В скиту
Дорога петляла вдоль леса, и, услышав шум приближающейся машины, он на всякий случай сворачивал в кусты, прячась от нежданных прохожих. Чеснок действительно приглушал сладкий запах психовируса, и не будоражил скверные чувства в душе Перуна. Выросший под вентиляторами подземки, он до сих пор не поддавался действию этого зловредного дурмана. Иной раз раздражительность на нерасторопность тети Веры цепляла его, но он до боли сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладони, и заставлял себя вспомнить, через какие трудности прошла тетя Вера, чтобы вырастить и прокормить его в заброшенной подземке. С посторонними он почти не пересекался, Любава и ее муж всегда были добры к нему, сами обезопасившиеся транквилизирующими препаратами. Кроме них, потерявший обоняние дед Афанас и пес Гаврик были всем его кругом знакомых. Но вот теперь ему предстояло встретить новых людей и быть готовым к любой их реакции и к неожиданностям собственного поведения… Дорога, бесконечно петляя, привела наконец к каменным, старинной кладки стенам скита. В окошке появилась небритая голова пожилого человека.
– Погостить к нам аль по нужде какой? – Спросила голова.
«В поисках смысла», – хотел было сказать Перун, но вслух произнес: – Погощу несколько дней, коли примете.
– Крестись на распятье, клади три земных поклона и пойдем, – сказала голова и исчезла. Через минуту появилась снова вместе с тучным телом в черном длинном балахоне. – Я – отец Геннадий, а как тебя величать?
– Я – Перун, – представился юноша.
– Нехристь, значит, – прокомментировал отец. – Цалуй крест и пойдем, – добавил он, подталкивая Перуна к большому старинному Кресту с подвешенном на нем умирающим Человеком. – Коли муть какая в голову вдарит, этот крест тебя спасет, – уверенно сказал отец Геннадий и добавил: – А если не поможет, то тебя запрут наши сторожа в карцер на хлеб и воду, пока не оклемаешься.
И действительно у ворот сидели два сторожа, крепкие мужики в черных рясах.
– А если этим бугаям вдарит? – Нерешительно спросил Перун, соображая, что двоих их он вряд ли одолеет, взбреди им что не ладное на ум.
– На них своя управа найдется, – ухмыльнулся отец.
Перуну выделили пустовавшую келью и поручили вычистить всю траву вокруг церкви. До вечера он выкорчевывал сорняки, когда проходивший мимо старичок позвал его.
– Заканчивай труды праведные, идем трапезничать, – произнес он и заглянул в глаза Перуну. Посмотрев в них, старик заглянул в самую душу юноши, и, разглядев ее, сказал без слов: «добро пожаловать, сын мой».
Зазвенел колокол, и со всех уголков большого, огороженного каменной стеной скита, стали выходить мужчины, в черных ризах и в обычной повседневной одежде. Перун последовал за ними. Там, воздав хвалы небесам, мужчины сели кушать. Каждому была выдана тарелка супа и ломоть хлеба. Их жевание заглушало монотонное чтение.
– Еще хочу, – неожиданно закричал один из мужчин, чтение оборвалось на полуслове. Мужчина разъярялся все больше. – Не наелся я с этого супа, – он кричал и стучал ложкой по столу до тех пор, пока два сторожа не увели его в карцер.
Ужин закончился. Все разбрелись по кельям, и Перун пошел к себе. Там, кроме кровати и письменного стола, ничего не было. Впрочем, на столе стоял ноутбук, и Перун сразу погрузился в чтение. Начитавшись до полудрема, он вышел в интернет, и нашел сообщество людей, придумывавших, как бороться с психовирусом. Зарегестрировавшись как Пер, он сделал первую запись: «Пришел в монашеский скит в поисках управы на вирусняк. Всех одержимых сажают в карцер, остальные борются с искушениями поклонами, постом и трудом…»
Всенощная
Прошло несколько дней. Днем Перун вычищал территорию скита, по вечерам вел свой интернетный дневник. Девушка из Китая с ником Тан ответила на несколько его публикаций, и он перешел на ее страничку. Тан вела поиски средства от психовируса в Китае, и по примеру Перуна отправилась к буддистским отшельникам. Зачитавшись, как она жила в буддистском монастыре, Перун и не заметил, что зазвонили ко всенощной. Стук в дверь прервал его чтение.
– На молитву, – сказал, заходя, привратник. – Ну и ветер сегодня, прихвати плащ.
Перун накинул плащ на плечи и вышел во двор. Ветер клонил верхушки деревьев и пронизывал до нитки. Вместе с ветром прилетел слабый сладкий с кислинкой запах Страсти. Одно его дуновение наводило на ум раздражительность и злость. «Как я пойду с такими мыслями в дом Божий?» – Подумал он, и свернул к келье старца Саввы (так звали того приветливого старичка). У входа стоял, опираясь на палку, сам Савва задумавшись.
– Вот идет молодой Перун к старцу за советом, – сказал, не оборачиваясь, он. Потом добавил: – И мне есть, что тебе посоветовать. Прежде всего, отделяй себя от своих мыслей. Ты – это радостная добрая душа, любящая и прекрасная, творение Божье и образ Его. А мысли, приносимые извне, это всего лишь ветер: пережди, и он уляжется. Дерево остается деревом, какие бы ветры его не гнули. А твоя душа, – он наконец поднял глаза на Перуна, – вот она там, улыбается, как маленький мальчик и не хочет вражды…
Их разговор прервал страшный крик и грохот. Из церкви выбегали разъяренные мужчины, вооружившись палками, они крушили все вокруг и бросались друг на друга. Савва завел Перуна в свои келью и запер дверь:
– Иди, тебе предстоит многое узнать, у меня тут есть тайный ход, – он открыл подпол и, благословляя, подтолкнул туда Перуна.
– А как же вы? – Не хотел уходить юноша.
– Мои дни сочтены, не трать на меня свои силы. Иди, и найди управу на эту напасть, – старец закрыл за Перуном крышку подпола.
Перун шел по лестнице вниз, потом по темному коридору, и, наконец, вышел в лесную чащу, к колодцу и маленькой избушке. Сюда старец уходил в уединение, исчезая из скита на несколько дней. В избушке оказались сухари, репа, и иван-чай. Перун бережно упаковал все это в узел из плаща, зарядил свой планшет и добавил новую запись в виртуальный дневник: «Сегодня я покинул скит. Разъяренные монахи устроили разгром, ветер дул сильнее и клонил верхушки деревьев, но они выстояли».