– Всё. Староста, определи его там.
– Да, господин управляющий. Айда, паря, тебе как, только спать, али ещё чего охота?
– Пожрать тоже стоило бы, – рассмеялся Гаор, – а если ещё чего дадут, то отказываться не буду.
– Тады айда.
С хохотом, шутками и подначками всей толпой они пошли по поселковой улице. Наступало краткое, но самое сладкое время вечернего отдыха.
Аргат
«Эхо – свободная газета свободных людей»
Осень
3 декада, 6 день
Свою редакцию они прозвали «жёлтым домом» не случайно. Конечно, любая редакция – психушка, хотя бы потому, что нормальным журналистом может быть только законченный псих, но если газета хочет быть независимой, то степень психованности возрастает в геометрической прогрессии.
– А гонорары уменьшаются в той же прогрессии.
– А они бывают? Я лично уже забыл, как это выглядит.
– Кервин, новый штраф.
– Где? Нет, этот мы уже оплатили.
– Так какого аггела он валяется на столе, а не подколот?
Обычная редакционная суета, как каждый день, но… но пора бы посланцу и вернуться. Обещал прийти сразу, как приедет, сроки, разумеется, не оговаривали: ведь никто не мог предсказать, насколько затянутся поиски, удастся ли организовать встречу… Конечно, адвокат молодец, но…
Занятый множеством мыслей и дел, Кервин как-то даже не сразу заметил, когда в редакционную суету, сутолоку и гомон вошёл молодой мужчина в больших очках с портфелем, на котором красовалась эмблема «Лиги Юристов», и обнаружил его уже усаживающимся на стул для посетителей перед своим столом. Вернее, Моорна, скандалившая по поводу урезания площади театрального обзора, сердито обернулась на пришельца и замерла, полуоткрыв рот и замолчав на полуслове.
– Ну?..! – выдохнул Кервин.
– Совершенно верно, – склонил голову Стиг Файрон, – разумеется, я согласен с вашими аргументами и могу присовокупить к ним…
– Ради Огня, – простонала Моорна, – он жив?
– Да им стенку прошибить можно, – весело ответил ей Стиг. – Тебе отдельная благодарность, твоё печенье особо понравилось.
В образованный шкафами закуток, изображавший кабинет главного редактора, вошел Арпан. А за ним втиснулся и Туал. Стало не повернуться и не продохнуть.
– А в лавке кто остался? – процитировал старинный анекдот Стиг.
– Все остальные, – ответил Туал. – Как съездил?
– Весьма плодотворно. Всем привет и пожелание туда не попадать, – очки Стига насмешливо блестели, он явно наслаждался. – Просил предупредить, что тамошний климат вреден для здоровья, особенно кожных покровов спины и некоторых других, безусловно, важных частей тела. Моорна, не красней, я выразился достаточно ясно, но абсолютно прилично, каждый понял в меру своей испорченности, о каких именно частях я упомянул.
– Стиг, ты можешь говорить нормально? – прервал его речь Кервин.
Стиг стал серьёзным.
– Теперь могу. Но мне на это понадобилось время.
– Когда ты приехал?
– Декаду назад.
– Скотина! – негромко взревел Арпан. – Как мы договаривались? Забыл?!
– Ни в коем случае, забывчивый адвокат не профессионален и некомпетентен. Но наш общий друг кое-что поручил мне, и я первым делом занялся именно его поручением.
– Что?
– Поручение?!
– Поручение клиента – дело жизни и долг чести для адвоката. Проделав определенную подготовительную работу, я смог приступить к его выполнению.
Стиг Файрон открыл свой портфель, выудил из кучи бумаг белый конверт, в которых обычно приходят в редакцию рукописи, но без адреса и не заклеенный, и протянул его Кервину.
– Вы ведь главный редактор, не так ли?
Кервин ошалело кивнул.
– Значит, это вам.
Кервин открыл конверт. Там лежали два густо исписанных с обеих сторон больших блокнотных листа. С первого взгляда он узнал мелкий, необыкновенно чёткий почерк Гаора. Письмо?! И только где-то на третьем абзаце он понял, что читает не письмо, а вполне законченную статью.
Как-то незаметно Арпан и Туал подошли и встали с обеих сторон Кервина, читая вместе с ним. Правда, Туалу для этого пришлось присесть почти на корточки, и Кервин, не отрываясь от чтения, подвинулся, давая ему место рядом с собой.
Прочитав первый лист с обеих сторон, Кервин передал его Моорне.
Стиг молча сидел и ждал. Сейчас они прочитают, будет первый взрыв эмоций, перечитают, и тогда начнётся уже серьёзный разговор. Ему самому понадобилось три прочтения. Этим профессионалам хватит двух. Если они профессионалы. Но и второго оказалось не нужно.
Дочитав и передав Моорне второй лист, Кервин посмотрел на Стига.
– Там есть пробелы…
– Совершенно верно. Мой… клиент, поручил мне проверить в архиве Ведомства Юстиции некоторые номера, даты и уточнить детали, поскольку не хочет подводить редакцию уважаемой им газеты под статью о диффамации, на обыденном языке клевете.
– И?..
– И первичная проверка подтвердила действительность изложенных в тексте фактов.
Стиг достал из своего портфеля второй конверт и протянул его Кервину.
– Здесь необходимые выписки.
– Спасибо.
Кервин мгновенно понял и принял игру, и теперь они говорили так, что если кто-то непосвященный и пытался их подслушать, то ничего, компрометирующего редакцию и Стига, сказано не будет.
– Разумеется, мы используем материал, предоставленный нам вашим клиентом. Но несколько вопросов.
– Разумеется.
– Вопрос авторства?
– Текст был написан при мне, сразу набело, вы видите его таким, каким его получил я. Тайна имени клиента охраняется законом, Кодексом Лиги Юристов и Коллегии Адвокатов.
– Как и тайна псевдонимов, – подхватил Кервин, – Кодексом Союза Журналистов.
Арпан, Туал и Моорна одновременно кивнули.
– Мой клиент предоставляет редакции право на внесение любых необходимых изменений, – Стиг вздохнул и продолжил тоном человека, несогласного, но вынужденного подчиняться, – включая и изменение авторства.
– Ну, это лишнее, – спокойно сказал Кервин, – разумеется, лёгкая правка необходима.
Моорна негодующе дёрнула плечом, но Кервин остановил её строгим взглядом, взял второй лист и аккуратно зачеркнул в подписи «и», поставив сверху «е».
– Моорна, у тебя самый хороший почерк, возьми статью и дополнения, перепиши, заполни пробелы, и оба экземпляра ко мне, – Кервин говорил спокойно и деловито, будто ничего особенного, необычного не происходит, – сделай это сейчас, пожалуйста.
Помедлив не дольше мига, Моорна кивнула, взяла оба конверта, бумаги и вышла.
– Сразу в печать? – удивлённо спросил Стиг.
– Текст стоит того, – ответил вместо Кервина Арпан.
– Безукоризненно, – согласился Туал. – Черновики не забыли уничтожить?
– Черновика не было, – усмехнулся Стиг, – я же сказал. Этот текст был написан прямо при мне, в моём блокноте.
– Невероятно.
– Но действительно.
– Держать такой текст в голове… – Арпан даже вздохнул.
– Но это единственное место, которое нельзя обыскать, – усмехнулся Туал.
– Да, – кивнул Стиг, – но его можно прострелить.
– Он представляет, какая это бомба?
– Мой клиент, – Стиг усмехнулся, – достаточно образован и интеллигентен для такого понимания. Да и его жизненный опыт кое-чего стоит.
– Да, – Туал снял и протёр очки, – его опыту не позавидуешь. Но где там он смог добыть такой материал? Не представляю.
– Вы о моем клиенте или о нашем друге? – спросил Стиг.
Туал, Арпан и Кервин одновременно вскинули перед ним кулаки с оттопыренным большим пальцем в знак восхищения. Стиг изобразил поклон самодовольного артиста.
– Так как там наш друг? – спросил после недолгого молчания Арпан.
Стиг уже открыл рот, но Туал остановил его.
– Подождём Моорну.
– Шум будет большой, – сказал Кервин.
– Разумеется, – кивнул Стиг.
– Фитиль пушечного калибра, – ухмыльнулся Арпан.
– Фитиль? – изобразил непонимание Стиг.
Ему в три голоса стали объяснять, что называется в журналистской среде «фитилём» и каковы легенды о происхождении этого термина. Стиг слушал, проявляя самый живой интерес и задавая подходящие вопросы, когда разговор грозил затухнуть. И время пройдёт незаметнее, и ему, в самом деле, интересно. Раз он начинает заниматься проблемами этой среды, то знание профессионального жаргона, безусловно, необходимо.
Когда Моорна принесла готовый текст, мужчины с жаром обсуждали проблемы, уже весьма далекие от источника беседы.
Кервин взял переписанный Моорной текст, быстро просмотрел его и удивлённо вскинул брови, увидев подпись: Моорна скопировала получившийся вариант. «Никто», превращённое в «Некто».
– А что? – сразу сказал Туал. – Оригинально.
– Да, – согласился Арпан, – имеет смысл так и оставить.
– Хорошо, – Кервин надписал «в номер» и вышел.
Они слышали, как он разговаривал, обсуждая, что и куда сдвинуть, а что убрать и перенести в более поздние номера.
– Пойдёт в завтрашнем номере, – весело сказал он остальным, вернувшись в закуток, – сейчас уберём только и свалим. Тут рядом есть уютное местечко. Посидим, отпразднуем фитиль, а заодно ты нам и расскажешь.
Выписки Стига он вложил обратно в конверт, надписал его: «К статье о краже в Храме (науки)» и вложил в одну из своих громоздившихся на столе папок.
– Не потеряется? – усомнился Арпан.
– Никогда. Думаю, через два-три дня нам это понадобится. Стиг…
– Юридическая поддержка обеспечена, – кивнул Стиг.
– Отлично.
Кервин полез в нижний ящик своего стола, долго там копался, приговаривая, что она же должна быть тут, потом вспомнил, что засунул её в другое место, и начал рыться в шкафу. И, наконец, извлёк металлическую чашу на трёх ножках для ритуальных возжиганий, обязательную, как портрет Главы, принадлежность любой организации.
– Кервин… – изумилась Моорна.
– Правильно, – сразу понял Туал, – воздадим Огню Справедливому и избавимся от улики.
Кервин установил чашу у себя на столе, скомкал и положил в неё исписанные характерным мелким чётким почерком, как никто не умел в редакции, большие листы, явно вырванные из адвокатского блокнота, потому что на них красовались гриф Коллегии Адвокатов и личная надпечатка адвоката Стига Файрона, и поджёг их. Четверо мужчин и женщина встали, образовав тесный круг, и молча глядели на пламя, в котором обугливалась и превращалась в хрупкие чёрные комья статья их коллеги и друга, Гаора Юрда, а ныне раба номер триста-двадцать-один-дробь-ноль-ноль-семнадцать-шестьдесят-три, выбравшего своим псевдонимом страшное определение: «Никто».
Когда листы догорели, Кервин тщательно размял их в мельчайшую пыль и вышел вытряхнуть пепел и промыть чашу.
– Как он там? – спросила Моорна Стига.
– Кервин подал хорошую мысль, – улыбнулся Стиг, – посидим и поговорим спокойно.
– Да, – сказал, вернувшись, Кервин. – Стиг, у нас есть полпериода.
– Ну, за это время можно столько успеть! – рассмеялся Туал.
– Сколько бы ни было, всё наше, – весело ответил Арпан.
Стиг посмотрел на часы и кивнул.
– Полпериода приемлемо, и мне надо будет бежать.
– Нам тоже, – в тон ему ответил Кервин.
– Больше полупериода на личную жизнь редактор не даёт, – пожаловалась почти всерьёз Моорна.
– Что является безусловным нарушением трудового законодательства, если в вашем контракте не оговорены именно такие условия, – ответил ей Стиг.
– Хорошая идея, – сразу подхватил Кервин, – надо будет пересмотреть контракты с этой точки зрения.
– И оговорить в нём обязательность гонорара, – горячо согласился Арпан.
– Аванс ты получил, – возразил Кервин.
– Позавчера. А вчера уплатил за квартиру.
– И тебе хватило?! – бурно изумилась Моорна. – Завидую!
Под этот разговор они прошли сквозь редакцию и спустились в подвал. В доме тесно набились редакции и всевозможные мелкие конторы, и потому подвал был странной смесью цехов, складов и забегаловок, где с одинаковым успехом можно было поиграть в любые законные, полузаконные и незаконные игры с любыми ставками, основательно поесть, быстро перекусить, напиться, подраться и уладить ещё массу самых разнообразных дел. В том числе и посидеть тесной дружеской компанией, в которую никто и не попробует втереться без приглашения. Главное – не ошибиться с местом.
Все отлично понимали, что никаких подробностей поисков и организации встречи в рассказе Стига не будет, но это их особо и не интересовало. Главное – добыть информацию, а как? Это уже твоё дело, твоей изворотливости, сообразительности и прочего.
– Как он?
– Держится. Выглядит здоровым. Работает шофёром, – Стиг усмехнулся, – пропах бензином, оброс. Помните, каким он был тогда? А теперь борода, усы. Волосы до бровей, так что клейма не видно. Одет… по погоде. И практически неотличим от остальных… таких же.
– С его хозяином ты не общался?
– Зачем?
– Ну, попросить как-то изменить условия, скажем, в питании, – предложил Арпан.
– Он не выглядит голодающим. От сигарет он отказался, сказал, что рабу такие дорогие не положены и у него могут быть неприятности, если найдут при обыске.
– Его обыскивают? – ужаснулась Моорна. – Он в тюрьме?!
– Нет, – Стиг поправил очки, – это не тюрьма, но обыски и телесные наказания, как я понял из его слов, жизненная норма. Я попытался дать ему гемов. Он взял немного мелочи, сказал, что купит себе в рабском ларьке еды и сигарет. Дело в том, что наша беседа заменила ему обед.
– А печенье?
Стиг не очень весело улыбнулся.
– Съел, пока мы беседовали. По той же причине: не положено, найдут при обыске – выпорют. Там, скажем так, своеобразная интерпретация правовых аксиом. Например, всё неположенное считается, как я понял, украденным независимо от источника приобретения.
Моорна молча покачала головой, в глазах у неё стояли слезы.
– Как он выдерживает это? – пожал плечами Арпан. – При его гордости, стремлении к независимости…
Стиг кивнул.
– Держится он великолепно.
Об истерике Гаора Стиг решил не говорить. Они помнят Гаора сильным. Пусть он останется таким и в его рассказе. И раз в поистине нечеловеческих условиях Друг сохранил разум, способность писать… Для этого нужны силы. Не мгновенное усилие, не вдохновенный порыв, а ежедневно, в каждый период, в каждую долю, в каждый миг… Ведь это – он не зря читал и перечитывал аккуратный, без единой помарки текст – это не могло быть импровизацией, это выверенная, многократно обдуманная, доведённая до совершенства работа. Нет, он голову под меч подставит в уверенности, что Гаор, тьфу ты, аггел копчёный, конечно, Друг, писал эту статью давно, переписывал, переделывал столько раз, что запомнил наизусть. А черновики… видимо, уничтожал каждый предыдущий вариант, не мог же он её целиком вот так держать в голове. Нет, это работа не дня, не декады, и даже не сезона. Понятно, что нервы стали ни к аггелу.
Кервин внимательно посмотрел на него.
– Что мы можем сейчас для него сделать, Стиг?
– Не дать пропасть впустую его труду, – ответил за Стига Туал. – Чтобы камень упал в воду, а не в болото. Чтобы пошли круги.
– Согласен, – кивнул Кервин. – Но это не камень, а бомба.
– Значит, надо использовать её взрыв с максимальной эффективностью, – сказал Стиг. – Закон не имеет обратной силы, судебные приговоры и решения юстиции не отменяются, значит, надо добиться новых законов, прекращающих действие судебных решений.
– Огонь нам в помощь, – усмехнулся Арпан.
– Огонь справедлив, – очень серьёзно сказал Туал, убеждённый атеист, зачастую шокирующий своим свободомыслием даже самых отъявленных радикалов.
Они подняли над столом стаканы, знаменуя принятое решение и конец передышки. У каждого было впереди ещё очень много дел и проблем.
Дамхар
Осень, 9 декада
Поздняя осень в Дамхаре – не самое лучшее время года. Затяжные дожди, ночные холода и заморозки, после которых дорога в ледяной корке, а для зимних шипованных шин ещё рано. Как-то очень тихо прошли проводы Небесного Огня на зимний покой. Ну, свозил он хозяев в храм на священнодействие, вечером долго мылись и парились в баньке, на рабской кухне ужинали опять пшёнкой, а потом долго пели протяжные негромкие песни, в которых он не понимал практически ни слова, и потому вёл мелодию голосом, без слов. Правда, к его удивлению, Джадд после ужина не ушёл сразу, как обычно, к себе в сарай, а остался за общим столом. И даже подпевал. Тоже без слов. Звать никого из родичей он не собирался. Одного раза ему хватило. Если только мать… но как её позовёшь? Она наверняка в Ирий-саду, а туда ни живым ходу нет, ни оттуда мёртвым. Ладно. Пусть там ей будет хорошо.
Гаор сидел на ступеньках крыльца рабской кухни и курил, разглядывая серебристо-серый от лунного света двор. Последнее время он часто так делал: когда все уже легли, выходил на крыльцо и курил в одиночку. Сигарет у него теперь было много: в рейсах брал по хозяйской карточке. С умом, конечно, не наглея, но чтоб на две-три штуки в день хватало. Обычно к нему почти сразу подходил Полкан и с шумным вздохом укладывался у его ног, часто придавливая ему носки сапог своей неожиданно тяжелой головой. Гаор уже давно не опасался его. Вообще всё стало так спокойно и просто…
Стукнула дверь сарайчика Джадда, и оттуда вышла Цветна. «Надо же?» – со спокойным равнодушием удивился Гаор. Здесь, как и у Сторрама, постоянных пар не было. Во всяком случае, держались все на людях, никак не выделяя кого-то из остальных. Только Лутошка считался сыном Красавы и звал её маткой, а Малуша дочкой Большухи. А так… к нему самому сколько раз приходили то Жданка, то Балуша, то Басёна, а Куконя уже с лета ночует с Тумаком, то она у него, то он у неё. А Джадд что, не человек, что ли? Вышел и Джадд, и стоя в дверях своего сарайчика, молча смотрел, как Цветна идёт через двор, поднимается на крыльцо – Гаор, давая ей пройти, слегка подвинулся – и скрывается в дверях рабской кухни, откуда можно было пройти в коридор с повалушами, где по одному и по двое спали рабы и рабыни. Лучше, чем в посёлке, где все в одной избе вповалку. Если большая семья, то и на полатях, и на лавках, и на лежанке, ночью если выйти приспичит, то как ни шагни, кого-нибудь да заденешь.
Джадд закурил, с таким же спокойствием оглядывая небо и двор. Иногда их взгляды встречались, и тогда оба, не отдавая себе в этом отчёта, почти одинаково усмехались.
Гаор подумал, что на фронте именно такие спокойные лунные ночи были самыми опасными. Ночная бомбёжка – то ещё удовольствие! А при луне даже осветительных ракет или бомб не нужно: и так всё как на ладони, оружие блестит, резкие тени разрушают любую маскировку. Похоже, об этом же подумал и Джадд, потому что, когда их взгляды в очередной раз встретились, Джадд показал ему на небо, точными скупыми движениями изобразил самолёт и летящую бомбу и сделал резкий отрицательный жест. Гаор с улыбкой кивнул. Они одновременно докурили и ушли каждый к себе.
Гаор осторожно, стараясь ни на что не налететь, прошёл в свою повалушу, разделся и лёг. Натянул одеяло. Занавески на окно он не делал, и лунный квадрат чётко лежал на полу. Мысленно открыл заветную папку и нашёл лист с незаконченной статьёй под условным пока названием «Серый коршун». А то ведь и в самом деле, видеть эти машины все видели, и не раз, но если «чёрный ворон» или «воронок» всем известен и даже в песнях воспет, то про эту и не знает никто, кого там везут, куда и зачем. И что такое, когда «серый коршун» въезжает в посёлок. Ведь для экономии бензина раз кого-то привезли, то кого-то и увезут. Очень редко, когда только привозят. И прячься, не прячься – найдут, подведут, взрослому заломят руки за спину и наденут наручники, ребёнка просто ударят, а бить «зелёные петлицы» умеют, сам видел, и запихнут в машину, и всё. Только и отвоют вечером. Старика смертной, а молодого угонной… Переводы песен давались ему туго. Писал-то он на ургорском, а песни эти знал уже на склавинском. Без них статья здорово проигрывала, значит, надо не записать ургорскими буквами склавинские слова, тут он уже приспособился, а именно перевести, чтобы и смысл был, и чтоб не набором слов, а именно песней. И здесь, как в той статье, о Седом, пробела не оставишь, чтоб кто-то другой его заполнил. Тут его никто заменить не сможет. И даже помочь. Значит, надо.
Почувствовав, что слова начинают путаться, и боясь потерять записанное, Гаор заложил лист в папку и завязал тесёмки. Всё, на сегодня хватит, пора и, в самом деле, спать.
Впереди что? По декадам – так уже девятая осени, ну да, грудень в серёдке, а там уже первая декада зимы, это студень, первый месяц зимы. Это езда по зимним дорогам, предновогодний завоз и на склады выдачи, и управляющим, и на блокпосты. Через два дня ему в очередной рейс. На склады, оттуда по посёлкам и блокпостам и домой. Ничего сверх особенного. Разве только если в заведении… стоп! – сердито оборвал он сам себя. Один раз Жук рискнул. Ну, так будь благодарен и этому, и не загадывай. Загад не бывает богат. И вообще, спи, встают-то здесь куда как раньше, чем у Сторрама и в армии.
Он заставлял себя, запрещал самому себе думать об уехавшей с Жуком статье. Ну, довёз её Жук, ну, принёс в «жёлтый дом», а там… Забраковали, не захотели связываться с родовитой сволочью, Жук не нашёл в архиве подтверждения, скажем, дело засекречено, раз касалось оружия, а тогда печатать точно нельзя: за клевету газету и закрыть могут, а у этой сволочи связи в Тихой Конторе, и тогда печатать его писанину – это против Конторы идти, и, да, там ещё Королевская Долина, а это – тот ещё зверь, враг очень серьёзный, а сволочь оттуда и, судя по имени, наследник, так что… Или просто не понравилось, как написано! Или посчитали мелким, незначащим, да… да мало ли что? Ведь всё может случиться, он-то теперь знает, что невозможного, невероятного нет.
Гаор резко повернулся набок, лицом к стене, натянул одеяло на голову. Хотя в повалуше и не холодно, не особо холодно, но он всегда любил заворачиваться с головой, ещё в училище, да нет, ещё до того, в Орртене. Чтоб хоть так остаться одному.
И всё же… как там, в Аргате? А то отправил статью… как гранату в болото запустил. Видал он в Алзоне. Чавкнет, проглотит, даже кругов нет, и жди, пока там на глубине рванёт. А бывало, что и взрыва не слышно, так, колыхнется чуть и всё, и никаких следов, будто и не было. Алзонские болота так не то что гранаты, а мины и бомбы глотали, и ни хрена. Надо бы с Большухой поговорить, попросить чуньки для дома, а то опять ноги мёрзнуть стали, все, входя, разуваются, не будет же он один в сапогах. И гребешок ему нужен, маленький, для бороды и усов. Смотри-ка, всё щетина да щетина на лице топорщилась, а тут под праздник его опять дёрнули в гардеробную хозяйскую форму гладить, и он себя в зеркале увидел. Даже не узнал сначала. Стоял дурак дураком и за лицо себя щупал. Ведь точно и получилось, как тогда Бурнаш ему говорил. «Молодой, ещё обрастешь». И оброс. И борода, и усы. Был бы один, разделся бы и тело осмотрел, но не при Белёне же с Милушей, да и хозяйка зайти может, не говоря уж про хозяина. Так только, когда лёг спать, потихоньку, стыдясь самого себя, ощупался. Похоже, и там… не волоски, и не пушок, а завитками. Ну и… а что, чем плохо? Не мешает же. Ну, там он, конечно, расчёсывать не собирается, а усы и бороду стоит. Здесь у всех мужиков по два гребня. Побольше – головной, и маленький частый для бороды и усов. Делает их Тумак, много не возьмёт, сигарет с десяток, не больше.
Он старался думать об этих пустяках: гребешке, чуньках, запасной паре белья, что стоит с собой в рейсы брать, а то, скажем, в посёлке в баньке попариться и чистое надеть – куда как хорошо. Инструментальный пояс-патронташ надорвался, надо его Джадду дать, тому это не в труд, два шва прихватить. Ему здесь жить, о здешнем и думать, а как там в Аргате… До Солнца высоко, до Аргата далёко… Нет, хватит об этом, пошли круги, не пошли… загад не бывает богат… не гневи Судьбу…
День шел за днём. Рейсы, отдых, всякие мелкие радости и неприятности. Гаор заставил себя не думать о статье и Аргате, и это почти получилось. Тем более что в один из дней хозяин, придя, по своему обыкновению, рано утром в рабскую кухню, среди прочих распоряжений выдал совершенно неожиданное:
– Рыжий!
– Да, хозяин, – привычно вскочил Гаор.
– Лутошка теперь с тобой будет. Хватит ему где попало болтаться. Пусть к делу приучается.
Гаор даже растерялся и не успел уточнить: ему учить Лутошку только автоделу или ещё чему, как хозяин уже ушёл. Так-то Лутошка к нему в гараж иногда заглядывал, но особого интереса не проявлял. Не сравнить с Гардом, хозяйским бастардом, у того аж уши от восторга дрожали, что дали с машиной повозиться. Даже Трёпка заскакивала в гараж чаще Лутошки и глазела, полуоткрыв рот и вылупив глаза. Но велено Лутошку учить, значит, будем из Лутошки делать автомеханика и шофёра, а заодно, – быстро соображал Гаор, доедая кашу, – и грамотного. И где же ему бумагу взять? Ручка у него теперь есть: он же все бумаги сам в рейсах заполняет и оформляет, держит её в бардачке, а учиться Лутошка будет в гараже, так что ручка без проблем, а бумага… ладно, придумает.
Из кухни они вышли вместе.
– Давай, сынок, – напутствовала Лутошку Красава, – учись как следовает. А то мастер серчать будет.
– Джадда не позовёт, – хохотнул Сивко, – сам ввалит.
– Ввалю, – согласился Гаор.
Лутошка шмыгнул носом и промолчал. Что мастер всегда с-под-руки учит – так не нами заведено, не нам и менять. А рука у Рыжего тяжёлая. Как-то летом хозяина не было, мужики вышли на зады и постыкались немного, а потом и сам на сам бились. Так Рыжий всем навтыкал, и видно было, что не в полную силу бьётся, удерживает кулак. И приёмы всякие хитрые знает и хоть в схватке, хоть на кулаках, хоть… вовсе непонятно как. Но по нему никто и не попал даже, а от него всем досталось, и сам на сам, и против двоих и троих… «Лучше бы этому выучиться», – вздохнул Лутошка. И тут же подумал, что раз он теперь в учениках у Рыжего, то ежели попросить хорошенько…
В гараже Гаор начал с того, что заставил Лутошку заучивать названия всяких инструментов, награждая за каждую ошибку подзатыльником или отшвыривая неправильно поданную железяку в дальний тёмный угол и тем заставляя её разыскивать. Лутошка сопел, пыхтел и очень старался.
К обеду он перестал путать, подавал требуемое быстро и правильно, и Гаор кивнул:
– Пойдёт.
– Рыжий, – сразу осмелел и заговорил о заветном Лутошка, – а ты меня драться научишь?
– А тебе зачем? – весело хмыкнул в ответ Гаор.
– А чтоб как ты. Как дал кому, так тот сразу брык и кранты. Ну, как ты летось.
– Когда? – не сразу понял Гаор, а вспомнив, засмеялся. – Ну, это ещё не кранты, так, размялся малость.
– А я тоже так хочу.
– А это мало ли кто чего хочет, – мрачно огрызнулся Гаор, вспомнив, как его предостерегали у Сторрама от таких уроков.
Здесь он даже гимнастикой не занимался. Только в рейсах выкраивал время, загонял фургон в лес к какой-нибудь подходящей полянке или прогалине подальше от чужих глаз и в своё удовольствие разминался и тянулся по полной программе. Благо – земля под ногами, не бетон, можно и броски, и перевороты отработать. Конечно, обзавестись спарринг-партнёром было бы совсем не плохо, но вот как на такие уроки хозяин посмотрит? Тут тебе и «кобыла», и поруб, и все прочие удовольствия будут…
Лутошка понял, что время выбрал для просьбы неподходящее, и благоразумно заткнулся. Тем более что от непривычных запахов бензина и масла у него разболелась голова. Гаор поглядел на его побледневшее и сразу осунувшееся лицо и погнал узнать об обеде и попросить у Большухи каких-нибудь тряпок на обтирку. Лутошка с радостью кинулся выполнять приказ.
К радостному изумлению Гаора, Лутошка принёс не что-нибудь, а… газету! Гаор даже остолбенел. А Лутошка, явно не понимая, в чём дело, неуверенно сказал:
– Во, Рыжий, Мать сказала, что тряпок бросовых нет, велела в ларе взять, грит, хозяин их на обтирку пользовал. Пойдёт?
Гаор перевёл дыхание и кивнул.
– Пойдёт, вон, положи пока.
– Ага. И на обед сказали идти уже.
Больше всего Гаору хотелось отправить Лутошку на обед или ещё куда далеко и надолго, а самому закрыться в гараже и читать. Пожелтевшую старую газету. Но… он заставил себя вспомнить, что жрать-то хочется. И вообще… не теряй головы, сержант, прикрой тылы и следи за флангами.
За обедом Красава сразу спросила его, как Лутошка-то?
– Нормально, обвыкнет, – ответил Гаор и усмехнулся, поглядев на всё ещё бледного Лутошку. – Ничего, пацан, это у тебя от запахов, привыкнешь, всё нормально будет.
– Дух в гараже тяжёлый, это верно, – кивнул Сизарь, – как ты, Рыжий, выдерживаешь?
– Привык, – пожал плечами Гаор и добавил: – Бывает и хуже.
– Быват, – согласились с ним.
А Тумак подвел итог.
– Кажин знат, что всяко быват.
Курить на дворе было уже холодно, и Большуха их из кухни гнать не стала. Лутошке курить не дозволялось, но он как подручный у Рыжего остался сидеть с мужиками и слушать их разговоры.
– А заодно и к дыму приучится, – хохотнул Лузга.
Гаор бы лучше время послеобеденного отдыха провёл в гараже, читая газету, но вот так нарушить заведённое он не мог: жить по Уставу его слишком рано и хорошо приучили. Как всеми заведено, так и действуй. Ну, ничего, главное – газета уже в гараже, и есть ларь, где лежат старые газеты, и их можно брать на всякие хозяйственные нужды. А вот чистую бумагу для письма… а аггел, ну и дурак же он! Гаор раздавил крошечный окурок в черепке, который специально для этого ставили мужикам на стол, и встал.
– Мать, а обёрточная бумага где?
– А пошто тебе? – спросила мывшая посуду Жданка.
А Большуха ответила:
– А там же. Всю бумагу, какая не нужна, туда складываем.
– Ага, – кивнул Гаор, проигнорировав вопрос Жданки. – Лутошка, айда. Где ларь-то?
Ларь для газет и ненужной бумаги стоял в коридоре, отделявшем рабскую половину от хозяйской. Длинный, с простой не запирающейся крышкой, что очень понравилось Гаору, внутри он был разгорожен на несколько отделений, по сортам. Гаор с вожделением посмотрел на связки старых газет и журналов и достал большой, сложенный в восемь раз лист почти белой бумаги из-под какой-то давнишней покупки. Хорошо, что Старшая Мать запаслива. Так, и вот этой серой и мятой возьмём. И хватит пока.
Лутошка ничего не понимал, но вопросов не задавал. И только в гараже открыл рот.
– Рыжий, а пошто ты?..
– Обтирать этой будешь, – Гаор дал ему обрывок серой бумаги, – она мягче.
– А…
– Увидишь, – пообещал Гаор. – Всё в дело пойдёт.
Обычно дверь гаража он закрывал, не любит он с неприкрытой спиной работать, но из-за Лутошки – с непривычки пацан и в обморок грохнуться может – оставил её открытой. И теперь, чтоб сделать задуманное, приходилось действовать с оглядкой. А аггел, опять же сам дурак, обысков-то тут нет, чего он приносит из повалуши в гараж или из гаража вынесет, никто не следит. Так что…
Так и вышло. Закончили работу они обычной уборкой. Заодно Лутошка учился мыть пол из шланга.
– Рыжий, – попробовал, правда, Лутошка высказаться, – это ж бабская работа.
– Что?! – изумился Гаор и влепил Лутошке такую оплеуху, что тот отлетел в угол гаража и, больно шлёпнувшись спиной о стену, сполз на пол и остался так сидеть, глядя на Гаора не так даже с ужасом, как с изумлением.