Ведомый любящей Волей
Ты, Господи, спутник в моих странствиях;
Куда я ни направлюсь,
Твой взор неотрывно следует за мной
Н. Кузанский
Неотъемлемая черта духовного пути – чувство уверенности в том, что Бог незримо участвует в нашей жизни. Мы ощущаем, что непрерывно находимся под Его особым покровительством и замечаем, с какой любовью Он заботится о нас. Мы начинаем понимать судьбоносность событий и встреч, открывая глубинный смысл, стоящий за ними и определяющий наше становление. Мы убеждаемся в существовании высшего плана относительно нашей судьбы, даже если не можем ещё постичь всей загадочности её причинно-следственных сплетений.
В неразрешимых, казалось бы, тупиковых ситуациях нас вдруг озаряет безупречное решение, в который раз напоминающее о милости Бога, непременно приходящей на выручку. Не всегда эта милость заключена в изобилии безоблачного счастья, осыпающего нас как манна небесная. Порой она сопряжена со страданием, но переживая опыт Богоприсутствия в нашей судьбе, мы со всей ясностью осознаём собственную недальновидность в узкой интерпретации происходящего и восхищаемся мудростью Божественного замысла, понимание которого развёртывается в нашем сознании лишь по прошествии времени. Мы видим, насколько необходимым было каждое звено в нашей судьбе. Попадая в нежелательные, драматичные ситуации, позднее мы обнаруживаем, что именно они оказались бесценным благословением. Тогда все перипетии судьбы обретают особый смысл и звучат необыкновенной гармонией, всё больше убеждающей нас с доверием отдаваться Божественному замыслу. И чем больше мы доверяем ему, тем явственнее оправдывается наше доверие.
Нас посещает удивительное чувство, что Бог заботится о нас, не отводя глаз, несмотря на существование неисчислимого множества других душ. Это кажется непостижимым: каким образом Бог может всецело пребывать своим вниманием с нами, одновременно разделяя своё пребывание со всем универсумом и каждым его существом? Для того чтобы объяснить способность Бога находиться в одновременной связи со всеми душами, христианский философ Н.Кузанский в своём мистическом трактате «О видении Бога» использует образ иконы. Прикрепив её к стене, мы можем заметить, что с какого бы места ни смотрели на неё, и как бы ни перемещались, взгляд лика, изображенного на иконе, словно перемещается вместе с нами и смотрит именно на нас, при этом такое же чувство испытывает каждый из смотрящих, вне зависимости от того, как далеко он находится от другого смотрящего. Убедившись, что лик отвечает пристальным взглядом каждому из обращённых к нему, душа молвит Богу: «Ты, абсолютное бытие всего, присутствуешь в каждом так, словно ни о ком другом у тебя и заботы нет»271. Это чувство непрестанной заботы о нас растёт пропорционально степени близости с Богом, и тогда душа, не мысля себя без Бога, говорит: «Твоё бытие, Господи, не покидает моего бытия; я постольку есть, поскольку ты со мной»272. Или ещё трепетнее, словно участие Бога в жизни души становится горячим вниманием влюблённого к его возлюбленной: «…весь твой порыв обращён только ко мне…ты обнимаешь меня своим неотступным видением…ты, сама любовь, одному мне посвящён»273.
Даже когда мы отдаляемся от Бога и пренебрегаем памятованием о Нём, мы можем почувствовать, что Он никогда не поступает подобным образом по отношению к нам, неизменно сохраняя нас в поле своего любящего внимания. Кузанский так выражает это чувство: «…хоть я и отворачиваюсь от тебя, когда полностью поглощён чем-то другим, ты всё равно не меняешься в своём взоре…твоё милосердие следует за мной, ожидая, не захочу ли я когда-нибудь снова обратиться к тебе…»274.
Этот опыт касается не только нашей личной судьбы, он также наполняет нас уверенностью в том, что Бог охраняет судьбу мира. Каковы бы ни были глобальные перемены, свидетелем которых нам доводится бывать, тот, в чьём сердце укоренилось доверие, убеждён в благой воле, стоящей за всеми планетарными событиями. Что бы ни происходило, такой человек ощущает красоту замысла, изливающего любовь Бога к своему творению, ибо всё существующее являет продуманность, точность и гармонию различных элементов мироздания, упорядоченность всех систем и законов. Однажды пережив это на собственном опыте, мы больше не можем усомниться в величественности смысла творения, до мурашек пронизывающего нас, даже если конкретность этого смысла всё ещё остаётся под покровом тайны. Сопряжённость и взаимозависимость всего являют нам печать творческой мысли Великого Разума, определённо знающего, куда Он прокладывает путь.
В суфизме подобному опыту уделяется особое внимание. Одна из наиболее значительных стоянок на пути суфия – таваккул, упование на Бога. Таваккул предполагает совершенную уверенность в заботе Творца. Суфий, достигший этой стоянки, с полным доверием предаёт себя в руки Бога, зная о неизбежности Его благой воли. Вверяясь Ему, он не должен беспокоиться о будущем, лишь тогда стоянку таваккула можно будет считать достигнутой. Коран предписывает веру в то, что всё необходимое будет даровано нам Провидением, даже если это кажется невозможным. Санаи, суфийский поэт XIIв., в метафорической форме выразил суть этого несокрушимого упования:
«Даже если твой хлеб насущный в Китае,
Конь обретения уже оседлан
И либо торопится доставить тебя к нему,
Либо доставляет его к тебе, пока ты спишь»275
Стоянка упования – ключевая веха в духовном развитии суфия, проверка истинности его устремления, ибо только научившись всецело полагаться на Бога (не рассудком, но сердцем), мы можем по-настоящему сблизиться с Ним. Разве не этому учил Иисус, когда, пытаясь взрастить в слушающих доверие к Отцу, говорил: «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?»276. Иисус, как и суфии, вовсе не призывал бросить земные дела и ждать, пока пропитание само упадёт к нам в руки, но взывал к несломимой вере, являющей прямой путь к Богу.
Будучи ведомым Божественным началом, человек может ощутить себя проводником Его воли, когда все совершаемые им действия или мудрость, которой он делится с окружающими, исходят от Бога. Вспомним, как Иисус объяснял силу своих слов: «Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя; Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела»277. Часто судьбы великих людей сопровождаются этим чувством подчинённости ведущему их Началу. Махатма Ганди в своей автобиографии признавался: «Бог ни разу не дал осуществиться моим планам и всегда направлял мою жизнь по своей воле»278.
Мы можем также чувствовать, что на протяжении всей жизни Некто управляет ростом нашего сознания, словно над душой непрерывно совершается работа свыше. Так Господь шлифует душу, приближая её к совершенству. Об этом были слова Христа: «Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой – виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода»279.
Ощущение покровительства и направляющего нас смысла возрастает по мере нашего духовного развития. Встретившись со своей вечной природой, мы получаем доступ к ресурсам и знаниям всего универсума. Тогда мы можем заметить, как в нашей жизни всё чаще происходят неслучайные совпадения, открывающие колоссальный потенциал. Нас могут преследовать знаки, указывающие верное направление пути, особенно когда мы находимся в преддверии нового поворота судьбы. Поразительным образом приходят ответы на мучившие нас вопросы, послания могут прорываться сквозь сны, оказывающиеся вещими или содержащими необходимую нам информацию в символической форме. Мы замечаем, как тесно наша судьба взаимосвязана с судьбами окружающих, с которыми мы составляем единое вселенское тело. Эта переплетённость судеб приводит нас к видению необъятного пазла Вселенной, где судьба каждого незримыми, но прочными нитями связана со всеми существами и происходящими событиями.
Безусловно, даже у великой души в периоды тёмных испытаний могут возникать сомнения в защите Бога от натиска обстоятельств. Они порождают чувства покинутости и бессилия. Вероятно, каждый верующий, проживший долгую жизнь, хотя бы однажды обращался к Богу с мучительными вопросами Иова. Вспомним также трагичный момент, когда Христос, взывая к Богу, возопил на кресте: «Зачем Ты оставил меня?». Индийский духовный учитель Шри Ауробиндо, находясь в тюремном заключении, также испытал опыт богооставленности, однако вскоре его затмил голос Божественного провидения, отвечающий на упрёк мистика. Шри Ауробиндо так описывает произошедшее: «Когда начался процесс…я услышал тот же голос. Он сказал мне: «Когда тебя бросили в тюрьму, не отчаялось ли твоё сердце и не воззвал ли ты ко мне «Где же Твоя защита?». Взгляни теперь на судью, посмотри на прокурора». Я посмотрел на судью и увидел Васудеву, Нараяну280, сидевшего на его месте. Я посмотрел на прокурора и увидел улыбающегося Кришну на его месте. «Боишься ли ты теперь? – продолжал Он – Я во всех людях и руковожу их действием и их работой»281.
Рано или поздно сомнение и сумрак одиночества затмеваются очевидностью Богоприсутствия в нашей судьбе. Как бы ни было тяжело отчаяние, хотя бы малая толика доверия способна указать нам верный путь, уготованный Богом.
Пространственно-временной сбой
Я смеюсь над тем, что зовётся у вас распадом,
И я знаю безмерность времён
Уолт Уитмен
Духовный опыт выводит нас за границы предсказуемого пространственно-временного континуума. Мы оказываемся вне времени и пространства или сталкиваемся с их поразительной трансформацией. В мистическом состоянии сознания одно переживаемое мгновение может субъективно охватить огромный отрезок времени или, наоборот, несколько часов необъяснимым образом схлопываются в один краткий миг. Физическое время при этом по-прежнему отбивается известным ритмом стрелки на циферблате, но наше сознание выпадает из привычной материальной Вселенной, проникая в мир, где правят иные законы.
Мистический опыт открывает нам тайну времени. Время оказывается ларцом со спрятанной внутри вечностью, являющей себя каждый раз, когда мы погружаемся в бездонность собственного бытия. Как писал Халиль Джебран: «вневременное в вас осознает вневременность жизни»282. Мы не можем узнать о вечности существования, пока не заглянем в вечность своего сознания, поскольку человек способен постигать лишь то, что тождественно миру, который он носит в своём сердце. Когда мы узнаём самих себя, исчисляемое время видится нам закованной в цифры бесконечностью. Тогда вечное открывается в настоящем, как его истинное лицо, ибо время не что иное как раздробленная вечность.
В действительности время впадает в вечность, сливаясь с ней воедино. Когда мы видим время и вечность такими, какие они есть, они представляются нам неотделимыми друг от друга. Каждая песчинка в мировых песочных часах слагает единый поток вечности, несущийся сквозь русло времени. Учитель дзэн Д. Судзуки выразил это так: «Когда вечное отреклось от себя, породив движущиеся, изменяющиеся, осязаемые формы времени, оно спряталось в них. Если мы углубимся в них, мы должны увидеть в них «корни вечности»283. В этом был убеждён и христианский мистик Ангелус Силезиус:
«Нет между временем и вечностью черты;
Их, совпадающих, не разграничишь ты»284
Это совпадение времени и вечности возможно лишь тогда, когда мы вдыхаем жизнь всей глубиной нашего духа. Если бы мы были внимательнее, то заметили бы, что время перетекает в вечность во всех интенсивных переживаниях: когда мы захвачены проникновенным взглядом любимого человека или прекрасным произведением искусства; когда целиком вовлечены в любование закатом или трепетно вслушиваемся в рокот волн, колеблющих необъятный океан. Все эти мгновения таят в себе мистический потенциал, суля пробудить наш дремлющий дух, ибо только он способен дарить окружающему миру это заворожённое, насыщенное любовью внимание. Чем полнее мы проживаем данный нам миг, тем стремительнее утрачиваем чувство будничного времени и попадаем в вечность. Время вдребезги разбивается переполненностью мгновения. Как говорил Д. Кришнамурти: «Время ничтожно, и оно не может взвешивать изобилие»285.
Концепция времени, складывающаяся по мере взросления у каждого из нас, препятствует постижению нашего подлинного «я». Известный автор современной духовной литературы Экхарт Толле пишет: «Устранение времени из своего сознания есть устранение эго. Это единственная настоящая духовная практика»286. Идея времени удерживает нас в своих цепких пальцах, качая между прошлым и будущим, не позволяя пребывать в настоящем. А между тем, именно настоящее открывает доступ к вечности. Вот почему эго крепко держится за время, подпитываясь им и всегда находясь на чеку. В прошлом и будущем – все корни страхов, желаний и привязанностей, без которых эго потеряло бы силу. Оно всегда состоит из прошлого и вынашивает в себе будущее – ту идеальную личность, которой хочет являться и которая так редко совпадает с тем удивительным существом, которое мы обнаружили бы, погрузившись в естественность своего настоящего. Неслучайно в последние десятилетия наблюдается всплеск внимания психологов к развитию умения находиться «здесь и сейчас», полноценно проживая текущее мгновение. Это умение становится необходимым условием исцеления каждой души, которая, от чего бы она ни страдала, на самом деле всегда страдает от потери контакта со своим настоящим «я».
Тотальное проживание настоящего мгновения становится созерцанием – той благодатной почвой для цветка духовного опыта, о которой было сказано в начале этой книги. Человек встречается с Богом в прожитом из глубины духа мгновении, а не в эфемерной, идейной «вечности». Бог в равной мере присутствует везде и во все времена, но мы можем соприкоснуться с Ним, лишь пребывая в своём «сейчас». Вот почему суфия, к которому нагрянул мистический опыт, называли «сыном этого мгновения»287.
Человек, ожидающий вечной жизни как загробного воздаяния за благочестиво прожитый земной путь, не осознал ещё вечность, изначально подаренную ему Творцом. И если эта вечность не узнана им на земле, она не станет его достоянием в иной жизни. Вечность, найденная нами «здесь», есть та самая награда, которая, как предполагают неведающие её, обретается «там».
Канадский психиатр Р.Бекк, переживший мистический опыт и написавший впоследствии исследование «Космическое сознание», так описывает осознание вечности и собственного бессмертия: «Неизмеримая радость охватила меня, и к ней присоединилось прозрение, которое трудно передать словами…я не только уверовал, я увидел, что вселенная соткана не из мертвой материи, что она живая; и в самом себе я почувствовал присутствие вечной жизни. Это не было убеждение, что я достигну бессмертия, это было чувство, что я уже обладаю им. Я увидел, что все люди также бессмертны, что таков мировой закон и что нет случайностей в мире»288.
Пока мы не научились находиться здесь и сейчас, мы страдаем от опустошённости. Жизнь проносится мимо. Она никогда не отдаётся прошлому и будущему, оставаясь верной спутницей неуловимого «сейчас». Постоянная погоня современного человека за достижениями будущего отнимает у него чувство полноты жизни. Буддийский учитель Дугпа Римпоче на этот счёт говорил: «Мгновение – это единственное место для получения опыта, в котором жизнь может быть схвачена, испытана, ощущена»289.
Ещё один любопытный феномен, который может случиться с сознанием, – это скрещивание времён. В мистическом опыте человек может постичь одновременность прошлого, настоящего и будущего. Он словно видит экран вселенского размаха, на котором перед ним предстаёт величественная картина всех возможных отрезков вечности. Именно этим объясняется способность к предвидению. К человеку, способному чувствовать будущее, оно вторгается как фрагмент настоящего.
Ограничения, сковывающие нашу физическую оболочку и рациональное восприятие мира, не властны над освобождённым сознанием, получившим в мистическом состоянии доступ к любому измерению времени. К.Г.Юнг делится пережитым опытом единства времён в своей автобиографии: «Мы боимся и избегаем разного рода вторжений «вечности» в нашу обыденность, но я могу описать свой опыт лишь как блаженное ощущение собственного вневременного состояния, когда настоящее, прошлое и будущее слиты воедино. Всё, что происходит во времени, всё, что длится, предстало вдруг как некое целое. Не было более временного следования, и вообще ничто не могло быть измерено в понятиях времени. Если бы я и смог описать этот опыт, то лишь как состояние, состояние, которое можно ощутить, но вообразить невозможно. Разве я могу вообразить, что я существую одновременно – вчера, сегодня и завтра? Тогда обязательно будет что-то, что ещё не началось, что-то, что происходит сейчас, и ещё что-то, что уже закончено – и всё это – вместе, всё – едино. Я же чувствовал лишь некую сумму времён…»290.
Таинственные метаморфозы происходят в восприятии не только времени, но и пространства. В мистическом состоянии сознания мы можем почувствовать, как окружающее нас пространство расширяется до бесконечности, вбирая в себя весь мир. Контуры всего, что находится вокруг, словно расплываются, смешиваясь со всем в едином танце частиц. При этом плотная материальная оболочка предметов становится «живой», трансформируясь в вибрации световых волн. Безусловно, мистик не может видеть мир таким постоянно. Видение энергетической структуры мироздания посещает его лишь в исключительные мгновения, иначе он не мог бы сосуществовать с обыденной действительностью, так как всё наблюдаемое им превратилось бы в океан вибрирующего света. Парамаханса Йогананда так описывает подобный мистический опыт: «Предметы в пределах досягаемости моего панорамного взгляда дрожали и дёргались, словно кадры старых кинофильмов. Периодически моё тело, тело Учителя, окружённый колоннами дворик, мебель и пол, деревья и солнечные лучи начинали дрожать особенно сильно, растворяясь в море сияния, как растворяются в стакане воды сахарные кристаллики. Всеобъемлющий свет чередовался с материализацией форм»291.
Перенося нас в иное пространственно-временное измерение, спрятанное под покровом привычной реальности, духовный опыт даёт возможность понять, как необыкновенна и многогранна жизнь. Он выявляет условность и ограниченность нашего восприятия времени и пространства, показывая, как своевольно они нарушают границы, установленные человеческим разумом.
Мистический любовный союз
Только ради влюблённых
вздымаются небеса и вращаются сферы,
а не ради булочника и кузнеца,
не ради судьи и аптекаря
Шамс Тебризи
Возрастая на духовном пути, мистик может испытать пламенную влюблённость в Бога. В попытках выразить этот опыт он обращается к земным аналогиям и нередко уподобляет союз Бога и человека отношениям между мужчиной и женщиной. Каждый влюблённый поглощён объектом своей любви, в котором видит смысл всей своей жизни. Бог становится Возлюбленным, по которому страстно тоскует душа, не в силах пережить даже краткую разлуку. Для безоглядно влюблённого мистика Возлюбленный настолько близок, что общение с ним пропитывается особой чувственностью.
Подобные отношения между Богом и душой обрели яркое воплощение в откровениях христианской, исламской и индийской мистики, где порой встречаются эротические метафоры, описывающие этот мистический брак. Самый яркий опыт человеческих отношений не мог не попасть в шкатулку мистических аналогий. Мистик, превзошедший желания плоти, смотрит на эротические метафоры взором святости, находящим во всём Божественное. Всецело соредоточенный на Боге, во всех земных образах он встречает Его отражение. Он обращается к любовным метафорам, чтобы выразить остроту, пылкость и напряжённость своего чувства. Индийский средневековый поэт Кабир так описывает своё предвкушение встречи с Возлюбленным:
«Мне надо сбросить оберегающие меня одежды
и встретить его во всей наготе тела.
Мои глаза в тот миг будут
Гореть любовью свечи»292
В христианстве сравнение отношений души и Бога с брачным союзом мужчины и женщины берёт начало ещё в Новом Завете. Христос не раз уподобляет себя жениху, а готовую идти за ним душу – невесте. Беседуя со своими учениками, он говорит: «Могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених?». Новозаветная метафора брака была подхвачена мистиками, склонными к чувственному выражению любви к Богу. Христианская монахиня Мехтильда Магдебургская, религиозное творчество которой насквозь пропитано любовной лирикой, не менее страстно, чем Кабир, описывает состояние души, ожидающей близости с Возлюбленным:
«Чем больше растет её желание, тем больше будет её брачный пир.
Чем теснее становится ложе любви, тем ближе объятие.
Чем слаще поцелуй в уста, тем любовнее они друг на друга взирают»293
Божественная Реальность принимала в душах мистиках не только мужское обличье Возлюбленного, но и женское воплощение Возлюбленной. Например, индийский мистик Рамакришна был без памяти влюблён в богиню Кали. Только эта Божественная Женщина интересовала его, вызывая равнодушие ко всем иным представительницам противоположного пола. Во всех женщинах Рамакришна видел свою Возлюбленную Мать, и когда под давлением семьи он был вынужден жениться, его супруга, отношения с которой носили исключительно духовный характер, стала для него земным олицетворением единственной Божественной Избранницы.
Мистик ощущает, что не только его влюблённая душа тоскует по своему Божественному Возлюбленному, будучи бесконечно одинокой без Него, но и Он взывает к душе, равным образом тоскуя по ней. Само чувство горячей и самозабвенной любви, просыпающейся в мистике, рождено тягой Бога к человеческой душе. Завлекаясь в лоно любви, мистик чувствует, что инициатива исходит от Бога; именно Его желание становится импульсом, взывающим к жизни отношения влюблённых. Этот мотив часто встречается в суфийской лирике. Руми писал: «Ни один любящий не стал бы искать единения, если бы Сам Возлюбленный не искал его»294. О том же говорил Ш.Ауробиндо: «Мы можем искать его страстно и гнаться за невидимым возлюбленным, но также возлюбленный, о ком мы ещё не думаем, может преследовать нас, может снизойти на нас в гуще мира и поймать нас для самого себя, хотим ли мы этого сначала или нет»295.
Несмотря на то, что Бог сам призывает душу своей любовью, он держит её на расстоянии, словно распаляя в ней страсть. Святая Тереза так описывает этот томительный период ожидания: «Душа теперь не желает искать другого Супруга. Однако Он будто пренебрегает её жаждой бракосочетания. Так происходит потому, что Жених хочет, дабы душа жаждала обручения ещё более усердно и глубоко, ведь Он стремится, чтобы это благословение превысило все предыдущие»296. Как влюблённый страдает от одержимости возлюбленной, но счастлив испытывать это страдание и ни за что не променял бы его на пустоту безмятежности, так и мистик с радостью вкушает горечь неутолённой любви к Богу. Едва ли можно выразить это лучше, чем Руми:
«Я не знал напитка слаще этого яда,
Я не знал здоровья, более желанного, чем эта болезнь»297
Мистики рассматривали переживание взаимной любви с Богом как высочайшее достижение на духовном пути даже тогда, когда форма выражения их любовных чувств не была столь пылкой. Они понимали, что Бог, скрывающийся от нашего рассудка, может быть познан только в акте любви. Этот закон постижения применим ко всему – мы способны проникнуться знанием только о том, что беззаветно любим. Нелюбимое остаётся для нас закрытой книгой, даже если в своей самонадеянности мы верим, будто нечто о нём узнали. Как говорил святой Августин: «Всякая вещь может быть познана, лишь когда она любима»298.
Каждому духовному искателю рано или поздно открывалось и то, что любовь к Богу – наиболее гармоничный путь восхождения, следуя которым, душа, не совершая над собой насилия, естественным образом освобождается от отрицательных качеств и низменных желаний, переплавляющихся во всепобеждающее чувство любви и желание стать для Любимого как можно совершеннее.
Даже если мы не стремимся установить тесную связь с Божественным Возлюбленным, подобно христианским, суфийским или индийским мистикам, бессознательный любовный союз души с Богом включается по умолчанию, как только в нашем сердце расцветает чистая любовь, и не важно, кому или чему она посвящена – человеку, природе или творчеству каждого дня. Бог – единственный источник любви, и потому, испытывая это чувство – если оно глубоко и самозабвенно – мы автоматически входим в резонанс с Божественным. Как говорил Иоанн Богослов, «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нём»299. Нам кажется, что мы влюблены в человека, и мы не догадываемся и не видим, как нас окатывают волны Божьей любви, а сами мы становимся волнами любовного ответа Богу. Мы только чувствуем, как нас наполняет нечто большее, нежели чувство личной любви.
Каждый, кто был влюблён, может вспомнить, как окрыляет любовь к человеку, порождая необъятное чувство любви ко всему миру, вдруг начинающему казаться куда более прекрасным и совершенным, нежели прежде. Такая любовь приносит тайный плод – невидимый любовный танец с Богом и мирозданием. У М.Метерлинка есть замечательные слова: «Если вы глубоко любили, то и без чужого указания знали, что душа ваша нечто столь же великое, как мир; что звезды, цветы, волны ночи и морей не одиноки, что ничто не кончается, но всё начинается на пороге явлений, что даже уста, которые вы целуете, принадлежат существу гораздо более высокому, прекрасному и чистому, чем то, кого обвивают ваши руки. Вы видели тогда то, чего не видят в жизни все объяснения»300.
Мистический любовный союз возможен не только в отношениях человека с личностным аспектом Бога. Мы можем установить взаимообмен энергией любви со Вселенной, Пространством или Душой мира – как бы ни называли мы это мировое целое, частью которого являемся. Вглядываясь в жизнь, мы начинаем понимать, что нас окружает не скопление бездушной материи, а живое и откликающееся поле энергии, с которым мы непрерывно взаимодействуем, независимо от того, осознаём это или нет. Настраиваясь на волну любви, мы сближаемся со всем миром, ощущая, как любовь начинает циркулировать между нами, даря опыт единения, гармонии и поддержки. Это не чувственная одержимость Возлюбленным, воспеваемая мистиками теистических религий, а тихое, созерцательное излучение любви в пространство Вселенной, которое непременно отвечает нам тем же, возвращая это чувство сторицей. Излучая любовь, мы усиливаем себя, свой микрокосмос; мы становимся тем, кем нам предназначено быть, и тогда наша связь с мирозданием крепнет день ото дня, вводя нас в поток событий и обстоятельств, отвечающих на эманации нашей любви. Р.Берн, описывая силу любви как универсальный закон притяжения, замечает: «Каждый раз, когда ваши чувства, речь или действия настроены на частоту любви, вы притягиваете любовь в своё поле. Чем больше любви вы отдаёте, тем мощнее становится ваше магнитное поле»301.
Мистический опыт даёт нам возможность ощутить силу любви, разлитую во всём мироздании и управляющую им. Мы видим, что все существа, явления и предметы переплетены нитями любви, скрепляющей бесчисленные частицы Вселенной. Любовь – это причина, любовь – это следствие. Всё в мире приходит в движение, повинуясь связующей силе любви и отвечая на неё безудержным ликованием жизни. Этому закону посвящены строки суфийского поэта Шамса Тебризи:
«Если бы небо не было влюблено, в его груди не было бы чистоты,
И если бы солнце не было влюблено, в его красоте не было бы света,
И если земля и горы не были бы влюблёнными, травы бы
Не вырастали на их груди»302.