Чертова любовь, или В топку классиков

Нидерланды, январь, 2011

Последний день января и мой первый полет на самолете. KЛM.

Олеся подарила мне место у окна – в честь первого. Я внимательно смотрю на карту действия при посадке на воду, стараюсь запомнить. На душе скребут кошки из-за недавнего расставания с родителями, а тут еще и объявления – на английском и на голландском. Для меня они друг от друга почти не отличаются, в ушах звенят единственные слова, которые разобрали: «Кип ер ситбелт фасен»⁵.

Самолет задерживается. Я пристегнулась. И снова отстегнулась – а вдруг они сказали, что всем нужно покинуть самолет?

Пристегнулась снова – мы начинаем движение.

Самолет, как ленивый кот, разворачивается, урчит, потихоньку набирает скорость. Кресло вибрирует, за окном серая обочина взлетной полосы, серые деревья вдалеке.

Отрыв. Я лечу. Теперь осталось дождаться королевского обеда, про который мне рассказывали брат и сестра. «В самолетах так кормят – м-м-м, объедение», – говорили они мне, я уже предвкушала это «м-м-м».

Вместо «м-м-м» выдали тонкий сэндвич с кислым сыром и огурцом, на упаковке было написано «Фуд Сервис Шереметьево», к сэндвичу взяли «эппл джус». Вот тебе и «м-м-м» – первая встреча с голландской культурой.

 
                                            * * *
 

Мы прилетели – все внимание теперь в уши и в глаза. Мы не охотники, конечно, а жертвы. Нам бы высмотреть заранее хищников и добраться до пункта назначения целыми.

Все это время была толпа, мы шли в ней. Но паспортный контроль пройден, получен багаж, и теперь мы сами по себе. Нам нужен поезд до Энсхеде. Схипхол – Схип-Хол – огромный пазл для нас.

Мы подходим к информационной стойке вместе, Олеся задает вопросы, а я слушаю. Отходим и уточняем друг у друга, что из услышанного поняли.

Ничего.

В ушах шумит от страха, надо же собраться.

Звоним нашему куратору – телефон у одного уха, а второе прижато почти вплотную с другой стороны телефона. Эта техника придумана, чтобы ничего не пропустить. В аэропорту шумно из-за биения сердца.

Я беспомощно округляю глаза и прошу повторить все то же самое Олесе. Куратор наверняка уже ждет приезда этих двух балбесин, которые ничего не понимают.

У меня здоровенный пластиковый чемодан цвета чайной розы. Он кажется неподъемным, а набит не сильно – сам по себе чемодан оказался коварно тяжел. Минимальный опыт воздушных путешествий и стремление родителей приобрести дочке хороший чемодан выливается в большое неудобство.

Как его теперь затащить в поезд? Никто не помогает.

У Олеси чемодан такого же размера.

Поезд свистит.

Мы боимся не успеть и вместо того, чтобы сначала занести один чемодан вместе, а потом другой, мы отрываем себе руки, тянем чемоданы за собой и, вспотев, наконец-то оказываемся в поезде.

Следующая часть квеста – не пропустить свою станцию через два часа, а пока можно расслабиться с двумя огромными чемоданами, зажимающими наши ноги, в поезде, полном враждебных незнакомцев.

Будильник извещает о том, что наша станция уже близка, мы пересекли почти всю страну. Энсхеде находится на границе с Германией.

Мы проделываем снова те же танцы с чемоданами.

И снова никто не помогает.

Привыкаем.

На выходе с платформы стоит высокий, худой и лысый мужчина с бейджем – Джон. Это управляющий студенческой резиденции.

Он немногословен и разово улыбается нам.

Помогает толкать чемодан к фургону.

Олеся садится первой в фургон и последней на сиденье. Сиденье только одно. Я устраиваюсь на полу в кузове, передо мной два чемодана – в случае их падения мне прямая дорога в травмпункт. Вместо того чтобы прижать их ногами, я аккуратно отвожу ноги в стороны – боюсь запачкать свои новые белые сапожки и синюю легкую куртку, специально подобранные в России, чтобы выглядеть под стать европейкам. Никаких пушистых шуб – это я уяснила еще после первой поездки в Германию в двенадцать лет.

Кто бы знал, что Голландия начнется с сидения на полу в фургоне.

Нелегально.

 
                                            * * *
 

Управляющий показывает нам квартиру и уходит, оставляя нас на первом этаже с огромными, почти во всю стену, окнами. Три комнаты для студентов и одна общая со столом для приема пищи. У одной комнаты окно выходит на улицу, на ноги прохожих, так как с этой стороны комната, кажется, в полуподвале. У другой – на поле за домом и яркую странную фигуру двух людей, как будто разминающих спину. Соседа дома нет, его комната смотрит на нас глазами Синей Бороды. Ведь как это – жить в одной квартире с незнакомым мальчиком?

Холодно.

Неуютно.

Страшно.

Сыро.

Серо.

Тоскливо.

Кровать в моей комнате-полуподвале посередине. Зато на белом икеевском шкафу – красные маки-стикеры тянутся к небу. На них я задерживаю свой взгляд. Маки, кстати, очень живучи.

В животе снова заурчало: самолетный сэндвич типа «м-м-м» и половинка темной шоколадки – вот и весь наш обед и ужин. Оказывается, в этой Европе в воскресенье все вымирает – никого на улицах и негде поесть.

Прошлись по нашей улице, в первый и последний раз пешком. Сразу посмотрели всю жизнь за стеклом, за большим стеклом без штор. Чтобы не расплакаться, легли спать.

Что мы наделали?

 
                                            * * *
 

– Олеся, чего они так на нас смотрят? – говорю я, проглатывая комок полупережеванных мюсли. – Олеся, они еще и что-то говорят нам. Но вроде бы что-то приятное, улыбаются.

– Ксюша, не знаю, у них тут так принято, может. – Олеся пьет свое молоко и старается не смотреть в окно.

– Что за страна такая, без штор? Ну ладно шторы, но про тюль они тоже не слышали? – Я улыбаюсь и киваю «вам того же» паре голландских пенсионеров, проходивших по улице и внезапно остановившихся понаблюдать за нашим завтраком.

Может, у меня йогурт на губах?

Мы сидим в просторной комнате, наполненной со всех сторон светом. Свет этот попадает совершенно беспрепятственно на нас, на синий ковролин с огромными пятнами алкогольного происхождения и на выкрашенные в когда-то белый цвет стены.

Стол стоит посередине комнаты, в углу расположился маленький телевизор, которому так и не удастся привлечь наше внимание в дальнейшем. У стены – диван, отпугивающий от себя похлеще ковролина. Это «ливинг рум» нашего жилища на следующие шесть месяцев.

Идет наша первая неделя в стране без штор. И хотя мы уже обзавелись велосипедами, улочки с одинаково красивыми и ухоженными садиками, витражными окнами и отражающимся в них футбольными матчами нам кажутся чужими.

Конец января испытывает на прочность куртку родом из Дании, купленную вместе с мамой. Дания почему-то вызвала особенное уважение у нас с мамой, но я скучаю по своему русскому пуховику. А Олеся не скучает и смело им пользуется. Опять я слишком стеснялась чего-то.

Это один из первых завтраков, за которым нас обогрело солнышко, все остальные дни стоят непреклонны в своей хмурости и недружелюбности.

Мы делим квартиру с голландцем, у него наверняка самая хорошая комната, потому что моя комната с окном под потолком не может быть названа хорошей. Однако сам факт того, что эту уже и без того маленькую комнату не нужно делить с соседками, добавляет плюс сто очков комфорта.

Пакеты из магазинов то и дело перекашивают руль велосипеда, что уже привело один раз к картофельной аварии. Картошка изнутри прорвала пакет и просыпалась. Ей было мало захвата всей дороги вширь, она также попыталась подорвать или, скорее, сломить волю моей Олеси, прыгнув под шины. Пришлось останавливаться и, стыдливо озираясь, торопиться со сбором бунтовщицы. В наказание в этот же день мы сварили картофельный суп.

Наши дни состоят большей частью из разведывательной деятельности. В наших учебных листах значатся следующие дисциплины: разведка местности, геолокация – путь в университет, поиск кабинетов, магазинов, рынка и возвращение на базу; расшифровка иностранной речи при общении с преподавателями, куратором, продавцами и с лицами нашего же типа и возраста (обычно расшифровка не обходится без сверки данных на военном совете); продуктовое снабжение и облагораживание нашей квартиры – постепенно помимо еды появляются красные нежные полиэстеровые (самые дорогие из всего нами купленного) покрывала; если с отсутствием штор мы смирились, то в патриотичности покрывалам остались верны: куда это годится – садиться в одежде на пододеяльник?

Процесс облагораживания смешивается также с творческими дисциплинами и экономией – немного времени, и у нас на стенах уже красуются самодельные плоские картины, вырезанные из журнала National Geographic. Дабы придать картинам статуса, мы приклеили их на цветную бумагу формата A3. Получается вполне себе модерн арт с уклоном в детский сад.

Моя задумка с самой грандиозной картиной в зале над диваном дает сбой, и поезд, цельный на развороте, получает значительный ущерб прямо в своей сердцевине. На помощь приходит Олеся и два листа A3. К модерновому детсадовскому арту прибавляется апокалиптическая картина черного паровоза с красными зигзагами в середине конструкции.

Последний штрих – мы урезониваем диван новым покрывалом, диван принимает его сначала враждебно, а потом сдается, потому что мы теперь на диване сидим и не брезгуем. Мы победно оглядываем наше творение – результаты украшательства и уборки дают нам наконец-то ощущение дома. Большего дома, потому что голландский сосед почти никогда не бывает здесь, а мы родом из общаги.

Со шторами мы тоже справились: оказывается, если жалюзи оставить только наполовину открытыми, то днем эффект почти как от тюля.

Одно очко в пользу нас.

Два в пользу велосипедов.

 
                                            * * *
 

Нашим велосипедам всего лишь неделя, а мы уже успели два раза съездить снова к мастеру – то тормоза отказывают, то педаль отваливается. Велосипедам не неделя, конечно, а лет пять минимум.

В первый день после приобретения велосипедов мы поехали по карте к университету, выбрали самый долгий путь случайно. Волновались, смотрели по сторонам и на светофоры. Ехали мы с Олесей в один ряд, так что другим места и не оставалось, но улица была пустая.

Как вдруг после светофора навстречу нам вынырнули два велосипедиста на скорости, до которой нам еще было расти и расти.

Ехали они прямо на нас и что-то кричали. Мы спешно стали перестраиваться, я вообще в итоге съехала на обочину и остановилась.

Они еще что-то прокричали нам вслед, обидно голландское.

В этот же день мы подошли к приветливому преподавателю по стратегическому менеджменту и уточнили:

– Скажите, пожалуйста, каковы правила движения на велосипедах в Голландии?

– Хм… каковы правила. Да обычные, как у автомобилей, – весело сказал он, как будто мы его спросили, как хлеб есть – ртом или носом.

Обратно мы поехали по правильной стороне дороги, но все равно боялись.

 
                                            * * *
 

Мы вот уже почти второй год совершеннолетние, и казалось, что уже сполна познали жизнь в студенческом общежитии на Выхино. И хотя там комендант разрезает своими безупречно длинными и острыми ногтями студентов, которые не отрабатывают летом на благо общежития, жизнь там кажется намного проще и понятнее. Тогда как здесь мы как будто теряем не меньше чем пять лет от нашего совершеннолетия и снова одинаково зажмуриваемся, как от попытки поцелуя, от звука иностранной речи.

Наша студенческая группа часто меняется, ведь все разные предметы выбрали, но какие-то являются обязательными, а поэтому нам удается выделить ядро: два ирландца, чех и чешка, две бельгийки, много турок, несколько французов и очень много корейцев. Иногда попадаются русские, приехавшие получать двойной диплом. На парах мы молчим, как корейцы, понимаем чуть лучше их.

Ирландцев не понимаем вообще. Преподавателей понимаем лучше. Вводим табу на общение на русском дома. Исключение – завтраки, потому что утро дается Олесе сложно.

 
                                            * * *
 

– Кто-то стучится в дверь, слышишь? – кричит мне Олеся из ванной комнаты.

– Да ладно, кто бы стал стучаться, есть же звонок? – Сердце бьется, к нам еще никто не заходил, кроме хозяина.

– Открой, у меня голова мокрая! – Олеся снова кричит из спасительной ванной.

– Я тебя подожду, – упрямлюсь я.

– Ладно, пойдем вместе.

Мы открываем дверь, Олеся стоит с тюрбаном полотенца на голове.

– Привет! Я Рауль, а это Тимоти. Мы ваши соседи сверху. – На пороге стоят два парня: один бритый и пружинистый, а второй смуглый, с поднятым наверх черным чубом.

– Привет! Я – Олеся, а это Ксюша, мы из России, – говорит Олеся и улыбается.

– А вы откуда? – задаю я свой излюбленный.

– Из Нигерии.

– Из Индии.

Тишина, я не знаю, что нужно делать в данном случае, Олеся тоже.

– Мы пришли познакомиться, и если что нужно вам, не стесняйтесь, заходите на второй или четвертый этаж, – снова говорит Рауль, тот, что с чубом, из Индии.

– Спасибо! – говорю я и улыбаюсь снова.

– Чаю хотите? – вдруг предлагает Олеся.

– Да, с удовольствием! Вы, значит, тоже чай любите, как англичане? – спрашивает Рауль и проходит сразу в комнату. Хоть по коже Тимоти ничего и не видно, но я угадываю признаки внутренней красноты и смущения, он топчется на пороге и от этого сразу становится для меня более симпатичным.

– Показать вам нашу квартиру? – спрашивает Олеся из соображений вежливости. Я смотрю на нее с усмешкой, они же наши соседи, квартиры у них такие же.

– Я пошла поставить этот, как его… – запинаюсь я и мгновенно краснею, утыкаясь взглядом в неснятые ботинки гостей.

– Чайник, – подсказывает мне слово Рауль и лучезарно сверкает: – Я помогу вам освоить английский, это же мой родной.

Мне не нравится эта его ухмылка, но подсказка по бытовым приборам оказалась и правда к месту.

– Точно, сейчас мы везде с тобой пройдем и наклеим стикеры на все предметы, которые мы не знаем на английском, – восторженно делится своей идеей Олеся.

После неожиданного занятия английским мы садимся пить чай.

– А откуда ты из Индии? – спрашиваю я Рауля, потому что про Нигерию прямо совсем ничего не знаю.

– Я из Дели, но родился в Мумбае, это на море. Знаешь, Индия очень большая, не то что все ваши европейские страны, – снова бахвалится Рауль.

– Ну уж поменьше России, – решаю сбить с него спесь я.

– Индия – одна из самых больших стран в мире! – повторяет Рауль и начинает смеяться надо мной.

– Россия – самая большая, о чем ты, – подхватывает Олеся.

– Большая, да не больше Индии, – уже злится Рауль.

– Рауль, успокойся, Россия и правда больше Индии, – тихо говорит Тимоти.

– Вы думаете, я географию не знаю? – повышает голос Рауль.

Я не понимаю, он сейчас прикалывается или говорит серьезно.

– Тебе карту показать? У меня висит в комнате, – злюсь и я.

– Давай.

Мы все поднимаемся и большими шагами идем в мою комнату.

На стене у меня висит карта мира с центром в Южной Корее, я знаю, кто жил здесь до меня.

Я обвожу красным ногтем с облупившимся лаком границы России, а потом тыкаю в Индию.

Рауль молча смотрит, оглядывается на Тимоти, тот пожимает плечами – чем еще можно помочь другу, который так влип перед девчонками, которых они шли покорять первыми, пока никто не успел?

Я переглядываюсь с Олесей.

«Не так уж прямо тут все умнее нас», – думаю я.

 
                                            * * *
 

Наша первая вечеринка проходит у соседок-бельгиек. Общаюсь я мало, больше улыбаюсь и прикладываю к губам пиво, купленное для маскировки. Это вывод из моих последних классов школы и первых курсов университета: если ты не пьешь и не куришь, знакомства заводятся сложнее, люди к тебе подозрительнее, считают зазнайкой.

Здесь нами впервые выбрана стратегия «не выделяться», поэтому мы покупаем несколько бутылок пива и держим их в холодильнике, пока не наступает время вечеринок. Тогда мы берем свои четыре на двоих и проводим с ними не меньше трех-четырех часов.

Я общаюсь с чехом, с турком, с бельгийками. Встречаю француза. Он невысокого роста, черты лица выточены карандашом, что-то притягивает меня к этим французам однозначно.

– Ты откуда именно из Франции? – со знанием дела спрашиваю я, я уже знаю код таких разговоров.

– Что? – спрашивает он. Мы на балконе. У него небольшая щетина, на шее кулон, черная футболка обтягивает ребра.

– Откуда ты? – уже смущаюсь, диалог подвисает, говорю громче, чем нужно, и он морщится, слишком громко бывает даже больно, вспоминаю я.

– Я из Франции, а ты откуда? – немного выкрикивает, но не как я, не в ухо.

Знаю я, что из Франции, ведь обсуждали сегодня на «Введении в историю Нидерландов».

– Из Москвы, а откуда из Франции? – снова решаюсь я.

– Что?

На балкон вышло еще несколько человек, нас потеснили, он закуривает и улыбается.

А я в панике ищу выход с балкона.

Неужели я так плохо говорю, что он не может разобрать и этого легкого вопроса.

– Ничего, – улыбаюсь я, главное – не заплакать.

Он вдруг выдает мне какую-то длинную фразу, я киваю, но почти ничего не понимаю.

Для меня теперь страшна пауза, потому что я не знаю, что мне сказать, я ведь ничего не поняла.

Он заканчивает говорить и смотрит на меня вопросительно.

– Прости, я замерзла, – с этими словами я пытаюсь улизнуть в толпу, прочь с этого балкона.

– Ноу воррис, си ю!⁶ – кричит он мне, а я уже пробираюсь по комнате, главное – успеть свои слезы донести до нашего первого этажа.

Олеся разговаривает с чехом и смеется, чех тоже смеется.

Ей хорошо, она отлично разговаривает и все понимает.

Это знание больно жжет грудь: никакого тебе эльфийского леса без языка, дура, какая же дура!

Я сбегаю на лестницу, еще рывок – и я на улице, теплая жидкость из глаз сразу морозит щеки.

 
                                            * * *
 

Олеся каким-то образом углядела мой побег и вышла следом на улицу. Мы в одних кофтах, хотя на улице сильный ветер. «Хорошо хоть не в носках тут ходим, а в обуви», – первый раз думается мне.

Олеся идет за мной, а я от нее, чтобы не видела, как я плачу, перед ней это будет в первый раз, стыдно.

– Ксюша, что случилось? Ксюша, да постой же ты! – Она взволнована и напугана.

– Олеся, я не понимаю английский! Не понимаю, не понимаю, ни черта не понимаю! Зачем я приехала? Что я буду делать? – Губы трясутся, я почти уже зашла за угол, чтобы никто на балконе не мог меня увидеть.

– Ксюша, все хорошо будет, я тоже не понимаю, – тихо говорит Олеся.

– Ты понимаешь, ты можешь общаться, я – нет!

Зачем она врет мне? Она всегда лучше знала английский, лучше все понимала, хоть бы не врала.

– Мы справимся, Ксюша, я помогу тебе, все будет хорошо… – вдруг Олеся понимает, что нет смысла настаивать на моем знании, обнимает меня.

Я успокаиваюсь, но мы уже не возвращаемся – идем домой, смотрим сериал «Друзья» и ложимся спать под звуки неудавшейся вечеринки. Наши две оставшиеся бутылки пива одиноко озираются на столе у соседок.

 
                                            * * *
 

Через несколько дней к нам постучались девочки из Москвы, приехавшие из нашего университета, но по другой программе. Они жили в нашем здании на четвертом этаже. Мы несказанно обрадовались знакомству с ними, как в новом классе радуешься своему знакомому из детсада, хотя имени его и не помнишь. Обе девочки были невысокого роста, их обеих звали Светами.

Одна была блондинкой, с завитыми искусственно волосами, накладными ресницами и пухлыми губами, а вторая – темноволосая, с большими квадратными очками и мешковатой одеждой.

Мы попили чай, быстро и очень эффективно перемыли косточки нашим знакомым преподавателям. Прошли тест на злословие, и девчонки пригласили нас на следующий день на вечеринку. Чтобы добавить веса, блондинистая Света заметила, что на вечеринке будут итальянцы. Данная заметка не повлияла бы на нас, живи мы сколько-нибудь дольше в Голландии, чем одну неделю. Впрочем, заметка выдавала новичков и в Светах.

Выбор одежды на каждую вечеринку был мучителен, а в этот раз и того хуже – мы идем на вечеринку к русским девчонкам, но в Европе, надо же как-то совместить стиль и невзрачность.

Примерив несколько вещей, я решила, что моя леопардовая облегающая кофточка с декольте, которую мне подарили родители на прошлый Новый год, вполне подойдет под стиль, а джинсы – под невзрачность. В макияже я придерживалась того же подхода – накрасив ярко глаза коричневыми тенями, как учили на упаковке, я оставила губы без помады, а волосы зачесала назад и скрепила невидимкой.

Олеся тоже готовилась тщательно, мы понимали: итальянцы в качестве гостей и русские в качестве принимающих – это серьезная задача. Осталось взять вечное заготовленное пиво, обуться и пройти по заветным ступенькам на четвертый этаж.

 
                                            * * *
 

Дилетанты ждали в семь, дилетанты пришли в семь. Светы всерьез волновались, что в назначенное время появились только мы. Но волнения своего не выдавали, потому что они приехали за неделю до нас и уже могли нас поучить чему-то. Мы открыли свое пиво со вкусом лимона и с отчаянным названием – «Десперадос», сели на диван и начали рассматривать их квартиру, в точности повторяющую нашу квартиру, с идентичной мебелью, синим ковролином, пропитавшимся разлитым пивом, вином, супом, сальным диваном и широким неуютным столом-партой.

Девочки поставили стол в центр и присоединили к нему еще один письменный стол из чьей-то спальни. Разницы в наших квартирах сильной не было, они поддерживали чистоту, как могли, в том, что им досталось. Одно только отличие было – в том, что они не попытались украсить стены самодельными картинами из журналов.

Время и разговоры тянулись – четыре русских девушки, беспрестанно поглядывающие на часы в ожидании веселой европейской вечеринки. В домофон позвонили, блондинистая Света вскочила с дивана, громко поставила пиво на не покрытый ничем стол и поспешила открыть.

– Фабрицио, заходи, дорогой! – радостно крикнула она в трубку, повернулась к другой Свете и подмигнула. Света-брюнетка в двух словах объяснила нам, что это и есть их друг-итальянец, и умчалась на кухню.

Какие они, эти итальянцы? Сколько их? Наверное, красивые, – пронзительно переглядывались мы с Олесей в ожидании «белла» и «граци».

– Привет, девчонки! – группа из четырех парней, весело выдыхая велосипедной свежестью, втискивается в узкий проход. Я всматриваюсь в итальянцев: они смуглые, у всех черные волосы, все очень разные по комплекции и по чертам лица. У меня захватывает дух, я напыщенно смеюсь чему-то, что сказала Олеся, и делаю крупный глоток своего «Десперадос», чтобы показать свое безразличие.

Мы забились в самый угол комнаты и теперь не знаем, должны ли мы встать и подойти к этим ребятам или продолжать сидеть, проявив свое достоинство и совсем не проявив свой стыдный интерес. Я шепчу Олесе, пытаясь посоветоваться на этот счет, но дело решается быстро – я забываю, ведь в Европе не принято разуваться, ребята уже напротив нас.

– Привет! Меня зовут Фабрицио, – широко улыбается первый, его лицо похоже на симметричную красивую маску: широкие скулы, идеальная улыбка с белыми зубами, смеющиеся глаза, черная бровь модно пробрита в середине, прямая короткая стрижка. Он среднего роста, в обтягивающих джинсах и обтягивающей же футболке, показывающей всем, что он спортсмен, на запястье кожаный черный браслет.

– А я Муниб, – улыбается следующий за ним итальянец. Этот итальянец выглядит совершенно по-другому: большой и широкий нос, яркие глаза под широкими же бровями. Улыбка белоснежная, но зубы неровные. В его лице присутствует мягкость и тепло, как будто Фабрицио был нарисован холодными красками, а Муниб теплыми, солнечными. Из-под фиолетовой футболки у горла выглядывает горло другой, оранжеватой футболки, ниже – широкие серые штаны, немного болтающиеся, но без намерения оголить боксеры.

Двое других ребят остановились у Свет и что-то с ними обсуждают.

– Откуда вы? – задаю я вопрос и улыбаюсь. В моем животе все свернулось, пиво я подношу к закрытому рту, опрокидываю бутылку и снова отношу ото рта, мне нужно какое-то занятие, чтобы не сбежать прямо сейчас, но выпить пиво слишком быстро я не могу, тогда придется искать альтернативу. Олеся тоже улыбается, но хотя бы не притворяется, что пьет, – железные нервы.

– Из Италии, Сицилия, – пропевает Фабрицио, я снова смотрю на него, он настоящий кот. Светится и гордится Сицилией, собой, и если никто не хочет его погладить, он с удовольствием сам себе окажет такую услугу.

Так, так, так, Сицилия – это верх или низ сапога, я что-то слышала же про нее, ну же, Ксюша, давай, скажи что-нибудь.

– А я из Омана, – тихо и осторожно говорит Муниб, взгляд его фиксируется на нас, он пытается что-то понять прямо сейчас. Мы проходим какой-то тест, но какой? – Наверное, вы не знаете, где это, – замечает он даже радостно. – Это рядом с Дубаем.

– Дубай! – вскрикиваю я. – Я знаю, у меня сестра туда ездила отдыхать, ей очень понравилось!

Я ухватилась за свое знание и даже могу что-то рассказать, что говорила сестра, но вряд ли им интересно, что там можно недорого купить норковую шубу отличного качества. Так, так, что еще она там говорила?

– Правда? – Муниб удивлен и, кажется, рад.

Конечно правда, что же мне рассказать про Дубай?

– Расскажи нам про Оман больше? – выпутываюсь я. Если он будет рассказывать, то нам не надо говорить, а можно просто кивать и изредка поддавать еще вопросы, чтобы подогревать беседу.

Муниб начинает рассказывать, он говорит четко и не очень быстро, вероятно, он уже понял, что мы не очень уверены в нашем английском. Я восхищена тем, что я что-то понимаю. Я улыбаюсь, и улыбаюсь, и улыбаюсь, скрывая напряжение моего слуха, нервы. Олеся тоже. Фабрицио явно разочарован моей реакцией на какой-то Оман и пытается разговорить Олесю. Она же была когда-то в Римини.

Рассказы про Оман и Сицилию останавливаются, к нашему неудовольствию.

– А вы чему учитесь, на сколько приехали сюда? – задает вопросы Муниб, так же ласково смотрит при этом на обеих.

– Мы приехали по обмену, – выпаливаю я заготовленные фразы. – Мы учимся маркетингу, приехали на полгода. И еще нам пока тяжеловато с английским.

– Девчонки, не переживайте совершенно, – опять улыбается Муниб, он точно не кот, не Фабрицио. Несмотря на то что он невысокий, его добродушие напоминает мне какое-то большое животное: его пухлые губы, растягивающиеся без промедления в улыбке, его немного надавливающие на глаза веки и брови – он похож на верблюда, точно!

– Мы вам поможем, главное – практика. Говорить и тренироваться. Да, Фабрицио? – Муниб хитро переглядывается с Фабрицио, тот довольно кивает.

Разговор прерывается приездом новых гостей. К этому времени гостевая комната по обе стороны стола наполнилась людьми, на столе уже видны первые пролитые капельки вина и первые оставленные кем-то пластиковые стаканчики, судьба которых – потеряться.

В квартиру входят три высоких парня и один пониже. Парни очень быстро привлекают внимание всех гостей, разговоры становятся тише, мы слышим наши имена.

– Ксюша, Олеся, идите сюда, познакомьтесь с ребятами, они тоже русские, – зовет нас блондинистая Света, она расцвела, настоящая светская львица – владелица салона, ее вечеринка – успех. Зовет она нас так, как будто прибыли высокопоставленные гости и их надо чем-то развлечь, а для этого у нее припасены русские девчонки.

Мы подходим и здороваемся, даже необычно говорить на русском языке, все напряжение тут же улетучивается. Русские парни очень высокие и широкоплечие – занимаются каким-то спортом или просто качаются. Они выглядят так, как иностранцы часто себе представляют русских мужчин. Волосы светло-русые, глаза светлые, красивые лица с высокими лбами и прямыми носами. Эти парни определенно привлекательны, но что-то в этой привлекательности настораживает – наверное, то, что они взрослее.

– Ну что, девчонки, скучали тут, пока мы не пришли? – говорит один из них на русском, самый высокий. Мы стоим в центре комнаты, но к нам никто не присоединятся из иностранцев.

– Эм, да, мы пока еще не освоились, на русском говорить куда легче, – говорю демократично я.

– Ой, да научитесь, это-то не беда – беда, что эти европейцы нормально и веселиться-то не умеют, – говорит другой, отмахиваясь. – Вы надолго приехали? Откуда приехали?

– Из Москвы, – говорит Олеся. – Мы здесь на той же специальности, что и девочки, но уезжаем через полгода.

– А, москвички, значит! Москвичек мы любим! – заявляет третий, и нам становится не по себе от его фразы. Голоса у всех троих глубокие, они совсем не похожи на тех ребят, с которыми мы только что болтали, их манера более уверенная, они не стесняются, они короли здесь.

Я чую рыбалку – эти готовы только к крупному улову, приветливая беседа или обмен контактами в «Фейсбуке» их не устроит.

– А вы что тут делаете? – чтобы понять хотя бы немного, откуда от них исходит такая уверенность, решаюсь выяснить я.

– У нас бизнес здесь, мы здесь уже давно живем, – коротко и тоже заготовленно отвечает мне самый высокий.

– А какой бизнес? – не отстаю я.

– Света, что у вас тухло тут как, – оставляет меня без ответа высокий. – Что у тебя заготовлено для гостей выпить?

Света округляет глаза, хочет что-то спросить, но не решается и уходит на кухню за выпивкой.

– Ребята, поедем, что ли, отсюда? Обещали зайти – зашли, – говорит высокий остальным.

Мне жалко Свету, она им сейчас ищет выпивку на кухне, а они уже обсуждают, как уехать. В то же время мне непонятно, почему им скучно, и меня это тоже задевает.

Как же так, вот стоим мы, красивые девчонки, а они даже не пытаются быть галантными с нами.

Совсем не так приятно с ними, как с прошлыми собеседниками, хоть и приходилось говорить на английском.

– Девчонки, поехали с нами! – пытается получить выгоду от своего приезда тот, которому нравятся москвички. – У нас там весело. – Он подмигивает мне. – К тому же банька есть, то-се. Попаримся, дом стоит у самой реки, еще и покупаться сможем.

– Да, девчонки, если хотите, поехали, – вспомнив про нас, говорит их лидер, тот самый, высокий. – У нас и виски хороший есть.

Я растерянно смотрю на Олесю. Ребята, конечно, красивые, но их поведение вызывает недоумение, а события развиваются слишком уж быстро. Стоит ли ехать, интересно ли там будет? Да и куда ехать, даже непонятно.

Олеся выразительно на меня смотрит, я понимаю, что мою растерянность она не одобряет.

– Нет, ребята, спасибо, нам завтра на рынок ехать, покупать для дома кое-что, вставать рано надо будет, – говорит Олеся твердо и смотрит на меня еще выразительнее.

– Да, спасибо за предложение, может, как-нибудь в другой раз? – снова включаю дипломата я. Зачем, собственно, включаю? От ребят исходит какая-то опасность. Я чувствую ее на уровне интуиции. Худой мир, худой мир, не задеть достоинство этих мужиков-павлинов.