Предбанник – да, правильно, где раздеваются, так и зовут – после мыльной показался прохладным.
Эркин вытащил полотенце, вытерся и первым делом натянул трусы. И уже спокойно занялся остальным. Вытер голову, растеребил волосы, чтобы быстрее сохли, и, сев на скамью, ножом обрезал ногти на ногах. В Паласе раз в неделю их водили в специальную камеру, и там они под зорким взглядом надзирателя приводили в порядок ногти на руках и ногах. Следили там за ними… как нигде. Хотя понятно: кусачки, пилочки, ножницы… Всё острое, заточенное, тут, конечно, всякое могло быть. В имении ногти сами как-то обламывались, он совсем не следил за этим, а летом на выпасе перенял у Андрея. И Фредди тоже ведь следил за руками, а про Джонатана и говорить нечего. Ну, вот и хорошо. Он убрал нож и стал одеваться.
Эркин уже застёгивал рубашку, когда из мыльной вышел Однорукий. Эркин невольно стал издали следить за ним и удивлённо смотрел, как тот неожиданно ловко управлялся одной рукой со всеми проблемами.
Однорукий оглянулся, и Эркин, вздрогнув, отвёл глаза, чувствуя, как загорелись щёки. В самом деле, нашёл, на что пялиться! Сам бил за такое, когда на его уродство глазели.
Эркин быстро собрал вещи, надел и застегнул куртку и пошёл к выходу. Хорошо ещё, хоть не мимо Однорукого идти.
Во дворе он перевёл дыхание и уже спокойно пошёл к себе. Развесить и разложить для просушки. У канцелярии стояла небольшая, но плотная толпа человек в десять. Чего-то ждали. Списков? Так сказали же, что завтра объявят.
У себя в комнате Эркин развесил полотенце, трусы и мочалку, спрятал мыло в тумбочку.
Костя сидел на своей кровати и, беззвучно шевеля губами и водя пальцем по строчкам, читал газету. Всё ту же, что вчера принёс из города Фёдор. Молча покосился на Эркина, занятого вещами, и снова уткнулся в газету. Но когда Эркин, закончив дела, пошёл к двери, окликнул его:
– Слушай.
– Чего? – обернулся Эркин.
Костя складывал и снова разворачивал газету.
– Андрей… ну, брат твой…
– Ну? – насторожился Эркин.
– Он… – Костя шумно вдохнул и выдохнул. – Он с Дашей гулял?
– Не знаю, – медленно ответил Эркин. – Мы не говорили об этом. И… и он не гулял. У нас это было нельзя. Ну, чтобы видели.
– Ну, ходил к кому? Они обе о нём говорят так…
Эркин внимательно смотрел на него. Что говорить в такой ситуации, он совершенно не представлял и потому ограничился тем, что неопределённо пожал плечами. Костя посмотрел на него и вздохнул.
– Ладно. Ты им, понятно, не хозяин. Пусть сами решают.
– Да, – ухватился за его слова Эркин. – Это их дело.
Костя снова уткнулся в газету, а Эркин ушёл искать Женю. И на ужин уже скоро пора. А с Дашей и Машей он и говорить об этом не будет, пусть сами разбираются. И может, Фёдор, уже пришёл.
Город был недалеко. Эркину уже рассказали о нём и даже назвали. Стоунфорд. Час с небольшим, если идти пешком и напрямик через луга. По дороге дольше, но может повезти с попуткой. Городишко маленький, комендатуры нет, что там на Хэллоуин было… что-то да было, конечно, но… раз сходил, во второй уже не хочется…
Из толпы вывинтилась и врезалась ему в ноги Алиса.
– Эри-ик! А ты где был?
Эркин улыбнулся.
– В бане.
– Тогда с лёгким паром тебя, – серьёзно сказала Алиса, цепляясь за его руку. – Эрик, покатай на кулаке.
– Ладно. Держись.
Это развлечение Алиса открыла совершенно случайно. Ещё в первый день, когда она водила его по лагерю и держала за руку, Эркин, переходя через лужу, поднял руку, и Алиса повисла на ней. Так что теперь она не упускала случай покататься, повизгивая от удовольствия и показного страха. А заодно и похвастаться перед своими приятелями силой Эркина.
Эркин несколько раз поднял и опустил руку с упоённо повизгивающей Алисой под сочувственно-одобрительными взглядами прохожих. Но тут подошла Женя.
– Алиса! Как ты себя ведёшь?
– А мы играем, – заявила Алиса. – Мам, а уже ужин?
– Пойдём потихоньку, – кивнула Женя, поправляя ей беретик и застёгивая пальто.
Они втроём не спеша пошли к столовой.
– Фёдора я ещё не видел, – рассказывал Эркин. – Женя, а на скольких покупать, ну, человек сколько будет?
– Нас пятеро, – ответила Женя. Она взяла Эркина под руку и шла рядом, тихо улыбаясь. – И он шестой. И всё. Звать никого не будем, здесь никто не знал его. А если заглянет кто… ну, нальём, конечно. Да, Эркин, вот ещё что надо купить. Стаканчики. Посуды же я никакой не взяла, только кружки и миски, и ложки с вилками.
– Хорошо, – кивнул Эркин. – Куплю. А… а если нас завтра объявят?
– Ну и что? – пожала плечами Женя. – Всё равно помянем. Отъезд-то послезавтра.
Эркин кивнул.
Они уже подошли к столовой. Маша с Дашей замахали им с крыльца. Рядом с ними крутился Костя.
Каждый раз у столовой выстаивалась очередь, и каждый раз, когда открывали дверь, возникала небольшая давка. Устраивала её больше мелкота, вроде Кости и Сашки с Шуркой, и больше для смеху, чем всерьёз. Но сегодня заходили все чинно и спокойно. Все боялись напоследок сделать что-то не так и вылететь из списков.
– Сиди тогда здесь до морковкина заговенья…
– Куда тебя потом – это в Центральном решать будут, а там хорошего места тебе никто не придержит…
– Самые первые, говорят, так те вообще сами ехали и куда хотели…
– Ну, так чего ты в своём дерьмовом тауне сидел, раз такой умный?
Эркин краем уха ловил эти обрывки фраз и разговоров, медленно продвигаясь с Женей и девчонками к раздаточному окну. Алису уже отправили занимать место. Сегодня на ужин картофельная запеканка с мясом и, как всегда, два куска хлеба, чай и булочка.
Пробираясь с подносом к столу, Эркин заметил стоящего в очереди на раздачу Фёдора. Ну, отлично! После ужина и поговорим.
– Здесь он? – спросила Женя, увидев его повеселевшее лицо.
– Да, – кивнул Эркин. – В очереди стоит.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Женя.
Эркин быстро вскинул на неё глаза, улыбнулся и снова стал есть. Ровный гул голосов в столовой сегодня был чуть-чуть другим. Эркин не мог понять, что изменилось, но почему-то оставался спокойным.
После ужина он, как всегда, проводил своих до женского барака и пошёл к себе. Фёдор… Фёдор опять принёс из города газету и читал, лёжа на кровати. Тоже, как всегда.
Эркин снял и повесил куртку, быстро осмотрел комнату. Больше никого. Удачно.
– Фёдор.
– Чего? – Фёдор продолжал читать.
– Ты завтра в город идёшь?
– А что? – Фёдор перевернул страницу.
– Я… Мне можно пойти с тобой?
Фёдор оторвался от газеты.
– Зачем? Ты разве знаешь, чего я в город хожу?
– Не знаю, – честно ответил Эркин. – Но мне… помоги мне, – и, видя удивление Фёдора, стал объяснять: – У меня на Хэллоуин брата убили. Завтра девять дней. Вот мне и надо всё купить для поминок. А я не знаю там ничего. Чтоб наугад не тыкаться.
Фёдор положил газету себе на грудь и снизу вверх поглядел на Эркина.
– Ты что, с визой захотел расстаться? Так я в этом не помощник. Ещё на пару с тобой залетишь к чёрту.
Эркин улыбнулся.
– А я не буду спиртного покупать.
– Как так?
– Мне сказали, поминать надо любимым, ну, чего покойный любил.
– Ну, так.
– А брат спиртного не пил. Не любил он этого.
– Постой-постой, – Фёдор легко вскочил на ноги. – Стой, понял. Здорово. Слушай, ты кому-нибудь говорил об этом?
– О чём? О поминках? Да.
– Нет, что без спиртного будет, говорил?
– Только Жене, – Эркин ничего не понимал и отвечал очень добросовестно.
У Фёдора хитро заблестели глаза.
– Слушай, это ж мировой прикол получается.
– Что получается?
Фёдор прислушался к шуму в коридоре, махнул рукой и зашептал:
– Стоп, замётано. Завтра с утра лопаем и идём. Никому не говори, понял? Я тебе по дороге расскажу, – и громко, словно не замечая входящего Романа. – Конечно, помогу. Поминки – святое дело. Хоть и не на что, а выпей.
Роман мрачно покосился на них, а Фёдор очень участливо спросил Эркина:
– У тебя деньги-то есть? А-то я одолжу.
– Спасибо, есть, – Эркин начинал смутно догадываться и теперь подыгрывал Фёдору. – Думаю, хватит.
Роман не выдержал:
– Ты на что парня подбиваешь? За выпивку ему ж визу сразу похерят.
– Да за пронос уже, – подключился к разговору, едва войдя, Анатолий.
– Ни хрена! – возмутился Фёдор. – Пронести можно. На входе не шмонают.
Стоя в дверях, Грег сначала слушал молча, но на этой фразе вмешался:
– Кого им надо, того и шмонают.
– Пронести всегда можно, – не сдавался Фёдор. – Я на механическом был, на сборке, вот там шмонали, так шмонали. И то, кому чего надо, протаскивали. А здесь…
– Да, через забор перебросить, – влез, протискиваясь мимо Грега, Костя. – Ни колючки же, ни вышек.
– Ты ори погромче, чтоб в комендатуре услышали, – осадил его Фёдор.
Способы проноса обсуждали долго и со вкусом. Эркину надавали кучу советов, куда подвязать или вложить бутылку, чтоб на воротах не заметили и не обыскали.
Спорили, пока им не постучали в стенку. И тогда стали укладываться.
И когда уже все улеглись и выключили свет, Эркина окликнул по-английски Грег.
– Послушай… Мороз, спишь?
– Нет, – тихо ответил тоже по-английски Эркин.
– Смех смехом, но визу потерять… Живой о живом, не о мёртвом должен думать. У тебя… семья. Подумай, чем рискуешь.
– Спасибо.
Эркин ждал, что Грег что-то ещё скажет, но тот, громко скрипнув кроватью, повернулся набок и затих. Все уже спали. Или делали вид, что спят. Вроде Фёдор хмыкнул, сдерживая смех.
Эркин улыбнулся, поёрзал под одеялом, обминая постель, и закрыл глаза. Сразу после завтрака. Столовая открывается в восемь. Да, здесь всё с восьми до восьми. Ну, там то-другое, в девять они выйдут. Вернуться надо к обеду. Час туда, час обратно, и это на покупки останется… Он считал и рассчитывал время, пока не заснул.
Снов он давно не видел, а, может, просто не запоминал их. И сегодня спал спокойно, без снов и тревог. И проснулся перед общим подъёмом. Полежал немного, прислушиваясь к сонной похрапывающей тишине. Серый сумрачный свет заливал комнату. Эркин потянулся под одеялом, откинул его и встал. Пока все спят, потянуться хоть немного. Тесно, конечно, не развернёшься, и он ограничился тем, что погонял по телу волну, напрягая и распуская мышцы. А когда заворочался, завздыхал Анатолий, он уже одевался. Сменил трусы, натянул джинсы, накрутил чистые портянки, обулся, взял полотенце и пошёл в уборную.
Когда он вернулся, на ходу растираясь полотенцем, остальные уже проснулись.
Костя, лёжа на кровати, весело рассказывал приснившийся ему такой живописный сон, что было ясно: на месте выдумывает. Грег и Роман брились. Анатолий копался в своей тумбочке. Фёдор, уже убравший бритвенный прибор, подмигнул Эркину. Эркин с улыбкой кивнул, расправил на спинке кровати полотенце, и стал её убирать.
– Ты чего всегда ни свет, ни заря вскакиваешь? – поинтересовался, ощупывая выбритые щёки, Роман.
– Я пять лет скотником в имении был, – как всегда, заговорив о прошлом, Эркин начинал перемешивать русские и английские слова или просто переходил на английский. – Привык на дойку вставать.
– Привычка – великое дело, – кивнул Анатолий. – Фёдор, газету дашь?
– А чего ж нет? – хмыкнул тот. – Бери.
Анатолий взял с его тумбочки газету и сел на свою, уже застеленную кровать.
– Русскую бы почитать, – вздохнул Роман.
– Сходи в канцелярию, да почитай, – ответил Фёдор, застёгивая рубашку. – Там есть.
– Меня мальцом угнали, – хмуро ответил Роман. – Я уж русскую грамоту забыл.
– А я по-русски и вовсе не знаю, – весело отозвался Костя.
– Ну и чего зубы скалишь? – с утра Роман легко сердился.
Фёдор опять подмигнул Эркину.
– Пошли, а то в столовой застрянем, а нам ещё топать и топать.
– Пошли, – согласился Эркин, накидывая на плечи куртку.
– Ох, Фёдор, втравишь ты парня, – пробурчал им вслед Роман.
Во дворе Фёдор быстро прошептал:
– Ты про задуманное помалкивай, и жену предупреди. А то сорвётся.
Эркин с улыбкой кивнул и пошёл к своим.
Завтрак шёл как обычно. Неизменная каша, правда, с маслом, хлеб и чай с булочкой. Эркин ел торопливо, то и дело переглядываясь с Фёдором.
– Ты сразу после завтрака пойдёшь? – Женя похлопала Алису по спине, напоминая ей о необходимости сидеть прямо.
– Да. Приду к обеду или сразу после него.
– Хорошо, – кивнула Женя. – Ты только поосторожнее.
– Я буду очень осторожен, – пообещал Эркин, допивая чай.
– Да, Эркин, – Женя достала откуда-то и под столом сунула ему в руку две сотенных кредитки. – Вот, возьми.
– Зачем? – удивился Эркин.
– Возьми, – строго сказала Женя. – На таком не экономят. Купи всё, что он любил. И потом… это же твои деньги.
– Ладно, – кивнул Эркин, засунул купюры в карман джинсов и встал. – Я пойду, Женя.
И тут в столовую ворвался кто-то – никто толком и не разглядел кто именно – с криком:
– В канцелярии списки вывесили!
Секундная тишина, и столовая словно взорвалась. Доедая на ходу, а то даже бросив недоеденное, люди кинулись к выходу. Общая волна подхватила и Эркина. И только оказавшись у канцелярии, он сообразил, что без Жени ему эти списки ни к чему. Он завертел головой, отыскивая Женю, но только услышал её голос:
– Да, ты есть. Вот же, двадцать седьмой номер.
– Эй, – заорал кто-то. – Морозиха, давай подряд читай.
– Верно!
– Тихо вы там!
– Читай, Женька!
– Терёха, заткни свою…
– Сам заткнись…
– Да я тебе язык твой поганый…
– Цыц!
– Всем заткнуться!
– Читай давай!
Оказалось, что списки на русском, а русскую грамоту хорошо знает только Женя. Остальные – кто забыл, а кто и вовсе не знал. И Женя громко, чётко и внятно прочитала весь список.
Эркин всё-таки пробился к ней и стоял рядом, не столько слушая, сколько оберегая её от толчков наседавшей толпы.
Женя прочитала список дважды. В первый раз как напечатано, и второй – как бы это могло звучать по-английски. И даже немного охрипла.
Даша и Маша были в списке, а они – нет. И когда они все выбрались из толпы – многим было мало услышанного, надо ещё и самому увидеть, где это напечатано – Женя поглядела на расстроенные лица девочек и улыбнулась. Но сказать ничего не успела.
На крыльцо канцелярии поднялся комендант и зычно крикнул, чтобы все отъезжающие подошли к нему. Началась новая давка. Эркин с Женей отошли в сторону и одновременно к ним с разных сторон подошли Фёдор и Олег Михайлович – офицер из канцелярии, особист.
– Идём, что ли? – сказал Фёдор. – Или вы едете?
– Нет, – покачал головой Эркин. – Идём, конечно.
Олег Михайлович внимательно посмотрел на них, козырнул. Уходя с Фёдором к воротам, Эркин оглянулся. Женя говорила с офицером. Вернее, говорил тот, а Женя с улыбкой кивала, соглашаясь.
– И далеко собрались? – спросил солдат в воротах.
– В город, – весело ответил Фёдор. – Купить кое-чего. У него, – он похлопал Эркина по плечу, – поминки сегодня, девятый день.
– Понятно, – кивнул солдат. – Поминки – это, конечно, святое дело. Ты, парень, правила-то знаешь?
Эркин молча, опасаясь испортить Фёдору игру, кивнул.
– Ну, валяйте, – солдат выпустил их через боковую калитку.
И в самом деле, не открывать же ради двоих большие створки.
Когда они отошли настолько, что их не могли услышать, Фёдор дал себе волю и захохотал.
– Ну, нагреем мы вертухаев! Ну, они у нас покрутятся! – и стал объяснять: – Они ж, гады, выпивку конфискуют, а потом сами же и пьют! А мы им… – он весело выругался.
– Так ты для этого и сказал о поминках? – уточнил Эркин.
– Ну да! Они на халяву губы раскатают, закусочку им, дескать, бутылочку, а мы им…
До Эркина наконец план Фёдора дошёл во всей своей красоте, и он захохотал.
– Дошло наконец, – ухмыльнулся Фёдор. – Ну, давай напрямик, припоздали мы, сейчас попуток нет. Городишко, понимаешь, занюханный, ездят туда мало.
– А со мной могут и вовсе не посадить, – решил его предупредить Эркин.
– Спокуха, не боись, дойдём. Хреново, конечно, – вздохнул Фёдор, – но не смертельно.
Шли быстро по выбитой тропинке. День серый, но без дождя, даже птицы иногда шумели. Один куст был усеян ими как листьями. Когда Эркин с Фёдором проходили мимо, птицы шумно взлетели и тут же сели, слились с землёй.
– Воробьи, – усмехнулся Фёдор. – Летние выводки. Видал, как расплодились?
Эркин с улыбкой кивнул. В имении тоже были воробьи. Даже в скотную залетали. Не доглядишь – концентрат расклюют.
– Ты сказал, пять лет скотником был. Это до Свободы?
– Да, – кивнул Эркин.
Разговор о прошлом, кто кем был, вернее, где работал. Вопрос обычный, и Эркин отвечал спокойно, чувствуя, что и он может так же просто спросить Фёдора о его прошлом.
– А потом?
Эркин пожал плечами.
– Грузчиком на станции, на мужской подёнке. Летом на заработки ездил. Пастухом на выпас и перегон. А ты?
– А я на заводе, сборщиком на конвейере. Ну и тоже… приработки всякие. Завод военный, раздолбали его перед капитуляцией капитально. Хорошо, как раз на филиале тогда оказался. Так и остался там.
– Хороший заработок? – поинтересовался Эркин.
– Да как тебе сказать. Ну, до Свободы всё понятно. А потом… Не бедствовал. Но и не пошикуешь. Один ещё перебиваешься, а с семьёй если… – Фёдор махнул рукой. – А тут как стали обратно крутить, я на себя в зеркало поглядел и понял. Рвать надо.
Эркин кивнул.
– Я тоже… Только и чухнулся, когда всё закрутилось.
– Ну, пока гром не грянет, мужик не перекрестится, – рассмеялся Фёдор. – Это уж натура наша такая русская, – и подмигнул Эркину.
Эркин осторожно кивнул. Он чувствовал, что в рассказе о прошлом Фёдор не врёт, а не договаривает, но, разумеется, лезть с расспросами не стал. Сам-то он тоже… У каждого есть то, о чём надо промолчать.
Идти оказалось и впрямь недалеко. Или это они просто темп такой хороший взяли.
– Вон и Стоунфорд, – Фёдор показал на появившиеся на горизонте дома, покосился на Эркина. – Всё нормально, парень.
Эркин заставил себя улыбнуться. За дни в лагере он как-то забыл, что он цветной, индеец, раб, что ему не положено вот так свободно идти рядом с белым, шутить и спорить на равных. А сейчас…
– Если меня не пустят… – начал он по-английски.
– Без если, парень, – перебил его тоже по-английски Фёдор и продолжил по-русски: – Спокойно и вперёд. Деньги у тебя есть? – Эркин кивнул. – Ну, и наклал на них с их закидонами. За свои деньги ты все права имеешь.
…Без Фёдора Эркин, конечно, не рискнул бы идти за покупками на Мейн-стрит. Поискал бы в Цветном, ну, или в каком «белом» магазине попроще. Но Фёдор, приговаривая неизменное: «Деньги есть? Так плюнь и разотри», – потащил его именно туда.
Город был пустынен и тих. Никаких следов Хэллоуина Эркин не заметил.
– Здесь, похоже, совсем тихо было.
– Не знаю, – пожал плечами Фёдор. – Меня тогда здесь не было. Ага, вот он и есть.
Эркин посмотрел на пёструю яркую витрину, замедлил шаг, но Фёдор подтолкнул его, и они вошли.
Сладкие густые запахи обдали их так, что у Эркина дыхание перехватило. Звякнул колокольчик закрывшейся двери. И на этот звук выбежала молоденькая девушка в белом фартуке с оборочкой и белой кружевной наколке на светлых до белизны волосах.
– Добрый день, джентльмены, – начала она и осеклась.
Смуглый черноволосый мужчина в синей куртке трудовой повинности и индеец со шрамом на щеке в тускло-чёрной рабской куртке никак на джентльменов не походили. Девушка, испуганно глядя на них, попятилась и исчезла в незаметной среди полок угловой двери. Фёдор спокойно рассматривал пёстрые банки, лотки с орехами и сушёными фруктами.
– Брат твой как, сладкое любил?
Его голос и русские слова сразу и успокоили, и подбодрили Эркина.
– Да, очень, – Эркин заставил себя улыбнуться. – Нас даже называли, как это по-русски, сладко…
– Сладкоежки?
– Да, сладкоежками.
– Ну и ладушки. Это вот соки…
– Соки и возьму, – кивнул Эркин уже уверенно. – А печенье, какое получше, посмотрим.
Из угловой двери появился и прошёл за прилавок похожий на девушку молодой парень. Белая куртка продавца не скрывала, а подчёркивала военную выправку. У Эркина всё тело напряглось, как перед броском. Сворник?! Ну… Парень окинул их недружелюбным взглядом. Фёдор, безмятежно разглядывавший прилавок, вдруг взял с прилавка большую десятифунтовую гирю и небрежно повертел в руках, продел в дужку палец.
– Что… вам угодно? – сухо спросил парень, глядя на Фёдора.
Фёдор, продолжая вертеть на пальце гирю, кивком показал на Эркина. Дескать, все вопросы к нему, а я так… при нём. Парень так стиснул зубы, что вздулись желваки, и перевёл взгляд. Эркин ответил столь же твёрдо и недружелюбно, и чувствуя, как неукротимо поднимается, захлёстывает его холодная волна ненависти, улыбнулся и сказал:
– Мне нужны соки, сэр. И печенье.
– Деньги.
– Это кто ж наперёд платит? – очень удивлённо поинтересовался Фёдор, раскачивая на пальце гирю.
Парень переводил взгляд с Эркина на Фёдора и обратно. Эркину даже на мгновение показалось, что он узнал Фёдора, но показалось, конечно, откуда… Наконец парень выдавил:
– Какой тебе?
Рядом с каждой банкой и коробкой стояла табличка с цифрами. Цена – догадался Эркин. Ещё пока они ждали, он прикинул, что купит. И теперь уверенно показал на банку с нарисованным апельсином.
– Этот, сэр.
Говорить с беляком по-английски и без «сэра» было ему слишком трудно.
Быстрый удивлённый взгляд.
– Ты знаешь, сколько это стоит?
– Да, – кивнул Эркин. И добавил: – Я вижу ценники, сэр.
Парень поставил банку на прилавок.
– Что ещё будешь брать? – спросил он с еле заметной насмешкой.
Эркин её проигнорировал и показал на банку с нарисованной клубникой.
– Вот эту. Через две от неё, следующую. Теперь эти две, сэр.
Фёдор перестал вертеть гирю, положил её на прилавок и теперь разглядывал выстраивающуюся на прилавке батарею. Однако… с размахом парень действует. Апельсиновый, клубничный, вишнёвый, персиковый, черносмородиновый и… и ананасный?! Ну, ни хрена себе!
– Всё?
– Теперь печенье, сэр, – спокойно сказал Эркин.
– И какое? – тон парня менялся на глазах.
– Вот эти пакеты, сэр. По одному каждого.
С изюмом, с орехами, с глазурью, в шоколаде, сладкие крекеры, хрустящие хлебцы… Маленькие, полуфунтовые пакетики шлёпались рядом с банками.
– Ещё?
– Да, сэр. Теперь вот этого.
– И тоже по одному каждого?
– Да, сэр.
Банан в шоколаде, кокос в шоколаде, дыня в шоколаде. В каждом пакетике по шесть ломтиков. Три маленьких коробочки с пьяной вишней, орехами и изюмом, облитыми шоколадом.
– Много сладкого, – парень наконец улыбнулся. – Надо чего-то кислого.
– Да, сэр. Вон тех конфет, сэр.
– Это же ковбойские! – вырвалось у парня.
– Я знаю, сэр, – кивнул Эркин.
На прилавке уже громоздилась целая гора. Бесшумно появилась девушка в наколке. Её глаза и рот удивлённо округлились.
– Что ещё?
Эркин обвёл глазами витрину за его спиной и показал рукой.
– Вот это, сэр.
Парень проследил за его рукой и даже тихонько присвистнул от изумления. Набор для детского пикник-коктейля! Однако… Неужели удастся спихнуть эту заваль?! Зачем это индейцу? Ну, дурак-покупатель – удача торговца. Он положил набор на прилавок рядом с банками и пакетиками. Хотя… логично. Для такого угощения самое то: маленькие – на четверть пинты – стаканчики, тарелочки… всего по двенадцать, и шесть тарелок побольше. Всё разноцветное, яркое, из прессованного картона с пропиткой.
– И ещё?
Эркин снова оглядел полки.
– И вот это, сэр.
Пакет с шестью витыми белыми свечами лёг рядом с набором.
– Всё? Или ещё что?
– Сумку, чтобы всё это сложить, сэр, – Эркин позволил себе улыбнуться.
Девушка, пройдя за спиной парня, достала и положила на прилавок большую матерчатую сумку с яркой эмблемой какой-то фирмы.
– Вот, эта подойдёт, – и она улыбнулась такому странному и очень красивому – разглядела в щёлочку, прячась за дверью – индейцу.
Но Эркин скользнул по ней невидяще-равнодушным взглядом, внимательно осмотрел сумку, проверив швы и крепость ручек, и кивнул.
– Да, сэр. Сколько с меня за всё?
Девушка, нырнув под прилавок, достала счёты. Но Эркин, улыбнувшись уже насмешливо, сказал:
– Двести тринадцать, так, сэр?
Парень и девушка считали вместе, сбиваясь и пересчитывая. Эркин снисходительно терпеливо ждал.
– Да, – наконец сказал парень. – Двести тринадцать.
Эркин достал бумажник и не спеша очень спокойно выложил две сотенные и ещё две десятки. Подвинул их по прилавку к парню. Тот собрал их, со звоном открыл кассу и вложил туда деньги. Отсчитал сдачу. И так же по прилавку подвинул Эркину. Тот кивком поблагодарил и взял деньги, убрал в бумажник. Девушка быстро и очень умело уложила всё в сумку. Эркин достал и положил на прилавок кредитку.
– Спасибо, мэм.
Взял сумку и спросил Фёдора:
– Ты будешь себе что-то брать?
– Да нет, – Фёдор обвёл витрину смеющимся взглядом. – Я сладкого не люблю.
Эркин взял сумку, вытащил из кармана шапку – входя в магазин, он машинально сдёрнул её с головы – и надел. Фёдор небрежно коснулся пальцами козырька своей, такой же, но тёмно-синей, как и его куртка, шапки. И они пошли к выходу.
– Спасибо за покупку, – робко сказала им вслед девушка.
Но Эркин уже открыл дверь, и её слова остались без ответа.
На улице Фёдор подчёркнуто внимательно оглядел Эркина.
– Ты чего? – спросил по-русски Эркин.
– Однако по-русски гуляешь.
– Это как?
– Ну, широко. Деньги не жалеешь, – и Фёдор с наслаждением заржал. – Ну, ты даёшь, ну… ну, нет слов.
Рассмеялся и Эркин. Мейн-стрит была по-прежнему пустынной. Эркин огляделся. Неприятное чувство, что за ним следят, снова укололо под лопатку.
– Пойдём? – предложил он Фёдору.
Тот перестал смеяться и внимательно посмотрел на него.
– Конечно, пойдём.
Когда Мейн-стрит осталась позади, и они уже шли мимо маленьких домиков предместья, Эркин перевёл дыхание и осторожно спросил Фёдора:
– Слушай, ты ведь на целый день уходишь, так?
Фёдор настороженно кивнул.
– Ну, так что?
– Ну, спасибо тебе большое, у тебя ж свои дела. До лагеря я и сам дойду.
Фёдор нахмурился, но тут же засмеялся.
– Э-э, нет. Не пойдёт. Я такого цирка не пропущу.
– Какого цирка?
– А на проходной. Нет, мои дела до завтра подождут, не загорятся. А такое я не пропущу, не рассчитывай.
– Но…
– Без но! – Фёдор решительно стукнул его по плечу. – Пошли.
Эркин посмотрел на часы, шевельнул губами, считая.
– На обед можем и не успеть.
– Не оголодаем, – хохотнул Фёдор. – Или постой. Купим сейчас по сэндвичу и пожуём дорогой.
Эркин кивнул.
Сэндвичи они купили в крохотной лавчонке на границе местного Цветного квартала. Когда Эркин полез за деньгами, Фёдор свирепо цыкнул на него и заплатил сам. А на улице объяснил:
– За тот цирк, что ты устроил, я тебе не то что это, а бутылку поставить должен. Так что… ешь, не стесняйся.
Эркин недовольно опустил глаза, но промолчал. Фёдор посмотрел на него и усмехнулся.
– Ничего, парень, всё будет тип-топ. Гордый ты, это хорошо. Только… – и не договорил, усмехнулся. – Ладно. Сам поймёшь. А теперь пошли.
Они вышли из города, и опять начался путь по бурым мокрым то ли полям, то ли лугам с редкими пучками кустов и одинокими деревьями.
Теперь они шли не спеша, жуя на ходу сэндвичи с дешёвым мясом. Время от времени Фёдор начинал хохотать, то вспоминая сцену в магазине, то предвкушая готовящуюся им встречу.
– Ну, цирк, ну, спасибо. Давно я так не веселился. Ну… слушай, а что, это пастухи так зарабатывают?
– Понимаешь, это за три месяца, даже больше. И премия ещё, – начал объяснять Эркин. – Да ещё… там олимпиада была, играл ещё… – Фёдор понимающе кивнул. – Так что много набралось.
– Ну, понятно. И спустить не успел? – и тут же лукаво: – Или жена всё сразу выгребла?
Эркин серьёзно посмотрел на него.
– Как это?
– Понял, – кивнул Фёдор. – Замнём для ясности.
Эркин пожал плечами. Он и в самом деле плохо понял: хотел Фёдор пошутить или нет, и в чём тут шутка. Какое-то время шли молча. И уже Эркин начал разговор:
– Фёдор, ты… ты совсем один?
– Совсем, – Фёдор усмехнулся. – Поразметало всех так, что и концов не соберёшь.
– И будешь… собирать?
– Не знаю, – после паузы ответил Фёдор. – Привык я один. Одному безопаснее. Понимаешь, когда ты не один, то тебя за это дёргать могут. Охранюгам самый смак не по морде, а по душе тебе вдарить.
Эркин понимающе кивнул. Это он тоже хорошо знал.
– Слушай, – вдруг спросил Фёдор. – Ты в имение сразу из резервации попал?
– Нет, – усмехнулся Эркин и перешёл на английский. – С торгов. Я по рождению раб, из питомника.
– Ни фига себе! – присвистнул Фёдор. – А я-то понять не мог, чего ты от своих отбился. Индейцы все ещё летом уехали. А тебя не взяли?
– Не захотел, – твёрдо ответил Эркин по-русски. И подумав, что от Фёдора можно и не таиться, добавил: – И не один я уже был.
– Понятно, – Фёдор достал сигареты и закурил. Протянул пачку Эркину. Эркин мотнул головой, улыбкой смягчая отказ, и Фёдор спрятал сигареты. – Нет. Либо жить, либо помнить. Буду начинать всё заново. Тебя в списках не было?
– Нет.
– Ну, правильно. Сейчас, я думаю, сентябрьские едут. Понимаешь, от заявления до визы месяц. Да Хэллоуин задержал. Там мы тоже всей оравой не нужны.
– Там – это в России?
– Ну да, – Фёдор помрачнел. – Язык перезабыли, работу только самую простую можем, ни кола, ни двора. Ну, бедные. Вот и отправляют нас понемногу. Ты, когда заявление подал?
– Двадцать первого октября. А ты?
– А я на Хэллоуин, – Фёдор улыбнулся. – Ты раньше уедешь.
– И вот так в лагере будешь жить?
– А чем плохо? – засмеялся Фёдор. – Койка есть, кормят хорошо, баня в любой день.
– Это же не дом, – вырвалось у Эркина. – Знаешь, я на заработках был, думал, как вернусь, даже снилось мне…
– Дом – великое дело, – кивнул Фёдор. – Свой дом.
Тоска, прозвучавшая в его голосе, заставила Эркина посмотреть на него и тут же отвести глаза. Какое-то время шли молча. И вдруг Фёдор рассмеялся.
– Ты чего? – Эркин невольно и сам засмеялся: так заразительно хохотал Фёдор.
– Да я как подумаю, что они там нас ждут, селёдочку, понимаешь ли, режут, сало пластают. Думают, мы им сейчас выпивки дармовой накидаем… – Фёдор не мог говорить от смеха.
Смеялся и Эркин.
– Ты только не тушуйся, – отсмеялся Фёдор. – Держись спокойно. Конфискации подлежит только спиртное, понял? Прошмонать нас прошмонают, но отобрать не посмеют.
– Втравил я тебя…
– Ну, это ещё кто кого, – засмеялся Фёдор. – Всё путём. Скучно же здесь, а тут такой цирк намечается. Слушай, а чего у тебя фамилия русская, а имя… индейское, так?
– Так, – кивнул Эркин. – Понимаешь, меня в имении звали Угрюмым, по-английски Morose, а на сборном, зимой ещё, мне записали по-русски Мороз.
– Постой-постой, соображу… ну, точно, буквы-то одни и те же. Здорово! А имя твоё… со смыслом? Ну, означает чего?
– Не знаю, – помрачнел Эркин. – Просто имя.
Фёдор понимающе кивнул. Вдруг посыпал мелкий холодный дождь, налетел ветер. Фёдор забористо выругался, натягивая на уши шапку, чтобы не унесло.
– Вот погань!
– Зима уже вот-вот, – пожал плечами Эркин.
– Да какая, к чёрту, это зима?! Слякоть. Вот в России зима, это зима. Снег… всю зиму лежит. Как ляжет, так и до весны. А это что? – Фёдор снова выругался.