Вуду по-берендейски

Мои спутники отчего-то медлили и все еще держали в руках наполненные стаканы – интересно, это я оказалась самой храброй или остальные члены команды использовали меня, как наименее ценного члена экспедиции, в качестве дегустатора? Я смутилась: не годится думать о друзьях плохо – наверное, ребята просто на мгновение задумались о чем-то очень важном, вот и замешкались. Но тут Иван, Рослав и Лада наконец-то осознали, что первопроходец в моем лице не забился в предсмертных судорогах, не потерял сознание, а остался невредим – спохватившись, они быстренько опустошили бокалы и поставили на стол.

– Остается решить, что делать с этим… сморчком? – Иван с мрачным видом кивнул на мирно похрапывающего Китовраса. – Его же надо как-то переправить в Аркаим, а мне, честно говоря, даже прикасаться к нему не хочется.

После приема чудодейственного напитка меня переполняла энергия. Я готова была отправиться в путь немедленно и, если понадобится, проделать его пешком – очень уж хотелось домой. Настроение портил лишь вид развалившегося на полу толстяка. Действительно, каким образом мы потащим его через всю Навь? По очереди, разбившись на пары: один возьмет за руки, а другой за ноги? Нет уж, увольте – этот слизняк не стоит наших усилий.

– А что с ним сделают? – заинтересовалась я. – Отрубят голову? Повесят? Колесуют? Четвертуют? Или заменят смертную казнь пожизненным тюремным заключением?

– Судьбу предателя решать не нам с вами, – сурово ответствовал мой великолепный брат. – А пока… – Он извлек из вещмешка семейную реликвию и передал Костанадосу. Тот бережно принял ее и убрал в скрытую за книжными стеллажами нишу, где вполне мог находиться хитроумно замаскированный сейф. Затем легко, как перышко, подхватил за пояс храпящего шпиона и, распахнув входную дверь, вынес в коридор. Еще один переход мимо сияющих жуков-светильников, и мы оказались в небольшой комнате, вся обстановка которой состояла из зеркала и кресла с высокой спинкой (наверное, находясь здесь, Хранитель беседовал с Марьяной, а потом и со мной). Повинуясь почти незаметному жесту, кресло отодвинулось к стене. Я завистливо вздохнула: вот бы и мне так.

– Ты еще и не такое сможешь! – Подошедшая сзади сестра ободряюще обняла меня за плечи.

– Правда? – шепотом спросила я и пропустила момент, когда, повинуясь манипуляциям Хранителя, зеркало исчезло, и появилась часть незнакомого мне помещения.

Костанадос легко, как невесомый тючок, перекинул спящего толстяка в открывшийся проем. Тот звучно приложился о пол, хрюкнул и обиженно заворочался, бубня себе под нос что-то трудноразличимое. Мы один за другим прошли через портал. Уходя последней, я с надеждой оглянулась, но увидела лишь стену одной из башен княжеского замка.

Пробудившийся Китоврас сел и, потирая ушибленный бок, в недоумении осматривался.

– Где это я?

– Не имеет значения. – Иван рывком поднял его на ноги. – Вперед, шагом марш!

РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ

Вниз по лестнице спускались гуськом: первым, придерживая Китовраса, шел Иван, за ним – мы с Ладой, замыкал шествие Рослав. На нижнем этаже – разделились: парни повели пленника в темницу, где тот должен будет ждать окончания расследования по делу о его измене Родине, а мы с Ладой поспешили в тронный зал.

Задержавшись у входа, с удивлением прислушались – из-за закрытой двери до нас доносились громкие и сердитые голоса, причем один, до боли знакомый, принадлежал моей маме. Захотелось поскорее ворваться внутрь, обнять и расцеловать ее, сердце нетерпеливо стучало, поторапливая (почему медлишь – ведь ты же так скучала!), и я послушно сделала шаг вперед и уже протянула руку, чтобы открыть дверь, но Лада остановила: приложив палец к губам, призвала к молчанию и прижалась ухом к двери. Я повиновалась и сделала то же самое.

– Где моя дочь? – Мама была на редкость раздражена – это было странно и непривычно: по устоявшейся учительской привычке она со всеми разговаривала спокойным, ровным тоном.

– Не смей меня отчитывать, я и сам хотел бы знать, где сейчас находится Лада, – голос Берендея дрожал от сдерживаемого гнева. Слышно было, как он, стараясь успокоиться, меряет тяжелыми шагами тронную залу. – Уже вторую неделю от нее нет никаких известий, и я…

– Я спрашивала про Лелю… – гневно прервала его мама и осеклась. – Так Лада тоже пропала? Ты не смог уберечь нашу девочку? – добавила она дрожащим голосом.

Интересно, о чем это она?

– Ты, как я понял, тоже не смогла уберечь… нашу девочку! – парировал князь.

Вот это да! – Мы с Ладой переглянулись, одновременно приложили вспотевшие ладошки к пылающим щекам, а затем, подчинившись внезапному порыву, взялись за руки и уставились друг на друга.

Так Лада и я – сестры? Причем, не какие-нибудь троюродные кузины, а самые что ни на есть родные близняшки – то-то мы похожи, как две капли воды. Поворот сюжета – в лучших традициях сентиментальных индийских кинофильмов середины прошлого века от индийского режиссера Раджа Капура: разлученные родителями близнецы, проживающие за тридевять земель друг от друга, неожиданно встречаются при драматических обстоятельствах. И ведь никто из окружающих даже не намекнул нам об этом. Ну, погодите, дорогие родственнички! Мы одинаково насупились, но переходить к решительным действиям не спешили, а продолжали прислушиваться к голосам за дверью.

– Соседки в последний раз видели Лелечку в компании интеллигентного на вид молодого человека. По их словам, одет он был странновато, но кто их разберет, этих современных ребят: то, что нам не по нраву, у них – последний «писк» моды. А через некоторое время из подъезда вышел огромный кот, по описанию очень похожий на нашего Бая. Бабушки почему-то решили, что животное привез с собой незнакомый молодой человек, и предположили, что кот наверняка кастрированный, потому и крупный такой. – По изменившейся интонации я поняла, что meine liebe mutti немного успокоилась. – Дочка оставила записку, что отправилась в деревню к Йогине – решила, мол, навестить тетю. – Я с обидой отметила: никогда раньше мама не называла меня Лелей, а Агату – Йогиней. И ведь ни полсловом за столько-то лет не обмолвилась о том, что у меня есть родная сестра, а мой отец жив-здоров и даже занимает в своем государстве самый высокий пост. – Вот только ума не приложу, как Баюшка в город попал, разве что твоя сестра его послала? – продолжала мама.

Действительно, странное явление – кот, гуляющий сам по себе и при этом попадающийся людям на глаза именно тогда, когда это нужно ему! Но каким образом баюн умудрился побывать в моем доме никем не замеченный, а потом оказался в Кукареках раньше нас? Задумавшись над загадочными перемещениями Соломона, я едва не пропустила продолжение.

– Спустя полторы недели я забеспокоилась: уж не настолько сильно Лелечка любит деревню, чтобы задержаться там больше, чем на пару дней! – Так с момента моей отлучки из дому миновала всего неделя с небольшим? А мне показалось, что путешествие по Нави заняло не меньше месяца! – К тому же примерно в это самое время она собиралась то ли в поход, то ли на туристический слет, – продолжала мама. – Я бросилась в Кукареки, а там – ни Агаты, ни Ивана, ни Лели, ни Бая… Что я должна была подумать? – В ее голосе зазвучали слезы.

– Ты прости меня, Вероника, – дрожащим (неслыханное дело!) голосом тихо произнес Василь. И столько в нем было щемящей душу нежности, а тон был таким просительным, что я даже засомневалась: точно ли это наш блюститель княжеской чести Великий князь Берендей, сурово отчитывавший меня в первую встречу за неподобающий внешний вид, или все-таки кто-то другой? – Мы с Ладой прилипли к двери, боясь пропустить хоть слово. – Столько лет прошло, что я не чаял свидеться с тобой и Лелюшкой. Все спрашивал Йогиню, нет ли от вас вестей, но она молчала – ты же помнишь, моя сестра всегда принимала твою сторону! Сказала только: «Если любишь, верни их сам».

– И ты прости меня, милый, я должна была быть терпимее.

Мы с удовлетворением отметили, что в отношениях родителей наметился прогресс, улыбнулись друг другу и приготовились слушать дальше. Это, не поощряющееся во всех мирах и, как пить дать, не соответствующее княжеской чести, занятие оказалось страшно увлекательным – особенно когда дело касалось собственных родителей.

К сожалению, так считали не все.

– Ай-яй-яй! – ехидно произнес над нашими головами знакомый голос. – И не стыдно вам подслушивать разговоры старших?

– Тише ты! – шикнула я на брата.

– Будь другом, не мешай, а? – взмолилась Лада.

– Еще чего! – возмутился Иван, бесцеремонно оттеснил нас в сторону и припал ухом к двери. – Я тоже хочу быть в курсе семейных дел.

Мы попытались отвоевать позицию, но не тут-то было – брат не собирался сдаваться без боя. Как назло, дверь, отделявшая нас от помещения, находилась точно за троном и открывалась вовнутрь, так что сцена явления блудных дочерей и племянника была вынесена на суд зрителей значительно раньше предусмотренного сценарием срока и в несколько иной трактовке.

Мы кубарем ввалились в тронный зал, перепугав родителей.

– Как вам не стыдно так себя вести, а еще взрослые! – завопили мы с сестрой, выпутываясь из тяжелой бархатной занавески, мешающей немедленно осуществить акт возмездия.

Возмущение испарилось, едва мы увидели перед собой их бледные лица. Мама держалась за сердце. Князь открывал и закрывал рот, словно рыба, которую только что вытащили из воды – видно, никак не мог сообразить, какой линии поведения отдать предпочтение: то ли прочитать нам нудную мораль про набившую всем оскомину княжескую честь, то ли прижать дочек к отцовской груди и дать волю нормальным человеческим эмоциям. Последнее одержало верх, и через мгновение мы оказались в его крепких объятиях.

Княгиня Вероника (она же Вера Ивановна Берендей, преподаватель русского языка и литературы в российской муниципальной средней школе) по мере своих слабых от пережитого волнения сил присоединилась к нему. И только когда мы начали задыхаться и взмолились о пощаде, отец немного ослабил хватку, но окончательно не выпустил (наверное, боялся, что мы опять куда-нибудь исчезнем).

И тут мама заплакала – да так горько и заразительно, что мы с сестрой немедленно присоединились к ней. Мы рыдали в шесть ручьев, орошая слезами княжеский парадный кафтан – причем, делали это с удовольствием, а значит, настроились на длительный срок. Берендей дрожащим от волнения голосом пытался нас утихомирить и, легонько похлопывая по спинам, приговаривал:

– Ну-ну, поплакали – и будет!

Однако мы не унимались. Лишь когда завывания достигли кульминации, раздался оглушительный свист, от неожиданности мы на полувсхлипе умолкли и оглянулись. То был не воскресший из небытия Соловей-разбойник и даже не Симург, не так давно успешно примеривший на себя его роль, а всего лишь наш любимый двоюродный братец Иванушка, которому по сценарию полагалось бы, стоя в сторонке, умиляться и незаметно смахивать рукой скупые мужские слезы.

Как бы ни так: достойный представитель славного княжеского рода Берендеев по мужской линии все и всегда делает по-своему. Вот и сейчас этот невоспитанный тип грубо вмешался в тонкий процесс проявления высоких женских чувств, а попросту говоря, не дал нам нареветься всласть. Мы так рассердились, что от выделяемых нами эманаций брови и волосы брата должны были бы задымиться, однако раскаяние на его лице так и не появилось.

Иван молча указал рукой на окно, за которым заметно потемнело. Усиливающийся ветер гнал клубы пыли и песка и горстями бросал их в стекло, между сгустившимися тучами сверкали молнии, погромыхивал гром – собиралась буря.

– Дорыдались?!

Почувствовав себя неуютно под его укоризненным взглядом, мы теснее прижались к отцу в поисках поддержки (а заодно скрывая пылающие от стыда щеки).

– Просил же вас, девчонки, контролировать себя, а если решили-таки устроить истерику, заранее объявите в стране штормовое предупреждение, дабы мирные жители не пострадали!

Родители разглядывали нас с удовольствием и одновременно с недоумением. Я их прекрасно понимала. Во-первых, не каждый день увидишь одновременно двух таких сногсшибательных красавиц (к тому же – собственных дочерей, которых столько времени носило неизвестно где). А во-вторых – совершенно непонятно, как нас теперь различать: прически, одежда, зеленые глаза и курносые носы совершенно одинаковые. Однако «разбор полетов» по обоюдному согласию сторон отложили на потом, поскольку государственные дела требовали первоочередного решения.

К срочно созванному семейному совету присоединилась Агата, а вот Советы Старейшин (большой и малый) решили не созывать, опасаясь разглашения семейных тайн, способных спровоцировать народные волнения.

Предатель Китоврас, вызванный на допрос, поломался пару минут да и выложил все свои секреты – без каких-либо пристрастий. Впрочем, ничего нового для себя мы не узнали – лишь несколько незначительных подробностей. Обвиняемого в государственной измене увели до принятия окончательного решения о мере пресечения.

По вопросу о наказании мерзавца наши мнения разделились: повесить или колесовать, четвертовать или все-таки сослать на каторгу – пожизненно заниматься общественно полезной деятельностью, добывая йодированную соль для внутренних нужд Берендеева княжества и на экспорт?

Лада оказалась самой милосердной из присутствующих – напомнила об отмене в государстве смертной казни и предложила попробовать перевоспитать толстяка. Ее предложение, потонувшее в возмущенных протестах, навело меня на полезную мысль, и я, извинившись, отлучилась на несколько минут за своим изрядно полегчавшим за время путешествия походным рюкзаком. Попросила минуту внимания и извлекла пластиковую бутылочку из-под йогурта.

– Леночка, не надо перебивать аппетит, потерпи немного – скоро будем кушать, – переглянувшись с отцом, привычно предупредила мама.

А вот Иван сразу сообразил, к чему я клоню, и захохотал, чем вызвал еще большее недоумение. В ожидании разъяснений, взгляды обратились на меня, но неожиданно центр внимания переместился в другую сторону – на неведомо как попавшего во дворец Соломона.

Кот с самого начала выяснения отношений между родителями сидел под троном, все слышал и был страшно оскорблен тем, что его назвали кастрированным – причем, тот факт, что данное предположение исходило от совершенно посторонних старушек, им в расчет не принимался. Наш мохнатый друг целых два часа любовно пестовал свою обиду и выбирал, в какой форме устроить протест: то ли объявить голодовку (что, на мой взгляд, было бы предпочтительнее), то ли бросить нас на произвол судьбы и уйти на вольные хлеба. Однако, услышав о необходимости принять решение по вопросу государственной важности, кот поостыл и временно отложил свою страшную месть: ну разве смогут обойтись без совета мудрого Баюна эти суетливые, нетерпеливые и недальновидные создания, именуемые людьми? Они же непременно все испортят!

Временно отодвинув обиду, любимец Агаты покинул убежище, с важным видом разлегся посреди тронной залы и принялся пересказывать для непосвященных байку про Козлиное Копытце, сопроводив собственными комментариями.

Его слушали его с интересом, прерывая взрывами смеха. А успокоившись, единодушно постановили: принять предложение княжон Лады и Лели о перевоспитании государственного преступника нетрадиционным способом.

По приказу князя стража привела Китовраса. Насидевшись в одиночной камере в полном неведении относительно своего будущего и страшась ожидаемой кары, тот рвался поведать даже о том, чего не было и быть не могло. Его снисходительно выслушали и, дабы успокоить расшатавшиеся нервы раскаявшегося и дрожащего от страха толстяка, предложили испить водички. Тот с благодарностью принял и залпом осушил кубок, а потом, как подкошенный, рухнул на пол и уснул. Стража отнесла его в отдельную комнату и закрыла на замок, оставив на всякий случай часового у дверей.

Лжеродственницу Великой княгини так и не нашли – Марьяна-Марена растаяла, как утренний туман, не оставив следов своего пребывания во дворце. Как выяснилось много позже, плохо смотрели – в противном случае удалось бы избежать больших неприятностей.

С исчезновением самозванки в стране на некоторое время стало спокойнее – ни призраков, ни ламий. Шайка атамана Кудеяра тоже не давала знать о себе – вероятно, потомок знаменитого «флибустьера» решил компенсировать длительное время активной трудовой деятельности на нелегком поприще «лесного чистильщика», уйдя в бессрочный отпуск.

* * *

Йогиня-Матушка вернулась к своим многочисленным обязанностям, объявив своим новым преемником Рослава. Китовраса, пробудившегося после тридцатишестичасового сна с младенчески чистым сознанием, отправили на воспитание в приемную семью – подальше от столицы. Мама решила задержаться на неопределенный срок и прояснить нерешенные когда-то семейные вопросы.

Нам с Иваном предстояло возвращение домой. Мне очень хотелось остаться в Аркаиме, но meine liebe mutter волновалась об оставленной без присмотра квартире и домашних цветах на подоконнике, которые непременно зачахнут без внимания и любви хозяйки.

Мы с сестренкой долго прощались, обещая друг другу как можно чаще видеться. Отец напоследок крепко обнял меня и шепнул на ушко:

– Прости меня, доченька. Как видишь, даже опытный правитель большой страны не застрахован от ошибок… – и отвернулся, якобы внезапно заинтересовавшись чем-то за окном, но я заметила, как он утер глаза тыльной стороной ладони.

Мама, постоянно оглядывалась на Ладу, словно боялась надолго выпустить ее из виду, и одновременно держала меня за руку, давая советы по ведению хозяйства (как будто я в первый раз остаюсь дома одна!).

– Тебе несколько раз звонил Влад, – сказала она, в тридцать восьмой раз целуя меня в щеку.

– Влад? Какой Влад? – Я не сразу вспомнила, о ком идет речь: все случившееся до путешествия в Берендеево княжество казалось теперь страшно далеким, незначительным и будто бы случившимся не со мной.

– Может, ты просто повзрослела? – предположил Иван, с которым я чуть позже поделилась сомнениями. – Всему свой срок!

– Всякому овощу свое время, – перефразировала я, и мы рассмеялись от облегчения, что все так хорошо закончилось.

Вот теперь можно было бы с чувством выполненного долга отправляться в обратный путь. Рослав собрался проводить нас до старого дуба, после чего ему предстояло вновь полюбоваться зеркальными скалами (на самом же деле – отыскать и вернуть в дворцовую конюшню наших загулявшихся на воле лошадок), Миканоэль вызвался помочь. А я вдруг вспомнила про одно, не терпящее отлагательств, дело, сунула Ивану в руки рюкзачок, пообещав, что вернусь буквально через пять минут, и побежала на третий этаж – по пути, указанному однажды лунной летней ночью беспокойным дворцовым привидением-дзядом.

Открыв дверь дальней комнаты, подошла к темному зеркалу и коснулась рукой холодной поверхности, которая мгновенно засветилась и отразила поднявшийся из кресла знакомый персонаж. Будто ждал, что приду, с удовлетворением отметила я, и сердце сладко затрепетало в груди.

– Здравствуй, Хранитель, – неожиданно для себя я перешла на «ты», но он не принял подачу.

– И Вам доброго вечера, княжна.

– Не хотелось возвращаться домой, не поблагодарив и не простившись…

– С чужим, по сути, человеком? – он закончил фразу по-своему.

А кто он в действительности для меня – «и не друг, и не враг, а… так»? Холодный, надменный, но притягивающий к себе, как магнит. Может быть, меня просто влечет окружающий его ореол тайны, которую непоседливая и любопытная девчонка пока не сумела разгадать?

– Не грустите, княжна. Бог даст – свидимся! – прервал затянувшуюся паузу Костанадос – будто и вправду прочитал в моей душе то, что еще не было ясно даже мне самой.

Последняя фраза вселила надежду, несмотря на то, что собеседник по-прежнему сохранял дистанцию и упорно обращался ко мне на «вы».

– Это можно расценивать, как приглашение?

– Как Вам будет угодно. – Вновь последовал легкий поклон.

Красивое лицо все так же походило на непроницаемо холодную маску вежливого равнодушия, но в глубине темно-синих глаз я все же разглядела насмешливый огонек, да в уголках притаилось любопытство и… еще что-то неведомое…

За обменом любезностями я едва не забыла о самом главном – зачем, собственно говоря, пришла сюда.

– Неподалеку от замка Хранителя с недавних пор поселилась замечательная женщина. – Во время разговора я старалась смотреть собеседнику в глаза и не без удовольствия отметила промелькнувшее в них замешательство (ну, слава Роду Милосердному, хоть что-то человеческое в нем осталось – значит, не все потеряно!). – Она так долго и сильно тосковала, мечтая встретиться с исчезнувшим пятнадцать лет назад приемным сыном, что Высшие Силы сжалились и перенесли ее поближе к нему, приставив для защиты Семарглов. Ее зовут Макошь, и она верит, что ее желание обязательно исполнится. Почему бы могущественному Хранителю не совершить благое дело и не помочь ей? – добавила я с некоторой долей лукавства. – Ему ведь и не такое чудо по силам, не правда ли?

Я ожидала, что он смутится или хотя бы удивится, чем подтвердит или опровергнет мои умозаключения. Но собеседник с непроницаемым видом молчал, привычно скрывая истинные чувства. Добавить к сказанному было нечего, мне осталось лишь попрощаться.

– До свидания, Константин!

Я положила ладонь на зеркальную поверхность, но Кощей не повторил дружеский жест. Разочарованно вздохнув, я повернулась к выходу. И тут мне почудилось, что Хранитель едва слышно произнес:

– Прощай, Дюймовочка!

Я резко развернулась, торопясь оставить последнее слово за собой, но зеркало погасло…

ЧАСТЬ 2

МЕСТЬ МАРЕНЫ

– Придется тебе возвращаться в город без меня, – озабоченно сообщил Иван по прибытии в Кукареки. – Мне надо завершить здесь кое-какие дела по просьбе мамы – ну, ты сама понимаешь.

Что ж тут непонятного? Жаль, конечно, что тетя не посвящает меня в свои секреты, но с другой стороны, меньше знаешь – крепче спишь. Впрочем, в тот момент я мечтала только о тихой пристани в нашей уютной двухкомнатной квартире на третьем этаже стандартной пятиэтажки на улице Московской, где можно наконец-то по-человечески выспаться. На потом была запланирована неторопливая прогулка по Старому Парку и… никаких чудес в ближайшем будущем: беру «тайм-аут» и прошу не беспокоить хотя бы три дня!

– А почему мы с тобой, братец Иванушка, забыли про мобильные телефоны? – посетовала я перед самым отбытием. – Они здорово облегчили бы нам жизнь – во всяком случае, на первых порах.

– Увы, сестрица Аленушка, сии полезные изобретения могучего прогресса совершенно бесполезны там, откуда мы только что прибыли: не ловят сигнал , я проверял.

Могла бы и сама догадаться: до Берендеева княжества вездесущие компании мобильной связи «Билайн», «Мегафон», «Теле-2» и «МТС» еще не дотянулись. Это означало, что в нашем распоряжении по-прежнему оставалась единственная и неповторимая система быстрого реагирования, состоящая из самостоятельных и не в меру предприимчивых пернатых и мохнатых друзей, которые в тот момент усиленно крутились под ногами и вились над головой.

Все члены вышеназванной команды с полной ответственностью отнеслись к проводам княжны Лели. Ее в целости и сохранности доставили на автобусную остановку: крепко обняли и поцеловали, обнюхали, облизали и обмахнули крылом (спасибо, хоть не клюнули!), обошли по кругу, отряхнув пыль дальних странствий пушистым кошачьим боком, и облетели круг почета на вороньих крылах в небесной синеве, проконтролировав безопасность боевой подруги. А потом долго каркали, мяукали и махали вслед, провожая со средней скоростью удаляющийся от д.Кукареки и натужно пыхтящий старенький автобус.

* * *

Больше всего на свете мне хотелось упасть на диван, накрыться с головой клетчатым пледом и провалиться в сон, как минимум, на сутки, но совесть не позволила: поникшие головки и пожухлые листья домашних растений с немым укором взывали о поливке, рыхлении и подкормке. Да и дорожную пыль, осевшую на одежде и застрявшую в горле, требовалось смыть с помощью водных процедур, душевых и чайных. Несмотря на дикую усталость, я проделала все это почти безропотно. Вскипятила воду в чайнике, заварила вкуснейший зеленый чай с романтичным названием «Грезы султана» и… отложила-таки чаепитие на неопределенный срок – иначе заснула бы прямо в кухне, свалившись под стол (что, согласитесь, никак не соответствует княжеской чести!).

Впервые за долгое время я спала крепко и без сновидений до позднего утра. Дневное светило, укоризненно взиравшее на соню через щелочку в неплотно задернутых портьерах, настойчиво пыталось разогнать яркими лучами полумрак комнаты. Настырный солнечный зайчик облюбовал мой правый глаз и отплясывал на нем джигу, напоминая, что скоро полдень и давно пора вставать.

Раздвинув шторы, я включила телевизор и с удивлением прослушала заботливое напоминание симпатичного диктора склеротикам-домоседам, что на дворе пятнадцатое июня. Как же незаметно летит время: кажется, только вчера я отправилась в «Оптику» за очками для Агаты…

В эфир вышел очередной выпуск информационной программы «Вести». Строгая телеведущая проинформировала зрителей о том, что в Германии, Италии и Франции продолжаются забастовки рабочих, требующих повышения заработной платы и снижения цен на бензин. Израильтяне и палестинцы по-прежнему выясняют, кто из них круче при помощи бомбежек и стрельбы вместо того, чтобы просто сесть за стол переговоров и достичь «консенсуса», как любил повторять первый и единственный президент СССР. В Африку, где свирепствовала засуха, по решению милосердной организации объединенных наций (ООН) в очередной раз направили гуманитарную помощь. А в нашей стране, к счастью, все оставалось в пределах нормы: российские военные мужественно боролись с международным терроризмом в Сирии, а политики обменивались предположениями, состоится ли встреча президентов США и России.

Переместившись в кухню, я обследовала полки в поисках съестного, но те сияли пустотой, а наколдовывать продукты из ничего я пока не умела – пришлось собираться в магазин: заплести волосы в косу и облачиться в джинсы и футболку.

Я осторожно высунула нос в коридор и, не обнаружив ничего подозрительного, вышла на улицу. Строго по дорожному переходу, соблюдая все правила уличного движения, добралась до соседней «Пятерочки» и, взяв на вооружение красную пластмассовую корзинку, принялась с удовольствием разглядывать посетителей – как же я, оказывается, соскучилась по соотечественникам!

Мой затылок настойчиво сверлил чей-то взгляд. Я повернулась и оказалась лицом к лицу с бдительным охранником, похоже, принявшим застывшую столбом подозрительную девицу за воровку, оценивающую место будущих преступных действий.

Проигнорировав возможные гнусные инсинуации, я отошла в сторонку и проделала ряд несложных успокоительных дыхательных и физических упражнений имени любимой сестры Лады: сжала-разжала кулачки и улыбнулась себе, любимой. Однако наблюдатель посчитал, что улыбка адресована ему, а манипуляции с кистями рук – специальная воровская разминка и решительно двинулся ко мне.

Дождавшись крепыша, я спокойно поинтересовалась, какие у него проблемы. Парень наморщил лоб, демонстрируя активный мыслительный процесс, но сообразил, что проблемы вообще-то должны быть у странной покупательницы, и выдавил:

– Отовариваетесь?

– Natürlich!

Я стрельнула глазками в прилипшего ко мне, как банный лист к мягкому месту, парня, кокетливо повела плечиком, а потом отвернулась и пошла по рядам, заполняя пластмассовую продуктовую корзинку.

Охранник шел за мной, как привязанный, словно и впрямь вычислил в российской глубинке иностранную шпионку, которую решил непременно обезвредить и доставить в соответствующие инстанции. Парень сопровождал каждое мое движение пристальным взглядом и, вероятно, уже представлял, как его вызовут в Министерство Внутренних Дел России, поблагодарят за бдительность и даже приставят к награде. А он, скромняга, отдаст честь и скажет просто:

– Служу России!

Мысленно развлекаясь картинками, подбрасываемыми разыгравшейся фантазией, я все ждала, когда же страж порядка поинтересуется покупательной способностью моего кошелька? Месяцем раньше я бы непременно возмутилась некорректным поведением сотрудника магазина, потребовала вызвать администратора и принести извинения. Нынче же ситуация просто забавляла: да вздумай я без оплаты утащить домой весь отложенный товар, парень при всей его мускулистости и силе вряд ли справился бы со мной!

Тем временем происходящее вызвало у покупателей – в основном жадных до любых происшествий пенсионеров – живой интерес. Разделившись на группы поддержки, они активно перешептывались за моей спиной.

Одни поддерживали охранника:

– Гляди, гляди, воровку пасет. Сейчас доведет до кассы и по рации полицию вызовет.

Другие сочувствовали мне:

– И почто к девке-то привязался? Может, она ни в чем и не виновата, надо бы разобраться!

– Да он на нее «глаз положил» и боится, как бы красотка не упорхнула до того, как познакомится с ним поближе, – откровенно насмехались над чрезмерно бдительным охранником третьи.

Мысленно посмеиваясь, возмутительница спокойствия оплатила покупки, чем разочаровала и зрителей, и бдительного стража порядка и, разложив продукты в фирменные полиэтиленовые пакеты с надписью «Пятерочка», оглянулась: парень, насупясь, смотрел мне вслед.

И тут я расшалилась: войдя в образ Соньки-Золотой Ручки, игриво повела плечиком (мол, извини, браток, при деньгах я нынче) и подмигнула ему. У охранника от удивления брови поползли на лоб, а я удовлетворенно вздохнула: а незачем возводить напраслину на порядочных девушек!

Возле подъезда маячила знакомая долговязая фигура.

Влад с хмурым видом забрал у меня пакеты с продуктами и понес на третий этаж. Поднимаясь следом, я с удивлением отметила, что появление приятеля не вызвало в моей душе отклика – ни радости, ни обиды. Только любопытство высунуло свой острый носик из каких-то ее потаенных глубин, куда со временем навсегда уходят остывшие чувства, и недовольно поинтересовалось:

– Ну и зачем, спрашивается, явился?

Я открыла дверь и посторонилась, пропуская в квартиру незваного гостя. Тот опустил на пол пакеты и протянул ко мне освободившиеся руки с намерением заключить в страстные объятия. А вот этого не надо! Ловко ускользнув, я – в виде компенсации – нацепила на лицо самую дружелюбную из улыбок.

– Проходи, дорогой, не стесняйся, – болтала я, сглаживая неловкость ситуации. – Хочешь чаю или кофе? С зефиром или печеньем? Или тебе того и другого?