Глава 9
В тот вечер Юля вернулась ночевать в общагу. Сразу после удивленного вопроса девчонок: «Что случилось?», накрепко запертые до того слезы потекли по ее щекам. Она долго очищала шапку и пальто от налипшего снега за шторкой на кухне. Потом выдавила с трудом:
– Его дома нет. Я час прождала в темноте у подъезда…
– Может, что-то случилось? Может, позвонить куда-нибудь? – встревожилась Маринка.
– Куда, например? – мрачно спросила Юля и забралась на свою кровать, укрывшись с головой.
Однажды она уже стояла перед его запертой дверью, правда, в тот раз была записка: «Буду через пять минут. Ушел в магазин». И действительно, вернулся быстро, с двумя бутылками пива в руках. Крепко обнял ее и попросил прощения.
Куда он пропал сегодня, было совершенно непонятно. О времени встречи они договаривались заранее, и он всегда ее ждал. Горечь от несбывшейся ночи и одинокого стояния у подъезда постепенно переплавлялась в волнение за Андрея. Услужливое воображение рисовало то скользкие рельсы и залепленное снегом лобовое стекло трамвая, то «слепую зону» фуры, заезжающей задним ходом в склад… Только бы с ним все было в порядке! Она оставила ему в двери записку о том, что приходила.
Девчонки тоже легли в постели и выключили свет. Зареванная Юля вскоре уснула.
Следующим вечером Андрей с виноватым видом переступил порог комнаты №407. Объяснилось все очень просто: придя с работы, он прилег перед телевизором и уснул. Не слышал ни чириканья звонка, ни Юлиного стука в дверь. Проснулся только в два часа ночи и с ужасом понял, что все проспал. Выскочил на площадку. Из двери выпала записка. …Очень хотел бы прийти сегодня с букетом, но до зарплаты, увы, еще далеко…
Понятно, что Андрей уставал: и работа, и учеба, и свидания. Юля ему помогала, как могла: писала за него рефераты по истории и философии, выполняла задания по иностранному. По специальным дисциплинам от нее, конечно, толку было мало. А задавали Андрею много. Он хронически не успевал сдавать работы в установленные сроки, особенно чертежи, и к первой сессии подошел с многочисленными «хвостами».
С работы Андрея не отпускали. С огромным трудом ему удалось выпросить день, чтобы сделать чертеж к зачету по инженерной графике. Юля не пошла на консультацию к экзамену по зарубежной литературе, а отправилась с утра к Ракитину выполнять за него зачетную работу по немецкому языку.
Встретил он ее довольно хмуро. Ей даже показалось, что поцелуй был каким-то неохотным. Юля внимательно посмотрела на Андрея. Он развернулся и ушел в комнату, обеими руками взъерошивая свои волосы. Она прошла за ним.
– Что, солнце мое, ты такое мрачное? – участливо спросила Юля.
– Не надо. Не говори со мной так! – раздраженно ответил Андрей.
– Что случилось? – растерялась Юля, – Мне не надо было приходить? Я могу уйти.
– Нет, прости. Это я так… Просто… достало всё! Не могу…
Андрей сел к столу, где лежал едва начатый чертеж. Он с отвращением посмотрел на него:
– Ты видишь эту порнографию?
Юля оперлась локтями о стол и стала разглядывать чертеж. Какие-то прямоугольники. Кружочки. Сплошные линии. Штрих. Пунктир. Внизу подпись: «Редуктор цилиндрический»:
– Андрей, я мало что в чертежах понимаю. Порнография это или эротика, сложно сказать…
– И я в них ни черта не понимаю! И ты знаешь, я вдруг понял, что и не хочу в них ничего понимать! – Ракитин разорвал чертеж пополам, потом сложил обрывки и разорвал еще раз.
– Андрей, ну ты чего?! Это твоя первая сессия. Ты ее обязательно сдашь. Всё у тебя получится!
– Юль! Что ты как… мамка-нянька!? Я не маленький. Не надо мне быть тут…Светланой Генриховной.
Юля не на шутку обиделась. Она молча прошла в прихожую и взяла пальто. Ракитин кинулся за ней следом:
– Ну, прости, прости, прости!!! – он отобрал у нее пальто и закинул его на антресоль.
– Слушай, давай я лучше уйду, пока мы не поссорились окончательно, – Юля встала на цыпочки в попытках нащупать одежду, – Ты совсем?!.. Там же полно пыли!
– Не парься! Я его в химчистку сдам! Станет краше прежнего, – Ракитин подпрыгнул и запихнул пальто еще дальше.
– Ну…ты… вообще…– Юля не могла найти слов, адекватных ситуации, – я сейчас так уйду, – она начала натягивать сапоги.
Ракитин откопал в глубине встроенного шкафа допотопную шубу из крота. Сильно встряхнул ее и подал Юле:
– На, вот, надень. Это бывшая хозяйка квартиры носила, – Андрей осекся, увидев слезы в Юлиных глазах, и тихо закончил фразу, – лет пятьдесят назад…
Ракитин упал перед Юлей на колени и обнял ее ноги:
– Не уходи, пожалуйста! Мне очень хреново… Прости меня, любимая.
Но Юля уже не могла успокоиться. Эта жуткая шуба взорвала ее терпение, как искра электрической зажигалки газовую горелку. Она отчаянно извивалась, освобождаясь из его рук:
– Отпусти меня сейчас же! Раз тебе не надо, я пойду к своим экзаменам готовиться. Отпусти, сказала! – гневно вырывалась она.
Но Ракитин, как удав, все крепче зажимал ее в своих объятиях. Он встал и прижал Юлю всем телом к двери. Она, разъяренно сощурив глаза, сквозь слезы смотрела на него.
– Ты нереально красивая сейчас, – восхищенно выдохнул Андрей и запечатал ей рот своими губами…
… До вечера они валялись на диване и пили портвейн, купленный на базе Мишкой Кудриным к юбилею отца. Андрей читал Юле свои стихи и играл на гитаре.
Глава 10
Такого страшного пробуждения в жизни Юли еще не было. Болело все: голова, живот, горло. Малейшее движение век отдавалось острой резью в голове. Медленно-медленно Юля разлепила глаза, пытаясь понять, где она находится. Обрывки воспоминаний начали мелькать в голове. Вчера она была с Андреем. Он пел для нее под гитару. И наливал ей в стакан настойку из коры дуба. Таким показался ей на вкус портвейн. Резко накатила тошнота. Юля села. Казалось, что мозг остался лежать на подушке.
– Андрей… – слабым голосом позвала Юля.
– Он на работу ушел, – ответил вместо Андрея Мишка Кудрин и с хмурой усмешкой добавил: – Не знаю, конечно, как он там сегодня будет работать…
– Миша, мне плохо. Отведи меня в туалет, – Юля зажала рот ладонью.
Кудрин быстро поднял Юлю под руку и доставил, куда требовалось.
Минут через двадцать Мишка постучал в дверь:
– Юль, ты там живая?
– Не знаю, – всхлипывая, ответила Юля. На подгибающихся ногах она вышла в коридор и обессилено привалилась к стене, – И почему я не умерла младенцем…
Мишка отвел Юлю на кухню и посадил к столу.
– Тебе надо угля выпить, – заботливо сказал он, избегая встречаться с ней взглядом, и пошарил в коробке, стоявшей на подоконнике.
– Подставь руку, – Мишка начал выдавливать из упаковки черные таблетки.
Юля протянула дрожащую ладонь и увидела вдруг на себе коричнево-пегие, истертые на сгибах рукава, явно ей короткие:
– Господи, что это за хрень на мне? – испуганно проговорила она, оглядывая себя. Постепенно оживающий мозг высветил вчерашнюю картинку. …Шуба старой хозяйки…
– Это что, Ракитин на меня надел?!
– Нет. Я, – безо всякого выражения ответил Кудрин.
– Сними сейчас же! – крикнула Юля.
– Нет уж. Давай ты сама, – спокойно ответил Мишка, отводя глаза, – Только уголь сначала выпей.
Он отвернулся от нее и налил из чайника стакан воды.
Юлю вдруг пронзила мысль, что под шубой-то больше ничего нет… Господи, какой позор… Как это все могло с ней произойти?!..
Не глядя на Мишку, она выпила все таблетки и замерла на несколько секунд, чтобы удержать их в себе.
– Побудь пока здесь. Я переоденусь, – Юля осторожно поднялась с табуретки.
Миша отвернулся к окну. На улице со вчерашнего вечера мела метель. Он плотнее прикрыл форточку.
Юля переоделась в свою одежду, которую с трудом отыскала вокруг дивана. Силы ее на этом закончились. Она легла лицом к стене и заплакала.
В комнату постучался и вошел Кудрин. Он молча лег на свою кровать. После нескольких минут Юлиных всхлипов, Мишка сказал:
– Да ладно тебе убиваться-то. Со всеми бывает. Потом и не вспомнишь.
Юля не унималась. Мишка взял журнал «За рулем».
– Андрей бросает университет, – глотая слезы, сказала Юля.
– Этого и следовало ожидать, – угрюмо ответил Кудрин, – Нечего ему там было делать…
Когда Юле стало получше, она собралась идти в общагу. Миша вышел за ней в прихожую:
– Куда ты пошла? Спала бы еще. Смотри, какая там метель.
– У меня вообще-то экзамен завтра, надо хоть немного подготовиться, – ответила Юля, перебирая одежду на вешалке. – Да куда оно девалось-то?
Вчерашний день, которого лучше бы никогда не было, постепенно оживал. Девушка жалобно посмотрела на Мишку:
– Достань, пожалуйста, мое пальто с антресолей.
Мишка хмыкнул и принес табуретку.
Пальто было все в пыли и паутине. Юля долго чистила его мокрой тряпкой.
Хоть Юля и уверяла Кудрина, что дойдет самостоятельно, он все равно проводил ее до самого крыльца общаги.
В комнате оказалась только Оля. Укутавшись до подбородка в синее байковое одеяло, она сидела за столом перед раскрытой тетрадью и читала конспекты. Юля сразу ощутила, что в комнате весьма свежо: западный ветер насквозь продувал древнюю оконную раму.
– Что-то ты поздновато, – печально констатировала Оля появление подруги. – У тебя ведь завтра зарубежка?
– Да. Она самая, – отозвалась Юля. – Как ты сдала, кстати? У вашей группы сегодня ведь был экзамен?
– Плохо, – уголки олиных губ дернулись вниз.
– Не сдала, что ли? – испугалась Юля.
– Лютаев поставил мне тройку… Стипендии теперь не будет…
Юля от души пожалела соседку. Родители Оли жили в маленьком городке с одним-единственным предприятием, на котором делали ложки. Зарплаты были копеечные, да еще и выплачивали с задержками. А у Оли еще подрастали младшие брат и сестра. Иногда им бывало так туго, что отец вынужден был ловить рыбу на продажу.
– Он вообще ни одной пятерки в нашей группе не поставил! Даже Наде Нуриевой! У нее это первая четверка от начала учебы! – Оля негодовала.
Юля живо представила Надю – маленькую невыразительную девушку в очках, с ужасающе толстой косой, заплетенной точно из макушки, так что казалось, будто эта коса высасывает из худенького надиного тела все соки.
– Как он принимает? Много дополнительных вопросов задает? – Юля всерьез озаботилась завтрашним экзаменом. Из-за Ракитина она потеряла два дня подготовки.
– Да в том-то и дело, что непонятно, чего ему надо. Сидит, слушает, кивает. Мне попался Гофман. «Крошка Цахес». Я ему всё, от и до, по его же лекции рассказала. Поставил, ни слова не говоря, «три» и отдал зачетку.
Юля и раньше слышала страшилки про Лютаева. Рассказывали, как он добился отчисления студентки за то, что она в разговоре с подругой употребила нецензурное слово.
Переодевшись, Юля тоже села к столу и раскрыла тетрадь с лекциями.
Глава 11
За ночь метель улеглась, небо прояснилось. Оконные стекла к утру заросли ледяными вайями папоротников.
После звонка будильника Юля затянула под одеяло одежду, согрела ее, полностью оделась и только потом выбралась из кровати. Она давно поняла, что на экзамены надо приходить одной из первых: преподаватели относились значительно лучше.
На улице у Юли перехватило дыхание. Явно под сорок градусов. На черном небе подрагивали холодные звезды. Юля закрыла нос шарфом и быстро пошла к остановке. Трамвай не пришлось долго ждать, но в нем было не намного теплее. Девушка села к заиндевелому окну, сняла варежку и приложила ладонь к стеклу. Появилось маленькое круглое оконце, в котором замелькали машины, киоски, люди, укутанные снегом деревья.
Андрей, наверное, тоже сейчас едет на работу…
Муть от двух предыдущих дней постепенно оседала в юлиной душе, мысли упорядочивались. Если Ракитин бросит университет, то будущее, которое до этого было довольно четко очерченным, окажется под вопросом. Родители и так были не слишком довольны выбором дочери, а тут получат такой довод против него. И чем будет заполнять свое свободное время Ракитин, когда не нужно будет учиться?
Проталину на стекле затянуло изморозью. Юля снова отогрела ее ладошкой. Трамвай нещадно болтало на задубевших рельсах.
Кудрин видел ее голой… Ужас какой! Она и представить себе не могла, что окажется когда-нибудь в такой ситуации. Конечно, не только Андрей виноват в этом, самой надо было остановиться вовремя. Ну что ж…опыт…
На экзамен Юля пришла за полчаса до начала и оказалась второй. Отличница Людка Осипова уже стояла в темном коридоре перед дверями кабинета. Вскоре подошли еще три девчонки.
Экзамен предстояло сдавать в круглой аудитории, которая очень нравилась Юле, – она располагалась в самом центре здания университета, выстроенного углом на перекрестке улиц. Столы также были расставлены в ней по кругу, создавая особый уют.
Кафедра зарубежной литературы находилась в конце широкого коридора, вдоль стен которого на постаментах, обтянутых красным бархатом, стояли бюсты писателей. Тусклый свет, падавший из приоткрытой двери кафедры, придавал зловещее выражение гипсовым профилям классиков.
– Интересно, это фамилия непроизвольно наложила отпечаток на его характер или он специально стремится ей соответствовать? – спросила Юля.
Осипова нервно хохотнула:
– Что ты выдумываешь? Вполне милый дядечка.
Лютаев, высокий, худой, сутуловатый, со слегка откинутой назад головой, внезапно возник в дверях кафедры и устремился к студенткам. Фантазия Юли дорисовала ему черную острую бородку и развевающуюся накидку на плечах – ни дать ни взять гётевский Мефистофель.
С виду Лютаеву можно было дать лет пятьдесят пять. Говорили, что за всю жизнь он познал только одну женщину. И этой женщиной была литература.
– Здравствуйте, дамы! Ночь не спали? Дочитывали классиков? – спросил он с усмешкой, открывая аудиторию.
– Мы их гораздо раньше прочитали, Владимир Анатольевич, – подобострастно сказала Осипова.
– Да что вы говорите? – не поверил преподаватель. – Неужели-таки всех прочитали?
– Да. Из уважения к вам. Впервые за все курсы я прочитала всех из списка, – серьезно ответила Юля.
Лютаев бросил на нее долгий взгляд:
– Так и хочется поверить в эту искренность.
Через несколько минут, разложив билеты, он пригласил первую пятерку студенток. Юле попалась Йенская школа романтиков.
Немецкий романтизм был любимой темой Лютаева. Он, по слухам, даже несколько раз бывал на научных конференциях за границей, а в России входил в общество германистов.
Юля быстро написала ответ, взяла из читательского дневника, которым разрешалось пользоваться на экзамене, несколько стихов Шлегеля, Тика и Новалиса и приготовилась отвечать.
Перед Лютаевым уже сидела Осипова. Она бойко строчила про паломничество Чайльд-Гарольда. Лютаев расположился боком к столу. Подперев подбородок рукой и закинув ногу на ногу, он задумчиво слушал ее стрёкот. Когда Людка закончила, Владимир Анатольевич спросил ее:
– А вам лично близко мироощущение романтиков?
Осипова немного растерялась. Лучше бы он спросил ее про даты из биографии или про названия сборников, – это она точно вызубрила.
– Ну не так, чтобы очень близко, – замялась Людка и принялась уверенно перечислять основные черты романтизма: – Двоемирие. Разлад с действительностью. Тяготение к фантастике. Исключительные обстоятельства. Стремление к абсолютной свободе. Трагическое одиночество.
– Достаточно, – прервал ее Лютаев и начал оформлять зачётку, – хороший ответ. «Четыре».
Веснушчатое лицо Людки недовольно вытянулось, но спорить она не посмела.
– Следующий!
Юля взошла на Голгофу.
Она рассказала Лютаеву, как Йенские романтики считали центром вселенной личность художника, создающего весь мир силой своего воображения; раскрыла перед ним шлегелевскую теорию романтической иронии; показала, как в стихах Новалиса отражена вечная борьба одинокого певца, не расстающегося с лютней…
Владимир Анатольевич внимательно слушал ее, время от времени одобрительно покачивая головой. Когда Юля закончила, он придвинул к себе ее зачётку и спросил:
– Какое произведение из всего прочитанного вам понравилось больше всего?
Юля, ненадолго задумавшись, ответила:
– «Песнь о Гайавате» Лонгфелло.
– Да? – Лютаев слегка удивился, – Её редко называют. И чем же она вас впечатлила?
– Красивая очень… И, к тому же, ее мой любимый Иван Алексеевич Бунин перевёл.
Лютаев посмотрел на Юлю поверх очков и вполголоса произнес:
– «Что ж! Камин затоплю, буду пить…», – он сделал паузу, предлагая ей продолжить.
– «Хорошо бы собаку купить», – тихо закончила Юля.
Лютаев, не отрываясь, смотрел ей в глаза:
– И какую собаку вы посоветовали бы ему приобрести?
– Большую и лохматую, чтоб согревала длинными одинокими вечерами, – ответила Юля, выдержав его взгляд.
Лютаев написал в зачётке «отлично» и молча отдал студентке.
* * *
Ракитин не появлялся четыре дня. Юля понимала, что он ощущает себя виноватым, но идти к нему первой не собиралась. Тем более, стыдно было встречаться с Кудриным.
Андрей пришел в пятницу. Он снял куртку у входа, перекинулся двумя словами с девчонками, прошел за занавеску и присел на край кровати, где учила билеты Юля.
Она оторвала глаза от конспекта и посмотрела в его виноватое лицо.
Ракитин вручил ей большой букет белых роз и торт «Полёт», который Юля просто обожала за хрустящие орешки, запеченные в безе, и за удивительную смесь вкусов сладкого ванильного крема и кисловатого яблочного джема.
– Юль… Я знаю, нет мне прощенья… Я места себе не нахожу просто, – Андрей осторожно взял ее руку и прижал к своим губам, – Прости меня, а? Я вел себя, как идиот… Не знаю, что на меня нашло…
– Ты бросил универ? – спросила Юля.
Ракитин молча кивнул.
– Жаль…
Андрей выпустил ее руку.
– Ты знаешь. Я понял, что это абсолютно не моё. Я бы мог поднапрячься и сдать эту сессию, но я бы все равно бросил. Рано или поздно. Мне это неинтересно. Тебе вот повезло. Ты занимаешься тем, что любишь.
– Ну так, может, тебе в другое место поступить? – спросила Юля.
Андрей досадливо поморщился:
– Нет. Высшее образование не показатель ума. Чего за ним гоняться. Деньги надо зарабатывать здесь и сейчас! Мне, кстати, премию к Новому году дали, – Андрей встал и вынул из кармана брюк маленький бархатный мешочек, – Это тебе, любовь моя.
Юля удивленно достала из мешочка изящные серебряные сережки-гвоздики.
– Можно, я тебе вдену? Я осторожненько, – Ракитин отвел Юлины волосы назад и вставил сережки. Потом наклонился и поцеловал ее в висок. Она обвила руками его шею.
* * *
Андрей и Юля уже не раз обсуждали вариант жить вместе. Им обоим очень хотелось этого. Но были два больших «но»: во-первых, Юля точно знала, что ее родители будут категорически против ее переезда из общаги, и не только потому, что им не нравился Ракитин, а еще и потому, что у них не было денег оплачивать ей съемную квартиру, а второе логично вытекало из первого: зарплата Андрея почти что равнялась ежемесячной квартплате… Больше бы ни на что не осталось…
Глава 11
1999 год
После Нового года Ракитин связался с одной городской рок-бандой. Вначале они взяли пару его текстов, а потом он стал с ними играть. Все свободное от работы время Андрей пропадал на репетициях. Стихи его стали мрачнее и жестче, а сам он – счастливее. При встречах, ставших теперь такими редкими, он возбужденно рассказывал Юле о планах их группы, о людях, с которыми знакомился и, конечно, пел свои новые песни.
– Вот эта будет открывать концерт. И вся программа будет так называться: «Черные камни», – Андрей подстроил недавно купленную гитару фирмы «Ямаха» и энергично запел, специально добавляя в голос хрипотцу:
Эти башни ранят небо.
Этот город был или не был.
По его улицам ходят где-то
Призраки тьмы, рожденные светом.
И молчат губы, но говорят руки.
Я узнал о самом главном:
Пока мы спим, подземные реки
Несут в своих водах черные камни.
Эти дороги усыпаны пеплом.
Эти крылья сломаны ветром.
Остались лишь закрытые двери,
Хохот грома да белые перья.
И наши боги зевают от скуки,
А их пророки твердят неустанно
Про крылья, ветры, реки и руки
И летящие в нас черные камни.
А наши лица призрачно белы
От упавшей вниз в одночасье манны.
Холодный воздух рассекают стрелы,
Шепчут дожди и ласкают туманы.
И молчат ветры, но говорят реки.
Я узнал здесь о самом главном:
Пока мы спим, подземные руки
Несут в своих пальцах черные камни.
Когда он закончил, лицо его еще некоторое время было отчужденным. Он словно разглядывал внутри себя рожденные воображением картины. Юля ощутила неясную тревогу: Андрей отдалялся от нее…
Она восхищенно произнесла:
– Ты очень талантливый! Откуда у тебя появился этот образ? Страшно так: подземные руки… черные камни…
Андрей пожал плечами:
– Не знаю. Просто однажды почувствовал это… В детстве еще. Когда я узнал, что под землей текут подземные воды, то долго боялся по ночам, что они пробьются наверх и затопят мою комнату, пока я сплю. И я захлебнусь в ледяной воде… Ладно… – Он отложил гитару в сторону и притянул к себе Юлю. – Хватит песен. Я очень соскучился по тебе.
Ночью Юля проснулась. Андрея рядом не было. И на мишкиной кровати тоже. Дверь в комнату была плотно закрыта.
Юля выглянула в коридор. Андрей сидел на кухне за столом спиной к ней. Она тихо подошла сзади и обняла его. Андрей быстро перевернул листок текстом вниз. Юля насторожилась:
– Что-то секретное?
– Юль, чего ты не спишь?
– Холодно без тебя. Что ты писал?
– Да ничего особенного. Стих. Не хочу показывать, пока не закончу.
Андрей встал и, обняв за плечи, легонько развернул Юлю в направлении коридора:
– Иди, ложись, солнце мое. Сейчас я приду.
Недели три перед концертом они не встречались совсем. Ракитин каждый вечер пропадал на репетициях едва ли не до полуночи. Юля несколько раз плакала по ночам, уткнувшись в подушку.
За пару дней до концерта Андрей через Мишку Кудрина передал всем девчонкам из четыреста седьмой комнаты пригласительные билеты.
Был уже конец марта. Днем под солнцем снег таял, а к вечеру лужицы оплетала ледяная паутина. Девчонки спешили на трамвай. Ледок громко хрустел под ногами. Юльке очень хотелось приехать заранее и увидеться с Андреем до концерта. Пожелать ему удачи. Но Маринка так долго красилась и укладывала волосы, что дай Бог бы им вообще не опоздать. Еще и трамвая пришлось долго ждать. Юлька страшно нервничала.
У входа в кафе девчонок ждал Кудрин:
– Вы где так долго? Сейчас уже начнется, – Мишка распахнул перед ними двери, бросил быстрый взгляд на Юлю, слегка покраснел и тут же отвернулся.
Небольшой зал был полон. Народ сидел за столиками. Артисты уже стояли на подиуме. Кудрин протащил девчонок через зал и усадил за столик сбоку от сцены. Юля встретилась взглядом с Андреем и улыбнулась ему.
Выступление началось. Юля с интересом разглядывала группу. О всех них она много знала из рассказов Андрея. Почти о всех.
Рядом с Ракитиным на гитаре играла девушка, о которой он никогда не упоминал. Длинные тощие ноги с большим просветом между бедрами, обтянутые рваными черными колготками. Короткие кожаные шорты. Довольно пышная для такого худого тела грудь, высоко поднятая корсетом. Короткие фиолетовые волосы. Широкие, резко выступающие на бледном лице скулы. Глаза, сильно увеличенные черной подводкой. Куча металлических цепей в разных местах.
Андрей и она часто наклонялись друг к другу, показывая слаженную игру, и обменивались взглядами. Юля почувствовала тянущую боль в области сердца…
После концерта Андрей подошел к их столику. Девчонки наперебой стали выражать свои восторги. Юля молча смотрела на него.
– Тебе понравилось? – спросил ее Андрей.
– Хорошо играете…
Андрей приобнял ее и вполголоса проговорил:
– Приходи, пожалуйста, завтра. Я буду тебя ждать.
И сказал для всех:
– Спасибо, что вы пришли! Я чувствовал вашу поддержку. Жаль, сейчас не могу с вами остаться. Мы с бандой едем отмечать, – Андрей прощально взмахнул рукой, запрыгнул на сцену и скрылся в боковой двери.