокий оплавленный след.
«Ничего себе!» – когда от вскипевшего на его глазах камня жарко пахнуло, изумленно констатировал Доре.
Рука автоматически рванулась за спину, где за пояс брюк был засунут пистолет и замерла, когда следующий выстрел подбрил над его головой склон, отчего стало ещё жарче и на лицо посыпалась обгорелая труха каких-то растений.
«Господи, что это?!» – автоматически вжимаясь в оказавшуюся за спиной расселину, растерялся Доре.
А лучи всё летели и летели, словно тонким карандашом обрисовывая вокруг него на стене легкий контур его фигуры.
«Играет, – белея отбешенства за свою беспомощность, наконец-то, понял Доре, – мерзавец»!.. – когда в паре сантиметров от его лица вспучился ровный глянец стены чуть не в голос заорал он.
Дальше отступать было некуда. Расщелина, в которую он вжимал своей спиной Этьену, закончилась.
Да и разве она могла спасти от такого?!
На мгновение Доре стало до безумия холодно, а потом до умопомрачения жарко. Причем жар словно шел откуда-то изнутри его, настолько сильный и испепеляющий, что буквально разрывал его кожу.
Его и Этьены, чья ладонь, всё ещё зажатая в его руке, вдруг напряглась и с неожиданной силой вцепилась в его пальцы.
И тут он понял, что за это время мужчина уже настолько переместился в пространстве, что полностью завис над обрывом.
Он парил!
Нет, не парил, а стоял!!
Вот именно! Этот псих стоял в пустоте над водой так, словно воздух под ним был твердым!!!
«Господи, да что же ЭТО?!» – пораженно уставившись на пустоту, в которую упирались эти ноги, окончательно растерялся Доре.
– Это была интересная охота! – не опуская руки (в которой ничего не было!) всё тем же невозможно низким, гудящим как басовая струна, голосом повторил мужчина, – ты хорошо запутываешь следы…
В голове у Доре тоже загудело, причем так сильно и громко, то идущий извне голос полностью растворился в этом внутреннем гуле.
«Какие следы!? Чьи? Господи, – пытаясь избавиться от наваждения, затряс головой Доре, – да что же это»?
Стоящая за его спиной Этьена вдруг поднырнула под его руку и теперь оказалась перед ним, частично перекрыв собой низ фигуры.
– Стой! Ты… – попытался удержать её Доре, но она так сжала его пальцы, что он поперхнулся и замер.
Оглушающий его гул прекратился так же внезапно, как и начался. Стало настолько тихо, что Жан услышал хруст остывающего камня.
– Ты атавара, – спокойно, словно называя лопату лопатой, произнесла Этьена.
– Да, – всё тем же густым и низким, но уже не гудящим в голове голосом подтвердил мужчина.
– Кто тебя прислал?
– Твой враг, – похоронным тоном театрального злодея возвестил он.
– Какой? – все так же спокойно уточнила Этьена, – у меня их много.
– Не всё ли тебе равно? – надменно прогудел он.
– Мне – да, – непринужденно опираясь рукой на камень, подтвердила Этьена, – а вот тебе, возможно, нет. Возможно, ты не знаешь, – сочувственным тоном объяснила она, – но некоторые мои враги не любят выполнять свои обязательства до конца. Например, расплачиваться за работу. Вдруг твой наниматель тебя здесь бросит? В таком случае, я – твоя единственная надежда.
– Ты? – пренебрежительно протянул мужчина, – как? У тебя ничего нет.
– Ой, ли!.. – насмешливо протянула Этьена, – а вдруг есть? Что будет, если после того, как ты уничтожишь меня, он не захочет забирать тебя обратно? Сообщит твоему Совету, что ты оказался настолько неловок, что свалился в действующий вулкан, или утонул в озере кипящей магмы, или… знаешь, на этой планете даже для таких как ты есть много неприятных неожиданностей… а он пожалуется Совету на твою непростительную неосторожность и разорвет контракт, после чего ты застрянешь здесь на несколько тысяч земных лет. А потом, даже вернувшись, ты не сможешь отомстить ему, – она сделала паузу и продолжила, всё с той же ироничной невозмутимостью спечатывая в пространство каждое слово, – потому что твой враг спокойно доживет до глубокой, очень глубокой, – с нажимом уточнила она, – старости и умрет в своей постели. В то время как ты… – казалось, девушка слегка наклонила голову и теперь, не мигая, смотреля прямо в черные провалы зрачков своего аппонента, – бессмертный и неуязвимый, исчезнешь, как только доживешь до своего рождения. Если ты застрянешь здесь, то со временем уничтожишь сам себя…
Оплавленный склон… запах горелой травы… Этьена… висящий над обрывом урод, вокруг которого ощутимо светился воздух…
Ситуация была настолько абсурдна, что Жан вытащил из-за спины руку и выстрелил, даже не удивившись тому, что подстреленный им мужчина не скользнул в воду, а лопнул, разом превратившись в шар, нет, в огромный ком пылающего света!
– Ну, наконец! – оглянувшись, сверкнула до боли знакомым озорным взглядом Этьена, – бежим, – не давая опомниться, она схватил его за руку и волоком потащила наружу, – быстрее.
Но Жан уже сам проскочил мимо неё на дорожку и помчался вперед, продолжая крепко сжимать ладонью её руку.
Кипящий шар белого огня, в который превратился атавара до последней щербины высветил перед ними дорогу, за поворотом которой стало так непроходимо темно, что Жан споткнулся, словно впечатавшись грудью стену.
– Бежим! – обгоняя, девушка с такой силой рванула его руку, что чуть не повалила его на дорожку.
На мгновение Жан зажмурился. А когда открыл глаза, то уже смог различить обтянутые платьем бедра и круто поднимающуюся вверх тропинку, по которой продолжали бежать его ноги.
Наконец, подъем закончился и они выскочили на грунтовку, ведущую вдоль обрыва к усадьбе.
– Николя! – подбегая к воротам, заорала Этьена, – Николя!!
Ничего.
В наступившей темноте дом казался большим чернильным пятном, пролитым на шевелящееся от звездного света небо.
Этьена бросилась к сараю, распахнула створку двери.
– Помоги!
В глубине сарая смутно обрисовались очертания маленького грузового автомобиля.
– Открывай ворота! – швыряя себя на место водителя, крикнула она Доре, – и садись! Где мы находимся? – когда Жан упал рядом, в каком-то радостном азарте прокричала она.
– Жерве, тридцать километров южнее Марселя.
– Марсель!? – изумленно выдохнула Этьена, – но почему?..
– Потом, – Жан захлопнул за собой дверь и примерился, как бы половчее перехватить у неё руль, – сейчас надо смываться…
– Монт-Розе направо или налево?
– Что? – несколько бесконечных секунд он пытался вспомнить, попадалось ли ему по дороге сюда такое название, – не знаю…
– Где Марсель?
– Там! – Доре, не глядя, ткнул пальцем в темноту сарая.
– Отлично! Стреляй во всё, что движется.
– Успокойся… – перехватив-таки руль, попытался успокоить девушку Доре, – лучше, если машину поведу я. Нет никакой спешки… не знаю, что это было, но оно мертво.
– Нет, – оттолкнула его руки Этьена, – ты уничтожил временную форму. Он создаст новую. Ему только нужно время.
– Что это было?
– Потом!..
Этьена повернула ключ, рванула переключение скоростей и отпустила тормоз.
Грузовичок пулей вылетел из сарая.
Доре отшвырнуло в угол открытой кабины.
Не сбавляя скорости, машина пролетела двор, на повороте накренилась набок, какое-то время катилась на двух колесах, потом с треском выпрямилась и рванула вперед.
От дверцы Жана швырнуло на приборную доску, потом вмяло в спинку сиденья.
– Включи фары! – вцепившись в приборную доску, заорал он.
– Незачем!
Мимо проносились черные бесформенные тени кустов, где-то рядом мерно шумело почти неслышное в истерическом реве мотора море.
– Ты цел! – не отрываясь от дороги, она метнула в его сторону счастливый, сияющий взгляд.
– Куда ты гонишь? – Жан немного освоился, если вообще можно освоиться в бешено мчавшейся по темной дороге вдоль обрыва машине.
– Есть место…
Машина резко вильнула в сторону.
– Стреляй!
На дороге промелькнул Матюрин.
– Стреляй же!
Доре растерянно оглянулся, чтобы успеть увидеть, как старик протянул вперед неправдоподобно длинные руки и почти схватился ими за борт кузова. Тогда он выстрелил, даже сквозь зажмуренные ресницы, ощутив слепящий сноп огня.
Машина резко затормозила.
– Пошли! – Этьена спрыгнула с сиденья, оббежала машину и схватила его за руку, – быстрее.
Под ногами замелькали изгрызенные временем, почти потерявшие свои очертания обломки плит, округлые куски колонн, камни. Впереди замаячило какое-то почти полностью разрушенное строение. На фоне звезд четко выделялись часть утопленной в скалу стены и фронтон с провалом входа.
– Смотри! – Жан порывисто оглянулся, а в следующее мгновение в его голове что-то хлопнуло, и он полетел в пустоту.
Этьена подхватила падающее тело подмышки и втащила за собой в стену.
