Детектив на краю лета

Таша послушно плюхнулась в полосатый шезлонг – что ж, она с удовольствием посидит! Сидеть на палубе тёплым летним вечером – такая красота!

– Нужно Наталье Павловне сказать, – говорила она, – чтобы не волновалась. Она так на меня смотрела, как будто я тяжелобольной или раненый! Слушайте, я перекись в медпункте забыла!

Степан пристроил ноги на какую-то подставку и закинул руки за голову.

– Я в медпункте чуть в обморок не упал, – пожаловался он. – Не могу на всё это дело смотреть! А по молодости, представляешь, хотел в медицинский идти.

Таша подумала немного.

– Наверное, можно привыкнуть, – сказала она, – ну, со временем. А в какой вы пошли вместо медицинского?

– В инженерно-физический.

– То есть вы инженер?

Он посмотрел на неё из-под локтя и кивнул.

– А работаете кем?

– Инженером. – Он удивился. – На заводе.

Она не поверила, и он понял, что не поверила.

– Сейчас никто не работает по специальности, – сказала Таша, чтобы не раздумывать особенно, зачем он соврал. Он так заботился о ней, что ей не хотелось думать о вранье, вновь обретённая радость жизни протестовала против таких раздумий. – Сейчас инженеры никому не нужны.

– А кто нужен?

Она пожала плечами:

– Бьюти-блогеры. – И засмеялась. – Как Ксения Новицкая. Ещё певцы нужны! Вы телевизор смотрите? Вся страна поёт!

Степан Петрович сел прямо, стряхнул с джинсов какую-то соринку и предложил:

– Таш, давай на «ты». Я тебя, и ты меня тоже.

– Мне неудобно, – сказала она. – Я не привыкла. Я со всеми на «вы».

Он пожал плечами, но приставать не стал.

– Значит, бьюти-блогер, – шутливо сказал он. – Может, попробовать?

– У вас ничего не выйдет, – тут же отозвалась Таша. – Все мужчины любят вкусно и с аппетитом поесть, а мы, женщины, едим исключительно ради получения необходимой энергии в виде килокалорий. И ещё вы не умеете отличать медленные углеводы от быстрых.

– Не умею, – признался Степан.

…Что ж делать-то, подумал он с раздражением. Ведь всё нормально было! Столько лет всё шло нормально! И вот на тебе! Вляпался на пустом месте! Кудрявая девчонка, младше на двадцать лет, на щеках и на локтях ямочки. Улыбается так, что смотреть невозможно, хоть глаза закрывай. Ухо у неё заболело – лучше б у него самого заболело, честное слово! Ничего не сказала, не жаловалась, не скулила, никому не испортила день – потому что хорошая девчонка. Их таких мало осталось, почти нет. Только что ему теперь делать? Если даже попытку перейти на «ты» она отвергла сразу же!..

Ей неудобно. Она не привыкла. Она со всеми на «вы».

Он для неё старший товарищ, теплоходный знакомец Степан Петрович, заботливый дядечка.

«…Сойду-ка в Ярославле, – решил Степан твёрдо. – Эдак невозможно. А проблемы и вопросы порешаем в следующий раз. Или Володя без меня разберётся».

Твёрдо приняв это единственно правильное решение, Степан выбрался из шезлонга и подал Таше руку.

– Пойдём ужинать, – предложил он, выдерживая тон заботливого отца при обращении к приболевшей, но поправившейся дочке, – там уже, наверное, все собрались.

Ужин прошёл очень оживлённо.

Розалия Карловна рассказывала о «допросе, который учинили ей жандармские офицеры», Лена то и дело поправляла неточности и преувеличения, Веллингтон Герцог Первый сидел за старухиным столом на отдельно приставленном стуле и слушал, растопырив оленьи уши. Наталья Павловна зорко следила, чтобы Розалия ничем его не подкармливала со стола. Старуха, несколько раз в буквальном смысле пойманная за руку, возмущалась, что ей не дают угостить сладуна, а у него голодный вид. Владислав то и дело называл Ташу «крёстной мамулей» и «спасительницей». Ксения читала собственную статью в журнале – так, чтобы соседям была видна её фотография. Владимир Иванович несколько рассеянно ухаживал за Натальей, но видно было, что думает он о чём-то постороннем, даже не заглянул ей в декольте! Саша пару раз спросил, где Богдан, ему сказали, что, должно быть, отдыхает после прогулки.

– Хорошо, что я никуда не ходил, – сказал Саша, любовно оглаживая свою косу. – Жара такая! А в СПА ни единой живой души не было, все на берег ушли! Я там полдня провёл.

Таша точно знала, где и как он провёл эти полдня – вовсе не в СПА! – и решила, что потом расскажет Наталье Павловне или… или Степану Петровичу.

Теперь он её друг.

Что-то фальшивое было в мысли о её друге Степане Петровиче, но Таша не стала копаться в себе. Не до того ей!.. Она с удовольствием ела жаркое из баранины, закусывала пирожком с капустой и радовалась вернувшемуся ощущению счастья.

У неё всё хорошо, и драгоценности Розалии Карловны найдутся – не могут не найтись, раз уж так всё прекрасно!..

К концу ужина явился пианист во фраке, с ним певица в длинном переливающемся платье и шали с кистями. Пианист проследовал к роялю, подбежал официант и зажёг свечи, певица запела романс.

Некоторое время все слушали и аплодировали, а потом всё же разошлись.

Таше очень хотелось спать, но она опасалась проспать следующий шлюз тоже, поэтому предложила всем прогуляться по палубе.

Гуляли с полчаса внушительной группой: впереди Розалия Карловна с Веллингтоном Герцогом Первым на бюсте. Сразу за ней Лена, готовая в любую минуту поддержать, если потребуется, – или саму Розалию, или Веллингтона. Затем Таша с Натальей Павловной. Таша изнывала от желания рассказать той про свару и почти что драку в мышкинском овраге, но воздерживалась – Розалия имела очень острый слух и, кажется, зоркий глаз и непременно вмешалась бы, начни Таша рассказывать. Замыкающими шли Степан Петрович с Владимиром Ивановичем. Они беседовали, но так негромко, что ни слова было не разобрать.

В конце концов Наталья сказала, что холодает и надо бы пойти переодеться. Особенно тем, у кого болит ухо!..

– У меня больше не болит! Я боюсь, что засну и шлюз просплю.

– Я тебе постучу, – предложил Степан Петрович, её новый друг. – Я тоже шлюз буду смотреть.

Сладко, от души зевая, Таша следом за Натальей поднялась на верхнюю палубу, помахала рукой Розалии с Леной и открыла дверь в каюту номер один, вошла и сразу же обо что-то споткнулась.

В жидком свете, шедшем от вечерней реки, она ничего не могла разглядеть и щёлкнула выключателем.

На полу посреди каюты лежал человек.

Таша ничего не поняла.

Человек лежал совершенно неподвижно, лицом вниз, неудобно вывернув руку. Из-под него по светлому ковру расползлось чёрное пятно.

Таша присела на корточки и тут только поняла.

У неё в каюте лежит труп.

В голове потемнело и поплыло, но только на секунду. Она быстро вдохнула, выдохнула, поднялась с корточек, вышла на палубу и захлопнула за собой дверь.

Никого нет на палубе – все разошлись.

Она дошла до лестницы и заглянула в пролёт – Степан Петрович сбегал вниз.

– Степан, – позвала Таша спокойным голосом. Он остановился и поднял голову. – Вернись, пожалуйста.

Он так удивился, что зацепился ботинком и чуть не упал.

Поднялся он к ней в два шага.

– Ты не пугайся, – сказала Таша очень серьёзно. Он смотрел ей в глаза. – Кажется, у меня в каюте мёртвый человек.

Он не отводил глаз, потом сказал спокойно:

– Я сейчас посмотрю.

Сергей Семёнович, судовой врач, был зарезан ударом в грудь.

– Колото-резаное, с жизнью несовместимое, – заключил Владимир Иванович, когда тело перевернули. – Скорее всего, ножевое, так навскидку не скажу.

Рядом с телом на полу валялся изуродованный чемодан, некогда, видимо, очень красивый – сверху кожаный, в коричневых шашечках и вензелях LV, внутри персиковый, нежный, бархатный, весь состоящий из отделений и коробочек с крохотными золотыми ручками.

Все отделения были пусты, крышка раскурочена, как будто её резали автогеном или долбили ломом.

В Ташиной каюте, залитой ярким электрическим светом, толпился незнакомый народ – хмурый дядька в кителе, кажется, капитан, первый его помощник, молодой рябоватый парень, и ещё какие-то люди.

Наталья неподвижно стояла в дверях.

– Да что ж это за рейс такой распроклятый, – в конце концов процедил капитан сквозь зубы.

– Бывает, – отозвался Владимир Иванович, который всё что-то делал около тела.

Таша как замерла в дверях, так и осталась, только смотрела.

Почему-то она никак не могла взять в толк, что тело на полу – это доктор. Тот самый доктор, что два часа назад спас её от набата в голове, обещал завтра промыть её больное ухо, который радовался, что у неё нет температуры, и прикладывал ей ко лбу большую волосатую руку.

Этого просто не может быть!..

Сергей Семёнович наверняка сейчас в медпункте, где так славно пахнет лекарствами, играет сам с собой в шахматы или читает рыболовный журнал – Таша заметила у него за шкафом целую стопку таких журналов!..

– Ты бы пошла к Наталье, – сказал ей Степан негромко. – Нечего тут смотреть. Наталья Павловна, заберите её!

– Я не могу, – возразила Таша совершенно спокойно. – Как ты не понимаешь, что я не могу?

Он выдохнул, взял её за плечо и подержал. Она пожала его пальцы.

– Ничего не трогайте там, – громко велел Владимир Иванович. – Особенно чемодан! На нём отпечатки могли остаться.

– Да никто не трогает ничего.

– Всем выйти и каюту запереть. Хорошо бы кого-нибудь у дверей поставить, – продолжал распоряжаться Владимир Иванович, – до прибытия компетентных органов. Замки г… о, пальцем можно отковырнуть!

– Поставим, – отвечал рябоватый помощник капитана.

– И записи с камер наблюдения! Наверняка понадобятся.

– Предоставим.

Люди перемещались по каюте, медленно переходили с места на место, но никто ничего не трогал – Таша заметила. Нагибался, рассматривал, выдвигал ящики и открывал двери только Владимир Иванович, и Наталья Павловна зачем-то присела, как будто для того, чтобы смахнуть с пола невидимую соринку. Даже рукой по ковру провела.

– Не тронь ничего, Наташа!

– Эх ты, мать честная, – вдруг сказал капитан с тоской, – столько лет вместе ходим! В восьмидесятом начинали. Тридцать лет с гаком, и тут – на тебе!..

– Спокойно, – холодно посоветовал Владимир Иванович. – Это всё потом.

– Легко вам рассуждать.

Тот обернулся:

– Мне? Мне легко, это точно.

Он выгнал из Ташиной каюты весь народ, погасил свет и захлопнул за собой дверь.

– Кто останется?

– Вот он останется, – капитан кивнул на старшего помощника, – а я докладывать пойду.

– Давай докладывай.

Капитан пошёл к лестнице, ведущей в рубку, но остановился.

– Как я понимаю, в тайне ничего удержать не удастся. – Он оглядел своих людей и Ташу. – Но болтовни и пустых разговоров я не потерплю.

Все молчали.

– Салон первого класса свободен, можете туда пройти, – сказал капитан Таше. – Потом придумаем, куда вас поселить. Прерывать рейс, что ли? Доложить надо.

И, печатая шаг, он пошёл по палубе.

– Ему до пенсии всего ничего, – сказал кто-то из команды, – а тут такое!..

– Сказано, не болтать!

– Семёныча жалко. Хороший мужик. Какая сволочь его!..

Таша всё думала о том, что этого не может быть. Вот то тело на полу не может быть судовым врачом – ведь только что он был живым человеком, лечил и жалел её!.. А сейчас? Что случилось? Почему он лежит на полу в её каюте, неестественно вывернув руку? И почему всё остальное осталось прежним? Вечерняя река с огоньками бакенов, далёкие берега, ровный гул машин под днищем, плеск воды и звёзды, только-только появившиеся, ещё неяркие, крохотные? Разве так бывает, чтобы человек умер, а жизнь продолжалась?

– Таш, пойдём посидим, – предложил Степан. – Давай, давай.

– Куда пойдём? – не поняла Таша.

Она была уверена, что ни сидеть, ни разговаривать теперь нельзя. Нужно что-то делать, как-то действовать, но как именно, она не могла себе представить.

– Володя за Натальей сходит, тебе ж с ней веселее, да?.. А мы посидим.

Он подталкивал её в спину, и она пошла, переставляя ноги просто потому, что он её подталкивал.

– Ты знаешь, – ни с того ни с сего сказала Таша на пороге салона, – я ведь вся извозилась в репьях и ещё какой-то серой гадости от таких высоких цветов. И всё время думала, что мне нужно переодеться. – Она посмотрела на свою кружевную блузку, на самом деле перепачканную. – Но у меня так болело ухо!.. Так болело! А потом, когда Сергей Семёнович его вылечил, я так обрадовалась, что забыла. И мы ужинать пошли.

Степан открыл перед ней дверь и за руку провёл в полутёмное помещение, где горели всего два торшера.

– Если бы пошла переодеваться, меня бы, наверное, тоже убили. Да?..

– Не выдумывай, – сказал Степан.

– Нет, ну правда! Сергей Семёнович зашёл в мою каюту, и его убили. Если бы я зашла, меня бы тоже убили.

– Я сказал, не выдумывай!..

Таша стояла у окна и смотрела на реку, а теперь оглянулась. Лица Степана она не видела, он весь находился в тени, но было ясно, что он очень сердит, и сердит именно на неё.

– Ты что? – спросила она с удивлением.

– Ничего, – ответил он сквозь зубы.

…Она права. Кто угодно мог зайти в каюту, – замки на самом деле дерьмо! – и получить удар ножом в грудь. Таша первая, это же её каюта!

– Зачем доктора понесло к тебе в каюту, хотел бы я знать, – сказал Степан. – Что ему там понадобилось? Как он вошёл? Почему вообще оказался на верхней палубе?! Сюда почти никто не ходит!

Он перевёл дыхание, сел, встал и начал ходить туда-сюда.

– Какая-то чертовщина.

– Мне очень жалко доктора, – сказала Таша, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. – Так жалко.

Дверь распахнулась, влетел Веллингтон Герцог Первый, за ним вбежала Наталья, и вошёл Владимир Иванович.

– Началось, – непонятно сказал он. – Сейчас стоп мотор, и полицейский катер прибудет.

– А чего ты хотел-то? Убийство!

Наталья Павловна подбежала к Таше и уставилась ей в лицо.

– Ты как? Ничего?

Таша кивнула. Наталья в длинном атласном халате, похожем на бальное платье, неловко села на банкетку и взялась за голову.

– Вот такие дела, – зачем-то сказал Владимир Иванович.

Наталья запустила руки в волосы на манер Таши и потянула себя за них.

– Подождите, – начала она. – Давайте подумаем. Что могло произойти? Как это могло произойти?

Владимир Иванович посмотрел на неё и усмехнулся – безупречная причёска расстроилась, Наталья сейчас на самом деле была похожа на Ташу, так же растерянно таращила глаза и умоляюще складывала руки.

…Вот женщины! Беда с ними. Какие бы ни были сильные и красивые, а всё равно тянет их защищать, утешать, ухаживать…

Ну, по крайней мере, его, Владимира Ивановича, тянуло!..

– Зачем он в каюту пошёл? – спросил Степан. – Вот вопрос.

– Как у неё чемодан Розалии оказался, вот вопрос, – поправил Владимир Иванович. – Каким макаром он туда попал?..

И они оба уставились на Ташу, словно ожидая объяснений.

– Я не знаю, – сказала она. – Я не приносила.

– Но кто-то принёс! – сердито сказал Степан. – Когда и зачем?.. И почему к тебе в каюту? И вообще не с этого всё началось! Всё началось с того, что Владислав свалился в воду. Веллингтон тоже свалился! Невозможно просто так упасть за борт, но он как-то упал!

– Невозможно, – согласилась Таша. – Я за борт перелезала и не сразу смогла, борт высокий очень.

– Вот именно.

– Когда меня из реки вытащили, Сергей Семёнович… он меня… осматривал… спрашивал, не наглоталась ли я воды… он смешное что-то сказал…

Тут она наконец заплакала. Слёзы прорвали все плотины и заграждения, полились, полились… Она всхлипывала, вытирала их обеими руками, но они капали ей на колени и на ковёр – так их было много.

Никто не мешал ей плакать. Никто не утешал и ничего не говорил.

Наталья сидела, наклонившись вперёд и взявшись за голову, Владимир Иванович смотрел в окно, Степан ходил туда-сюда.

Плакала Таша долго, ей было жалко всех – судового доктора, Розалию Карловну, Наталью, умершего деда и самоё себя.

– Так нельзя, так нельзя, – шептала она и продолжала плакать.

Теплоход загудел, машины изменили звук, застучали как-то по-другому, и далеко-далеко на реке взревела и умолкла сирена.

Таша тоже постепенно умолкла, вытерла щёки подолом рубашки, и Наталья Павловна подала ей носовой платок – в вензелях и кружевах. Таша высморкалась в вензеля.

– Нужно думать, – пробормотал Степан.

– Фактов всё равно нет, – сказал Владимир Иванович. – Будем на пустом месте фантазировать.

– Все факты у нас с тобой под носом, – возразил Степан. – А мы их проворонили.

– У нас свои дела.

– Вот именно! – заорал Степан, и обе женщины на него посмотрели в изумлении, Герцог Первый тоже удивился. – У нас свои дела, а по сторонам посмотреть мы не подумали даже!

– Да кто ж знал-то, Стёп!

Тот ещё походил, потом быстро сел в кресло – далеко от остальных.

– Значит, так. Первый момент – человек за бортом.

– И собака за бортом, – вставила Наталья Павловна.

– Я не знаю, имеет это отношение к делу или не имеет, – продолжал Степан Петрович.

– Значит, сей факт пока отложим, – согласился Владимир Иванович. Невесть откуда у него появилась записная книжка, он пристроил её на колено и записывал мелким почерком, как будто бисер сыпал.

– Второй момент – кража драгоценностей Розалии Карловны. Точно установить, когда их украли, невозможно. То ли вечером, когда объявили тревогу «человек за бортом», то ли утром, когда все сошли на берег.

– Вечером, – подумав, сказал Владимир Иванович. – Это проще всего. Никто не обращает внимания на каюты, никто ни в какие камеры не смотрит. Да и камеры здесь наверняка так себе, вряд ли инфракрасные. В потёмках ничего не видать, одни тени.

– Тогда получается, что это спонтанное преступление, – сказал Степан с раздражением, вытянул ноги и скрестил их в щиколотках. – То есть ничего не получается, потому что оно не может быть спонтанным!..

– Согласен.

– Вы кто такие? – вдруг спросила Таша. – Сыщики?

– Мы не сыщики, – отрезал Степан. – Такие кражи долго и тщательно планируются. Особенно если старуха не врёт и там действительно цацек на несколько миллионов.

– На несколько десятков миллионов, – поправил Владимир Иванович.

– Должен быть наводчик. И должен быть план.

– Медсестра – наводчик идеальный.

– Лена?! – вскрикнула Таша.

– Про миллионы я уточню, – не обращая на неё внимания, продолжал Степан. – Завтра в Ярославле.

– Если мы до него дойдём, – заметил Владимир Иванович.

– Ладно, не каркай! Значит, чемодан с драгоценностями утащили. Куда его дели? Отнесли Таше в каюту? Зачем?

– Постой, постой, – перебил Владимир Иванович, – не так. Чемодан не смогли сразу вскрыть. Промашка вышла. То есть наводчик не знал, что так просто его не откроешь.

– Значит, это не могла быть Лена, – сказала Таша громко. – Она точно знает, что его не просто открыть. И потом – у неё есть ключ! Она дала бы его вору, и все дела.

Степан Петрович воззрился на неё, и Владимир Иванович уставился.

– Молодец, – сказал Степан с удивлением. – Ты просто молодец. Так и есть. Если бы Лена наводила, переть чемодан не было бы никакой надобности! Его бы открыли и просто взяли содержимое.

– Но его пришлось унести и где-то спрятать.

– В каюте у вора? – Это Наталья Павловна спросила, и тут оба джентльмена задумались. Владимир Иванович перестал писать.

Наталья Павловна пожала плечами.

– С каютами история такая, – заговорил наконец Владимир Иванович, – на верхней палубе их всего четыре. Одна старухина, две ваши, и ещё одна этой… как её звать-то…

– Ксения Новицкая, – подсказала Наталья.

– Тащить чемодан на вторую палубу – вряд ли. Там и днём, и ночью полно народу. То есть вор или живёт в одной из кают на верхней палубе, или чемодан он спрятал где-то поблизости, может, в шлюпке спасательной.

– Мы не крали у Розалии Карловны драгоценностей, – холодно сказала Наталья, – если вы на это намекаете.

– Погоди, Наташ, не ерунди, – попросил Владимир Иванович. – Мы сейчас совсем не про вас, а про то, куда вор мог деться с этим чемоданом!

– Вот чемодан у него в руке, – подхватил Степан Петрович. – И чемодан тяжёлый. Не просто, а очень тяжёлый!

– Неожиданно тяжёлый, – поддержал Владимир Иванович. – А вор к этому не готов.

– Почему? – быстро спросила Таша. Она ловила каждое слово.

– Ну смотри. Ты вор. У тебя на всё про всё три минуты. Ну, пять, пять, хорошо. Ты знаешь, что есть чемодан, ты его видел своими глазами.

– Когда это вор мог видеть чемодан?!

– Когда шофёр его за бабкой носил, – объяснил Степан Петрович. – Я же говорю, это не спонтанная кража, это запланированная акция! Должна быть по минутам расписана! Ещё в Москве!

– Ты заходишь в каюту, находишь чемодан, у тебя с собой, допустим, отмычка. Ты же готовился! Ты отмычкой туда-сюда, сюда-туда, замок даже не шелохнётся. А время идёт. И вот-вот в каюту вернётся хозяйка, поднимет шум. У тебя выход один: ты хватаешь чемодан, а он тяжеленный, как ведро с цементом! Но ты его тащишь! Вытаскиваешь на палубу. И дальше куда?

– Вниз нельзя, там полно людей, – продолжал Степан. – В ваши каюты тоже не сунешься, к этому вор не готовился, и точно не известно, кто где. У Натальи Павловны собака, она в любой момент может залаять! Куда ты денешь чемодан?

Таша подумала:

– Ну, наверное, спрячу здесь, на палубе.

– Правильно, – похвалил Степан. – Ты так и делаешь, прячешь его на палубе. А дальше что?

– Что?

– Ну, чемодан на палубе, под каким-нибудь брезентом. Куда его дальше девать? Во-первых, на теплоходе каждый день проводится уборка. Брезент поднимут, чемодан найдут. Во-вторых, как только Розалия обнаружит пропажу, к трапу вызовут полицию. Возможно, теплоход будут обыскивать. Кстати, я не знаю, обыскали или нет?

Владимир Иванович махнул рукой:

– Да чего там они обыскали! Посмотрели по верхам, ну и не нашли ничего.

– Значит, всё-таки смотрели. Спрашивается ещё раз, куда девать чемодан? Только в одну из пассажирских кают здесь же, на верхней палубе. Каюты пассажиров без санкции прокурора никто досматривать не имеет права, это первое. Второе, не нужно чемодан никуда носить, все каюты поблизости.

– И его притащили ко мне, – заключила Таша. – Почему ко мне?

Степан вздохнул.

– Ну, тащить его обратно к Розалии было бы глупо, да?.. У Натальи собака, она может поднять шум.

Герцог Первый навострил уши, как бы подтверждая, что он в любую минуту может поднять шум, на то он и собака, хоть по осени и не давит волков.

– Ксения из своей каюты почти не выходит. Значит, только к тебе.

– А я где была? – спросила Таша растерянно. – И почему я не подняла шума, как собака? Почему не побоялись, что я его найду, этот чемодан?

– Потому что никто не планировал оставлять его там надолго, – объяснил Владимир Иванович. – Там рядом… с телом одеяло вывернутое валялось. Чемодан одеялом небось прикрыли, да и всё.

– И осталось только вернуться за ним с каким-нибудь более подходящим инструментом, – сказал Степан.

– С фомкой, – объяснил Владимир Иванович. – И тут… случилось то, что случилось.

Они замолчали.

Теплоход давно стоял, на второй палубе громко разговаривали, удивляясь, почему стоим. И сирена вновь взвыла совсем близко.

– Сообщники? – спросил Степан и взглянул на друга. – Не поделили добычу?

– А хрен поймёшь, – пожал тот плечами. – Я ж тебе говорю – фантазировать мы до завтра можем, фактов у нас нет никаких. Ну, экспертизу мне дадут посмотреть по старой памяти, но когда она готова будет, эта экспертиза!

– А камеры?

Владимир Иванович в сердцах плюнул.

– Вот заладил – камеры, камеры! Дались вам камеры эти! Подумаешь, панацея!.. Ночью – вот руку ставлю, – они не работают ни шиша. Это ж дорогая техника-то! Чтоб они пишущие были – это ещё дороже, сервер специальный под них нужен! Ну покажет тебе камера – заходит в каюту какой-то человек. Ни лица, ни фигуры, ни пола, ни возраста не разглядеть. И что дальше?

– Надо записи с камер посмотреть, вот что я хочу сказать.

– Ну посмотрим, посмотрим. Конечно! Мало ли, может, там полный портрет этого вора и убийцы запечатлён, а сам он в руке добровольное признание держит!.. Или паспорт на странице с фамилией открыт!

– Сергей Семёнович не может быть сообщником, – сказала Таша, сообразив. – Он же врач!..

…Хорошая девочка, подумал Степан Петрович. До чего хорошая девочка. Непонятно только, что теперь делать. Хотел сойти в Ярославле, а как сойдёшь, когда убийство произошло, и мысль о том, что вместо судового доктора в каюту могла войти Таша, так и не отпустила его окончательно. Он понимал, что сейчас, сию секунду, ей вряд ли что-то угрожает, но ничего не мог с собой поделать!

…Уже сто лет с лишком женщины внушают мужчинам, что их не требуется ни защищать, ни беречь, ни жалеть. С ними можно… шагать плечом к плечу, вот как!.. Ими можно пользоваться, если пришла охота попользоваться, и они тоже пользуются мужчинами, когда считают нужным. Они сильные, жилистые, упорные, они «тянут» никчёмных мужчин и ненужных детей, они сами принимают решения и отвечают за них. Они всё на свете знают и умеют, их раздражает снисходительное отношение, скоро уж женский спорт закроют – это же ущемление прав, что это, разве женщина не может выжимать штангу и бежать стометровку наравне с мужчиной?! Мужчина поглупел, обрюзг, обленился и не отличает «быстрых» углеводов от «медленных», что ты будешь делать! Он же тупой! Уже сделано всё или почти всё для «стирания граней»: женская слабость воспринимается как оскорбление, наличие «тайны» – не смешите, какие ещё тайны, вот мои тампоны, это я принимаю от приливов или поноса, а вот этой специальной штучкой я брею волосы в носу, моя грудь не может быть предметом вожделения, я могу показать её в любой момент кому угодно, это просто вторичные половые признаки, и снимки этих половых признаков можно найти в любом приличном журнале, что уж тут говорить об Интернете, и сфотографированы они так, что не вызывают никаких эмоций. То есть совсем никаких.

…Уже сто с лишним лет вожделенное равноправие не даёт никому покоя, но за столь долгий срок все забыли, что имеется в виду под этим самым равноправием, уже давно равноправие сменилось знаком равенства – так гораздо проще!.. Ты человек, и я человек, оба мы человеки, следовательно, мы совершенно равноправно можем ехать в танке, таскать кирпичи, играть в хоккей, пить водку, охранять границу, бить врагов, кормить детей, качать колыбель, смотреть сериал, сидеть на диетах, наряжаться в гости – мы равны!..

Всё это Степан Петрович, сорока шести лет от роду, прекрасно знал и понимал, но ничего не мог с собой поделать – он боялся за Ташу и был уверен, что теперь глаз с неё не спустит, станет присматривать и оберегать.

Вот тебе и всё равноправие.

– Сейчас полиция явится, – сказал Владимир Иванович. – Я постараюсь, конечно, чтоб они с тобой обошлись помягче, Ташенька. Но на всякий случай приготовься – и труп, и чемодан в твоей каюте обнаружили. Так что особенно не расслабляйся.

– Нет, нет, – уверила Таша. – Я всё понимаю. А вы всё-таки из полиции, да?

Владимир Иванович вздохнул:

– Полковник в отставке я, уже давно. Раньше служил, да. А теперь по кадрам работаю.

– А почему тот капитан в Мышкине, помните, сказал, что никогда не думал, что с таким человеком будет водку пить? Вы какой-то особенный полковник?

Наталья Павловна улыбнулась. Веллингтон Герцог Первый, кажется, тоже улыбнулся.

– Когда-то громкие дела вёл, – объяснил Владимир Иванович серьёзно. – В системе знали меня, это точно.

– В какой системе? – не поняла Таша.

– МВД. – Владимир Иванович улыбнулся. – Но это дело прошлое.

– Значит, всё-таки вы оба сыщики, – резюмировала Наталья. – И что-то вам здесь нужно, на этом теплоходе?! Зачем-то вы здесь оказались.

– Я не сыщик, – отозвался Степан. – В МВД никогда не служил. Не фантазируйте лишнего, Наташа!.. Лучше вспоминайте всё подробно с той минуты, как на теплоход поднялись!.. Вас ведь тоже спрашивать будут.

– Ухо у меня совсем прошло, – сказала Таша. – Его Сергей Семёнович вылечил.

– Не реви, – велел Степан. – Не начинай даже.

Вскоре за ними пришли от капитана, Наталья Павловна сказала, что должна быстро переодеться, не идти же в халате, и они обе ушли, а мужчины остались.

– Я вот тут записал, – сказал Владимир Иванович, помолчав немного. – Богдан Стрельников – блогер и вообще интернет-деятель. Владислав – полная загадка, никаких сведений. Розалия… ну, это ты завтра выяснишь.

Степан кивнул.

– Новицкая каким боком тут – тоже неясно. И этот Саша Дуайт – надо узнать его настоящую фамилию, чем по жизни занимается.

– Они все более или менее из Интернета, Володь.

– Вот именно, что более или менее. Сиделка тоже. Я даже фамилии её не знаю, но это просто выяснить. Наталья Павловна, – тут Владимир Иванович вздохнул, – тоже ни в какие ворота! Ну, ни в какие! И девчушка подозрительная. Подожди, не начинай! – повысил он голос. – Я же не говорю тебе, что это она убила! Но странного много, Стёпа. Странного и необъяснимого!

– Так мы с тобой потому здесь и ковыряемся, чтобы понять непонятное и объяснить необъяснимое.

Владимир Иванович поднялся и записной книжкой похлопал себя по коленке.

– Мы совсем по другой части, – как бы напомнил он. – И драка эта в Мышкине! Случайность или нет? Может, он так внимание на себя отвлекал, этот Богдан Стрельников! Надо мне с полицией пообщаться, чтоб на девчушку не наседали. И вообще чтоб не наседали, распугают всех к едрене-фене.

Он пошёл было к выходу и остановился:

– А конспираторы из нас с тобой аховые, вот что я тебе скажу, Степан. Вон Наталья! В один момент нас раскусила!

– Ты думаешь, сразу?

– С первой минуты, – уверил Владимир Иванович. – Вот прям с первой секунды даже! Ох, люблю я умных баб!..

Ночевала Таша в какой-то «резервной каюте». Она и не знала, что такие существуют.

– Это на тот случай, если вдруг президент изъявит желание, допустим, именно на нашем теплоходе прокатиться, – объяснил Владимир Иванович. – Скажем, от Ярославля до Касимова. А у капитана все до единой каюты заняты! И он, значит, президенту отказывает, говорит, некуда мне вас пристроить, уважаемый, пассажира-то на палубу не выбросишь, всё занято, езжайте обратно в Москву. Так что – как без резервной каюты? Никак.

В этой «резервной» были две или три комнаты, Таша ночью не стала разбираться. В одной из них стояли огромный овальный стол и несколько стульев, а в спальне – гигантская кровать, застеленная каким-то необыкновенно тонким и душистым бельём.

Таша бухнулась было, не раздеваясь, но потом всё же заставила себя подняться и стащить одежду.

Спала она плохо.

Снились ей лопухи, заросли каких-то душных цветов, и среди них Сергей Семёнович с круглым зеркалом на лбу, и какой-то обрыв там, за зарослями, Таша знает, что там обрыв, а Сергей Семёнович не знает. Снилось ей, что она бежит сквозь лопухи и крапиву, всё хочет крикнуть про обрыв, предупредить его, и никак у неё не получается, дыхания не хватает, и голоса нет. И ещё какой-то шум, как будто вороны кричат или галки, и хочется разогнать всю эту орущую стаю, но она никак не улетает.

Со стоном Таша села в постели и поняла, что давно уже утро, и жарко горят на солнце начищенные медные рамы, блики ходят по потолку «резервной каюты», начинается новый жаркий и длинный день.