ВПК СССР

Как мы работали с немецкими специалистами

Однако многочисленные военные секреты немцев порой трудно было разгадать без помощи тех, кто их создавал. Немецкие специалисты были обязательным приложением к передовым немецким технологиям. И не бесплатным. Для того чтобы заставить их работать на нас, нужно было создать им условия. И создавали. Куда деваться, раз у самих не получалось то, что получалось у немцев…

На территории оккупированной советскими войсками Германии были созданы различные КБ. Для работы в них привлекались немецкие специалисты. Так были созданы специальные КБ ракетчиков, авиационные, судостроительные, радиотехнические. Организаторами такой работы были номерные бюро, организованные при различных наркоматах. По крайней мере, сейчас известны бюро № 11, образованные представителями Наркомата электропромышленности и связи, занимавшееся восстановлением образцов немецких зенитных ракет, бюро № 15 (Антипина) в городе Бланкенбург разбиралось с судостроительной промышленностью, бюро № 16 предположительно осмысливало наработки немецких инженеров в области военной автобронетехники.

Ракетчики образовали на территории Германии три конструкторских бюро, к работе в которых интенсивно привлекались немецкие специалисты. Институт «Рабе» был организован в июле 1945 г. для изучения ракет Фау-2. В августе был создан еще один институт, «Берлин». В нем собрали специалистов для освоения приборов и устройств зенитных ракет. Позже, в марте 1946 г. был образован институт «Нордхаузен». Оба института, и «Рабе», и «Берлин» вошли в него как его структурные подразделения со своими прежними задачами. В «Нордхаузене» восстанавливали документацию ракет Фау-2, изготавливали сами ракеты и занимались стендовыми испытаниями. Здесь работало почти 7 тысяч немецких специалистов.

Авиационные специалисты организовали несколько конструкторских бюро в Берлине, Галле, Дессау и Штрасфурте. В Дессау находились фирма «Юнкерс» и ее аэродинамические трубы. Здесь советскими специалистами было организовано так называемое ОКБ-1. Основной целью было продолжение начатой в годы войны работы над бомбардировщиками Ю-131, Ю-132, штурмовиком Ю-126. Еще больше наших специалистов интересовали реактивные двигатели Юмо-004, Юмо-012, авиадизель Юмо-224. Всего в ОКБ-1 работало 805 человек, распределенные по двум отделам – самолетному и двигательному. Лишь 20 человек из этого ОКБ были советские специалисты, остальные были немецкие инженеры, конструкторы и рабочие.

В 1945 г. советскими специалистами было организовано КБ для работы над противотанковой самоходной установкой «Хетцер» с безоткатным орудием. Работа над установкой была начата немцами еще во время войны. Во время войны было выпущено более 2 тысяч экземпляров. Работа над самоходкой «Хетцер» была завершена в августе-сентябре 1946 г. И хоть в серию на советских заводах установка не пошла, но опыт работы над безоткатным орудием пригодился в дальнейшем для разработки других подобных артиллерийских систем и бронемашин.

Существование советско-немецких научно-исследовательских институтов в Германии очень беспокоило союзнические оккупационные власти. Была озабоченность по поводу работы этих институтов и у нас. Всех, и союзников, и наших партийных деятелей, волновал вопрос соблюдения ялтинских договоренностей о разоружении и демилитаризации Германии. Институты эти надо было ликвидировать, так как там немецкие специалисты вовсю продолжали работать над различными видами оружия. Работали они, конечно, теперь на нас, и мы в этом были крайне заинтересованы!

Союзников волновал момент технологического продвижения СССР в области вооружений. А нас волновало сохранение секретов. Поэтому 17 апреля 1946 г. было принято решение о вывозе немецких специалистов в СССР. Операция «Осоавиахим» началась в ночь на 22 октября сразу во всех местах, где проживали немецкие ученые, конструкторы, инженеры, работавшие в совместных советско-немецких проектных и исследовательских организациях. К концу 1946 г. на территории Германии ничего уже не напоминало о кипевшей еще в начале осени работе над «немецкой» военной техникой. Большую часть немецких специалистов, оборудования НИИ и конструкторских бюро вывезли в Советский Союз и разместили в подготовленных для этого местах.

Есть сведения, что после войны в 1945–1953 гг. в СССР работало около 10 тысяч немецких специалистов. Скажете, что эта цифра не верна – немецких военнопленных было гораздо больше?! Ну да, конечно, но речь идет не о военнопленных, а о специалистах, в большинстве своем людей гражданских, работавших на нашу страну и проживавших на территории Советского Союза вместе со своими семьями! Около 7 тысяч специалистов работало над атомным проектом, еще около 3 тысяч – над ракетным. Кроме того, было немало специалистов, работавших в других отраслях промышленности. Это были химики, оптики, радиотехники, физики и математики, инженеры и конструкторы различных отраслей техники.

Немецких специалистов заранее распределили по соответствующим министерствам. Больше всего, 500 специалистов, хотели отправить на заводы Министерства вооружения, 350 человек планировали отрядить в Министерство промышленности средств связи, 30 человек необходимо было направить в Министерство сельхозмашиностроения, которому были поручены работы по твердотопливным ракетам. Меньше всех специалистов досталось Министерству судостроения – 25 человек.

К приему и размещению немецких специалистов готовились заблаговременно, строили и ремонтировали жилье, заготавливали продукты, искали мебель и, главное, готовили производственные площади.

В ноябре 1946 г. в Химках Московской области рабочие завода № 456 встречали 17 немецких специалистов с семьями: помогали им доставлять домашнее имущество в финские домики, которые специально построили к их прибытию в заводском поселке Лобаново. По приезде немецким семьям выдали аванс и продуктовые карточки.

И так было везде, куда были направлены немецкие специалисты. Условия их жизни были похуже, чем в Германии, но намного лучше, чем у советских ученых, инженеров и рабочих. Зарплаты и пайки (до декабря 1947 г. страна жила по продуктовым карточкам!) были намного выше, чем у их советских коллег.

Статус немецких специалистов и их родственников в СССР был таков: подданные Германии, имеющие вид на жительство «до особого распоряжения». Им не позволялось покидать без разрешения заводские поселки. Так же как в любом другом спецпоселении 30-40-х гг., в поселках немецких специалистов были специальные комендатуры и контрольно-пропускные пункты.

Немецкие специалисты работали на 31 предприятии 9 союзных министерств в 11 областях России и Украины. Более всего организаций и предприятий, где работали немецкие специалисты, было в Москве и Московской области – 18. Больше всего их здесь было на предприятиях Министерства вооружения: заводах № 79, 88, 233, 355, 393, в НИИ-88 ракетостроения и его филиале, на заводах авиационной промышленности – № 1, 51, 456, 500, в НИИ города Пушкино, в Научном институте химико-физических исследований имени Карпова, на электротехнических заводах № 596, 686. В Ленинградской области немцы работали в НИИ ВМФ Сестрорецка и судостроительном НИИ-49. Немецких специалистов на Украине приняли на химкомбинате в поселке Рубежное Ворошиловградской области, заводы Министерства вооружения № 784 Киевской области и № 353 Харьковской области.

Трудились немецкие специалисты на Ижевском заводе Министерства вооружения № 71, на моторостроительном заводе № 2 Куйбышевской области, химзаводе № 96 в Горьковской области, 659-м заводе Министерства электропромышленности Свердловской области, Новочеркасском электрозаводе в Ростовской области, а также судостроительном заводе № 182 в Дагестане.

Известно, что немецкие специалисты-ракетчики работали в подмосковных Подлипках в НИИ-88, НИИ-885 (их разместили в Монине в санатории), в ОКБ-456 в Химках у Глушко. Из Германии были привезены собранные под контролем советских специалистов на немецких заводах ракеты А-4 в упомянутые уже Подлипки. Позже всех немецких специалистов, работавших в ракетных НИИ и КБ, разместили на острове Городомля на озере Селигер и в 1948 г. эту организацию назвали филиалом № 1 НИИ-88. Среди них были баллистик Вольдемар Вольф, термодинамик Пейзе, радиолокаторщик Франц Ланге, аэродинамик Вернер Альбринг, физик и гироскопист Курт Магнус, радиоэлектронщик Ганс Хох, специалист по рулевым машинкам ракет Блазиг, электронщик и конструктор Г. Греттруп. Всего в НИИ-88 работали 13 немецких профессоров, а также 32 доктора-инженера, 85 дипломированных инженеров и 21 инженер-практик.

Решение о создании филиала на острове Городомля было принято еще в 1947 г., и уже в июне этого года в НИИ-88 его директором Л. Р. Гонором было проведено совещание по поводу организации работы филиала № 1 института на этом острове. Было решено наладить там производство приборов для ракет, а также организовать проектные работы по еще более мощной ракете, чем Фау-2. Работу поручили Гельмуту Греттрупу, назначив его начальником нового отдела, создаваемого на острове. Ракета, создаваемая в отделе, получила индекс Г-1.

Осенью 1947 г. немецкие специалисты приняли участие в первых ракетных испытаниях на полигоне Капустин Яр. Испытывались ракеты А-4, а по сути те же немецкие Фау-2, сделанные в Германии, руками немецких специалистов при непосредственном руководстве советских инженеров и ученых. Специалист по гироскопам доктор Магнус и доктор Хох, специалист по управлению ракетами, помогли в их предпусковой отладке и анализе ошибок. Первая ракета, стартовавшая с полигона 18 октября, отклонилась от курса на 30 км и сгорела в плотных слоях атмосферы, а вот вторая, запущенная через день, могла натворить дел намного больше, так как пошла в сторону Саратова. До Саратова она не долетела, но И. А. Серов, заместитель Берии, присутствовавший на испытаниях, грозил всяческими карами. Вот тут и пригодились знания и опыт Магнуса и Хоха. Причиной отклонения оказались вредные помехи. Внесли изменения в приборы управления, и при следующем пуске ракеты отклонение от курса оказалось вполне приемлемым для продолжения испытаний. Магнус, Хох и их помощники получили премию по 25 тысяч рублей каждому. Сумма по тем временам невероятная!

В Химках на заводе № 456 всех немецких ракетчиков (24 человека) объединили в одном КБ под руководством немецкого конструктора Баума. Здесь они разработали принципиально новый ракетный двигатель. Главным новшеством двигателя КС-59 «Лилипут» было плоское форсуночное днище камеры сгорания и давление в 60 атмосфер в камере.

Двигатель был сделан под ракету Р-14 (Г-4) и был готов к концу 1948 г. В процессе стендовых испытаний участие немецких специалистов в доводке двигателя было сведено к минимуму, а затем и вовсе сошло на нет. Хотя сами испытания проводились и дальше, вплоть до апреля 1950 г. В дальнейшем наработки по этому двигателю использовались в КБ Глушко при проектировании знаменитого двигателя ЭД-140, ставшего прототипом двигателей Глушко, разработанных в его КБ-456 в 50-60-х гг.

Немецкие специалисты во главе с конструктором Манфредом Герлихом (45 человек) работали на Тушинском заводе № 500. Здесь они конструировали 24-цилиндровый авиадизель Юмо 224 (М-224) мощностью 4800 лошадиных сил.

Размещенные в санатории в Монине немецкие специалисты работали в НИИ-885, специализировавшемся на системах управления ракетами.

Специалисты-ракетчики, работавшие в Лейпциге в филиале института «Берлин», Буркхардт (к сожалению, впоследствии погиб в авиационной катастрофе во время перелета в СССР), Трамсдорф, Шатт и их товарищи были вывезены в Советский Союз и размещены вместе с семьями прямо на территории Софринского полигона, где проходили испытания твердотопливных ракет систем залпового огня. Эти немецкие специалисты являлись работниками КБ-3 НИИ-1.

Хайнц Рессинг был назначен в конце 1940-х гг. главным конструктором ОКБ-2 завода № 1 в Иванькове напротив Дубны. Проработал там до начала 1950-х гг. Большая часть инженерного состава этого КБ также были немцы.

Около двухсот немецких специалистов-радиолокаторщиков работало в НИИ-160 во Фрязине. Первые специалисты прибыли сюда 7 апреля 1946 г., и не из Германии, а из Судетской области Чехословакии, куда они были перевезены из Берлина в 1943 г. Группа была небольшой, 21 человек, и в основном это были специалисты в области телевидения. Их специализацией были телеуправляемые авиабомбы. Большинство специалистов этой группы приехали в Союз добровольно, вместе со своими семьями.

Наверное, именно в этой первой группе немецких специалистов были те инженеры и ученые, которые совместно с советскими разрабатывали советский стандарт телевидения 625/50, затем принятый в большинстве стран Европы. Они входили в СКБ-883, которое было одним из подразделений Всесоюзного НИИ телевидения (ВНИИТ), а тогда он назывался ЦНИИ-8. Руководителем этой группы был И. Гюнтер. Развертку разрабатывал Г. Зигель. В. Янд решал проблемы синхронизации. Оптикой и телекинопроекцией занимался известнейший физик-оптик З. Чау. В группу входили также А. Мацке и Ф. Леглер. Впоследствии эту группу отправили в Ленинград во ВНИИТ.

Осенью 1946 г. во Фрязино прибыла еще одна группа немецких специалистов в количестве около 60 человек, и тоже с семьями и домашней утварью. Говорить о добровольном выезде этой группы вряд ли стоит, так как их собрали и погрузили в эшелоны меньше чем за сутки, в ночь с 21 на 22 октября в ходе операции Министерства госбезопасности «Осоавиахим». Здесь работали Карл Штаймель, специалист по электронным лампам и СВЧ-электронике, изобретатель Розенстейн, инженер Пробст, математик Хаген, химик Рихтер, специалисты по высокочастотной электронике Фоги и Гримм и многие другие высококлассные специалисты. Немецкий персонал и их семьи разместили в специально для них построенном поселке так называемых финских домов. Кроме того, немецких специалистов разместили в бывшей усадьбе Гребнево, а тогда это был санаторий имени Семашко. Фрязинская колония немецких специалистов была настолько большой, что для немецких детей была открыта специальная школа.

Немецкие специалисты в области управления ракет с осени 1947 г. работали в СБ-1, занимавшемся в то время ракетой морского базирования «Комета». В 1950 г. СБ-1 поставили новую задачу: создание системы ПВО Москвы «Беркут». Организации дали новое название – КБ-1. Бригады немецких конструкторов немало постарались для того, чтобы вокруг Москвы появились два кольца ПВО!

В 1950–1953 гг. произошла репатриация немецких специалистов на родину в Германию. Многие КБ, где работали немецкие специалисты, были закрыты.

Немецкий конструктор ракет Греттруп

Гельмута Греттрупа иногда называют правой рукой Вернера фон Брауна. Да, отрицать заслуги Греттрупа в немецкой программе не стоит – он был лучшим специалистом в электронике в немецком ракетном проекте, а без электроники ракету, даже самую примитивную, не сделаешь. Вместе с остальными ракетчиками фон Брауна после войны он оказался на территории, оккупированной войсками союзников. Однако по настоянию жены семья перебралась в советскую зону. Здесь он стал работать в организованном Борисом Евсеевичем Чертоком институте «Рабе». Когда выяснилось, что Греттруп действительно ценный специалист, в институте было открыто специальное бюро во главе с ним.

Бюро Греттрупа подготовило подробный отчет о работе ракетного центра в Пенемюнде и ракете Фау-2.

Осенью 1946 г. большинство немецких сотрудников института «Нордхаузен» (институт «Рабе» стал его составной частью) было перемещено в СССР, в том числе и бюро Греттрупа. В СССР ему пришлось стать главным конструктором ракет. И хоть его ракетам так и не дали «полетать», однако идеи и наработки Греттрупа и его команды использовали многие советские конструкторы.

Работая в Советском Союзе на селигерском острове Городомля, в филиале НИИ-88, Г. Греттруп разработал несколько ракет, имевших индекс «Г»: Г-1, Г-2, Г-4, Г-5. В его группу входили профессор Упфенбах, доктора Хох, Альбринг, Андерс, Вольф и Шефер.

Ракету Г-1, основные ее параметры обсуждали на научно-техническом совете НИИ-88 в сентябре 1947 г. Предполагалось, что дальность этой ракеты должна быть 600 км. Греттруп впервые предложил отделять на последнем участке полета головную часть ракеты. Это позволяло не заботиться о прочности отделенных частей. Кроме того, на Г-1 предусматривалось использование несущих топливных баков. Упрощалась бортовая система управления: ее функции должна была взять на себя наземная радиосистема. При таких же габаритах, как А-4 (Фау-2), сухая масса ракеты Г-1 была намного меньше своего аналога и могла летать дальше в два раза. К концу 1948 г. ракетное бюро Греттрупа довело расчетную дальность ракеты Г-1 до 810 км.

Следующая ракета Г-2 рассчитывалась для дальности полета в 2500 км. При этом боевая часть должна была быть не менее 1 т. Блок из трех двигателей Р-10 мог обеспечить тягу до 100 т и больше. На этой ракете планировалось впервые отказаться от газоструйных графитовых рулей. Эти рули стояли в потоке горячих газов, и ракета теряла часть энергии на сопротивление рулям. Вместо них Греттруп впервые предложил управлять ракетой, меняя тягу двигателей на периферии хвостовой части.

Очень интересным было предложение группы Греттрупа по ракете Г-1М. Модификация предполагала использование корпуса ракеты Р-10, а в качестве двигательной установки немцы предлагали использовать форсированную установку для А-4.

Проектировали немецкие конструкторы на острове Городомля и баллистическую ракету Г-4, и крылатую ракету Г-5 с дальностью 3000 км, массой боевой части в 3 т. Однако дальше прорисовок и расчета основных параметров дело не пошло. Советские инженеры, так рьяно сотрудничавшие с немецкими специалистами в Германии и уже находясь в Союзе в 1946–1948 гг., постепенно перестали консультироваться с ними, а впоследствии и совсем прекратили делиться информацией (по соображениям секретности). Работать на равных с советскими ракетными КБ немецкие инженеры уже не могли. С декабря 1951 г. началась отправка немецких специалистов с острова Городомля домой, в Германию. Гельмут Греттруп и его семья покинули остров с последней группой в ноябре 1953 г.

Немецкие реактивные секреты

Реактивные самолеты строили в Великобритании, США, но самыми продвинутыми в области реактивной авиации оказались специалисты Германии. Надо ли говорить о том, что советские летчики, столкнувшиеся в 1945 г. с реактивными мессерами, были поражены, потрясены их скоростями?! Наши хваленые Яки и Илы бросались от них врассыпную. Бить их, конечно, били, но не все. Ме-262 были самой ценной добычей наших асов, этим они гордились неимоверно, но самим пересесть в кресло полноценного серийного советского реактивного самолета пришлось не скоро – не было у нас двигателей реактивных, не было!

Конструктор двигателей Архип Михайлович Люлька работал до войны над таким двигателем, даже имелся опытный образец. Зимой 1942 г. коллектив СКБ-1 Ленинградского завода имени Кирова под руководством А. М. Люльки эвакуировали из блокадного Ленинграда и отправили в город Билимбай Свердловской области. Удалось вывезти и людей, и задел по турбореактивному двигателю тягой 500 кг. В 1943 г. СКБ-1 А. М. Люльки переехало из Билимбая в Москву.

Когда к нам попал первый трофейный немецкий реактивный двигатель в 1944 г., его привезли в Москву и показывали под большим секретом и даже не всем конструкторам. Но любимцу Сталина А. С. Яковлеву показали в первую очередь!

В 1947 г. турбореактивный двигатель (ТРД) А. М. Люльки прошел наконец государственные испытания. Однако в 1946 г. у нас уже были выпущены и испытаны первые советские реактивные самолеты МиГ-9 и Як-15! Откуда движки? Да от немцев, вестимо! Заказы на производство двигателей Юмо-004 и БМВ-003 были размещены в 1945 г. соответственно на моторостроительных заводах Казани и Уфы. Худо-бедно, но заказы были выполнены.

Не без участия немецких специалистов. По крайней мере в Казани, на моторостроительном заводе № 16. 13 июня 1945 г. здесь был получен приказ о выпуске чертежей немецкого двигателя БМВ-003. Главный конструктор завода С. Д. Колосов приступил к выполнению приказа Наркомата авиапромышленности. К осени 1945 г. на заводе появилась бригада немецких инженеров из восьми человек во главе с инженером Христианом Манфредом Рудольфом. Христиан был назначен руководителем проекта и заместителем главного конструктора Колосова.

Бригада собиралась долго. Инженер-конструктор Пауль Ценке прибыл в СССР в июле 1945 г. Еще четверо немецких инженеров (Фридрих Эбершульц, Фриц Фрезе, Бодо Иордан, Альфред Шихт) были привезены в СССР в августе 1945 г., Карл Кастенс в сентябре. Последним в октябре прибыл руководитель проекта Манфред Христиан. Раньше всех из этой бригады немецких двигателистов на территории СССР оказался инженер-переводчик Михаил Викторович Майер, уроженец Петербурга, – в феврале 1944 г. Вся бригада немецких инженеров жила неподалеку от завода в Соцгороде в трех квартирах одного дома, и положение их было явно не положением военнопленных. Однако семьи «казанских» немцев оставались в Германии.

Уже к началу 1946 г. Казанский моторостроительный завод № 16 начал выпускать реактивные двигатели РД-20. Так в советской интерпретации стали называться бывшие немецкие двигатели БМВ-003. Их начали устанавливать на МиГ-9.

Хотели даже выпускать Ме-262 на советских заводах, и даже определили на каких – № 381 (г. Москва) и № 292 (г. Саратов), но на одном из совещаний у Сталина после выступления авиаконструктора А. С. Яковлева решение это было отменено, хоть самолет и был испытан в ЛИИ. Летчики-испытатели характеризовали его не с самой плохой стороны, в отличие от А. С. Яковлева.

Испытывались и изучались и другие немецкие реактивные самолеты, например Ar-234 и Ме-163. И конечно же изучалась документация, лабораторное оборудование и испытательные стенды на территории Германии. Немецкий аналог нашего ЦАГИ (Центрального аэрогидродинамического института) DVL, то есть Германский научно-исследовательский авиационный институт, обладал уникальным оборудованием – скоростными аэродинамическими трубами, где в течение 1940–1945 гг. проводились исследования в области реактивного движения. Немцы «подарили» нам удивительные выводы, до которых мы сами измучились бы добираться: стреловидная компоновка крыла обеспечивает существенное снижение сопротивления воздуха на скорости звука и скоростях ее превышающих. Оборудование DVL было демонтировано и вывезено в Советский Союз. Были вывезены три аэродинамические трубы – сверхзвуковая, средних скоростей и натуральная труба с диаметром свободной струи 1,2 м и другое испытательное оборудование. Документацию вывозили всю, даже брошенные в урны эскизы расправлялись-разглаживались и укладывались в папки.

В воюющей Германии был создан настоящий комплекс по созданию и развитию реактивных двигателей и самолетов. В этот комплекс входили конструкторские бюро и научно-исследовательские институты, полигоны и фирмы с самым современным оборудованием. Проблему разработки новой техники можно было решить именно так, привлекая не только инженеров и конструкторов, но и ученых различных специальностей – математиков, физиков, химиков. Однако особенно были нужны узкие специалисты – термо- и аэродинамики, электротехники, телемеханики и радиолокаторщики. И весь этот комплекс желательно было целиком из Германии изъять и перенести на советскую землю. Потому что ничего подобного у нас не было. А еще у нас не было специалистов такого класса, которые могли бы воспользоваться этим оборудованием так, как надо. И поэтому следом за эшелонами с оборудованием и документацией отправились эшелоны с немецкими специалистами, часто вместе с семьями. Условия для них создавались сносные. На зависть полуголодному советскому окружению…

А до этого немецкие специалисты в советской зоне оккупации работали под чутким руководством советских специалистов в созданных под руководством НКВД Особых технических бюро (ОТБ): ОТБ-1 на заводах фирмы «Юнкерс» в г. Дессау (8 тысяч немецких специалистов!), ОТБ-2 на БМВ в г. Уназебург, ОТБ-3 на фирме «Зибель» в г. Галле, ОТБ-4 на фирме «Аскания» в Берлине.

Перед всеми ОТБ были поставлены четкие технические задачи. ОТБ-1 занималось форсированием двигателя Юмо-004. Его тягу надо было довести до 1,2 т. Это было нужно для реактивного бомбардировщика со следующими тактико-техническими характеристиками (ТТХ): скорость 900 км/час, дальность полета 2000 км. 1-е техбюро должно было также разработать двигатель Юмо-012 с тягой 2,7 т для перспективного реактивного бомбардировщика. Его ТТХ были заданы так: скорость 1000 км/час, дальность полета около 4000 км. ОТБ-2 конструировали реактивный двигатель БМВ-018 с тягой в 3 т. ОТБ-3 разрабатывало сверхзвуковой самолет, а ОТБ-4 было загружено разработкой автопилота – сами-то мы тогда были мало искушены в радиоэлектронике.

Были также привлечены к научно-практическим работам ученые Лейпцигского университета и специалисты лаборатории ИГ Фарбениндустри, которые выполняли задания Наркомавиапрома и Наркомата боеприпасов, разрабатывали сверхпрочные легкие сплавы, методы анодных покрытий, пластмассы и многое другое.

Осенью 1946 г. в поселке Управленческий в 30 км от Куйбышева было шумно и людно. Опустевший было после реэвакуации 145-го машиностроительного завода имени Кирова поселок повеселел – строители ремонтировали уже имевшиеся здания и быстро строили новые – жилые дома, производственные корпуса, лаборатории. Реконструировали завод на площади в 14 га! 3 ноября 1946 г. прибыли новые жители поселка. Говорили они по-немецки. Они составили костяк специалистов опытного завода № 2. На заводе установили оборудование, прибывшее в основном из немецких городов Дессау и Галле. На ближайшую к поселку Управленческий станцию Красная Глинка прибыло более 1000 вагонов. Станки, лабораторные установки и прочее оснащение быстро устанавливали в корпусах завода. 662 немецких специалиста вскоре приступили к привычной для них работе – они продолжили создание и совершенствование реактивных двигателей. Среди них были известные специалисты А. Шайбе, К. Престель, доктор Фогтс, доктор Шульце, доктор Кордес. Доктор Шайност возглавлял сразу два отдела – топливный и прочности.

Здесь в поселке Управленческий на моторостроительном заводе № 2 было образовано 3-е ОКБ. ОКБ-1 руководил главный конструктор А. Шайбе, ОКБ-2 возглавлял главный конструктор К. Престель. В ОКБ-1 было 350 человек, в ОКБ-2-251.

Кроме специалистов-двигателистов на опытном заводе № 2 были еще авиаприбористы, собранные в ОКБ-3. В его составе был 61 человек, с семьями – 143. Возглавлял его фактически Петер Лертес, хотя назначен был главный конструктор и с советской стороны, инженер Митяхин. ОКБ продолжило работу над автопилотом для Ту-4, начатую еще в Дессау. Самое активное участие в его подготовке принял немецкий специалист В. Меллер. Прибор был успешно испытан, и его стали устанавливать на бомбардировщики Ту-4 как штатное оборудование. Кроме автопилота группа Лертеса с 1947 г. работала по специальному срочному заданию над автоматической системой управления крылатых ракет для ракеты В. Н. Челомея 1бХ. Осенью 1947 г. часть заказа была уже готова. Это было электронное оборудование и рулевые машинки для ракет.

В начале 1947 г. в поселке появился австриец Фердинанд Бранднер. Раньше в Дессау он был техническим директором завода двигателей фирмы «Юнкерс». Одним из первых он пошел на сотрудничество с советскими властями. В мае 1945 г. он передал им всю техническую документацию, которая была у него. Бранднер очень надеялся, что, выкачав из него информацию, его отпустят к семье в Вену, куда они перебрались без него после войны. Но надежды его были напрасны. Сначала его отправили в Москву, где он консультировал советских конструкторов-двигателистов, а потом – в подмосковный лагерь. Весной 1946 г., когда проходила кампания по поиску в лагерях специалистов, Бранднера «извлекли» из лагеря и отправили в Уфу, на 26-й мотостроительный завод, где в тот момент маялись с выпуском РД-10 (Юмо-004) – им как раз нужен был опытный специалист. Перевод Бранднера из Уфы под Куйбышев совпал с переводом известного конструктора двигателей В. Я. Климова – того отправили в конце 1946-го из Уфы в Ленинград возглавлять новое моторостроительное ОКБ.

Группу Лертеса в поселке Управленческий расформировали в 1950 г. Часть группы отправили на родину в Германию, другую часть послали на остров Городомля, где уже были собраны остальные немецкие ракетчики.