– Нет. Мы сидели в холле. Обедать я не остался. Прислуживал один из его парней. О делах мы не говорили, Алекс, так… обмолвки. И ещё по сторонам набрал по крупицам. Его… товар стоил очень дорого. Очень. Но мне говорили, что и товар… соответствует цене. Запретов, тормозов у них не было. Пол, возраст, даже раса… Хозяин приказал и всё.
– Но это не телохранитель, – Гольцев закурил предложенную Джонатаном сигарету. – Это палач.
– Да, я слышал, что их и так использовали.
– Бывший телохранитель Ротбуса вырезал за сутки свыше тридцати человек, – Фредди невольно присвистнул. – Да. Как ты и говорил, невзирая на пол и возраст. Грудным пробивал головки кастетом.
– Кто его брал? – спросил Фредди.
– Я, – просто ответил Гольцев. – Кропстон мог купить такого раба у Грина?
– У Бобби был раб-телохранитель? – изумился Джонатан.
– Вы не знали об этом?
– Была… обмолвка, но я не поверил.
– Наша, – Фредди улыбнулся, – Система избегала иметь рабов. Кое-кто, я слышал, занимался перекупкой, но своих не держали.
– Почему? – заинтересовался Гольцев.
– Невыгодно, – ответил Джонатан. – Раб как друг ненадёжен.
– Да, – кивнул Фредди. – Защита по приказу – не защита. А если не прикажут? Бывали… инциденты. Кропстона, кстати, защитил его… раб?
– Кстати, нет, – кивнул Гольцев. – Но тоже… по приказу. А кто мог сдать такого раба Кропстону в аренду?
Джонатан пожал плечами.
– Впервые слышу, чтобы их арендовали. Я пас, Алекс.
Гольцев кивнул.
– Интересное кино. И почему Грин обосновался в таком захолустье, тоже не знаешь?
– Нет. Я знаю только, что у него было ещё имение, там он и сделал что-то вроде учебного центра, но где это? Пас.
– Пас, – развёл руками Фредди.
– Ладно, – встряхнул головой Гольцев. – И на этом спасибо. Вы сейчас куда?
– В Колумбию и Спрингфилд, – ответил Джонатан. – А оттуда уже домой.
– Не знаешь, как там? – спросил Фредди.
– А что у вас в Колумбии?
– Понимаешь, Алекс, – стал объяснять Джонатан, – у нас там точка. Мы дали деньги трём парням, чтобы они открыли своё дело. Массажное заведение. Если их разгромили…
– То плакали наши денежки, – закончил Фредди.
– Ага-ага, – хмыкнул Гольцев. – Пустячок, но жалко. Насколько я знаю, кроме этого… палача и его художеств, там было тихо. А в Спрингфилде что?
– Там наш работник в госпитале.
– Госпиталь под охраной, – улыбнулся Гольцев. – Там-то уж точно ничего.
– Хорошо бы, – кивнул Джонатан. – Спасибо, Алекс.
Гольцев кивнул и посмотрел на часы.
– Сейчас выезжаем, – сказал Джонатан.
– До шести сидите. А то, – Гольцев усмехнулся, – по второму разу залетите.
– А это уже рецидив, – понимающе улыбнулся Фредди.
– Перебор, – кивнул Джонатан.
Гольцев встал.
– Хорошо посидели. Не будем портить.
Джонатан снова достал блокнот, быстро написал на листке, вырвал его, встал и протянул Гольцеву.
– Вот, Алекс. Будешь в наших краях, заезжай.
– Спасибо, – Гольцев спрятал листок в нагрудный карман, улыбнулся. – Меня найти сложнее, но… запоминайте. ВЧ сорок семь двенадцать, майор Гольцев, – и строго повторил: – Запомните.
– Понятно, Алекс, – улыбнулся Фредди.
Обмен рукопожатиями, и Гольцев ушёл.
Фредди встал и устало потянулся, упираясь кулаками в поясницу.
– Сколько нам осталось, Джонни?
– Два часа. Почти.
– Ложимся, – решил Фредди. – Хоть час, да наш.
– Ага-а, – Джонатан протяжно зевнул. – Я думал, будет дороже.
– Он много знает, помимо нас, – Фредди прошёл в спальню и стал раздеваться.
– Да, ты прав, он уточнял и проверял. Как и мы, впрочем.
– Мы сделали, что могли, Джонни.
Чисто машинально, думая уже о другом, Джонатан закончил:
– И пусть другой попробует сделать больше.
Тетрадь тридцать девятая
Графство Эйр
Диртаун
Утро начиналось обычно. Подъём, оправка, уборка камеры, завтрак. Каша, хлеб, чай.
– Так сидеть можно, – высказал общее мнение Грошик.
Ему ответили дружным хохотом. Хотя некоторые смеялись не слишком охотно: тревога за семьи всё-таки давала себя знать. И поскольку расстрел явно не планировался, всё больше вспоминали о прошлом и думали. О будущем. Мартина второй день донимали расспросами о работах. Шахты – понятно, лесоповал – тоже в принципе ясно, а вот…
– А вот как о себе дать знать?
– А написать.
– А кто писать будет?
– Мартин и напишет.
– А если его в другое место пошлют?
– А с какого перепоя?!
– Да здесь с нами, и там вместе будем.
– А если…
– Заткните дурака, кто ближе.
– Меченый, как думаешь…?
Но выяснить, как и о чём он думает, не успели. Распахнулась дверь, и им велели выходить с вещами. Они быстро натягивали куртки, обувались и выходили, привычно заложив руки за спину и опустив глаза. Проход по коридорам и гудящим под сапогами лестницам.
Большая комната, чуть меньше сортировочного зала, а там… Ого! Всё наши, в других камерах, видно, были. Их поставили рядом, и Мартин опять в который раз удивился ловкости, с которой они, меняясь местами и перешёптываясь, быстро выяснили, что у тех всё было так же.
– Допросы…
– Да какие на хрен допросы, по морде ни разу не съездили.
– А спрашивали о чём?
– Да о том же.
– Ну, об этом и с небитой мордой говорить можно.
– Мартин, чего нас сюда?
– Отцепись, он с нами пришёл.
– Сам ты… Чего мы знаем, и чего он.
– А всё то же…
Появились русские офицеры, и все замолчали. Долго выкликали имена, фамилии и прозвища. Убедившись, что все на месте, офицер заговорил очень чётко, делая паузы, чтобы до них дошёл смысл сказанного.
Их действия признали необходимой самообороной.
Неясный гул пробежал по комнате. Непонятно и потому особенно страшно.
Их отпускают. Они свободны.
И опять недоверчивый, настороженный шёпот.
Сейчас им вернут их вещи. И они могут уйти. До Джексонвилла будет машина. В десять часов. Но кто хочет, может уйти сразу.
Эркин почувствовал, что он словно глохнет, как тогда в имении, когда им объявляли Свободу. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. В Джексонвилл? А зачем ему туда? Жени нет, Андрея тоже, Алису забрали Даша с Машей. А они где? Где их искать? А если… если они ещё не уехали?! Тогда надо в Джексонвилл. Чёрт, голова кругом.
А их уже вызывали по пятеро и уводили в другую дверь. Не в ту, через которую вводили.
– Меченый, ты на машине? – шепнули сзади.
– Да, – ответил он, не оборачиваясь.
Не из страха: русские не мешали им переговариваться, а… а не нужен ему никто сейчас. Да и чего там? Да, надо в Джексонвилл, а вдруг они там. Если в Цветном не знают, сходить к ним в больницу, они при больнице жили.
Уже его черёд. На этот раз он оказался в одной пятёрке с Мартином и Арчем. Все вместе вошли в комнату, которую он сразу узнал: здесь их записывали, когда привезли, и вещи отбирали. Эркин увидел на столе у стены груду пакетов и незаметно толкнул локтем Мартина. Тот кивнул.
– Подходите по одному и называйте полное имя, – распорядился русский за столом с бумагами.
Мартин пошёл первым.
– Мартин Корк.
– Корк фамилия?
– Да.
Эркин, напряжённо прищурившись, следил. Дают бумажку, справку, наверное, а это… расписаться? Да. Второй русский у стола с пакетами находит нужный, вскрывает, отдаёт всё, и ещё раз расписаться.
– Будете ждать машину?
– Да.
– В эту дверь.
Мартин успел обернуться и успокаивающе подмигнуть им. Эркин быстро улыбнулся в ответ и подошёл к столу.
– Эркин Мороз.
– Мороз фамилия? – равнодушный вопрос.
– Да, сэр.
– Держи. Расписаться можешь?
– Да, сэр, – Эркин старательно нарисовал две известных ему буквы.
С треском вскрывается пакет. Бумажник, деньги, удостоверение – смотри-ка, и сигареты целы – обе справки, рукоятка ножа, пояс… Всё вернули, даже чудно! Он послушно расписался за вещи.
– Будешь ждать машину?
– Да, сэр.
– В эту дверь.
Он рассовал вещи по карманам и, на ходу заправляя пояс в джинсы, пошёл к указанной двери. На себя, от себя? Маленький тамбур, вторая дверь и… двор. Тот самый или другой… а вон и Мартин, и обе первые пятёрки, машут ему. Эркин подбежал к ним. И двух фраз друг другу сказать не успели, как подошёл Арч. А там и остальные. Осторожно закурили. Окрика не последовало, и сигареты пошли по кругу.
– Ты гляди, все, считай…
– Все и есть…
– Ну, не своим же ходом…
– Да ещё знай куда…
– Мартин, а чего…?
– Парни, живём…!
– Живи молча, трещотка…
– Повезти-то повезут, а вдруг в Овраге высадят?
– Обойдётся Овраг без нас.
Немудрёная шутка вызвала дружный смех. Смеялись тихо, привычно зажимая рты, чтобы не привлекать внимания надзирателей. Опять захлопала дверь, и во двор повалили негры, мулаты, трёхкровки, тоже в рабских куртках и сапогах, но незнакомые. Они собирались отдельно.
– Эй, – вылез на край Грошик. – Вы откудова?
– Из Мэриленда, – откликнулся высокий мулат с ссадиной на лбу.
– Это где?
– Далеко?
– А хрен его знает, – улыбнулся трёхкровка, зябко охвативший себя за плечи: он был в одной рваной рубашке. – Обещали отвезти.
– Во! – обрадовался Грошик. – Нас тоже. Мы из Джексонвилла.
Видя, что русские не мешают разговаривать, обе группы осторожно сблизились, а затем и смешались. Начались разговоры о Хэллоуине, где как прижимали, кого давили, рассказ джексонвиллцев о боях произвёл впечатление.
– А беляк чего тут? – заметил Мартина кто-то из мэрилендских.
– За беляка врежу, – спокойно сказал Эркин.
Загудели, заволновались остальные, и вопрос с Мартином был решён.
А к их толпе всё подваливали и подваливали новые. Оказывается, город этот – Диртаун и сюда свезли со всей округи.
– А беляки ещё сидят? Точно?
– Точно! Их судить будут.
– Так им, сволочам, и надо!
– Это ещё к чему присудят…
– А ни хрена, пусть посидят…
– В такой-то тюряге сидеть, да я бы…
– Ну, так иди, обратно попросись…
– Ага, к белякам в камеру…
– А пошли вы…
– Тебя ждёт кто?
– Моих всех положили, гады…
– А мои – не знаю…
– Баба и пискунов пятеро…
– Ты за когда столько настругал?
– А зимой…
– Записанные, что ли?
– А не один чёрт?!
– С работой теперь как же…?
– А как было, так и будет…
Эркин слушал и не слышал. На работу ему теперь… накласть. Работа в Джексонвилле ему не нужна. Нет, хватит с него. Если Даша и Маша с Алисой там, заберёт их и в Гатрингс, в комендатуру, и просить, чтобы сразу отправили или дали где-то пересидеть, дождаться визы. Один раз лопухнулся, хватит.
Приглушенно урча моторами, во двор въехали и развернулись четыре машины, крытые грузовики, как и те, в которых их сюда привезли. Шофёры откинули задние борта и подошли к русскому офицеру. Эркин полез на край толпы послушать, но офицер уже зычно крикнул:
– Внимание!
Ему ответила мгновенная тишина.
– Эта машина на Джексонвилл. Эта – на Мэриленд, – он показывал на машины точными, не спутаешь, жестами. – Эта – Квинстаун, Соммервилль, Вудсток! Эта – все остальные, кто из имений. Поняли? Грузитесь.
И отошёл, чуть насмешливо наблюдая за их толкотнёй.
Щедро раздавая тычки и подзатыльники, Арч навёл порядок у их грузовика. У соседнего так же, но помогая себе ещё и виртуозной руганью, орудовал мулат с ссадиной. Не такие же они дураки, чтобы не понимать: быстрее рассядутся – быстрее уедут. Мартина на всякий случай – вдруг начнут придираться, что белый – опять запихнули в серёдку. Их грузовик уже заполнился, Арч мощным пинком подсадил Огрызка и взялся закрыть борт, когда к нему подбежали двое в потрёпанных рабских куртках.
– К-куда?! – шагнул к ним навстречу Арч.
– Да из имения мы, работы там ни хрена теперь, – зачастили они наперебой. – У вас-то говорят…
– Гони, Арч! – заорали из кузова. – Самим жрать нечего! Шакалы!
– Отваливайте, – сказал Арч, поднимая борт.
Они покосились на русского офицера и отошли. Арч перелез через борт в кузов к остальным.
– Готовы? – улыбнулся русский.
– Да, масса, – ответил Арч.
Русский махнул рукой, и их машина тронулась. И как только тюрьма осталась позади, загудели, заговорили. Надзирателей нет, так языки и отвязать можно.
– А заметил, у этих, на третьей машине, белых сколько?
– Ага, точно.
– Куртки синие когда, это угнанные.
– А у мэрилендских ни одного.
– Их проблемы.
– Меченый, не подслушал чего?
– Нет, они о своём говорили, я и половины не понял.
– Ну и ладно.
– Домой приеду… Завалюсь…
– Со своей, что ли?
– Могу и с твоей, коль самому нечем…
– Ага, его не убудет…
– Ща я т-тебя…
– А ну сядь, сам напросился!
Мартин усмехнулся и, поймав взгляд Эркина, сказал:
– Всё нормально. Мы, когда из плена ехали, об этом же… мечтали. Гадали. Дождалась, не дождалась.
Эркин кивнул. Ему гадать не о ком, но… но это уже его проблема. И отгоняя ненужные сейчас мысли, спросил:
– Вернёмся, ты что делать будешь?
Мартин пожал плечами.
– Не знаю. Посмотрю, а так-то… уеду, наверное. Что мне здесь теперь?
– Бросишь всё?
– Что смогу, продам, – у Мартина зло дёрнулась щека. – Если осталось что.
– А ты что, один? – осторожно спросил Эркин.
Мартин угрюмо кивнул.
Как всегда, в дороге Эркина стало клонить в сон – рабы всегда отсыпались при перевозках – он закрыл глаза и задремал. Рассыпался и затих разговор. Не спали только сидевшие у заднего борта и рассматривающие дорогу.
Спрингфилд – Колумбия
Золотарёв и раньше знал, что от генерала ничего не укроешь, но такого… И когда этот старый чёрт успел всё разнюхать? Ну, кто настучал, понятно. Аристов, больше некому, всего-то ничего от своего кабинета до генеральской палаты дойти. Чёрт, ведь никто не подставлял, сам вляпался, по уши, но от этого ещё обиднее. Вот так пойдёт невезуха полосой, и ни черта ты не сделаешь.
Вчера, закинув этого чёртова индейца в тюрьму, он узнал кучу неприятных новостей. Вот с этого момента и началось…
– Майор, тебя тут из Колумбии разыскивали. Телефон оборвали.
– Ага, спасибо. Слушай, кто со Стормом работает?
– Уже никто. Всю джексонвиллскую верхушку затребовали в Колумбию.
Он даже растерялся на минуту, не в силах сообразить, кто же это так рьяно взялся. Сразу распрощался и понёсся в Колумбию. Свиридов выжимал из машины всё возможное, но ему не нравились осторожные искоса взгляды шофёра. Если сержант видел его кулачные упражнения, то… хотя это не так уж важно, и покруче закидоны сходили с рук, если был результат. Вот в чём дело! Результата нет. Впопыхах он так и не посмотрел, что там накропал по индейцу желторотик. Хотя… да нет, ничего ценного индеец сказать не мог, если вообще что-то говорил. И рапорт желторотика… – обидно, но не смертельно. И опять… был бы результат, всё бы не только сошло, а в заслугу бы поставили, а теперь… В Колумбии он с ходу отправил Свиридова отдыхать и получил от дежурного, как кулаком… под дых или в лоб, хотя без разницы…
– Прибыть к генералу в госпиталь завтра в семь пятнадцать.
Он автоматически расписался в получении предписания и неофициально спросил:
– А что, Старик уже к выходу готовится?
И получил:
– А он здесь сегодня с утра разгон давал, – дежурный посмотрел на него красными от усталости глазами и улыбнулся. – Нагрянул с утра и… вкатил всем скипидару в одно место. Вот и вертимся.
– А сейчас он где?
– Уехал.
Он кивнул.
– Спасибо. Машину мне на четыре вызови.
Дежурный кивнул, делая пометку в путевом листе. А он побежал к Спинозе. Что Бешеного с командой куда-то отправили, он уже знал. А Спиноза должен быть на месте. Так и вышло. Спиноза сидел у себя в кабинете, обложившись папками и картотеками.
– Ага! – очки Спинозы насмешливо блеснули. – Тебя тут уже в розыск объявили.
– Проворачивал одно дело. Слушай, неужели Старик вышел? Ему же, говорили, ещё месяц на реабилитацию.
– А он уже. В полной боевой, – усмехнулся Спиноза. – Готовься к головомойке, Коля.
– У начальства этого добра на всех навалом, – улыбнулся он, подсаживаясь к столу. – Рвёт и мечет?
– Хуже. С улыбкой и на вы.
– Значит, как всегда, – он понимающе кивнул. – А я ему зачем?
– Завтра в семь пятнадцать получишь исчерпывающие инструкции, – хмыкнул Спиноза.
Он поглядел на часы.
– Уже сегодня. Что интересненького?
Спиноза устало потёр лицо ладонями.
– Сашка взял «колумбийского палача». Старик его сегодня потрошил.
– Ясно.
– «Палач» был личным телохранителем Ротбуса, – он присвистнул. – Во-во, Коля. Остатки Белой Смерти прибежали к нам в слезах и соплях спасаться от этого палача.
– Ни хрена себе…! Я думал, просто грабитель.
– Он ни в одном доме не то что нитки, крошки хлебной не взял, но, – Спиноза усмехнулся, – но и в живых никого не оставил. Включая грудных. Верхушка Белой Смерти, генералитет СБ и ещё… Ну, тут ещё надо отследить закономерность. Гулял парень, себя не жалея. Старик им сам занимается.
– Пусть занимается, – милостиво кивнул он. – Отличился, значит, Сашка. Рад за него.
– Я тоже. Старик отправил его в Джексонвилл.
– К-куда?! – его вдруг обдало холодной волной, хотя ничего ещё такого особенного не прозвучало.
– В Джексонвилл, – терпеливо повторил Спиноза. – Есть такой захолустный, но очень интересный, – Спиноза виртуозно скопировал интонацию генерала, – городишко. Вот так, Коля. Сашка оттуда уже целый обоз отправил, а сам на ночь остался.
– Ага, – он кивнул, быстро соображая. Индеец и лагерник жили в Джексонвилле, Сторм там же обретался. Ещё с лета, да, участвовал в приёме комиссии Горина. Ах, чёрт, та… переводчица! Спрашивала про имя Эркин. Ох, как на этом городишке всё завязано… Он не додумал.
– Коля, у тебя есть, что предъявить генералу? – Спиноза спрашивал с искренним участием, и он угрюмо пожал плечами. – Тогда иди, Коля, и готовься.
– Намёк понял, – он встал, – удачи тебе.
– Того же, – Спиноза снова уткнулся в свои бумаги…
…Золотарёв откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, будто так можно избавиться от воспоминаний. Надо же, чтоб так всё наворотилось и переплелось…
…– Я вас слушаю, Николай Алексеевич.
Генерал, как всегда свеж, подтянут и безукоризненно вежлив.
– Итак, Николай Алексеевич, двое последних суток чем вы были заняты?…
…И дальше… дальше его беспомощный лепет и вежливые до ужаса вопросы…
…– Что показали на допросе Бредли и Трейси?
– Они врали, нагло, в глаза.
– Интересно. И что именно?…
…– Почему индеец отказался давать показания?…
…– Как вы оформили экспертизу?…
…– Цель мероприятия?…
…– Полученный результат?…
…– Николай Алексеевич, итак, весь предпринятый вами комплекс имел своей целью обнаружение лагерника, – улыбка обманчиво смягчает казённые обороты, – не так ли?
– Да.
– И как, цель достигнута? – в голосе генерала искреннее, почти… детское любопытство.
Он опускает голову.
– По косвенным данным, Михаил Аркадьевич, он был в Джексонвилле.
– Был?
– Среди арестованных его нет. Затаился где-то.
– Так-так. Интересно. А что показал индеец? Ах да, он отказался говорить, простите, забыл. А Бредли и Трейси?
– Они… они отказались от всего.
– Простите, не понял.
– Отреклись. Вот, – он протягивает генералу листки, – собственноручные.
– Интересный документ, – генерал быстро пробегает глазами текст. – Очень интересный. Николай Алексеевич, но здесь нет ни одного имени, даже приметы не указаны. О каком спальнике и каком лагернике идёт речь? Это, во-первых. А во-вторых, если принять ваше предположение, то ведь они действительно могли не знать, что их пастухи – спальник и лагерник.
– Это невозможно, Михаил Аркадьевич!
– Николай Алексеевич, что является основной приметой, если хотите, нательной уликой лагерника?
– Номер. Над левым запястьем, синяя татуировка, ну и шрамы, следы побоев, пыток…
– Совершенно верно. А спальника?
Он угрюмо молчит, но генерал смотрит с такой улыбкой, что приходится отвечать.
– Специфический… вид половых органов.
– И опять вы правы. И то, и другое легко определяется визуальным осмотром, не так ли? – он кивает. – Но для такого осмотра подозреваемых надо раздеть. Не думаю, что это входило в обязанности лендлорда и старшего ковбоя. Вряд ли они занимались выяснением особенностей телосложения пастухов.
– Михаил Аркадьевич, за три месяца они не могли… не догадаться. Не заподозрить наконец.
– Почему же? Это вполне возможно. И пока обратное не доказано… И потом. Даже докажем, что они знали. Что из этого?
Он молчит. Генерал смотрит на часы.
– Я должен ненадолго покинуть вас, Николай Алексеевич. Пожалуйста, располагайтесь и изложите подробно и последовательно весь проделанный вами комплекс. Бумага, ручка… У вас свои? Отлично. Устраивайтесь.
И ушёл. Завтракать. А он сидел и писал, писал, писал… а тут ещё припёрлись эти наглецы. Им, видите ли, другого времени для уборки нет. М-морды! Один из них точно тогда на крыльце… Шуганул их от души. Убрались. Писал и заново свой позор переживал. Как раз к возвращению генерала успел.
– Благодарю, Николай Алексеевич. С лагерями вы, надеюсь, закончили. Теперь я вас попрошу заняться документацией. Обобщите все материалы по Дню Империи.
А вот это уже под дых. Когда снимают с оперативной работы на бумажную… Он задохнулся, но промолчал. Чего уж там? Хорошо, если на этом Старик успокоится…
…Золотарёв досадливо вздохнул, не открывая глаз. На Аристова он попробовал… кивнуть. И получил. Вот когда стало страшно…
…– Полковник медицинской службы Аристов, разумеется, получит взыскание. За принятие к исполнению фальшивого предписания, – и видя его изумление, с улыбкой: – Вы ведь помните, Николай Алексеевич, что любой официальный документ, оформленный с нарушением инструкций, считается фальшивым. На предъявленном Аристову направлении на экспертизу отсутствовали все необходимые печати и штампы, а часть подписей выполнены одной рукой…
…Фальшивый документ – это очень серьёзно. Тут до трибунала меньше шага. Рукоприкладство без свидетелей и протокола медосвидетельствования доказать очень трудно, а документ… предписание осталось у Аристова, а заключение, заключение он сам отдал генералу. Чёрт, как же он так лопухнулся?! Спешил, бегать подписи собирать и печати шлёпать некогда, боялся упустить момент… Вспомнишь, и снова стыдом обдаёт…
…– Николай Алексеевич, вы настаиваете, что этот индеец – спальник. Допустим, это так, но почему тогда вы выписываете направление на общую экспертизу? Это же бланк запроса о состоянии здоровья. У запроса на спальника другой цвет и красная полоса по диагонали. Спутать розовый цвет с голубым трудно даже дальтонику.
И он опять молчит. А что тут скажешь? Профессиональная некомпетентность…
…Нет, этих слов, слава Богу, сказано не было. Ещё, можно сказать, легко отделался. Звание и прочее, само собой, мимо пролетели, хорошо хоть не сняли ничего. Но погано… Сволочи они все. Что Бредли, что Трейси, что этот индеец. И теперь даже счёты ни с одним не свести. Генерал ничего не забывает, что где пронюхал, так это уж навсегда. А лагерник… Да чёрт с ним. Ладно, переживём, могло быть и хуже.
Колумбия
ВЧ 4712
Гольцев спал, лёжа ничком и спрятав голову под подушку, когда его потрясли за плечо и дёрнули за ногу. Он замычал, лягнул два раза пустоту и сел.
– Чего?!
– Того! Генерал приехал. Через пять минут к нему.
Выпалив это, дежурный исчез. Гольцев протёр кулаками глаза, вдохнул, выдохнул и сорвался с места. Пять минут у генерала – это и в самом деле пять минут. Не меньше, но ни в коем случае не больше. Так что в темпе всё, в темпе. Умыться, побриться, в форме, при полном полевом параде, чтоб как у свадебной кобылы: зад хоть в мыле, но голова в цветах и лентах. Хорошо ещё, что бумаги, как приехал, сразу свалил, целых… целых двадцать семь минут спал. Всё. Готов. Теперь бегом. Где он? У Спинозы? Клёво!
– Майор Гольцев прибыл!
– Здравствуйте, Александр Кириллович, проходите, садитесь. Я просмотрел ваше донесение, – Гольцев невольно оторопело моргнул. Когда успел? Ну, Старик, ну… – Довольно толково, хотя и не исчерпывающе. Я понимаю: спешка. Так что давайте устно то, что не легло на бумагу. Я вас слушаю, Александр Кириллович.
Что же не легло на бумагу?…
…Просторный и по-нежилому гулкий дом. Они сразу оцепили его, хотя из-за размеров сада и особняка это оказалось непросто, но всё побоку… Дом пуст… Неужели скрылся, неужели как зимой или как на этот чёртов День чёртовой Империи, когда шелупонь зачерпнули, а матёрые залегли на дно, из-под носа ушли… Ну нет, на этот раз достану!..
…– Кропстон не оказал сопротивления?
– Нет. И телохранителю своему так приказал.
– Приказал не сопротивляться, или не приказал нападать на вас? Вы понимаете меня?
Гольцев кивнул, нахмурился, припоминая.
– Фактически… и то, и другое, Михаил Аркадьевич. Было так…
…Он ворвался в кабинет и сразу увидел сидящего за огромным, покрытым зелёным сукном, но пустым столом грузного белолицего мужчину. И стоящего за его правым плечом высокого негра в кожаной куртке. Такой же, как у того, колумбийского. Он ждал пули или броска, но негр остался неподвижным. Вошедшие следом автоматчики быстро заняли позиции, держа эту пару под перекрёстным прицелом. Белые холёные руки на зелёном сукне неподвижны, нужно очень приглядываться, чтобы увидеть даже не мелкую дрожь, а подёргивание кожи. Он шагнул вперёд.
– Роберт Кропстон? – и, не дожидаясь ответа, – Вы арестованы. Сдайте оружие.
И, к своему удивлению, увидел улыбку.
– Да, разумеется. Господин офицер, прошу отметить, что я не оказал сопротивления.
– Оружие! – повторил он, успев подумать: «Грамотный, чёрт!».
– Гэб, – сказал, не оборачиваясь, Кропстон. – Иди с этими джентльменами и выполняй все их приказы.
Лицо негра не изменилось, и голос прозвучал безжизненно равнодушно:
– Слушаюсь, сэр.
Он показал негру на второй стол перед камином.
– Оружие на стол.
– Да, сэр.
Негр подошёл к столу и стал выкладывать пистолеты, ножи, кастет, перчатки с накладками…
– Ещё пояс и ботинки, – напомнил он.
Негр послушно, с тем же безучастным выражением выдернул из штанов и положил на стол пояс с шипастой пряжкой, и нагнулся, чтобы снять ботинки. И тут он сообразил.
– Стоп! – негр замер, согнувшись. – У тебя сменные-то есть? – негр молчал. – Ну, отвечай.
– Нет, сэр, – глухо ответил негр, не поднимая головы.
– Ты что, в этих всё время и ходишь? – искренне удивился он.
И опять в ответ молчание. Но он уже начинал догадываться.
– Отвечай.
– Да, сэр.
– Ладно, – сразу решил он. – Оставайся пока в них. А сейчас иди.
Негр молча выпрямился и вышел в указанную дверь…
…– Даже не оглянулся, Михаил Аркадьевич. Будто и не было ничего.
– Интересно, – Михаил Аркадьевич задумчиво кивнул. – Потом вы его переобули?
– Да, нашли подходящие по размеру.
– Рабские?
Гольцев пожал плечами.
– Да нет, вроде, обычные туристские.
– И как он отреагировал?
– Да никак. Он выполняет приказы, отвечает на вопросы, но только после команды: «Отвечай». И всё. Остальное он будто не слышит.
– Вы не пробовали с ним просто поговорить?
– Пробовал, Михаил Аркадьевич. Односложные ответы и только после приказа отвечать. На «ситуацию» я его не проверял.
– Разумно, Александр Кириллович. В нашем автохозяйстве с прошлого декабря работает вольнонаёмным негр, бывший раб. Носит кожаную куртку, водит автомашину, – Михаил Аркадьевич улыбнулся, – как бог, и панически боится слова «ситуация». Зовут его Тимом.
Гольцев чуть не ахнул в голос.
– Так это же…!
– Похоже, что так. Сейчас допросим вместе Гэба, если понадобится, сделаем очную с Чаком, и вы отправитесь в автохозяйство. Побеседуете с Тимом. Основные вопросы у Олега Тихоновича, но скорректируете на месте. Задерживать его, я думаю, ни к чему, но побеседовать стоит.
– Понял, Михаил Аркадьевич.
– Отлично. Во время вашей ночной беседы проблемы рабов-телохранителей вы касались?
Гольцев посмотрел на Михаила Аркадьевича с каким-то уважительным страхом, с трудом задавив детский вопрос: «Дядя Миша, ну, откуда вы всё всегда знаете?!». Тот поймал его взгляд и улыбнулся.
– Никакой мистики, Александр Кириллович, чистая логика. Кстати, с кем вы беседовали?
– С Бредли и Трейси, – обречённо ответил Гольцев.
– Да-да, те самые, лендлорд и ковбой, – понимающе кивнул Михаил Аркадьевич. – Вы потом не забудьте изложить всю беседу и остальные нюансы.
Так, Старик что-то пронюхал и уцепился. Не иначе, как у Кольки прокол, тот аж свихнулся на этом тандеме. А Спиноза говорил, что Колька…
– Александр Кириллович, не отвлекайтесь. О ваших художествах, экзерсисах и перформансах поговорим после.
Уф, кажется, пронесло. Хорошо хоть есть, что писать. За результат Старик многое может простить.
– Вызывать Гэба, Михаил Аркадьевич?
– Ознакомьтесь с показаниями Чака, присовокупите на отдельном листе, что вы узнали от Бредли и Трейси, без казёнщины и беллетристики. Я как раз успею пройтись по кабинетам, и начнём.
– Есть!
Михаил Аркадьевич ободряюще улыбнулся и вышел. Гольцев сел к столу и положил перед собой чистый лист бумаги. Итак, по порядку и как положено. Источник: Джонатан Бредли, лендлорд. Форма: приватная беседа. Содержание…
Вошёл Спиноза и положил на стол серую папку.
– Сейчас, – сказал Гольцев, не поднимая головы.
– Спокойно. Я читаю, – ответил Спиноза, стоя возле его левого плеча. – Интересно получается.
– Однако очень. Старик с какого бока вышел на Бредли?
– Колька зарвался. Два дня его искали, а вчера…
– Ну, понятно.
Они беседовали, не прерывая один – письма, а другой – чтения.
Колумбия
Найджел разложил по мискам кашу, нарезал хлеб. В кухню вошёл Роберт, мрачно оглядел накрытый стол.
– Толсто режешь.
Найджел промолчал, но Роберта это не успокоило.
– Пять дней псу под хвост, ты это понимаешь?! – заорал он. – Ни одной кредитки не заработали, а жрём трижды в день.
– Это старые запасы, Роб, – сказал, входя, Метьюз. – Чего ты орёшь? Мы, что ли, эту заваруху устроили?
Роберт бешено посмотрел на него и сел к столу. Начали есть.
– С понедельника никого, – после нескольких ложек заговорил Роберт уже спокойнее.
– Так ведь что было, – возразил Метьюз.
– Так, когда было?! – опять взорвался Роберт. – Во вторник! Ну, среда, ну, четверг, ну…!
– Сегодня всё равно суббота, – возразил Метьюз.
– Кому сейчас до массажа? – вздохнул Найджел.
– Вот оно и есть, – сдерживая себя, Роберт отхлебнул кофе, обжёгся и с наслаждением выругался.
– Не психуй, Роб, – Найджел облизал ложку и вытер миску остатком хлеба. – Может, с понедельника и пойдут.
– А если нет?
– Жратвы у нас на неделю хватит, – Метьюз так же вытер свою миску хлебом и взялся за кофе. – А если баланду вместо каши варить, то и на две.
– Хлеб всё равно покупать надо, – бешено поглядел на него Роберт.
– Мы ещё посуду хотели купить, – напомнил Найджел. – И белья.
– Не заработали на это, – отрезал Роберт.
– Подожди, Роб, – Метьюз подвинул свою кружку Найджелу. Тот кивнул и встал, налил ещё кофе. Метьюз попробовал губой жидкость и отставил кружку. – Из заработанного мы ещё ни кредитки не взяли. Тратим только пастушеские.
– Да?! А выплаты из каких делать будем?
– За октябрь мы всё внесли, – возразил Найджел.
– А за ноябрь из чего вносить будем? А за декабрь?! – опять стал кипятиться Роберт.
Метьюз хотел что-то сказать, но Найджел остановил его.
– Тихо. Слышите? – и выскочил из-за стола.
Тут и они услышали: кто-то трогал боковую дверь. Бесшумно встав, они быстро спустились вниз. Роберт подошёл к двери, Найджел и Метьюз встали так, чтобы вошедший оказался между ними.