Глава 2
В военный городок под названием Солнечный Фроловых переманил брат Юлии – Костя Столбов. Он перебрался туда из Раздолья лет пять назад вместе с женой и двумя детьми.
Солнечный построили в конце шестидесятых годов недалеко от областного центра, где было множество военных заводов. В городке разместились ракетные части, а в окрестных лесах – полигоны и шахты. Попасть в Солнечный простому смертному тогда было практически невозможно. Там жила элита: инженеры-ракетчики и их семьи. Судя по отчествам на фотографиях медалистов со школьной доски почета, в городке жили и представители европейского соцлагеря: Эриковичи, Вацлавичи, Чеславны. Городок был отлично благоустроен: все улицы и даже тропинки между деревьями покрыты асфальтом, добротные пятиэтажные дома, полный набор объектов соцкультбыта – поликлиника, начальная и средняя школы, большой дом культуры, музыкальная и спортивная школы.
Но в начале двухтысячных годов ракетчиков вывели, и благополучие Солнечного покатилось под откос. Некоторое время здания, принадлежавшие военным, еще использовались. При работе оставались кладовщики, охранники, водители, а потом и совсем все закрылось. Здания опечатали, шлагбаумы сняли, на КПП повесили замок.
Привлекаемые слухами о раздаче в социальный найм освободившегося жилья, в городок потянулись жители окрестностей. Те, кто были пообразованнее, устраивались на работу в разные учреждения, а люди попроще шли работать в коммунальное хозяйство и в автобусный парк. Костя Столбов устроился на работу водителем грузовика, а его жена Ольга – продавцом в мясной магазин. Они сообщили Юлии о вакансии учителя русского языка, помогли Фроловым переехать и обустроиться.
* * *
Незадолго до Нового года седьмому «В» подошла очередь дежурить по школе. Целую неделю. В пятницу после шестого урока к Юлии Павловне пришла классная руководительница математического 7 «б» класса Галина Владимировна Карташова. Юльке уже рассказали молодые коллеги, что именно ей руководство пыталось передать в начале сентября бесхозных «вэшек». Но Карташова заявила, что в таком случае сразу уволится.
Галина Владимировна хмуро предложила Юлии Павловне взять с собой кого-то из учеников и пойти принимать школу. Что это значило, Юлия не знала. Они быстро пошли по коридорам, заглядывая во все туалеты. Карташова, как опытный экскурсовод, показывала то направо, то налево, и говорила:
– Обратите внимание: все ручки – на дверях, краны работают, держатели для туалетной бумаги на месте. Здесь дверь пробита – это еще до нас было. Следите, чтоб на лестницах свет зря не горел.
Карташова вдруг перегнулась через перила и закричала в полутемный переход между лестницей и спортзалом:
–Новоселов, Поповцев, вы чего там делаете, быстро по домам. А-а, там еще и Ерохин! Святая троица! А ну выметайтесь. Докладную на вас напишу.
Парни, огрызаясь, вылезли из-под лестницы и быстро пошли в сторону раздевалки. Галина Владимировна включила свет и заглянула туда, где сидели мальчишки. Под лестницей оглушительно взорвалась петарда. Карташова схватилась за сердце и по-лошадиному протяжно взвизгнула:
– И-ии-и-и-и-и!
Неделя дежурства стоила Юлии Павловне дорого. Все перемены она летала по школе, подбирала яблочные огрызки, бумажки и расставляла своих учеников на посты. Девчонки еще стояли, а парни скрывались от нее в темных углах и туалетах. Бейджики дежурных, которые они были обязаны носить всю неделю, валялись в урнах. На классную руководительницу так и сыпались жалобы от учителей: «Ваши дежурные в столовой хлебом кидались!», «Дежурные лазят в раздевалку через окно», «Кошелев и Катков отбирали яблоки у пятиклассников», «Дежурные сами стоят в грязной обуви и проверяют, есть ли «сменка» у других!»
Директор и завуч каждый день выставляли классу в конце дня оценку за дежурство. Пока что там были одни тройки.
В пятницу Юлия передавала дежурство седьмому «Г». Гуманитариям. Их классная дама, Светлана Викторовна, очень внимательно проверила все ручки, краны, держатели и прочую сантехнику. Сомнительные вещи она взяла себе на карандаш.
В понедельник в кабинете директора состоялась торжественная передача дежурства. Светлана Викторовна огласила список всех нарушений, которые обнаружила при приеме в пятницу. Юлия от некоторых открестилась, приведя доказательства, что так было еще до их дежурства. А кое-что было поставлено ей на вид и приказано исправить. В частности, зашить распоротую банкетку, раз не установили виновного. Директриса посетовала на невысокое качество работы дежурных, поставила отметку «удовлетворительно». Дежурство было зачтено. Юлька с облегчением вздохнула.
В кабинете директрисы она ощущала себя именно Юлькой. Хронически виноватой в «успехах» своих учеников.
* * *
С девчонками отношения в классе уже более-менее наладились, а вот с парнями были существенные проблемы. Двое учеников, Шестаков и Гунцлер, не ходили в школу почти с самого первого сентября. Юлия посмотрела в журнале их адреса и, уведомив мам, декабрьским вечером отправилась в гости.
Шестаковы жили на первом этаже. Дом номер один и квартира первая. Юлия остановилась возле подъезда. Старые грязные окна без штор выставляли напоказ убогое жилище. Поскольку домофона не было, Юлия Павловна постучала в окно. Выглянула полная женщина и крикнула кому-то вглубь комнаты, чтоб открывали. Юлию впустил взъерошенный темноволосый подросток. Вероятно, это и был ее ученик Илья.
Юлия Павловна вошла в квартиру. В нос ударило каким-то техническим запахом. Как на железной дороге. Женщина засуетилась перед ней:
– Не снимайте сапоги. Я только что с работы. Еще не мыла. У нас тут кошка с котятами. Проходите вот сюда.
Юлия вошла в комнату и села на замусоленный диван. Обстановка была очень бедной: старые, местами ободранные обои, закопченные, много лет не беленые потолки. Посередине комнаты – разложенный стол-книжка без скатерти. Вокруг него чинно уселись Илья, мама Ильи, младший брат и сестренка. Все они вопросительно смотрели на учительницу.
Юлия улыбнулась:
– Ну, давайте, познакомимся. Я классный руководитель седьмого «в» Юлия Павловна Фролова. А ты, – Юлия обратилась к подростку, – видимо, Илья?
Тот молча кивнул головой.
– Почему в школу не ходишь?
– Не хочу.
В разговор вступила мать:
– Я и не знала, что он в школу не ходит, пока вы не позвонили. Утром вместе все они уходят. Он еще Аленку до начальной школы доводит. А я ведь на работе весь день. Нас автобусом забирают и вечером привозят.
– А где вы работаете? – поинтересовалась Юлия Павловна.
– Да, на переезде железнодорожном. Шпалы ремонтируем.
«Точно. Это креозотом пахнет».
– Илья, у тебя есть своя комната? Где ты делаешь уроки? – спросила Юлия.
Илья что-то неопределенно пробурчал. За него ответила мать:
– Да, вон в той комнате, видите, мы и дверь сняли и обои оторвали. Хотим там ему ремонт сделать. Там у нас бабушка жила. Умерла вот недавно. Поставим там ему стол письменный, чтоб уроки делал.
– Ага. И когда, примерно, собираетесь закончить? – уточнила Юлия.
Женщина, не моргнув глазом, ответила:
– Скоро. На следующей неделе, наверное.
Илья хмыкнул, но промолчал.
Юлия осторожно спросила мать семейства:
– Вы одна воспитываете детей? Папа Ильи как-то помогает?
Женщина махнула рукой:
– А-а, черт его знает, где тот папа. Живу с мужчиной. Но мы не расписаны.
– А у него какие взаимоотношения с Ильей?
– Не очень хорошие у них отношения. Ссорятся все.
Во входную дверь кто-то вставил ключ, женщина кинулась открывать. Послышался торопливый наставительный шепот. Юлия обратилась к Илье:
– Приходи завтра в школу. А то четверть кончается. Надо оценки выводить, а у тебя там пустота.
Илья хмуро ответил:
– Я пропуск потерял. Меня не пустят.
– Ну, давай, я тебя завтра встречу у дверей и проведу. Скажу дежурным, чтоб тебя пропустили. У тебя портфель есть?
– Есть.
– А тетрадки с ручками?
– Есть.
– Ну вот. Приходи. Все равно учиться надо.
В комнату вошла мать и снова затараторила:
– Нет у нас денег, чтоб сменную обувь купить. Его из-за этого в школу не пускают. И еще брюки требуют, а у него только джинсы. Вот к Новому году премию дадут и куплю.
Илья опять недоверчиво ухмыльнулся и отвернулся от матери.
– Пусть пока так приходит. Я договорюсь, чтоб его пропускали, – сказала Юлия.
В комнату вошел изрядно помятый мужчина. Босиком, в майке и подштанниках. Мать Ильи сильно смутилась, но выпроваживать его не посмела.
– Купим, купим мы детям всё, что надо, – заботливо пообещал мужчина. Он окинул взглядом комнату и, увидев, что сесть ему негде, залез на стол. Удобно улегся на нем, подперев небритую щеку ладонью. Он явно был расположен к душевным беседам.
– Как вас зовут? – мило поинтересовался он у Юлии.
– Юлия Павловна. А вас?
– Николай Сергеич Коняхин. Можно просто Конь. Ой, тьфу ты, Коля, – и почесал с ловкостью обезьяны одну грязную ногу о другую.
Юлия встала с дивана.
– В общем, Илья, завтра утром я буду тебя ждать. Первым уроком русский.
– Да, да. Он придет, – ответила за Илью мать и поспешила проводить гостью.
После душной грязной квартиры Юлия с наслаждением глотнула свежего морозного воздуха. Так. Теперь к Гунцлерам. Немцы, что ли? Мороз крепчал, снег громко скрипел под сапогами, колени мерзли. Кажется, этот дом. Юлия долго звонила. За дверью квартиры была мертвая тишина. Выглянула соседка и сказала, что Гунцлеры переехали. А куда, она не знает.
На другой день Олега Гунцлера в школу привела мама. Молодая, хорошо одетая женщина. Она извинилась перед Юлией, что забыла сказать новый адрес.
На вопрос, почему Олег не посещает школу, женщина ответила, что он каждое утро уходит из дома с портфелем, но, видимо, где-то болтается. Скорее всего, сидит «на трубах». Юлия уже знала это место, пригревавшее всех изгоев. Теплотрасса, заросшая кустарником, позади детского сада.
– Он не хочет ходить в школу из-за Каткова с Кошелевым. Они его дразнят.
– Хорошо, я посмотрю за этим, – пообещала Юлия Павловна.
– Звоните мне, пожалуйста, если он еще будет прогуливать, – попросила мать Олега.
– Да, конечно, – ответила Юлия.
Женщина тепло ей улыбнулась.
– С вами хоть разговаривать можно, – сказала она и ушла.
* * *
Уже несколько уроков русского языка седьмой «в» изучал причастие. «Изучал» – это, конечно, громко сказано. Смотрели на доску, чего-то списывали в тетради – уже хорошо. Попутно ругались, плевались бумажками, играли под партами на телефонах. Юлия с таким отношением учеников к предмету смириться никак не могла. Сегодня она принесла на урок целый пакет разных коробочек и баночек – от чая, косметики, лекарств.
Вызвала к доске Каткова с Кошелевым, чтоб не донимали сидящих поблизости.
Сказала, что оценка сразу пойдет в журнал.
Немного напряглись.
– Вы с мусорки, что ли, это подобрали, когда на работу шли? – без тени смущения поинтересовался Катков, разглядывая учебные пособия.
«Какой тонкий юмор, черт побери».
– Михаил, что-то я давно твоей маме об успехах сына не рассказывала. Да ведь? – Юлия многозначительно посмотрела на ученика.
– Ладно. Чё делать надо?
– Даю вам десять минут. Кто больше найдет на этих коробочках причастий и запишет их на доску – тому «пять», кто меньше – тому «два». Время пошло!
– Так нечестно, – буркнул Кошелев, но начал работу.
– Все остальные списывают причастия себе в тетради и выделяют суффиксы, – Юлия Павловна озадачила класс, чтоб не бездельничали.
Получалось у Мишки с Кириллом, конечно, не очень, но все-таки некоторые причастия они смогли найти:
«бодрящий» (чай),
«смягчающий» (крем для рук),
«отхаркивающее» (средство от кашля),
«запечённые» (тени для век, последний писк моды),
«отбеливающая» (зубная паста).
– Чё за слово? – Кирилл Кошелев с трудом прочитал, – Ветрогонное. Это причастие?
Юлия похолодела. Как она не заметила?! Упаковки из-под лекарств она взяла у жены брата, которая сидела в декретном отпуске. Там оказался детский «Эспумизан». От колик в животике. Придется выкручиваться…
– Да, причастие. Видишь, по форме – прилагательное. А значение действия.
– А какое действие-то? – недоумевал Кошелев, – Ветер гонять? Что за фигня? От чего это лекарство?
Кирилл покрутил в руках упаковку.
– Ладно, бери быстрее другую коробку, – сказала Юлия, – а то Миша тебя обгонит.
Но до Кошелева все-таки дошел смысл этого причастия. Он кинул коробку в пакет и сел на свое место. Класс смеялся. Кирилл молча затолкал в портфель все учебные принадлежности, включил телефон и повернулся к учительнице спиной.
Юлия готова была провалиться сквозь землю.
Катков выписал десять причастий. Выделил суффиксы. Почти все правильно даже. Юлия Павловна поставила ему обещанную «пятерку». Кошелеву вывела «четыре».
Гунцлер весь урок валял дурака: выдрал из тетради листок, провертел в нем дырки для глаз, нарисовал жуткую рожу и прилепил на слюни к своему лицу. Шестаков с кучей ошибок списал одно упражнение, Юлия поставила ему трояк. Хотя бы по три оценки надо этим оболтусам нарисовать, чтоб можно было четвертную вывести.
Глава 3
Наконец-то наступил конец второй четверти. Самой жуткой учебной четверти за всю педагогическую жизнь Юлии. Классный час у седьмого «В» был последним в расписании.
Юлия Павловна собрала в стопку дневники. Все-таки спрашивают с них родители оценки, видать. Все сегодня с дневниками. Многие из них Юлия держала в руках впервые. Да они и были-то совершенно новые. Без записей.
– Так. Пока я выставляю оценки, вы делаете генеральную уборку. Вымыть парты, панели на стенах, двери, шкафы. Темные полосы и жвачки от линолеума оттереть, – Юлия выставила на первую парту чистящие средства и вывалила из пакета ворох тряпок.
Класс заныл и завозмущался.
– Не собираюсь я ничего мыть. Пусть узбечка моет, это дело узкоглазых, – презрительно произнес Кошелев.
Юлию передернуло. Жаль, что нельзя дать ему хороший подзатыльник.
– Кирилл, не смей так говорить! Что за национализм!? Ты прекрасно знаешь, что техничка прибирает только в коридорах. В классе в любом случае мы будем мыть сами!
– Вот и мойте. Отдавайте мне дневник, я на тренировку опаздываю.
Юлия откопала в стопке его дневник с человеком-пауком на обложке и переложила в самый низ.
– Он у тебя последний. Как раз успеешь свою парту отдраить и пол вокруг нее.
– Вы что делаете?! – возмутился Кошелев.
– Что считаю нужным, то и делаю. Бери тряпку.
– Да пошли вы, – прошипел Кирилл сквозь зубы. Он ушел на последнюю парту и стал смотреть кино на планшете.
Юлия Павловна занялась дневниками. Народ, ворча и ругаясь, разводил грязь в кабинете. Парни кое-как поскребли свои парты и постепенно начали собираться вокруг Кошелева. Скоро там столпилась почти вся мужская часть класса.
Юлия тихо встала со своего места и осторожно подошла к склоненным спинам мальчишек. Заглянула в середину толпы. Резкое точное движение. Как рыбу подсекают. Планшет Кошелева в ее руках.
– Ай, красава, – заржал и захлопал в ладоши Мишка Катков.
Юлия Павловна положила планшет в свою сумку и застегнула молнию. Кошелев мрачным изваянием замер перед ее столом:
– Вы не имеете права брать вещи учеников. И тем более, класть их в свою сумку.
– А ты имеешь право на классном часе смотреть фильм на планшете? Может, у мамы твоей спросим? Хочешь, позвоню?
Кошелев резко сник и стал по-детски канючить:
– Ну, отдайте. Мне его на день рождения подарили.
– Вымоешь свою парту – отдам. Не вымоешь – я тебе его домой принесу и поговорю с родителями. Выбирай.
Кирилл шепотом матерился и шоркал свою исчерканную столешницу.
Юлия Павловна заполняла дневники.
Классный вечер по поводу Нового года прошел вполне сносно. Парни скрылись сразу после того, как закончилось угощение.
* * *
Утром 31 декабря Юлия с мужем и дочками мчались на машине домой, в Раздолье.
Путь занимал около двух часов. Девчонки спали. Юлия смотрела в окно на пролетающие мимо березы, мохнатые от густого инея. Как там у Ракитина было? «Заплетая мысли в тишину дорог»…
В Солнечном Фроловы прожили два месяца. Первый был шоковым для Юлии. Хотелось бежать без оглядки и никогда не возвращаться в этот ад. Сделать так, как делали ее предшественницы – две недели и адью.
Но это было легко до тупости.
Говорил же Великий Мастер Угвей, что случайности не случайны. Раз занесло ее в эту школу, значит, какой-то смысл в этом есть.
К началу второго месяца ощущение ужаса притупилось. Школьная обстановка стала восприниматься как «дано» в задаче. Юлия нащупала кое-какие слабые места у главных обормотов и научилась понемногу воздействовать на них.
Система, созданная в школе директрисой, диктовала учителям один стереотип поведения: орать, давить, запугивать. Кто сильнее, тот и победитель!
Юлия пыталась сохранить свои установки: в первую очередь быть человеком, а потом уже играть учителя. Ведь всех этих детей такими сделали жизненные обстоятельства…
* * *
Дорога вынырнула из последнего перелеска, и Юлия едва не расплакалась, – величественная Ореховая гора встречала ее, как в детстве. Сегодня она была особенно прекрасна: белоснежная корона из заиндевелых деревьев украшала ее вершину, понизу она обернулась мантией из седого зимнего тумана, глубокое синее небо оттеняло ее царственную красоту.
Земля моя обетованная.
Голубая моя Русь.
Жди меня, и я вернусь.
Юлия промокнула варежкой слезы.
Нервы ни к черту.
Виктор посмотрел на жену и подмигнул.
Через пару минут они остановились у своего заметенного снегом дома, который построили вскоре после свадьбы.
Глава 4
2012 год
В новогодние каникулы Юлия просто умоляла часы идти помедленнее. Остановись мгновение, ты прекрасно! Мысль о возвращении в город заставляла ее сердце тоскливо сжиматься. Не думать про работу! Не вспоминать про учеников!
Они семьей ходили в гости к родственникам, катались с горы, ходили в лес. Но часы упрямо тикали. Наступило последнее воскресенье. Вечером уезжать…
За окном падали крупные хлопья снега. Юльке вдруг вспомнилось одно детское развлечение:
– Девчонки, пойдемте, сосны потрясем! – позвала она дочерей.
– Что поделаем? – вынув телефонные наушники, лениво спросила старшая дочь Лера.
– Сосны потрясем! Устроим снежный ливень! Мы с тетей Аней в детстве так часто делали.
– Пойдемте, пойдемте! – запрыгали вокруг мамы Ксюша и Полинка.
– Успокойтесь! – прикрикнула на младших сестер Лерка, – Что за радость сосны трясти?!
Но, тем не менее, она оторвалась от дивана и неохотно оделась.
Снега до Нового года насыпало примерно по колено. Юлия шла впереди и делала тропку для плетущихся позади дочек. Виктор чем-то гремел в своей любимой мастерской и с ними не пошел.
Едва они подошли к сосняку, как маленькая Полинка закричала:
– Белка! Белка!
Точно. Среди веток стремительно мелькал рыжеватый хвост.
Юля выбрала сосну, на которой было побольше снега.
– Девчонки, вставайте к стволу! Наденьте капюшоны. Закройте варежками лицо. Приготовились?
Юлия обхватила руками ствол и попыталась его качнуть. Ничего не получилось. Странно…
– Наверное, эта слишком толстая. Пойдемте вон под ту, – Юлия указала дочерям на сосенку потоньше, но с пышной кроной.
– Ну, закрывайте лицо, – скомандовала мама и решительно тряхнула ствол.
Ничего не произошло.
– Да что ж такое-то?! Давайте, я ногой попробую!
Юлия сильно толкнула сосну ногой, обутой в валенок.
Ничего. Ни малюсенького снежочка…
Лерка недовольно ворчала. Ксюша и Полина продолжали надеяться на веселый аттракцион. Юлия перебегала от сосны к сосне и пыталась хоть немного раскачать деревья. Ничего не получалось.
Наконец, раскинув руки, она обессилено упала навзничь в мягкий сугроб. Снежинки медленно спускались с неба ей на лицо. Кроны сосен почти полностью сомкнулись, а ведь раньше здесь было очень светло…
Сосны выросли.
«Сколько же времени прошло? – Юлия мысленно считала годы, – Двадцать лет?! Не может быть… Это же было совсем недавно…»
Сверху на Юлию со смехом попадали ее дочки. Завязалась веселая возня.
«Давно, вообще-то…»
* * *
Уходя, Юлия оглянулась. Как будто кто-то окликнул ее.
…Тогда тропку топтал отец, а Анька дурела с Бимом…
Сестру угораздило выйти замуж в Красноярск, виделись они теперь раз в год. А отец был где-то рядом. Это точно…
Как же жаль, что не смог остаться…
Юлия проглотила комок в горле и повернула с дочками к дороге.
Вдруг она остановилась и потрясенно произнесла:
– Девочки, сегодня я потрогала руками время…
Глава 5
В феврале установились сильные морозы. По утрам термометр опускался до минус сорока градусов. Многих учеников родители оставляли дома, и в классах было чуть-чуть спокойнее. Юлия уже более-менее привыкла к здешнему образу жизни и почти смирилась с тем, что ее универсальные классы ничегошеньки не знают. На каждом уроке приходилось повторять простейшие правила из начальной школы.
Юлия Павловна шла по длинному коридору, залитому солнцем. Подмышкой она несла стопку тетрадей и учебник русского. В шестом «а» наступила благодать. Данил Новоселов сломал ногу и вот уже неделю сидел дома.
Перед кабинетом Юлия остановилась и прислушалась. Судя по звукам, внутри строчил пулемёт. Она открыла дверь. С последней парты в нее прицелился костыль Новоселова. Пока учительница шла до своего стола, ее поливала пулеметная очередь. Юлии стало смешно. Выхватить бы сейчас из сумки гранату, выдернуть чеку и кинуть в сторону последней парты.
Господи, какие непедагогичные мысли!
– Данил, ну как ты по такому морозу и на костылях? – спросила сочувственно Юлия Павловна.
– Папка привез, – ответил Даня.
«Кончилось, видать, его терпение», – мысленно продолжила диалог учительница.
Прозвенел звонок. Юлия Павловна записала на доске дату и тему. В дверь просунулась круглая голова Сережи Мельникова:
– Извините, я переодевался после физкультуры.
– Проходи скорее. Сдавай тетрадь.
Сережа вошел и тут же присел. Над его головой просвистел металлический костыль Новоселова и с грохотом ударился о доску. Мелок, лежавший на узенькой подставке, булькнулся в ведро с водой.
Юлия Павловна схватила костыль и с трудом подавила в себе желание огреть им Данила по голове.
– Паразит ты такой! Выкину сейчас в окно твой костыль. Будешь четыре этажа вниз на одной ножке прыгать, – Юлия кипела, – Докладную на тебя напишу! Родителям твоим позвоню!
– Да, крутые, крутые вы, Юлия Павловна. Чё писать-то надо? – мирно спросил Новоселов.
Юлия поставила костыль возле своего стола и задала Данилу пять упражнений.
– Если не напишешь, в конце урока позвоню твоей маме, – Юлия открыла последние страницы журнала. – Как ее зовут? Ангелина Михайловна. О, хорошо. И сотовый есть, и домашний.
– Ладно, писать буду! Но так-то пять упражнений – это борзо.
Учительница злобно сощурила глаза.
– Да, пишу я. Успокойтесь.
Юлия Павловна объясняла новое правило, потом вызывала ребят к доске, потом они делали упражнение самостоятельно. Данила она из поля зрения не выпускала. Его терпению настал предел минут за десять до окончания урока. Он вполголоса позвал сидевшую впереди Олеську:
– Э-эй, хочешь мне на гипсе расписаться? – и закинул ногу на парту.
Олеська ему расписалась.
– Автографы только на перемене, – строго сказала Юлия.
– До перемены еще долго, – ответил ей Данил и свистнул Максима, – Макс, распишись.
И Макс расписался. И все, кто сидели неподалеку от Новоселова, расписались на его ноге.
«Если позвонить его матери, то это будет признание в собственном бессилии. Хотя, собственно, чего в нем признаваться. Оно вон и так налицо. Точнее, на ноге. Загипсованной».
Юлия давно уже поняла, что эта школа дана ей свыше в виде наказания за ее собственные школьные проделки. Чтоб она почувствовала себя в шкуре географа.
* * *
Возле учительской стояла завуч, Надежда Николаевна, прозванная Кубиком Рубика за свое плотное телосложение без всяких выпуклостей и сужений. Она отправляла всех учителей в кабинет физики.
– Рабочее совещание. Ненадолго. Юлия Павловна, вон туда.
В кабинете Галины Владимировны Карташовой столпились учителя. Ночью здесь лопнула батарея, линолеум уже был отодран, сушили плиты ДСП, покрывающие пол. Перед учителями стояла, широко расставив ноги, разгневанная директриса.
– Ну что, все собрались? – строго спросила она, досадливо откинув за плечи длинные пряди наращенных волос.
Завуч быстро пересчитала народ по головам:
– Все почти.
– Так, дорогие вы мои! – угрожающим тоном начала директриса, – Два дня назад всем классным руководителям был проведен инструктаж. В конце каждого рабочего дня проверять, закрыты ли окна и форточки! Морозы сильные, батареи нагреваются так, что задеть нельзя! На них попадает холодный воздух – перепад температур. Посмотрите, целый кусок батареи отлетел. Но вам, как об стенку горох! Кто-то отнесся к инструктажу серьезно? Я вас спрашиваю? Отнесся?
Учителя стояли, понурив головы, и глядели себе под ноги, как пингвины, насиживающие яйца. Директриса раскалялась все больше и буквально плевалась словами:
– Посмотрите, Галина Владимировна, к чему привела ваша халатность. Ремонт здесь был проведен полгода назад. Недешевый, надо сказать, ремонт. Вам что, трудно было вчера проверить, закрыты ли окна в вашем кабинете?
Юлия Павловна взглянула на Карташову, та тряслась в рыданиях, некрасиво скривив рот. Было ясно, как день, что батарея не могла разорваться из-за открытой форточки. Просто эта версия была наиболее удобна для директрисы. Интересно, когда промывали в последний раз эти старые радиаторы?
– Из своей зарплаты будете возмещать школе ущерб! Это всем понятно? Я спрашиваю: всем понятно?
Юлии было непонятно. Она с усмешкой посмотрела на директрису. Та словно споткнулась об ее прямой взгляд и недоуменно подняла нарисованную бровь.
– Разговор окончен. Идите по рабочим местам!
* * *
– Меня поражает, как учителя терпят такое отношение к себе, – говорила на следующий день Юлия вполголоса Наталье Сергеевне, учителю математики, которая тоже пришла сюда совсем недавно. Они сидели вдвоем в пустой учительской. – Это же ужас какой-то. Запуганные все. Не смеют слова сказать. Это не директор, а бронетанк! А как она на ученицу рявкнула: «Ррёт закр-рила!»…
Наталья округлила глаза, приложила палец к губам и кивнула головой на дверь. Юлия подошла на цыпочках к двери и резко открыла ее. Ручка двери ткнулась ровно в мягкое место председательницы профсоюзного комитета, солидной пожилой дамы, носившей, наверное, с восьмидесятых годов, пышную «химию» в стиле Пугачевой.
– Ой, извините, Зинаида Степановна, я нечаянно. Поторопилась просто.
– Да, ничего, ничего. Я сама виновата. Замешкалась тут, – председательница профкома быстро замяла свое смущение и важно прошествовала через учительскую за журналом.
Чуть позже Юлия узнала, что Зинаида Степановна – близкая подруга директрисы.