Зина собрала шкурки и заглянула в пакет. Достала груши и протянула их Тиму.
– Они уже мягкие совсем, как скажешь?
– Да, – согласился Тим.
– Я их помою тогда сейчас. Катя, шкурки бери, выкинем их сразу.
Когда они вышли, Дим прислонился к боку Тима, уткнувшись головой ему в подмышку.
– Пап, а мне ты такой нож сделаешь?
Тим улыбнулся. Это была их давнишняя тема для разговоров.
– Это не игрушка, Дим. Только когда ты вырастешь.
– Такой, как ты?
Тим кивнул. Вошла Зина, неся в растопыренных пальцах ярко-жёлтые, как светящиеся, груши.
– Дай лоток, Дима, – попросила Зина, и Дим сорвался с места. – Ну, вот и молодец. Давай, отец, дели.
Привычное, слышанное в детстве обращение выскочило у неё само собой. И, к радостному удивлению Зины, Тим принял его как должное. Достал опять свой необыкновенный нож и точными движениями разрезал груши пополам, а потом ещё раз на четвертинки, чтобы было удобнее брать. Получилось восемь долек. Кате и Диму по три дольки, а ему с Зиной по одной. Груши оказались такими сочными, что и малыши перепачкались, и Зина юбку закапала, и даже Тим посадил пятно на рубашку. И переодеться не во что.
– Ладно, – сказал Тим. – Не буду куртку снимать.
– Да оно и незаметно совсем, – Зина носовым платком промокнула пятно. – А я тогда прямо сейчас стирать пойду.
– Нет, – покачал головой Тим и встал, – как решили.
– Точно, – немедленно встрял Дим. – Сказал – сделал!
– Вот-вот, – кивнула Зина. – Обещал машину во двор не брать? Обещал. Ну, так и держи слово.
Дим покраснел, набычился и вытащил из-под рубашки машинку, со вздохом протянул её Зине.
– На, мам, спрячь. А как ты догадалась, что я её взял?
– Вот так и догадалась.
Это объяснение все сочли исчерпывающим. Зина опять закутала Катю, застегнула на Диме пальто.
– Всё, идите гулять. Хорошо только гуляйте.
Выставив малышей из отсека, Зина обернулась к Тиму. И снова… снова она не знала, что говорить и делать. И он. Стоит и смотрит на неё. И молчит.
Тим осторожно поднял руки, и Зина готовно подалась к нему. Они обнялись, и губы Зины, коснулись его губ. Тим поцеловал её, уже не опасаясь, что она оттолкнёт его. И оба одновременно разомкнули объятия. Дальше… дальше сейчас невозможно, нельзя. Они не так понимали, как чувствовали это.
– Ну, ничего, Тима, я побегу, – Зина хлопотливо достала из тумбочки заветную коробочку и сунула её в карман куртки. – Господи, скорей бы уж на место, чтоб осесть, зажить по-человечески, да, Тима?
– Да, – кивнул Тим, натягивая куртку.
Во дворе они разошлись. Зина побежала к медицинскому корпусу, а Тим пошёл к административному, где в левом крыле была библиотека. Сейчас ему надо найти Мороза. Его жена – русская и, как все говорят, хорошо грамотная, а в промежуточном лагере в канцелярии работала. Кто поможет с подбором места, так это она.
Он уже был у дверей, когда взвизгнул створ больших ворот. Тим обернулся посмотреть. Но вместо уже примелькавшихся автобусов или крытых грузовиков въехали две легковые машины. Армейский вариант «гранд-торино» – сразу опознал Тим. Офицерские машины. Не для самых высоких чинов, но неплохие. Кто же это приехал? Рядом с Тимом остановилось ещё несколько человек. И ещё чуть поодаль. А когда к машинам вышел комендант, да не вразвалку, а по-строевому…
– Однако, начальство, – хмыкнул кто-то рядом с Тимом.
Тим кивнул. Это уже совсем интересно. Но и опасно. Так же думали и другие.
– Дальше от начальства… целее будешь.
– Кто бы спорил…
– Начальство не наше, а комендатуры.
– Точно. Если коменданту за что и накостыляют…
– То на ком отыграется, дурак?
– Паны как подерутся, так и помирятся, а чубы у нас трещать будут.
– Да-а…
– Кто бы спорил!
– Заладил…
– А кто главный-то?
– Вон тот, что ли? Высокий, седой?
– Похоже, он.
– Ага, комендант аж по струнке тянется.
Тим тоже выделил из этой группы мужчин и женщин в военном, полувоенном и штатском высокого мужчину в штатском, нестарого, но с совершенно седой головой.
– Чего тут? – спросили у него камерным шёпотом по-английски.
И Тим догадался, что это Эркин.
– Начальство приехало, – так же ответил он, не оборачиваясь.
Комендант повёл приехавших к себе, и собравшиеся поглазеть и посудачить стали расходиться. В самом деле, их-то начальственные игры могут и не коснуться, а дел своих у каждого выше маковки. Тим повернулся к Эркину.
– Слушай, у меня к тебе просьба.
– А на этот раз ты чего не знаешь? – усмехнулся Эркин.
– Врежу, – пообещал Тим и перешёл к делу. – Надо место выбирать, а я по-русски не читаю. Твоя… жена не поможет мне?
Эркин подозрительно посмотрел на него. Но лицо Тима выражало только искренность, и ничего такого… обидного для Жени, или для него самого в этой просьбе Эркин не чувствовал. Поэтому кивнул:
– Пошли. Она в библиотеке.
Вдвоём они прошли в библиотеку. Женю нашли быстро в одной из комнат, уставленных полками с книгами и журналами, где она была занята разговором с девушкой-библиотекарем. А книги выдавала и принимала другая, немолодая, но тоже в очках. Входили и выходили люди, Женя не обращала на них внимания, но, когда вошли Эркин и Тим, сразу подняла голову и улыбнулась Эркину.
Эркин думал подождать конца разговора, но Женя помахала ему рукой, и он подошёл. Тим следовал за ним и, когда они были уже в шаге от стола, вдруг шепнул по-камерному:
– Представь меня.
Эркин удивился, но, сообразив, кивнул.
– Женя, это Тим. У него проблемы с выбором.
– Все проблемы решаемы, – улыбнулась девушка в очках. – Меня зовут Алёной.
– Тимофей Чернов, – Тим даже сделал лёгкий полупоклон и без малейшей заминки обменялся рукопожатием с Алёной и Женей.
Теперь они сидели вокруг стола вчетвером. На столе была расстелена большая зелёно-коричневая карта.
Алёна шёпотом, чуть громче камерного, называла области, показывая их на карте, и рассказывала. Эркин, пытаясь разобраться, напряжённо свёл брови и подался вперёд. Он сидел рядом с Женей и всё время косился на неё, отвлекаясь от карты, в которой всё равно ничего не понимал. А Тим смотрел только на карту и, похоже, вполне разбирался в путанице значков. Алёна говорила по-русски, но медленно, так что Тим всё, ну, почти всё понимал и не нуждался в переводе.
– По всему этому району война прошла дважды, – говорила Алёна. – Разрушений очень много. Большие проблемы с жильём. И ещё. Вот этот пояс. Русских отсюда угоняли, а их дома отдавали переселенцам из дальних графств и штатов. Теперь, когда возвращаются репатрианты…
– Возвращение возможно? – перебила её Женя.
– Возможно, – кивнула Алёна. – Трудно, но возможно. Сам дом вернуть трудно, если в нём живут и не хотят уезжать. Но вы можете получить компенсацию. Это если документы сохранились, – Алёна улыбнулась, и её некрасивое лицо, к удивлению Эркина, стало даже миловидным. – Это всё оформляется через канцелярию. Но приходится ждать. Ответа на запросы, оформления… Подробнее вам расскажут в канцелярии.
Женя с сомнением покачала головой.
– И условия плохие, и такие сложности. И документов на дом у меня нет. Эркин, как думаешь?
Тёплая ладонь Жени легла на его руку. Эркин даже вздрогнул и неопределённо повёл плечами. Но заметив блеснувший и, как ему показалось, насмешливый взгляд Тима, сказал:
– Да нет, по-моему, нам не очень подходит.
– Да, – согласилась Алёна. – Жить там очень… непросто. Там… привыкли жить по законам Империи.
Слова «расизм» или «рабство» не прозвучали, но и Эркин, и Тим всё поняли.
– Да, – сказал Тим, – это и нам не подходит.
– У вас большая семья? – вежливо спросила Алёна.
– Жена и двое детей, – ответил Тим, рассматривая карту. – А это? О…?
– Ополье, – улыбнулась Женя. – Это сельский район, да?
– Да, – кивнула Алёна. – Хлебный пояс. Промышленность перерабатывающая. Работа в больших хозяйствах по найму или своё хозяйство, типа фермерского.
Тим и Женя одновременно посмотрели на Эркина.
– Свою ферму не потянем, – сразу сказал тот. – А мне если в батраки идти… – у Эркина невольно сжалась в кулак накрытая ладонью Жени рука. – Жене работы нет, Алисе учиться надо.
– Да, – согласился Тим. – А в городе если?
– Города небольшие. Область обжитая, население устоялось. Идёт демобилизация, – рассказывала Алёна. – Люди отвоевали и возвращаются домой.
– Они свои, а мы пришлые, – задумчиво сказал Эркин.
– Шуганут нас, – согласился с ним Тим по-английски.
Алёна дипломатично промолчала, притворившись, а может, и впрямь не поняв.
– А город, достаточно большой, но… с не устоявшимся населением? – спросила Женя. – Такой вариант возможен?
– Возможен, – Алёна слегка сдвинула карту. – Но здесь и климат пожёстче, и другие проблемы возможны. Коренная часть, Исконная Русь заселена очень плотно. И опять же всё устоялось, и много демобилизованных. Как и всё, что от Исконной на юго-запад. Вот если… Ижорский Пояс. Это значительно севернее. Массово заселять его только в войну начали, когда промышленность из-под бомбёжек выводили. Города растут, нужны люди, и отношения только устанавливаются.
– Ижорский Пояс, – задумчиво повторил Тим. – Я вижу, города тоже… небольшие.
– Да. Но, в целом, район в этом плане перспективный. Дальше Печера, ещё севернее Поморье. Что ещё? Ещё вот здесь, восточнее Озёричи. Но там условия жизни… – Алёна замялась, подбирая слово, – специфические, скажем так. Не имея там родни или очень хороших друзей, укорениться будет очень сложно.
Женя посмотрела на Эркина.
– Ижорский Пояс, Эркин, да?
– Подходит, – сразу сказал Эркин.
– Да, это подходит, – кивнул и Тим.
– Ну и отлично, – улыбнулась Алёна. – Тогда вам теперь надо в отдел занятости. Там есть картотека по специальностям. И заявки на людей туда приходят. Определите там конкретный город и тогда…
– Вернёмся уже с конкретным вопросом, – подхватила Женя. – Большое спасибо.
– Пожалуйста, – улыбнулась Алёна. – Рада, что смогла помочь вам.
Тим встал и вежливо отодвинул Алёне стул, помогая встать. Эркин с секундным опозданием проделал ту же операцию с Женей. Алёна стала складывать карту.
Они уже прощались, когда в библиотеку вошли трое. Две женщины в полувоенном и тот самый, высокий и седоволосый. Алёна удивлённо-радостно ойкнула.
– Ой, Игорь Александрович, здравствуйте! Нина Алексеевна!
Немолодая библиотекарша встала с улыбкой.
– Здравствуйте.
Сидевшие за столами поднимали головы, некоторые вставали.
– Здравствуйте, – поздоровался седоволосый. – Извините, что помешал.
Обе библиотекарши подошли к нему, и там начался какой-то свой разговор. Эркин и Тим переглянулись.
– Пошли? – шепнул Эркин Жене.
Женя кивнула, и они пошли к двери. Свою проблему они решили, а это уже проблемы чужие. Не лезь в чужое, и твоё не тронут.
Когда они протискивались мимо беседующих, седоволосый оглядел их очень внимательно. Это внимание не понравилось Эркину. Сам он этого старика никогда раньше не видел, это уж точно, а вот старик, похоже, его знает. Но откуда? И чем это обернётся в будущем?
– Откуда он тебя знает? – тихо спросил его уже в коридоре Тим.
Эркин быстро поглядел на него? Неужели заметил? И ответил вопросом:
– А кто он, ты знаешь?
– Нет, – убеждённо покачал головой Тим. – Но начальство большое.
– Я думаю, – Женя шла под руку с Эркином, – я думаю, нас он не касается, так, Эркин?
– Так, – кивнул Эркин. – Я его сегодня в первый раз увидел.
Когда они вышли на лестничную площадку, Тим попрощался.
– Большое спасибо, Женя.
– Пожалуйста, не за что, – ответила Женя.
– До встречи, – кивнул Эркин.
Тим пошёл к кабинетам тестирования, а Эркин с Женей вышли во двор, где почти сразу – они и десяти шагов не сделали – их углядела Алиса и подбежала к ним.
– Я думаю, Ижорский Пояс самое подходящее, – Женя поправила на Алисе шапочку.
Эркин кивнул.
– Да. Лишь бы с жильём повезло. А что это такое: «жёсткий климат»? Ну, эта… Алёна сказала, что климат там пожёстче.
– Думаю… – Женя задумалась. – Ну, зима холоднее.
– Ага, понял, – улыбнулся Эркин. Алиса уцепилась за его кулак, и он размеренно качал её вверх-вниз, не прерывая разговора. – Ну, может, это и не так страшно.
Женя посмотрела на часы.
– Алиса, умываться! Обед скоро.
– Ну-у, – протянула Алиса, оглядываясь в поисках чего-нибудь, что позволит отвлечь маму от этой процедуры.
Обычно это не получалось, но сегодня ей повезло. По лагерной площади шли три женщины из приехавших. Шли очень медленно, потому что их окружала толпа обитательниц лагеря, усиленно о чём-то расспрашивающих. Эркин и Женя переглянулись. Эркин кивнул, и Женя пошла к беседующим.
– Мы будем у столовой, – сказал ей вслед Эркин, удерживая Алису.
Толпа не увеличивалась только потому, что их – толп – было несколько. Вроде и приехало людей не так уж много – с десяток, не больше – но они были всюду, ходили, смотрели, разговаривали… И всюду за ними и вокруг них толпились жившие в лагере, спрашивали сами и слушали чужие вопросы и ответы. В основном, женщины, мужчины держались чуть отстранённо. Эркин выглядел знакомых и подошёл к ним, ведя Алису за руку, поздоровался кивком.
– Фёдор, узнал чего?
– Н-ну! – Фёдор самодовольно закурил и обвёл стоящих вокруг возбуждённо блестящими глазами. – Это от Комитета. Тот, седой, председатель. А это тоже… руководство.
– Комитет защиты? – уточнил Эркин.
– А какой же ещё? – хмыкнул Грег.
Остальные закивали. Кивнул и Эркин. О Комитете защиты прав узников и жертв Империи он наслушался ещё в том, первом лагере, но полагал, что комендатура всё-таки главнее. Но когда комендант так перед этим председателем стелется… тут надо хорошо подумать и не ляпать первое, что на язык просится. Болтающаяся на его руке Алиса не мешала ему слушать и разговаривать. А остальные мужчины как бы не замечали её, и она внимательно и молча слушала, крепко держась обеими руками за кулак Эркина.
Из административного корпуса вышел, тоже окружённый людьми, тот высокий, которого Фёдор назвал председателем. Что это такое, Эркин не знал, но понял, что начальство, и решил попробовать подойти поближе, послушать. Фёдор и Грег пошли с ним. Чтобы опять не нарваться на изучающий взгляд, от которого так и тянуло на какую-нибудь выходку, вроде Андреевых, Эркин остановился, одёрнул на Алисе пальто – как это делала Женя – и подошёл после приятелей, держась за их спинами.
Близилось время обеда, и все эти беседующие группы сближались, сходясь к столовой. Седой рассказывал о правилах получения компенсации за дом, что Эркина мало интересовало, и он стал пробиваться к Жене, на её голос.
– Нет, питание очень хорошее, – говорила Женя. – Это не претензия, а пожелание. Хотелось бы фруктов. Только для детей хотя бы.
– Ну да… ну да… – загомонили остальные женщины. – Доктор сказал, фрукты давать… И мне то ж самое… Не встревай, всем говорили… А в город не выйдешь… Выйдешь, да дорого там очень… Вот если бы в киоск завезли… Да и страшно в городе-то… Ну да, а ну как… Мы же в понятиях, для пайков жирно будет… Ну да, и так вона молоко кажный день в пайке… Мы б купили хоть по яблочку…
– Игорь Александрович! – громко позвала одна из приехавших, круглолицая женщина в пальто, явно перешитом из шинели.
– Да, Валерия Леонидовна, – откликнулся Бурлаков, пробиваясь к ней. – Что-нибудь случилось?
– Игорь Александрович, как раз то, о чём и говорили, фрукты, – Валерия Леонидовна поправила волосы. – Ведь деньги у нас есть?
– Есть, – кивнул Бурлаков и стал объяснять людям, всё теснее толпящимся вокруг. – И деньги есть, и закупить возможно, но сегодня воскресенье. И завтра День Благодарения, праздник. Но я постараюсь что-то сделать. Сейчас обед, я свяжусь и попробую это уладить. А после обеда тогда… – он задумался, подбирая слово, – давайте устроим собрание. И там уже ответим на все ваши вопросы.
– На все? – спросил Фёдор.
Бурлаков нашёл его взглядом, улыбнулся.
– На все.
Фёдор хмыкнул и от дальнейших вопросов воздержался.
– Иван Алексеевич, – Бурлаков повернулся к коменданту, – подходящее помещение есть?
– Все в зал не поместятся, – спокойно ответил комендант.
– А семейных отдельно, и холостяков отдельно, – сразу предложил кто-то.
– И мелкоте там делать нечего… Поедут, куда старшие укажут… Им отдельного не надо… – поддержали его.
– Чего ещё?! – в один голос возмутились Сашка с Шуркой. – Мы сами по себе!
– Мы холостяки, – заявил Гошка, прозванный за свой малый рост Горошком.
В свои тринадцать он был чуть выше восьмилетнего, но жил самостоятельно и держался весьма независимо.
– А я семейный, – оттолкнул Горошка Петря. – Две девки малые на руках.
Дружный хохот, вызванный этими заявлениями, поднял над Сейлемскими казармами издавна гнездившихся здесь ворон. Рассмеялся и Бурлаков. Со смехом и шутками решили, что собраний будет всё-таки три. Одинокие, семейные и вся мелкота. Ну, те, кому ещё шестнадцати нет и сами по себе живут. Сразу после обеда и начнут. Холостяки, мелкота, а там и семейные со своими делами управятся. Ну да, и без детворы, чтоб писку лишнего не было.
Открылась дверь столовой, и первая смена рванулась вперёд. В толпе Эркина столкнуло с Тимом. Они переглянулись.
– Фрукты – это хорошо, – сказал Тим.
– Да, если в киоск завезут, здорово будет, – ответил Эркин. – А то… – и, досадуя на себя, что не сообразил выйти в город и купить Алисе и Жене фруктов или ещё чего вкусненького, сердито замолчал.
Женя, шедшая впереди с Алисой, быстро обернулась на его молчание.
– Толкают тебя? – свирепо спросил Эркин.
– Ничего, – успокоительно улыбнулась Женя. – Всё в порядке.
Эркин улыбнулся ей в ответ, быстро прикидывая в уме, сколько у него денег и сколько он может потратить.
В столовой, как всегда, стоял ровный неумолчный гул голосов и звон ложек. Женя поправила Алисе ноги, провела ладонью по её спинке, напоминая, что надо сидеть прямо, и обернулась к Эркину.
– Что-то случилось?
– Нет, ничего, – он мотнул головой и вздохнул: – Я просто подумал, что мог купить фрукты, когда в город ходил.
– Ничего, – Женя успокаивающим жестом накрыла ладонью его сжатый кулак. – Завезут в киоск, там и купим.
Эркин посмотрел на неё и медленно, словно через силу, улыбнулся. Но Женя видела, что он расстроен, и утешающее погладила его по руке.
– Алиса, допивай и пойдём.
– Ага, – согласилась Алиса и попыталась вытрясти ягоды из стакана прямо в рот, как это делали многие, а ей почему-то не разрешали.
И, конечно, облилась. Так что от умывания никак не отвертеться. И мама рассердилась, и Эрик тоже. Вот не везёт, так не везёт.
Сердито ведя Алису за руку, Женя пошла к выходу, пока Эркин относил их грязную посуду на транспортёр к мойке. А к их столу тем временем наперегонки устремилось уже трое со своими подносами.
Во дворе Эркина окликнул по-английски Чолли.
– Эй, постой, поговорить надо.
Женя кивнула в ответ на взгляд Эркина и ушла умывать и укладывать Алису спать, а Эркин подошёл к Чолли.
– Случилось чего?
Чолли кивнул и достал сигареты, предложил жестом. Эркин так же достал пачку, и они закурили, обменявшись сигаретами.
– В барак идите, – сказал Чолли стоявшей в шаге от них мулатке в рабской одежде, и Эркину: – Мои это. Жена и вот…
Эркин скользнул вежливо-равнодушным взглядом по ней и двум малышам в рабских обносках, крепко держащимся за её юбку. То ли трёхкровки, то ли… а не всё ли равно? Ему-то во всяком случае.
– А третий где? – Эркин вспомнил, что, вроде, он её уже видел, но ещё с младенцем на руках, и у «большой пожарки» Чолли о троих говорил.
– Третьему пайка не надо, – хмыкнул Чолли, – грудной ещё. Я вот о чём. Ты с той пятёркой говорил?
– Расплевались, – усмехнулся Эркин, сразу сообразив, о ком говорит Чолли.
– Я тоже, – Чолли озабоченно смотрел вслед идущей к бараку жене и семенящим рядом детям. – Вздумали, сволочи дурные, попрекать меня.
– Ими? – Эркин глазами показал на уходящих.
– Ну да. Племя, вишь ли, блюсти надо, – Чолли выругался и сплюнул. – А сейчас слышу, сговаривались с этим, ну, седым, ну, главный который, что они к нему отдельно придут. Вот и думаю. Куда приткнуться? То ли с ними, всё ж-таки свои, вроде, индейцы, то ли… Ты как?
– А пошли они… – Эркин подробно охарактеризовал адрес. – У меня жена русская, а они вздумали кровями считаться. Я с семейными пойду.
– Ясно, – кивнул Чолли. – Я-то раньше думал на Равнину податься, всё ж-таки… А если ещё и племя найти, то и вовсе хорошо.
– А ты племя своё знаешь? – с интересом спросил Эркин.
Чолли вздохнул.
– Давно было, путается всё. Резервация сборная была, из трёх племён, названия ещё помню, а сам я из какого… Род Совы, род Орла, род Оленя… К одному какому-то думал прибиться. А раз они семью мою не принимают… Пошли они на хрен тогда, сволочи! А твоё племя?
– Я из питомника, – нехотя ответил Эркин. – Мне ни помнить, ни искать нечего. Я уже нашёл всё.
Чолли кивнул. Курил он экономно, привычно растягивая удовольствие.
– Врачей прошёл? – спросил Эркин.
– Н-ну! Меня, – Чолли усмехнулся, – об стенку не разобьёшь. И малышня здорова. Жене вот, ещё по бабской их части надо. Но тоже… должно обойтись. Слушай, а что это за хренотень с тестами?
– А! – Эркин пренебрежительно махнул рукой. – Не бери в голову. Игры беляцкие. Визу на этом не теряют.
Чолли с надеждой посмотрел на него.
– Думаешь? Игры, конечно, играми… Только… поиграла кошка с мышкой… И назад не повернёшь…
– Это к хозяину? – у Эркина зло дёрнулся угол рта.
– А куда ж ещё? Своим хозяйством жить не дадут. Ты где был? Ну, после Свободы?
– На мужской подёнке крутился, – привычно ответил Эркин. – А летом в пастухи нанимался. А ты что, так и остался у хозяина?
– А мне деваться было некуда. Он меня вот так, – Чолли показал полусжатый кулак, – за горло взял и держал. Ни жить, ни помереть. Я ж отработку свою уже года три как закончил.
– И не ушёл? – удивился Эркин.
– Он меня на ха-ароший крючок посадил, – Чолли сплюнул и зло выругался. – Только вот, в Хэллоуин этот, чтоб ему…, сорваться смог, и то… в чём были, в том и ушли. Сменки на теле нет. Жена стирать пошла, а я с мелюзгой нагишом в отсеке сидел, выстиранного ждал, – Чолли вдруг улыбнулся. – Хорошо, на рабском грязь незаметна.
Эркин понимающе кивнул. Хоть у самого этой проблемы нет, Женя все его вещи до тряпочки забрала, и у неё, и у Алисы смен тоже хватает, а понятно. Не разжился Чолли добром, хоть и три года на свободе. Хотя… многие здесь в чём на Хэллоуин выскочили, в том и остались. Бывает.
– И куда думаешь?
– Хоть к чёрту на рога, – мрачно улыбнулся Чолли, – Лишь бы мне семью не трогали. Работы я никакой не боюсь. А за своих… глотку зубами перерву.
И это было знакомо Эркину. Он сам думал так же, такими же словами.
– Ты не трепыхайся попусту. Пройдёшь всё, врачей, психолога, тестирование это, послушаешь, что они скажут, ну, и подберёшь себе место.
– Ага, – кивнул Чолли. – Что ещё нам этот Седой скажет.
– Послушаем, – пожал плечами Эркин.
Чолли докурил сигарету до самого кончика и растёр микроскопический окурок.
– Ладно. Раз выжили, то и проживём?
– Точно, – кивнул Эркин. – Ты язык учи.
– Надо, – согласился Чолли. – Говорят, трудный он. Ты как учил?
– А само собой как-то получилось, – удивлённо сказал Эркин и улыбнулся. – С женой говорил, с братом, с дочкой. Вот и выучил.
– С братом? – удивлённо переспросил Чолли. – Он что…?
И не закончил фразу, остановленный твёрдым взглядом Эркина. Помедлив и что-то сообразив, Чолли кивнул и спросил о другом:
– А сейчас он где? Здесь?
– Убили его в Хэллоуин, – сдержанно сказал Эркин.
Чолли сочувственно вздохнул.
– Ты по-русски совсем ничего? – помедлив, вполне дружелюбно поинтересовался Эркин. – Ни слова?
– Ну, – Чолли усмехнулся. – Кое-что знаю. Обложу, пошлю, и так… отдельные слова.
– Ничего, – сказал по-русски Эркин и продолжил по-английски: – Слушай и говори. Вот и всё.
– Разве что так, – вздохнул Чолли.
И, обменявшись кивками, разошлись. Вернее, оба пошли к семейному бараку, но каждый сам по себе.
Когда Эркин вошёл в свой отсек, Алиса спала, сердито нахмурив брови. А Женя сидела на своей койке и в очередной раз штопала Алисе чулки. Эркин, входя, поглядел наверх. Нюси не было, и он, помимо воли, счастливо улыбнулся: они вдвоём, наконец-то, после той прогулки… Женя подняла голову и, увидев его улыбку, улыбнулась тоже. Эркин быстро снял и повесил куртку и сел рядом с Женей. Женя положила шитьё на подушку и повернулась к нему. Эркин очень мягко, очень осторожно накрыл её руки своими ладонями и переплёл свои пальцы с её.
– Женя, – как всегда, когда он волновался, у него вышло: Дженния. Как тогда, в их первую встречу, и улыбка Жени стала такой счастливой, что у него перехватило горло.
Говорить он не мог и молча наклонился, уткнулся лицом в их сплетённые руки, тёрся лбом о запястья Жени. Наклонилась и Женя, коснувшись губами его волос. И медленно, не разнимая рук, выпрямилась. Эркин поднял голову и посмотрел на Женю затуманенными влажными глазами.
Вздохнула, поворачиваясь на другой бок, Алиса. Где-то, даже не поймёшь сразу в каком конце казармы, хныкал младенец и женский усталый голос тянул монотонную заунывную колыбельную, спорили, ссорились и мирились люди, хлопали двери, ещё где-то переставляли фанерные щиты, расселяя приехавших… Женя и Эркин уже не замечали этого. Они были вдвоём.
Ещё когда шли от столовой к бараку, Тим с Зиной всё решили. Она пойдёт стирать, а он посидит с детьми. И на молоко их отведёт. А там, как на собрание идти, она его подменит.
В отсеке Зина сразу собрала грязное, но Дим запротестовал:
– Мам, а яблоки?!
– А что? – засмеялась Зина. – Не съедите их без меня?
– А ты? – Дим смотрел на неё удивлённо и чуть ли не обиженно. – Ты разве не будешь?
И Зина села на Катину койку, а Тим опять достал свой необыкновенный нож, разрезал яблоки пополам и ещё раз пополам. Зина сунула в рот дольку и встала.
– Ешьте без меня дальше. Я в прачечную.
Катя посмотрела на неё, на Дима и, вздохнув, осталась сидеть. Зина увязала покрепче ставший заметно большим узел, сняла, вздохнув, с пальца кольцо и убрала его в коробочку и в тумбочку.
– А это зачем? – не выдержала Катя.
– Кто ж с кольцом стирает? – ответила Зина. – С мылом уйдёт. Ну всё, будьте умниками.
И ушла.
А они доели яблоко, и Тим отправил их в уборные, а сам разобрал постели. Теперь, когда того, мордатого, арестовали, Дима так оберегать не стоит. Дим вернулся быстро, а Катя задерживалась.
– Раздевайся и ложись, – сказал Тим сыну. – Я за Катей пойду.
– Я с тобой, – упрямо ответил Дим.
Помедлив, Тим кивнул, но тут шевельнулась занавеска, и в отсек вошла Катя. Её платьице было спереди влажным, а полотенце совсем мокрым.
– Вот, – тихо сказала она. – Я забрызгалась.
– Ничего страшного, – ответил Тим, беря своё полотенце.
С Димом это случалось сплошь да рядом, и он уже хорошо знал, что надо делать в таких случаях. Он вытер Кате лицо и грудь своим полотенцем и помог раздеться.
– Пока будешь спать, оно высохнет.
Оставшись в рубашонке и трусиках, Катя, залезла в постель. Тим подоткнул ей со всех сторон одеяло и занялся Димом. Уложив Дима, он по привычке коснулся губами его лба, и тут прозвучало тихое и дрожащее от сдерживаемых слёз:
– А меня? Папа?!
Тим поцеловал и её.
– Пап, ты читать будешь? – сонно спросил Дим.
– Да.
Тим разулся, залез на свою койку и лёг, не разбирая постель поверх одеяла. Взял разговорник. Но глаза скользили по строчкам бездумно. Он уже… да, сегодня третий день, как он женат. Его семья увеличилась вдвое, жена, дочь, а он… он сам совсем не изменился. Семья. Этого не может, не должно быть у раба. И вот… есть. Внизу спят его дети. Жена пошла стирать. Да, этого он никак не ждал, не мечтал, да ему такое и в голову не приходило. Что и как надо делать, он совсем не представляет. Но… но живёт же Мороз, тоже раб, спальник к тому же, и с весны семейный. И всё нормально. Так спальник справляется, а он… А что он?
Тим осторожно повернулся и посмотрел вниз. Спят. Дим разметался, а Катя свернулась в комочек и кажется совсем маленькой. Нет, если этот… председатель не обманет и фрукты завезут в киоск, будет очень хорошо. Чтоб не ходить за фруктами в город, где на кого угодно можно нарваться. И когда уедут… да, лучше, конечно, в город. В этом Мороз прав. В… как её? Да, деревне, ему только в батраки, даже не шофёром, а в городе… своё дело он, конечно, не потянет, ни денег, ни связей нет, а в большом автохозяйстве… там есть шанс. В городе лучше школы, а Диму на следующий год уже учиться идти. Жизнь в городе дороже, но и для заработка возможностей больше. И жильё. Всё упирается в жильё.
Тим отложил книгу. Не до неё сейчас. Жильё. Дом или квартира? Нанимать что так, что этак, денег на покупку, даже в рассрочку у него нет, а банковский кредит… да, ещё мальчишкой наслушался хозяйских разговоров про кредиты и чем они оборачиваются, и вряд ли русские банки добрее и щедрее. Так что, наём. Теперь дом или квартира? Как толковали у пожарки? Свой дом – это огород и сад, куры там, кролики. Это ни мяса, ни яиц, ни овощей не покупать. Экономия! У Тима дрогнули в улыбке губы. Такая экономия и боком может выйти. Чтобы земля прокормила его и семью – четыре человека всё-таки – ему только на земле и надо работать. И Зине с ним. И детям. А когда он будет на всё остальное зарабатывать? И детям надо учиться. Свалить всю эту работу на Зину он не может. И не хочет. Они поженились, чтобы детям было хорошо. И как же он может загнать их в рабскую круговерть работы пусть не по имению, по ферме, что ещё тяжелее, знает, попробовал мальчишкой и там, и там. Да, как раз, ему было сколько и Диму, когда его продали на ферму, а через год в имение. Так что эту каторгу он знает. И детям своим он её не хочет. Нет. Если даже отдельный дом, то городской коттедж, без хозяйства. Свой дом – это очень дорого…
Он напряжённо думал, считал, прикидывал. Но, не зная заработка, как он рассчитает траты? Голова кругом!
Войдя в прачечную, Зина, как все, разделась, сложив одежду в шкафчик с цифровым замком. Если в гладильную можно было зайти как была, то в полную водяного пара и брызг жаркую прачечную… кто побогаче, те переодевались, а такие, как Зина, просто оставались в одном белье, чтобы не портить платье, зачастую, как и у неё, единственное. Деревянные шлёпки на брезентовых ремешках у неё были свои, так что всё ж таки не босиком, как некоторые. Раздевшись, Зина осторожно потрогала уши. Конечно – лицемерно вздохнула она – надо бы и снять, чтоб, упаси бог, паром не попортило, да и не в прачечной форсить, но врачиха сказала, чтоб не снимала, пока уши не заживут, ведь заново пришлось прокалывать, да всё ж таки не хухры-мухры, а серебро, да и позолоченное. А серебру с золотом ничего не страшно.
Зина захлопнула дверцу, набрав немудреный шифр и, гордо вскинув голову, пошла в мытьевую.
Обнову заметили не сразу. Она успела разобрать и замочить бельё и уже начала стирать Димочкину рубашку, когда кто-то ахнул: