Цивилизация труда: заметки социального теоретика

Труд и профессии в Средние века

От презрения к призванию

В Средние века произошли существенные перемены в отношении к труду. «Средневековье, – пишет А.Я. Гуревич, – определило свое отношение к труду и богатству, совершенно отлично от отношения к ним в Античном мире. В последнем труд не мог считаться добродетелью, более того он вообще не рассматривался как существенный признак человека. Человеческий идеал Античности предполагал индивида – члена полиса, государства, гражданина, поглощенного общественно-политической, культурной жизнью, а не физическим трудом. Этот труд перекладывался на плечи рабов, вольноотпущенников. Гражданин – воин, участник народного собрания, спортивных состязаний, религиозных жертвоприношений, посетитель театральных зрелищ и дружеских пиров – личность, развивающая себя вне сферы материального производства»⁸⁹.

«Идеология раннего Средневековья, – пишет Ж. Ле Гофф, – не расположена к труду и, в особенности, к труду низкому, предназначенному лишь для выживания, к которому в основном относится весь человеческий труд на заре нелегкого зарождения средневекового общества»⁹⁰. Труду было отказано в уважительном отношении; низший класс, уделом которого был труд, компрометировал его. Церковь объясняет положение серва, козла отпущения общества, его зависимостью от греха и низостью труда как последствия греха первородного»⁹¹.

Вместе с тем, провозгласив принцип «не трудящийся да не ест», христианство радикально разорвало с установками классической Античности. В обществе мелких производителей труд не мог считаться позорным занятием. В труде стали видеть нормальное состояние человека. Правда, поскольку это состояние сделалось необходимостью не в результате сотворения человека, а вследствие его грехопадения, в труде видели и наказание. Праздность была отнесена к числу тягчайших грехов. Каждый человек должен выполнять определенную функцию, все должны заниматься своим делом, хотя не все виды деятельности, необходимой для общества, в одинаковой мере приближают человека к Богу⁹².

Отношение к труду в Средние века было противоречивым: «Дворянство признавало лишь так называемые благородные занятия, которыми считались война, рыцарские подвиги и забавы, праздность. Добывание же материальных благ, грязные и тяжелые заботы о хлебе насущном были делом грубой черни. Руководство и организация производства в сельском хозяйстве, как правило, не были свойственны рыцарству, перекладывавшему эти функции на трудящихся и на старост и управителей имений. Лишь часть монашества и некоторые категории светских феодалов, по тем или иным причинам отошедших от рыцарской жизни и втянувшихся в товарно-денежный оборот, вмешивались в производство, стремясь его организовать с целью увеличения своих доходов… Из двух аспектов экономической активности – производства материальных благ и их распределения – господствующий класс был заинтересован преимущественно во втором»⁹³.

Духовенство не разделяло этических принципов «героической лени» рыцарей. С одной стороны, в необходимости для человека трудиться церковь видела следствие и проявление несовершенства его природы. «Пока Адам и Ева находились в раю, – пишет Гуревич, – они были невинны и не заботились о пище. Грехопадение сопровождалось карою Господней: в наказание Бог обрек род человеческий добывать себе хлеб в поте лица и выслал праотца из сада Эдемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят (Книга Бытия, 2,23)»⁹⁴. С другой стороны, труд признавался в качестве необходимого занятия человека. В своей обыденной, земной, жизни люди не могут не трудиться.

В труде христианские теологи ценили воспитательное воздействие. Праздность грозит пороками и загробной гибелью, труд же обуздывает плоть и вырабатывает самодисциплину и прилежание. Но лишь в тех размерах, в которых он ведет к этим целям, способствует духовному совершенствованию, труд оправдан и необходим в педагогическом отношении. В то время как первые отшельники, порвавшие все связи с миром, предавались исключительно созерцанию, монашество по мере превращения в корпорацию изменяло отношение к мирским занятиям. Служителям Церкви предписывалось распределять время между молитвами и трудом, «чтобы дух соблазна неожиданно не захватил в свою власть бездеятельный ум». Следовательно, имелась в виду не столько производимая работой практическая польза, сколько цель, ради которой она совершалась – «достижение высшего совершенства… В основе этого учения лежала идея умеренности: необходимо четко чувствовать меру, в какой труд благ и угоден Богу, не превращаясь в самоцель и в средство обогащения»⁹⁵.

Таким образом, не превращаясь в самоцель, труд с точки зрения духовенства не противоречил аскезе, а наоборот, составлял часть ее, предотвращая впадение человека в грех⁹⁶.

Крестьяне и ремесленники не могли относиться к труду так же, как представители духовенства: они видели в нем не средство самообуздания и избавления от соблазнов, вытекающих из праздности, а прежде всего суровую необходимость. Вечное круговращение сельскохозяйственных сезонов и связанных с ними работ, повторение одних и тех же производственных процессов из года в год и из поколения в поколение создавали рутину трудовой жизни. Отношение крестьянина к земле в немалой мере обусловливалось, помимо других причин, также и тем, что труд его был ручным, постоянно требовавшим от него непосредственных физических усилий, и почти не существовало технических средств, которые заменили бы этот труд и явились своего рода передаточным механизмом между человеком и природой.

«Но было бы неверным, – полагает Гуревич, – видеть в средневековом крестьянском труде одну лишь “дурную” сторону. Человек Средневековья был способен и к поэтизации своих производственных занятий. Порталы готических соборов украшают наряду с фигурами персонажей Священного Писания барельефы и статуи, изображающие тружеников, занятых различными сельскохозяйственными работами… Труд постепенно находит свою морально-религиозную санкцию»⁹⁷.

Вырабатывается «теология труда». Труд угоден Богу. Первым работником был сам Творец. В средневековых соборах немало картин, изображающих труд. На одной из них Творец изображен в образе работника: он считает на пальцах дни, необходимые для творения, сидит, отдыхая от проделанной работы. А то, что ремесленные и сельскохозяйственные занятия могли найти почетное место в храме Божием, свидетельствует о признании высокого назначения труда как заповеди Божией, одного из путей, ведущих к спасению, если цель труда – добродетель. Высшие силы покровительствуют производительному труду, и средневековые цехи брали себе святых в качестве небесных патронов⁹⁸.

Наряду с осмыслением достоинства физического труда Средневековье постепенно пришло к осознанию важности труда умственного. В эпоху раннего Средневековья было распространено мнение, что интеллектуальная деятельность не требует материального вознаграждения: в частности, учителя не могли получать жалования, ибо мудрость расценивалась как дар божий, которым, следовательно, нельзя торговать; учитель мог лишь получать подарки в благодарность за сообщенные знания. Однако подобный взгляд преобладал до тех пор, пока наука и образование оставались монополией духовенства; с распространением же городских школ и с возрастанием общественной потребности в знающих людях эта точка зрения была пересмотрена, и ученые профессии получили права гражданства наряду с другими ремеслами. Всякая плата стала считаться законной, если была получена pro labore. Известно, какой популярностью пользовались выдающиеся профессора университетов: к ним стекались ученики из разных стран, их знания казались всеобъемлющими, на их авторитет постоянно ссылались. Противоположность «образованный»– «необразованный» становилась одной из основных оппозиций средневековой культуры⁹⁹.

Труд мог быть источником морального удовлетворения. Мастер, изготовлявший ремесленный шедевр, утверждая свое право на членство в цехе, вместе с тем утверждал и личное достоинство, общественное положение, принадлежность к корпорации. Именно в качестве члена группы он мог определиться как правовой индивид, как человеческая личность. Труд понимался в этом обществе как общая социальная ответственность: своей производительной деятельностью человек участвовал в жизнедеятельности цеха, города, общества как целого. Поэтому ремесленник сознавал важность своего труда¹⁰⁰.

Так Средневековье переосмысливало значение труда в жизни человека и общества. Из проклятья, тяготевшего над родом человеческим, труд превращался в призвание. Уяснение достоинства трудовой деятельности было составной частью общего роста человеческого самосознания. Однако, согласно Гуревичу, это повышение общественной оценки труда до конца Средних веков оставалось все же не более чем тенденцией. Получить полную реабилитацию в феодальных условиях труд не мог¹⁰¹.

Труд как наказание и средство очищения для падшего человека

Широко распространено мнение, что христианство усматривает первопричину принудительного характера труда в наказании за первородный грех. Представитель философской антропологии Макс Шелер отмечает: «…для христианского восприятия труд в первую очередь имеет характер наказания за “падение человека”». В то же время «католическое понимание прежде всего ставит созерцательную жизнь принципиально выше, чем практическую»¹⁰².

Исследователь считает, что «в христианском понимании труд не является только наказанием: он является также “средством излечения” и “средством очищения” для падшего человека… В христианском восприятии человек в истинном труде не растрачивает свою душу в прахе, которому он придает форму, – он ее обретает и дает ей все больше свободы и самостоятельности действия»¹⁰³. Шелер ссылается на Германа Шелла: «Евангелие Иисуса – это Евангелие труда и борьбы; но труд должен сделать человека бессмертным. Нужно выбрать такой труд и такую борьбу, которые бы силу, посвященную им, не гасили, не уничтожали, а омолаживали и увековечивали»¹⁰⁴. «Однако же эта высокая аскетическая ценность, которая с древнейших времен признается за трудом христианских духовных вождей… – продолжает Шелер, – эта ценность труда не ради мира, народного хозяйства или удовлетворения потребностей, а ради самого человека и его души, требует также, чтобы рабочий человек, труженик, никогда не растворялся полностью в царстве труда; она требует, чтобы он жил в царстве над своим трудом, рядом с ним, чтобы он жил, как Душа в видимом и невидимом Царстве Божьем, в качестве его участника и гражданина; она требует даже, чтобы у него было достаточно досуга, свободы, покоя, используя которые в некоем акте, он мог бы снова и снова размышлять о высочайшей ценности своего труда»¹⁰⁵.

Отношение к профессиям

Видный исследователь Средневековья Жак Ле Гофф отмечает, что на средневековом Западе в течение довольно длительного периода времени существовала градация профессий на уважаемые и презираемые, опасные и имеющие определенное оправдание и допущение. В IX–XII вв. имело место трехчленное деление общества: oratores, bellatores и laboratores – служители церкви, воины и работники. Ле Гофф обращается к эволюции вопроса, его интересует, какие профессии принимались, а какие презирались в эту эпоху, на каком основании проходило разделение на «профессии благородные и подлые, честные и бесчестные».

«Одни промыслы, – пишет Ле Гофф, – осуждались безоговорочно: ростовщичество, проституция; другие – лишь в определенных случаях, в зависимости от обстоятельств (например «подневольные занятия» – opera servilia, запрещенные в воскресенье), от мотивов (торговля запрещена, если она имеет целью получение наживы – lucri causa, – и разрешена, если она направлена на помощь ближнему и на всеобщую пользу) или, в особенности, от личностей – речь идет в основном о видах деятельности, запрещенных клириками. Однако очевидно, что профессии, запрещенные в определенных случаях, презирались: либо презрение, которое они вызывали, приводило к внесению их в черный список, либо, напротив, их присутствие в этом списке – пережиток забытого презрения – побуждало осуждать их уже по одной этой причине»¹⁰⁶.

Ле Гофф связывает причины запретов на профессии и ненависти к ним с пережитками первобытного менталитета – древними табу примитивных обществ: на кровь, на нечистоту, на деньги и т. д. К этим древним основам христианство добавляло собственные запреты. Так, осуждались профессии, занимаясь которыми нельзя не впасть в один из смертных грехов, профессии, противоречащие установкам или основным догмам христианства¹⁰⁷.

Но в XI–XIII вв. ситуация меняется. На христианском Западе происходят экономическая и социальная революции, следствием которых становится рост городов, а наиболее важным аспектом – разделение труда. Появляются новые профессии. «Новые социальнопрофессиональные группы, – пишет Ле Гофф, – сильны своей численностью и ролью, они требуют, они завоевывают уважение, а значит, и престиж, соответствующий их силе. Они хотят, чтобы с ними считались, и добиваются этого. Эпоха презрения кончилась»¹⁰⁸. Связанные с новыми видами деятельности, эти группы (ремесленники, купцы и т. д.) желают добиться не только материального благополучия, но и признания и общественного уважения. Для этого им необходимо победить предрассудки в отношении к их труду. «Среди способов повышения статуса, – пишет Ле Гофф, – отметим лишь использование религии, инструмента, необходимого для любого материального и духовного возвышения в средневековом мире. Так, каждая профессия получает своего святого покровителя, иногда несколько, и корпорации, изображая своих святых покровителей в процессе занятия данной профессиональной деятельностью, по крайней мере с инструментами, символами профессии, восхваляют свое занятие, умаляя презрение к их деятельности, прославленной столь могущественными и почтенными ее покровителями»¹⁰⁹.

Постепенно «труд перестает быть объектом презрения, знаком низшего положения, становится достоинством. Затрачиваемый труд оправдывает не только занятие какой-либо профессией, но и доход, который она приносит. <…> На место труда как наказания приходит образ труда – средства спасения. <…> В начале XIII в. время работающих святых сменяется временем святых работников»¹¹⁰.

Ле Гофф прослеживает трансформацию неуважительного и во многом даже презрительного отношения к труду (в том числе оплачиваемой профессиональной деятельности): «Нищета приводит к тому, что улучшения, полученные с помощью труда, приобретают некоторую ценность»¹¹¹. Постепенно под давлением ремесла церковь пошла на уступки и создала позитивную теологию труда, подразумевавшуюся в христианской доктрине. «Мир профессий, обретя материальную силу, завоевал и духовное уважение»¹¹².

Вместе с тем продолжается разделение труда, появляются, множатся новые профессии. Постепенно труд сам по себе перестает быть границей, разделяющей уважаемые и презираемые категории. Новой границей между уважением и презрением становится труд физический.

Проблема рабочего времени

Хотелось бы выделить вопрос об изменениях, происходивших не только в отношении труда как такового, но и его характеристик, как например времени, затрачиваемого на труд. А.Я. Гуревич отмечает, что «в обществе, основывавшемся на натуральном хозяйстве и традиционном в самом своем существе, труд не мог отнимать такой большой доли времени, как в раннекапиталистическом обществе.

Известно, сколь многочисленными были нерабочие дни: к их числу наряду с воскресеньями относились дни памяти святых и другие церковные праздники. В общей сложности до трети и более дней в году запрещалось трудиться. Зато в рабочие дни труд мог быть чрезвычайно продолжительным. Согласно цеховым уставам ремесленники работали от восхода до захода солнца. Медленно развивавшемуся обществу с его особым отношением ко времени не свойственна спешка в труде. Ему присуща основательность и добротность в обработке изделия, стремление достичь высот мастерства, подняться до уровня искусства. В продукте труда ценится прежде всего качественная, а не количественная сторона. Следует отметить, что понятия “ремесло” и “искусство” в ту эпоху еще не разошлись. Изделие должно было нести на себе отпечаток индивидуальности своего творца и быть достойным его»¹¹³.

Согласно Ле Гоффу, при всей традиционности уклада жизни в средневековом обществе изменения были неизбежны, что не могло не сказываться на труде. Например, «единицей рабочего времени на средневековом Западе был день. Сначала сельский рабочий день… и по его образцу городской рабочий день, определяемый ритмом природных перемен, от восхода до заката»¹¹⁴. При таком положении дел вокруг рабочего времени почти не бывало споров, за исключением одной его формы – ночного труда, который считался чем-то вроде городской ереси, как правило, запрещенной и наказуемой штрафами. Однако с конца XIII в. рабочее время переживает кризис. Любопытно, что сначала увеличить продолжительность рабочего дня требовали сами рабочие. Для них это требование было действительно важным, поскольку вело к увеличению заработной платы, и в этом смысле работа в ночное время представлялась способом получения лучшего вознаграждения за труд. Рабочие отстаивали право распоряжаться рабочим временем, иметь возможность распределить время работы и время отдыха, иметь время для дополнительной работы за дополнительную плату¹¹⁵.

Все более важным становится вопрос об использовании времени, его точном расчете. Бесполезная трата времени квалифицируется как тяжкий грех, духовный позор. Проповедники призывают «беречь и считать время». Решающим шагом к определению точного времени становится изобретение и распространение механических башенных часов, системы часового хода, пришедших на смену рабочему колоколу и придавших часу математический смысл, – он стал 1/24 частью суток. Этот важный этап пройден в XIV в. Так, по Ле Гоффу, час, состоящий из 60 минут, становится на заре индустриальной эпохи единицей измерения рабочего времени вместо дня¹¹⁶.

Исследователи отмечают кардинальные трансформации и поворот в восприятии и оценке трудовой деятельности в преддверии индустриальной эпохи. Ле Гофф предлагает вспомнить об истоках технической и экономической революции, начавшейся около 1000 года и утвердившейся количественно и качественно к XII в. «Именно тогда, – отмечает он, – проявляются три момента решительного преобразования отношения к труду: во-первых, субъективация духовной жизни; во-вторых, зарождение представления о духовности труда и его теологии; в-третьих, трансформация трехчленной схемы общества в более сложные схемы, соответствующие возрастающей дифференциации экономических и социальных структур вследствие растущего разделения труда»¹¹⁷.

Со временем изменение отношения к труду становится все более явным. В социальных утопиях эпохи Возрождения и более поздних времен Томас Мор, Томазо Кампанелла и другие авторы обращаются к вопросам организации трудовой деятельности в контексте модели оптимального общественного устройства, в которой труд рассматривается как важнейший элемент системы общественных отношений.

Труд, собственность и богатство: подходы британских мыслителей

Новое время – эпоха промышленных и социальных революций, великих научных открытий, развития техники, роста городов и производства. В эту эпоху становления и упрочения индустриального общества труд обретает новые очертания, характер, значимость.

Тема труда активно обсуждается в сочинениях мыслителей Нового времени. Виднейшие представители философии этого периода Т. Гоббс и Дж. Локк обращаются к роли и месту трудовой деятельности в контексте развития человеческого общества, возникновения собственности, естественных прав человека.

Вопрос о труде как источнике собственности уходит корнями в эпоху Средневековья. «Принципы хозяйственной этики, – отмечает А.Я. Гуревич, – были почти целиком позаимствованы Средневековьем у раннего христианства, но огромное их влияние на протяжении всей феодальной эпохи вряд ли объяснимо одной лишь силою традиции и верой в церковные авторитеты. Эти принципы оказались во многом соответствующими потребностям мелких производителей. Положительная оценка труда как средства спасения и как единственного нравственно оправданного источника собственности, признание правомерности обладания имуществом в объеме, необходимом для удовлетворения личных потребностей, возвеличение бедности перед богатством – все это находило благоприятную почву в сознании мелких производителей и придавало высокую духовную ценность их труду.

Образ жизни господствующего класса, праздно существовавшего за счет крестьян и ремесленников, не отвечал ни одному из этих принципов. Феодалам и богатым людям приходилось платить угнетаемым нравственную дань» (курсив мой. – Т. С.)¹¹⁸.

В Новое время вопрос о возникновении собственности в результате труда обретает особую важность в контексте вопроса о правах человека. Согласно Н. Мотрошиловой, проблема труда в сочинениях мыслителей Нового времени тесно связана с проблемой равенства, которые они пытались решить, отправляясь от «всеобщих и неумолимых» природных законов. Но философам приходилось считаться с тем, что для человека их эпохи, уже готового признать удовлетворение природных потребностей естественным законом, мысль о равенстве людей от рождения вовсе не выглядела столь же ясным следствием природной необходимости. Как же конкретно развертывалась аргументация в пользу равенства? «Начинали с законов природы, – пишет исследователь. – Но поскольку приходилось иметь в виду во многих отношениях явное природное несходство индивидов и основанные на этом теории “прирожденного” неравенства, постольку включение любого человека в цепь законов природы и соответствующее обоснование идеи равенства принимает острополемический характер. Гоббс говорит: различие физических задатков ничего не предопределяет в человеческой жизни (например, более слабый может убить более сильного), а поэтому никак не может служить аргументом в пользу тезиса о неравенстве людей от рождения. Философы пытались объяснить, как и почему на смену “естественному” равенству людей в какой-то не вполне определенный момент исторического развития возникло неравенство, в основе которого лежит собственность»¹¹⁹. Для объяснения этого Т. Гоббс и Дж. Локк создали учение о возникновении собственности в результате труда. Трудовая деятельность считалась вечным для человека способом расходования энергии, и обладание каким-либо имуществом и какими-то благами, т. е. какой-либо собственностью (которая, как предполагали Гоббс и Локк, обязана своим происхождением прежде всего труду), также объявлялось признаком человеческой природы¹²⁰.

Труд как источник собственности

В сочинении «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» (1651) английский философ XVII в. Томас Гоббс (1588–1679) излагает воззрения на возникновение государства. Вопрос о взаимосвязи труда и собственности он поднимает в главе XXIV «О питании государства и о произведении им потомства». Питание государства, по мнению Гоббса, состоит в изобилии и распределении предметов, необходимых для жизни¹²¹. Что касается изобилия, то, согласно философу, оно от природы ограничено теми продуктами земли и моря, которые Бог или безвозмездно дает роду человеческому или же продает ему за его труд. Ибо предметы этого питания, заключающиеся в животных, растениях или минералах, Бог свободно положил перед нами на поверхность или вблизи поверхности земли, так что требуются лишь труд и прилежание, чтобы получить их. В этом смысле изобилие зависит (после Господней милости) лишь от труда и прилежания человека^{122 123}.

Джон Локк, современник Гоббса, предложил собственную оригинальную версию возникновения государства. К вопросу о собственности и праве на нее он обращается в работе «Два трактата о правлении» (1689). Это один из важнейших аспектов локковской трактовки возникновения государства и общественного договора. Локк рассматривает собственность в контексте широкого спектра понятий – жизнь человека, свобода, труд. Собственностью также могут быть земля, продукты и многое другое, что не принадлежит человеку от рождения. Откуда у человека право на эту собственность? Почему право на собственность относят к естественным правам человека?

Локк рассуждает следующим образом. Не вызывает сомнения, что труд как таковой является отличительной особенностью человека (как одна из его способностей) и его собственностью. Поэтому то, что является результатом труда человека, с полным правом можно рассматривать в качестве его собственности. Именно труд создает различие между общим и частным. Право человека на собственность провозглашается законом природы (без еды и воды человек бы умер). Однако этот закон ограничивает размеры собственности: «Человек имеет право обратить своим трудом в свою собственность столько, сколько он может употребить на какие-нибудь нужды своей жизни, прежде чем этот предмет подвергнется порче»¹²⁴. В противном случае излишек принадлежит другим, и они имеют право его забрать.

Локк полагает, что земля наиболее значима как собственность. Отгородив участок земли, который он обрабатывает, человек становится его собственником и может использовать выращенные продукты. Рассуждая подобным образом, Локк приходит к выводу, что без труда земля не имеет ценности.

В главе V «О собственности» Локк пишет:

27. Хотя земля и все низшие существа принадлежат сообща всем людям, все же каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности, на которую никто, кроме него самого, не имеет никаких прав. Мы можем сказать, что труд его тела и работа его рук по самому строгому счету принадлежит ему. Что бы тогда человек ни извлекал из того состояния, в котором природа этот предмет создала и сохранила, он сочетает его со своим трудом и присоединяет к нему нечто принадлежащее лично ему и тем самым делает его своей собственностью. Так как он выводит этот предмет из того состояния общего владения, в которое его поместила природа, то благодаря своему труду он присоединяет к нему что-то такое, что исключает общее право других людей. Ведь поскольку этот труд является неоспоримой собственностью трудящегося, ни один человек, кроме него, не может иметь права на то, к чему он однажды его присоединил <…>

28. Тот, кто питается желудями, подобранными под дубом, или яблоками, подобранными под дубом, или яблоками, сорванными в лесу, несомненно, сделал их своей собственностью. Никто не может отрицать, что эта еда принадлежит ему. Я спрашиваю когда они начали быть его: когда он их переварил, или когда ел, или когда варил, или когда принес их домой, или когда подобрал? И совершенно ясно, что если они не стали ему принадлежать в тот момент, когда он их собрал, то уже не смогут принадлежать ему благодаря чему бы то ни было. Его труд создал различие между ними и общим; он прибавил к ним нечто сверх того, что природа, общая мать всего, сотворила, и, таким образом, они стали его частным правом. И разве кто-нибудь сможет сказать, что он не имел права на эти желуди или яблоки, которые он таким образом присвоил, поскольку он не имел согласия всего человечества на то, чтобы сделать их своими? Труд, который был моим… утвердил мою собственность… <…>

29. …хотя вода, бьющая из ручья, принадлежит каждому, но кто же станет сомневаться, что вода, находящаяся в кувшине, принадлежит только тому, кто ее набрал? Его труд взял ее из рук природы, где она была общей собственностью и принадлежала одинаково всем ее детям, и тем самым он присвоил ее себе». <…>

31. На это, пожалуй, возразят, что если собирание желудей или других земных плодов дает на них право, то тогда каждый может забрать себе столько, сколько захочет. На это я отвечу: нет, не так. Тот же закон природы, который таким путем дает нам собственность, точно также и ограничивает размеры этой собственности… Человек имеет право обратить своим трудом в свою собственность столько, сколько он может употребить на какие-нибудь нужды своей жизни, прежде чем этот предмет подвергнется порче. А то, что выходит за эти пределы, превышает его долю и принадлежит другим. Ничто не было создано Богом, чтобы человек это портил и уничтожал… <…>

51. И, таким образом, мне думается, очень легко понять, как мог труд вначале послужить источником права собственности на общие произведения природы и как трата этой собственности на наши нужды ограничила ее. Тогда не могло быть причин для споров о праве владения и никакого сомнения в величине тех владений, которые это право давало. Право и удобство шли рука об руку; ведь так как человек обладал правом на все, к чему он мог приложить свой труд, то у него не было искушения трудиться, чтобы производить больше, нежели он мог использовать…¹²⁵

Интересно, что, отводя труду столь большую роль в истории государства и общества, а также и воспитании гражданина¹²⁶, Дж. Локк высказывает негативное отношение к труду как способу времяпрепровождения, труду ради самого труда. Об этом он пишет в сочинении «Об управлении разумом» (1706): «Труд ради труда – противен природе. Разум, как и все остальные способности человека, всегда выбирает кратчайший путь к цели, стремится сразу овладеть знанием, которым он в данный момент интересуется, чтобы вслед за тем приняться за какое-либо другое исследование. Но при этом леность или торопливость часто вводят его в заблуждение и заставляют удовлетворяться неподходящими методами исследования, которые не могут привести к цели… Следует рассмотреть, какой характер и способ доказательства подходит для каждого вопроса, с тем чтобы выполнить наше исследование так, как нужно. Это может помочь сберечь нам значительное количество часто бесполезно затрачиваемого труда и скорее привести нас к посильному для нас раскрытию истины и овладению ею»¹²⁷¹²⁸.

Труд и богатство

Наряду с рассуждениями о связи труда и собственности в работах мыслителей Нового времени присутствуют идеи о связи труда и богатства, которые оказали не менее важное значение на эволюцию отношения к труду.

Так, Джордж Беркли (1685–1753) обращается к трудовой деятельности в работе «Вопрошатель, содержащий ряд вопросов, предлагаемых на всеобщее рассмотрение». Это произведение в форме последовательных риторических вопросов представляет собойсвоего рода катехизис по экономике.

В противоположность распространенным в то время теориям меркантилистов и физиократов Беркли склоняется к мысли, что подлинным источником богатства является труд, и убеждает читателя, что только развитие производства может стать основой подъема отсталой экономики¹²⁹.