Глава 12
Немного постояв на крыльце общаги, Юля шагнула в серо-пасмурный мартовский вечер. Ноги утонули в грязной снеговой каше. Идти обычным маршрутом по такой дороге Юле не хотелось. Она вошла в трамвай и встала у заднего окна. Где-то далеко, в самом конце длинной и прямой улицы, между затянутым тучами небом и землей образовалась трещина, в которой догорало оранжевое солнце. Юля вспомнила строчки из какого-то Ракитинского стиха:
И когда упадет окровавленный вечер,
Зажимая облаками рану заката,
То кто будет ей первым встречным?
Кто будет врагом? И кто будет братом?
Боль, разъедавшая ее изнутри со вчерашнего вечера, становилась нестерпимой.
Скорей всего, она идет к нему сегодня в последний раз…
Но отблески надежды все же еще были.
Может быть, и нет у него ничего с этой страшной девкой. Просто вместе играют?
Андрей не поцеловал ее у двери.
– Привет.
– Привет.
Он молча помог ей снять пальто и за руку провел в комнату. Они сели на разные концы дивана. Андрей собирался с духом. Юля смотрела на его расстроенное лицо. Наконец он начал говорить глухим прерывающимся голосом:
– Юль… Ты однозначно этого не заслуживаешь… Самые чудесные мгновения моей жизни были связаны с тобой…
«Были»… – эхом отозвалось в Юле.
– Но… ты понимаешь… Теперь у меня другая жизнь. Вообще, совсем другая… И я стал другой…
Юля будто разом отупела. Не было никаких мыслей. Его слова звучали в ее голове, как в пустой и темной цистерне.
– Юленька… Прости меня… Я не ощущаю больше в своем сердце любви… Прости… – Ракитин закинул руки за голову и отвернулся к окну. Его щеки были мокрыми от слез.
Юля зажмурила глаза и крепко прикусила нижнюю губу. Господи, больно-то как!.. Такое дорогое и трепетное Ракитин выбрасывал на помойку. Хотелось орать и трясти его за плечи: «Дурак! Ты что делаешь?! Как ты можешь?! Как ты смеешь?!» Но она будто окаменела.
Жестокость и непоправимость того, что сделал Андрей, полностью лишила Юлю сил.
Когда немного восстановилось дыхание, она встала с дивана:
– Я… пойду…
– Нет. Я тебя никуда сегодня не отпущу, – Ракитин схватил ее ледяные пальцы. Юля отняла их и пошла в прихожую.
Ракитин кинулся вслед за ней:
– Нет, не уходи! Я боюсь за тебя. Завтра утром уйдешь.
Юля вскинула руки, защищаясь от него. Молча надела пальто.
– Ты закончил тот стих, который писал ночью? – спросила она, стоя на пороге.
– Нет. Так и не смог.
– Отдай мне на память.
Ракитин ушел в комнату. Юля из последних сил крепилась, чтоб не разрыдаться.
Он принес помятый листок. Юля, не читая, сложила его и засунула в карман.
– Будь счастлив, – выдавила она и открыла дверь.
Андрей схватил куртку:
– Стой, я тебя провожу!
Она побежала вниз по лестнице.
– Юля! – Андрей лихорадочно натягивал ботинки.
Выбежав на улицу, девушка метнулась к соседнему подъезду и скрылась за его дверями.
– Юля! – громко крикнул Андрей, выскочив в темноту, и помчался в сторону трамвайной остановки.
Она поднялась на площадку пятого этажа, обессилено упала на колени и долго-долго плакала, прислонившись лбом к холодной батарее.
Потом, осторожно оглядываясь, выскользнула из подъезда и пошла пешком к своей общаге. На середине моста через железную дорогу она остановилась. Вдалеке слышались гудки приближающегося поезда.
Любви больше нет… Зачем тогда все остальное?
Юля крепко схватилась за ограждение. Гул поезда нарастал.
Раздолье…
Ореховая гора, заросшая земляникой и колокольчиками…
Мама, папа, Анька, Бим…
Уютная летняя комнатка на чердаке со стопкой книжек…
Нет! Ракитину все это не отобрать у нее!
Юлия считала грузовые вагоны, мелькавшие под ней. Двадцать три.
Слава богу, закончились…
Она с трудом расцепила пальцы, крепко сжимавшие поручни ограждения, и пошла дальше.
Вахтеры выгоняли посетителей в одиннадцать, а жильцам общежития можно было вернуться до полуночи. Юля бродила по близлежащим улочкам и выжидала время. Из-за ствола старого тополя она увидела, как вместе с последними гостями вышел из двери Андрей. Когда он скрылся за углом общаги, Юля покинула свое укрытие и поднялась на крыльцо.
– Ты где была? – накинулись девчонки, едва она переступила порог комнаты, – Тебя Андрей искал! Волновался!
– Он бросил меня.
– Не может быть! Просто поссорились, наверное? – недоуменно спросила Марина.
– Нет. Это конец. Не разговаривайте больше со мной сегодня, пожалуйста, – попросила Юля.
Она разделась, легла в постель и развернула сложенный вчетверо листок. Там был неоконченный стих:
Она пила вместе с ним.
Их руки лежали рядом.
Но бокал опустел,
И она позвала его взглядом.
И когда секунды застыли,
Как капли росы на кустах,
Он почувствовал горечь в сердце своем
И пепел в ее волосах…
Хотя, почему неоконченный? Вполне завершенный…
Юля сложила руки на груди и закрыла глаза.
Весь следующий день она пролежала в кровати. Не хотелось ни пить, ни есть, ни разговаривать. Девчонки, понимая ее состояние, не приставали.
Вечером пришел Кудрин. Отпустив несколько дежурных шуток девчонкам, он прошел за занавеску, отделяющую кровати от остальной комнаты, сел на Олину кровать и с сочувствием посмотрел на бледную зареванную Юлю.
– Я его выгнал, – сообщил он, – давно уже надо было.
– И где он будет жить?
– А мне пофиг. Пусть идет к этой кобыле в худых колготках.
Юля затряслась от смеха. Потом опять заревела.
– Козел он. Плюнь на него, – посоветовал Мишка.
Юля слабо взмахнула рукой, прося его замолчать:
– Не надо. Не говори. Пусть у него все будет хорошо.
Мишка вздохнул, посидел еще немного и ушел.
Через неделю он пришел снова и испугался, увидев Юлю. Она похудела до того, что впали щеки, ее большие темные глаза печально блестели на бледном личике. Марина сообщила Мише, что Юля всю неделю не ходила в универ, что она почти ничего не ест и без конца плачет. Мишка уговорил Юлю выйти на прогулку.
За эту неделю снега стало намного меньше. Кое-где в парке уже появились проталины. Было тепло и сыро. Над тающим снегом курился легкий парок. Мишка вдруг свернул с тропинки, перепрыгнул через полосу снега на большую проталину и наклонился к земле. Вернувшись, он раскрыл перед Юлей ладонь: на ней лежали скрюченные, только-только пробившиеся сквозь прошлогодние листья подснежники с плотно сомкнутыми лепестками. Девушка осторожно взяла их.
– Юль, переезжай ко мне жить, – неожиданно предложил Мишка.
Она удивленно на него посмотрела.
– Юль, я серьезно. Давай летом поженимся.
– Миша… – растерянно произнесла Юля, – ты же всю жизнь будешь помнить, что я была с Ракитиным.
– Мне плевать, – ответил Мишка.
– И я буду помнить, – добавила Юля и, немного помолчав, твердо сказала: – Нет. Не надо. Возьми лучше в жены Маринку. Тебе с ней будет гораздо лучше.
Юля вернулась в комнату и отдала подснежники Маринке:
– Это тебе от Кудрина.
Через час под теплым светом лампы подснежники раскрылись, наполнив комнату нежным ароматом. Юля села к столу переписывать пропущенные лекции.
Глава 13
Апрель тянулся изматывающе долго. Под стать Юлиному состоянию он был мутный, слезливый, туманный. Притупляло ее боль только постоянное чтение. Картины чужой жизни позволяли не думать о своей. Как только образ Ракитина возникал в ее голове, она тут же заставляла себя представлять что-то другое, и старалась даже близко не проходить мимо тех мест, которые напоминали ей о нем. Он тоже не приходил.
На майские праздники Юля поехала домой. Автобус высадил ее на раздольинском повороте. Ласковый теплый вечер розовел над землей. Девушка чуть не расплакалась, увидев родную дорогу с обочинами, сплошь покрытыми подснежниками. Никаких попуток, к ее радости, не было. Она шла и жадно дышала запахами леса и проснувшейся земли. Воздух дрожал от птичьих трелей. Юля вдруг поймала себя на том, что улыбается. Давно этого не было…
На последнем пригорке перед селом все еще стояла стела с надписью «Колхоз «За мир» и две большие железные ладони бережно держали колосок.
Юля вышла к сосняку, и сразу перед ней открылся вид на пруд и лежащую за ним Ореховую гору. Она присмотрелась: по склону кто-то шел. Отсюда человек казался маленькой движущейся точкой, но Юля сразу поняла, что это был отец. Ходил, наверное, пасеку проверял. Их сейчас разделяло километра полтора. Перед въездом в поселок их пути должны соединиться. Юле вдруг захотелось перейти со степенного шага на бег вприпрыжку. Весна проникала в нее и вытесняла холод, наполнявший ее последний месяц. Когда они сблизились так, что сомнений уже не оставалось, Юля подпрыгнула и помахала отцу, он поднял руку в ответ. Вторая рука, как выяснилось при встрече, у него была занята: он нес полную кепку сморчков.
Обнявшись с отцом, Юля отдала ему свою сумку и забрала грибы. Как божественно они пахнут! Ни у каких других грибов нет такого аромата!
– Пап, где ты их набрал? Я тоже хочу пособирать! – с шутливой завистью произнесла Юлька.
– В Фомином березнике, за Средней Гривой, – устало ответил отец.
– Далеко-о, – протянула Юлька, – Зачем ты туда ходил?
– Да так, чтоб ноги намаять да спать крепче.
Юлька уловила затаенную тоску в словах отца. На Средней гриве когда-то мечтал он построить «фазенду»: дом и ферму, запрудить ручей и поселить в пруду карпов, поставить там пасеку и сеять на окрестных полях медоносы: фацелию, клевер, гречиху. В первые годы фермерства они с братом были уверены, что все это обязательно сбудется, и работали с утра до ночи не покладая рук. Но со временем мечты эти рассыпались в прах. Братья Столбовы подумывали о закрытии хозяйства.
Вечером Юля допоздна сидела с родителями на кухне. Анька ушла на дискотеку. Бабушка ложилась спать рано. Костя уже жил своим вигвамом отдельно.
Отец принес из чулана пчелиную рамку и нарезал целую миску сотового мёда. Мама заварила чай из душицы и мелиссы. Для Юли, как обычно, по приезду истопили баню, и она, румяная и разморённая, с наслаждением пила чай и ела мёд. Отец налил себе рюмку самогона. Он его ставил на меду и принимал понемногу после бани и «с устатку». Павел поднял рюмку и тепло посмотрел на дочь:
– Ну, Юлька, за твою красоту!
Родители не особо скрывали свою радость по поводу расставания дочери с Ракитиным. Им хотелось для нее более надежного спутника. Юля об этом не хотела ничего слушать и уж тем более, говорить, поэтому поспешила перейти на другие темы. Расспрашивала мать про школьные дела, про Анькины шансы на поступление в институт, интересовалась у отца сельскохозяйственными планами на предстоящий сезон. Отец уныло махал рукой:
– Не нужна России деревня. Так уж, посеем только, чтоб себе хватило. Топливо вздорожало опять. Чем будем трактора на посевную заправлять?… В который раз опять крестьянам по бороде… Ладно хоть пчелы хорошо перезимовали, даст Бог, на мёде к осени заработаем. Вас с Анькой к первому сентября оденем.
Окончательно восстановилась душевная гармония Юли, когда она легла в свою родную постель и нашла глазами на книжной полке коричневый переплет «Джейн Эйр».
Глава 14
Летнюю сессию Юля твердо решила сдать на одни «пятерки». Чтоб не думать о Ракитине, она с головой ушла в учебу. После занятий до самого вечера сидела в университетской библиотеке, составляла конспекты, а по возвращении в общагу до самого сна читала умных Умберто Эко и Энтони Бёрджесса к экзамену по зарубежной литературе. Женька с Маринкой пророчили ей раннее сумасшествие и настойчиво звали с собой гулять, но она упорно занималась.
Вечером перед последним экзаменом Юля возвращалась домой из библиотеки. Она вышла из трамвая на одну остановку раньше, чтобы прогуляться по парку и освежить голову после целого дня за книгами. Все дорожки были покрыты толстым слоем тополиного пуха, словно по ним растёкся низкий густой туман. Юля нарочно зачерпывала его в свои босоножки.
– Привет!
Юля вскинула глаза на парня, о ноги которого едва не споткнулась, увлекшись тополиным пухом.
На скамейке сидел Виктор Фролов, молодой учитель Раздольинской школы, который в одиннадцатом классе вел у Юльки черчение и ОБЖ, и в кабинете которого вечерами собиралась вся Раздольинская молодежь.
– Ты откуда здесь взялся? – удивленно спросила Юля.
– Тебя жду, – то ли шутя, то ли серьезно ответил он.
Юля быстро прокрутила в голове, мог ли он знать, что она будет проходить именно здесь? Она сама не предполагала, что выйдет на одну остановку раньше. Если бы он ее и вправду ждал, то это надо было бы делать у входа в общагу.
– Ой, врешь! Не меня, наверное, ты тут поджидал, – Юля оглянулась по сторонам, – Вон ее, может быть? – Она кивнула в сторону модно одетой девушки, эффектно прогуливающейся по аллее с толстенькой чау-чау.
Виктор фыркнул:
– Нет. Это явно не мой типаж. Ей и корову-то с такими ногтями не подоить.
Юля расхохоталась:
– Это у тебя что, главный критерий женщины?
– Нет, главный – это чтоб траву косить умела.
Юля осуждающе покачала головой:
– Боюсь, не найти тебе нынче такую. По крайней мере, не здесь. Так чего ты тут все-таки делаешь? – уже серьезно спросила она.
– Да, на курсы послали. Корочки инструктора по детско-юношескому туризму хочу получить. В гости пошел к старому другу, а их дома нет. В гостинице торчать неохота. Вот и брожу тут. А ты откуда и куда?
– Я в общагу иду. Весь день в библиотеке просидела. Последний экзамен завтра, – Юля присела рядом с Виктором, – Какие там новости в Раздолье? Все живые?
Виктор ненадолго задумался.
– Да вроде всё нормально было, когда я уезжал. Расскажи лучше, как у тебя? Говорили, что ты замуж собиралась? Правда?
– Нет, неправда. Никуда уже не собираюсь, – отмахнулась Юля, – Домой хочу. За земляникой и купаться.
– Правильно! Нечего летом в городе делать! …Да и зимой тоже.
Юля с Виктором долго бродили по парку и болтали. Потом он проводил ее до дверей общаги. Сказал на прощание:
– Я через неделю приеду. Ты там пока замуж-то не выходи.
– Ладно, не буду, – пообещала Юля.
Девчонки в комнате заинтересовались ее радостным видом и не поленились сбегать к окну в дальнем конце коридора, чтоб посмотреть на Юлькиного учителя, который неторопливо шел к трамвайной остановке.
Последний экзамен, как и все предыдущие, Юля сдала на «отлично» и с чистым сердцем уехала на каникулы.
Глава 15
Июль был заполнен самыми разными делами: Юля с Аней пололи картошку, поливали огород, собирали ягоды, вечерами ходили в клуб на дискотеку. Виктор тоже там часто бывал. Решительных действий не предпринимал, но и интереса своего к Юле не скрывал.
Иногда Юля вместо клуба выбирала поездку на мотоцикле с отцом к месту кочёвки пчёл. Нужно было там хорошенько пошуметь перед ночью, чтоб отпугнуть медведей, которым после развала колхоза стало гораздо привольнее жить: все дальние поля были заброшены, трактора не шумели, переезды через ручьи постепенно разрушились, и появилось много настоящих медвежьих глухих углов.
Братья Столбовы вывезли нынче свою пасеку километров за пять от поселка, в местечко под названием Рай. Там и вправду был настоящий рай для пчел: бывшие колхозные поля сплошь затянуло буйным кипреем и сочным ядреным клевером, который Юле доходил почти до пояса. Ульи стояли вдоль леса. Два из них были без крышек. Отец ругался:
– Вот паразит косолапый! Тебе это тут поставлено?!
Юля с опаской оглядывалась по сторонам: а что, если тот, с кем разговаривает отец, где-то неподалеку? Притаился вон за той елкой, например, и хмуро смотрит на них маленькими глазками…
Когда ульи были поправлены, отец с дочерью обошли пасеку по периметру и как следует покричали, так что эхо отдавалось с другой стороны лога. Солнце село, из низин поползла сырость, пряно пахнущая болотными травами. Юля в сарафанчике сразу озябла. Отец снял свой рабочий пиджак и надел на нее.
Обратно ехали уже в сумерках. Только на вершине Ореховой горы удалось поймать последние лучи алого солнца, почти утонувшего в далеких темных лесах. Павел заглушил мотоцикл. Отец и дочь молча смотрели на закат. Когда солнце совсем исчезло, Павел тоскливо сказал:
– Какие мы, Юлька, пылинки… Миг – и нас нет… А солнце как вставало, так и будет вставать… И тысячу, и миллион лет… И глубоко наплевать ему, смотрит ли на него отсюда кто-нибудь…
У Юли защемило сердце:
– Пап, ты чего?
– Прости меня, Юлька…
– За что?!
Отец дернул ногой рычаг. Мотоцикл громко затарахтел.
* * *
Юля уже крепко спала в летней комнате на чердаке, когда с дискотеки явилась Анька. Сестра разбудила ее и горячо зашептала:
– Как ты можешь дрыхнуть?! Мне твой Витя уже весь мозг вынес, куда ты запропастилась. Десять раз сюда приезжали, тебя все нет. Иди, вон он там, у тополей, тебя ждет.
Юля быстренько оделась и спустилась по лестнице. Над дорогой висел густой туман. Ее сразу пробрало до костей.
Виктор вышел к ней навстречу из-за огромного старого тополя:
– Привет! Ты где сегодня потерялась?
– П-прив-вет! – дрожа, пробормотала Юля.
– Ой, да ты замерзла совсем! Вот я злодей! Из теплой постельки девушку вытащил. Давай я тебя согрею, – Виктор развернул Юлю спиной к себе и крепко обнял.
Такой большой и теплый…
Всю ночь до рассвета они просидели на лавочке под тополями. Виктор рассказал ей тысячу историй из жизни своей семьи и своих многочисленных родственников. Юля прислушивалась к себе. Виктор был абсолютно земным. Его не манили никакие творческие дали, как Ракитина. И это сейчас нравилось Юле. Ей нужна была надежная опора, крепкая зацепка за простое и реальное.
Когда совсем рассвело, Виктор нехотя отпустил Юлю, скромно поцеловав ее в щеку.
Глава 16
Медосбор в то лето был очень хорошим. С начала августа Юля и Аня каждый день ездили с родственниками на кочевку и помогали качать мед. Весь инвентарь располагался в большой телеге. Мужчины приносили от ульев и с трудом поднимали вверх тяжелые корпуса с полными медовыми рамками, на многих из них свисали «языки» – дополнительные соты, которые пристраивали пчелы снизу. Женщины их обрезали и закладывали распечатанные рамки в большую медогонку. В телеге под палящим солнцем было очень жарко. Юля медленно раскручивала медогонку и слушала, как с мягким шелестом тяжелые капли меда стучат о стенки и стекают вниз.
К Медовому спасу уже было накачано тридцать фляг. Мама радовалась и подсчитывала, что можно будет купить на вырученные деньги. Отец в этом году был странно равнодушен к прибыли. Юля среди своего бурного потока жизни – дискотек, книг, друзей – временами выхватывала, как щелчком объектива, то отрешенный взгляд отца, то горькую складку губ с опущенными вниз уголками, то ставшую вдруг сутулой походку. Она не успевала задуматься об этом, как ее уже тянуло дальше – свидания с Виктором, ночные посиделки у костра с друзьями, поездки на мотоциклах на Каму.
В середине августа семью Столбовых пригласили на свадьбу. Женился Юлин двоюродный брат. Свидетелем был назначен его лучший друг Виктор Фролов.
Это была первая свадьба для Юли и Ани, куда их пригласили, как взрослых гостей. Они полдня наряжались и укладывали волосы. Сестры не хотели пропускать ни одного эпизода торжества.
После тостов, застольных песен, дурацких конкурсов гости, наконец, вытекли в фойе на танцы.
«Руки вверх».
«Иванушки Интернэшнл».
Профессор Лебединский.
Виктор снимал танцующих на видеокамеру, подолгу задерживая ее объектив на Юле.
Павел Столбов подвыпил и вдруг разошелся не на шутку: он выкидывал в стороны то одну, то другую ногу, громко ухал и хлопал в ладоши в такт музыке. Дурачась, он вытаскивал в центр круга подружек невесты и раскручивал их за руки вокруг себя. Аньку он закружил до визга и, отпустив ее, протянул руки к Юле. Но она отрицательно помотала головой и ускользнула от отца за спины других гостей, а потом и на улицу под звездное августовское небо. Она сошла с крыльца, завернула в аллею из рябин и кленов, посаженных выпускниками давних лет. В светлом проеме двери на мгновение возникла широкоплечая фигура Виктора и тут же нырнула в темноту. Вскоре Юля оказалась в его крепких объятиях.
* * *
Утром внучек разбудила бабушка. Она сильно потрясла лестницу на чердак:
– Эй, гулёны! Пойдете на второй-от день свадьбы?
Заспанные сестры, с трудом попадая ногами на ступеньки, спустились на землю.
В кухне за столом сидели родители.
– Вы идете на свадьбу? – спросила их Юлька.
Отец поморщился от головной боли:
– Нет. Я на пасеку поеду, погляжу, не напроказил ли опять медведь. Да, может, грибы посмотрю.
– А я помидорами займусь, надо закатывать, а то перезреют, – сказала мама. – Идите с Анькой за нас отгуляйте. Нам вчерашнего хватило.
Юля внимательно посмотрела на отца: что-то уж очень бледный и печальный. Не обижается ли он, что она вчера с ним не потанцевала?
– Пап, хочешь, я с тобой поеду на пасеку?
Отец досадливо махнул рукой:
– Иди, развлекайся, пока молодая.
* * *
День был жарким и веселым. Гости жизнерадостно издевались над молодоженами: мешали мести пол и выбирать из мусора деньги. Молодой муж долго бился над огромной сучковатой чуркой, пытаясь расколоть ее и достать глубоко забитые монеты. Свидетель предложил свою помощь, но тесть воспротивился:
– Не лезь, Витюха! Детей делать – тоже будешь ему помогать?! Пускай сам! Нечего тут!
Весь день ели, пили, танцевали. Виктор Юлю почти не отпускал от себя. Многие родственники говорили им, что они хорошая пара, и предполагали вскоре еще одну свадьбу.
День перевалил за вторую половину, уставшая Юля медленно двигалась под надоевшие «Руки вверх», как вдруг ее пронзило странное ощущение: будто бы мир вокруг на несколько секунд замер, и сквозь нее прошла ледяная волна, остановив ей на мгновение сердце. Юля едва не потеряла сознание. Виктор с беспокойством взглянул в ее лицо:
– Что с тобой?
– Не знаю, – растерянно пробормотала она. – Отдохнуть, наверное, надо.
Виктор отвел ее в свой кабинет, примыкающий к мастерским. Там замечательно пахло свежим деревом. На многочисленных полках стояли и висели всяческие чудесные вещи: шкатулки, игрушки, подставки для цветов, кухонная утварь – все это Виктор делал с учениками на трудах.
Юля посмотрела на себя в висящее на стене зеркало, обрамленное замысловатой резной оправой. Явно переутомилась – темные круги под глазами…
В кабинете у Виктора можно было, пожалуй, не один месяц осады выдержать. В самодельных шкафчиках были и чай, и сахар, и печенье, и консервы, и макароны, и упаковки супов – все эти запасы оставались у него, вероятно, со школьных походов. Виктор вскипятил в электрическом чайнике воду и заварил для Юли чаю.
– Хозяйственный такой! – похвалила она его с улыбкой.
– А то как же! – усмехнулся Виктор.
Когда они вышли из кабинета, свадебное гуляние уже сворачивалось. Остатки еды складывали в коробки и носили в машины.
Гости, которые еще могли стоять на ногах, вместе с новоиспеченными мужем и женой переместились на берег пруда. До глубокой ночи сидели возле костра, пели под гитару, смеялись.
Виктор, даже подвыпивший, не позволял себе ничего лишнего. Юле нравилось его бережное отношение к ней. Целоваться они, конечно, уходили за густые ивы, росшие по берегам пруда, но не более того.
Перед рассветом жених, оставшийся чудесным образом трезвым, отвез Юлю и Аню домой на мотоцикле.
Из дверей навстречу им выбежала полуодетая мать:
– А… Это вы… Я думала, Пашин мотоцикл… Его все еще нет… Не иначе, случилось что-то…
Юля была так сладко утомлена поцелуями и объятиями Виктора, что могла выдвигать только позитивные предположения:
– У него же голова с утра болела. Может, он проверил пчел на кочевке и уехал в домик на пасеке. Спит там, наверное.
– Мы с дедом ездили туда, нет его ни там, ни там! – мать молитвенно сжала руки в ожидании еще каких-нибудь обнадеживающих версий.
– Или, может быть, он опять к своему другу в Орешник уехал. Там напрямую через поля совсем недалеко. Было ведь уже такое? Может, угостили хорошо. Там и остался.
– Да ну, чего он туда поедет? – мама с сомнением покачала головой и тут же ухватилась за эту мысль, как за спасительную соломинку, – Хотя, может быть, конечно. С Петром они не раз куролесили.
Анька не могла обойтись без того, чтобы не позлить мать:
– А, может, он любовницу себе завел, а ты и не в курсе?
Мать сердито шлепнула Аньку по мягкому месту:
– Не трепли языком! Спать ложитесь!
Сестры остались ночевать дома, ощущая, что лестницу на чердак им сегодня не осилить.
Юлька уснула, едва коснувшись головой подушки.