– А на показательных ты вроде нормально смотрел.
– Это ж ты стрелял. Совсем другое дело.
Фредди невольно улыбнулся.
– Ну, спасибо, парень. Как сыграл-то вчера?
– Нормально, – Андрей негромко рассмеялся. – Джонатан не в полную силу работал, а так, баловался. Ну и я… Время потянули, и всё.
– Тебя… Эркин попросил? – сообразил Фредди.
– Ну да, ему с тобой поговорить надо было, и чтоб не лез никто. Я и взял всех на себя. А… а ты, значит, Джонатана с тем же отправил?! – Андрей расхохотался. – Ну здорово! С двух сторон в одну дверь лезли.
Фредди рассмеялся.
– Да, бывает. И много выиграл?
– Три с половиной. Проиграл одну. Стеф две с половинкой выиграл, проиграл половинку, и Джонатан половинку выиграл и пять проиграл.
– Для таких игроков банк маловат. Чего вы Стефа так пощадили?
– Его бы Мамми запилила, ты что, без механика хочешь остаться?
Фредди с удовольствием заржал. Засмеялся и Андрей.
– А говорили о чём? Ухохотались, я слышал.
– А, – Андрей ещё смеялся, но покраснел. – Меня с Молли дразнили.
– Представляю, – хмыкнул Фредди. – Ну, и чего ты?
– А чего? Подыгрывал, конечно. Раз было – значит, было. И нечего в бутылку лезть и компанию ломать.
– Ты попрощался с ней?
– А как же! Я сразу ей сказал, что не останусь. Так что, – Андрей рассмеялся, – на мне греха нет. Не силой и не обманом. Слышал я от одного приса, – Андрей заговорил тягуче с явным даже нарочитым акцентом, но не передразнивая, а подражая. – Когда насильно или обманом – это грех. А когда по доброму согласию и в общее удовольствие, то греха нет.
– Хорошо сказано, – кивнул Фредди. – Успокоился ты, значит? Нет проблем?
– Не-а, – ухмыльнулся Андрей.
– И жениться пока не думаешь?
– А зачем? – подмигнул ему Андрей.
Фредди кивнул. Тронув висящее над ветровым стеклом зеркальце, оглядел кузов и вернул зеркало обратно.
– Спят голубчики.
– Умотало Эркина, – вздохнул Андрей. – Он что, вчера тебе делал?
– Да, общий. Всего промял, – Фредди улыбнулся воспоминанию. – Не знал я, что такое возможно. Золотые руки у парня.
Андрей кивнул и вдруг неожиданно для себя зевнул.
– Долго ты с Молли прощался, – усмехнулся Фредди. – Поспи и ты немного.
– Ага.
Андрей поёрзал, усаживаясь поудобнее и закрыл глаза.
Эркин проснулся резко, как от пинка, и сел, протирая глаза. Ломило руки и плечи, потянуться бы, да в кузове и на ходу… Эркин растёр себе руки от пальцев к ключицам и обратно. Солнце как высоко уже… Не вставая, он скинул куртку и пересел к заднему борту, подставив лицо ветру. Фу, разоспался как, и сны какие-то бестолковые, тяжёлые. Никогда он в сны не верил. Разве только в детстве. И то… нет, снам верить нельзя, незачем. Джонатан спит, аж похрапывает, и солнце ему не мешает. Потный весь, блестит. А массаж ведь лёгкий был. Видно, и у него… накопилось. Отсыпается теперь. Если ему понравилось… поможет парням. У него и деньги есть, и знает много, может… может, и выгорит у них. Своё дело, ни на кого не пахать, самим жить, своим делом, своим домом… хорошо бы. И заработок… не от случая к случаю, а постоянный, постоянная работа… Попробуй её найди, постоянную. Дворники, грузчики, нет, грузчики тоже на подёнке, только на заводе если, но там все белые, даже грузчики. Дворники… все места забиты, почти все ещё ж прежние, рабы, что у своих хозяев остались. Нет, пока получается только подёнка. Правда, деньги теперь есть. Полторы тысячи и ещё пятьсот. Две тысячи он Жене отдаст…
Эркин шлёпнул себя по губам ладонью: так испугался, что у него сорвалось запретное, и посмотрел на Джонатана. Нет, вроде спит, значит, всё-таки не сказал, только подумал. Можно дальше думать.
Ладно. Большие деньги. Хватит надолго. Надо дрова на зиму запасать. Ну… напилить, поколоть – не проблема. Надо опять… чёрт, какие самые лучшие? Что хорошо горят. Ладно, найду, у кого выспросить. Из одежды на зиму… всё есть, куртка, шапка, сапоги – всё целое, крепкое. Сапоги потёрлись, конечно, но подошвы ещё год выдержат, а может, и два. Подковки в Цветном поставить, тогда точно на два года. А до холодов в кроссовках можно. Две тысячи. И ещё игровых… почти две сотни. Мелочь. А если вспомнить, как сотню на кроссовки набирал… Нет, всё отдам. Купит на зиму себе, Алисе, что там нужно. Зима – трудное время. Все так говорили. И в Бифпите, и на перегоне. На дрова, на керосин – расход большой. А ещё одежда тёплая. И еда зимой дорогая, и больше её нужно. Ладно. Задел есть, а остальное они с Андреем заработают. Всё ж не один он теперь, а Андрей – мастер. Это здесь в подручных ходил, а в городе уже он у Андрея на подхвате. В Цветной сходим, пропишемся заново, если из прежних вожаков не уцелело никого. Ну, это не проблема. А если забыли нас – Эркин ухмыльнулся – то и напомнить можно.
Грузовик свернул в лес, и на кузов легла плотная тень. Фредди вывел машину на поляну с родником и заглушил мотор. Тронул за плечо Андрея. Тот вздрогнул и открыл глаза.
– Чего? Случилось чего?
– Ленч, – улыбнулся Фредди.
– Пожрать – это я всегда! – Андрей неловко дёргал ручку.
Фредди перегнулся через него и открыл дверцу.
– Вылезай и буди Эркина. Будем сейчас лендлорда разворачивать.
– Ага!
Андрей вывалился из кабины и наткнулся на Эркина.
– Доброе утро, сэр, – Эркин ловко развернул его лицом к поляне. – Идём, глаза промоем. Они и без нас управятся.
Фредди ухмыльнулся и полез в кузов. Джонатан, безуспешно пытавшийся вывернуться из одеяльного кокона, услышав Фредди, закрыл глаза и притворился спящим.
– Ну, со мной этот номер не пройдёт, Джонни, – засмеялся Фредди. – Слишком крепко жмуришься, лендлорд. Или ты есть не хочешь?
– Ты меня развернёшь, или мне парней звать? – открыл глаза Джонатан.
– Разверну-разверну, – Фредди нашёл край и не так развернул, как вытряхнул Джонатана на дно кузова. – Ну как, шевелишься?
– Где мы, Фредди? – Джонатан вытащил платок и вытер лицо. – На нашей поляне?
– Да, у родника. Слышишь? Эркин Эндрю макает.
– А может, и наоборот, – улыбнулся Джонатан, обуваясь.
– Может, – прислушавшись, согласился Фредди. – Пошли, умоемся. Время ленча.
– Чувствую, – Джонатан потёр ладонью живот, потянулся и неожиданно гибким движением перемахнул через борт.
Фредди одобрительно хмыкнул и спрыгнул вниз.
Расположились на траве недалеко от родника. Холодный чай во флягах и горячий кофе в термосе, лепёшки, сэндвичи с мясом, шпротами и ветчиной, помидоры и ковбойские конфеты.
– Однако, живём! – засмеялся Андрей, оглядывая теснящуюся на салфетке еду.
– Боишься, останется? – хмыкнул Эркин.
– Должно хватить, – улыбнулся Фредди.
Джонатан с горящими после умывания родниковой водой щеками тоже оглядел трапезу и озабоченно спросил:
– Фредди, ты на второй привал оставил?
– Оставил. Ешь, не волнуйся.
Парни переглянулись, но убирать ничего не стали.
Проголодались все, и установилось сосредоточенное молчание. Ели дружно, только парни предпочитали пить чай, а Джонатан и Фредди – кофе.
Первым встал Эркин и не спеша ушёл за деревья.
– Тянуться пошёл, – ответил Фредди на вопросительный взгляд Джонатана, продолжая есть.
– Зря он после еды, – Джонатан с наслаждением отхлебнул из термосного колпачка-стаканчика кофе.
– А он всегда так, – ответил Андрей. – Привычка, наверное.
Эркин ушёл не столько размяться, сколько сбросить напряжение от неотступных мыслей о Жене и Алисе. Он выбрал подходящее дерево, уцепился за толстый сук и стал подтягиваться. Странно, стоит ему подумать о Жене, так сразу и Алиса в голову лезет. Женя говорит не Элис, а Алиска, Алиса. По-русски похоже на лису. Fox – лиса. Алиса. Белая, как Андрей. У Андрея волосы золотистые, где седины нет, а у Алисы совсем белые. А глаза… глаза темнее, видно, что синие. У Андрея совсем светлые. И у Фредди такие. У Алисы синие, как у Джонатана. А у Жени тёмные, и волосы тёмные. И кожа чуть темнее. Только всё равно видно, что она белая. Женя белая, а Алиса – недоказанная. Глупость какая. Алиса чисто белая, сразу видно. Говорят, теперь всей этой… не будет. Белый и цветной. И всё. Увидит Алиса баул – вот визгу будет! Эх, не сообразил конфет ещё купить, в баул положить. Да так упаковано было хорошо…
– И долго ты грушу изображать будешь?
Эркин разжал пальцы и спрыгнул, едва не свалив Андрея.
– Собираемся, что ли?
– А ты, может, здесь хочешь остаться? – ухмыльнулся Андрей. – Конечно, едем уже.
– На второй привал у нас осталось чего?
– Осталось, – кивнул Андрей и поучительно добавил: – Главное – остановиться вовремя.
– А ты это разве умеешь?! – изумился Эркин.
Андрей замахнулся, но тут же был схвачен поперёк туловища и поднят на воздух.
– Ну, и куда тебя теперь?
– В кузов! – крикнул из-за кустов Фредди. – Я уж думал, ты пешком отправился.
– Не такой уж я дурак, – сказал Эркин, твёрдым шагом направляясь к грузовику.
– Это точно, – хотя Андрей и лежал на его плечах вниз головой, и говорить ему потому было трудно, но смолчать не смог. – Раз меня несёшь, значит, не такой.
За что был тут же слегка приложен к ближайшему дереву.
– Это у меня нога подвернулась, – деловито объяснил Эркин, сбрасывая Андрея как мешок на землю возле грузовика.
Андрей немедленно закрыл глаза, вытянулся и сложил руки на груди.
– Сейчас я тебя оживлю, – Фредди вытащил сигарету и помахал ею над лицом Андрея.
Андрей не изменил позы, но рот открыл. Фредди вставил сигарету и щёлкнул зажигалкой. Андрей открыл глаза и встал, закуривая.
Эркин уже был в кузове. Андрей стоял, держась одной рукой за борт и быстро докуривая.
– Вы уже на месте, или я уезжаю, – высунулся из кабины Джонатан. – Фредди, в кузов.
– Слушаюсь, сэр! – рявкнул Фредди, лёгким пинком помогая Андрею перевалиться через борт.
Джонатан так рванул с места, что они в кузове попадали друг на друга.
– Фредди, ты спать будешь? Закатать тебя? – заботливо предложил Андрей.
– Я сейчас тебя закатаю и твоим же языком перевяжу, – пообещал Фредди, размещаясь между мешками и ногами сидящих у заднего борта парней. Поёрзал, укладывая голову в тень, и накрыл лицо шляпой. – Всё, парни. Вырубаюсь.
Эркин вытащил у Андрея изо рта сигарету, затянулся и вставил обратно. Грузовик уже летел по шоссе. Встречный ветер дыбил и перебирал им волосы.
– Рад, что едем? – по-камерному тихо спросил Эркин.
– Рад, – так же тихо и серьёзно ответил Андрей. – Хорошо было, конечно, но… надоело.
– Бифпит – хороший город.
– И работа только на бойне, – Андрей обернулся и сплюнул окурок за борт. – Ну её. Деньги у нас сейчас есть, первое время перекрутимся, а там… видно будет.
– Без меня ты и остаться мог. У Молли.
– Да на хрена она мне?! – искренне возмутился Андрей. – Этого добра… везде навалом. И сам говорил. В имении работать – это на глазах быть. А мы сами по себе.
Эркин кивнул.
– Своё дело, конечно…
– Своё дело мы не потянем, – решительно сказал Андрей. – Ни денег, ни мозгов у нас на это не хватит.
– Так и будем на подёнке крутиться?
– Не боись, – ухмыльнулся Андрей. – Мне знаешь, как говорили? Не умирай до расстрела. Раз выжили, то и проживём.
Эркин кивнул и улыбнулся.
– Лёгкий ты парень, Андрей.
– А иначе жить совсем погано.
– Тоже верно.
Андрей посмотрел на Эркина.
– Поспишь ещё?
– Сам не знаю, – Эркин потёр лицо ладонями и подвинулся, подставляя лицо ветру, расстегнул ворот рубашки. – И спать неохота и заняться чем не знаю.
– Держи, – Андрей вытащил из кармана и протянул ему конфету. – Всё дело.
Эркин рассмеялся и взял конфету, сунул за щеку. Андрей достал вторую конфету, ловко закинул себе в рот. Эркин сидел теперь чуть выше Андрея и видел его голову сверху.
– Лохматый ты стал.
– Ага, – Андрей попробовал пригладить волосы, но ветер тут же взъерошил их. – Приедем, зайду к Билли Скиссорсу, пусть… подровняет.
– А то оставь. Пусть растут.
– Ага, до плеч и ремешок с перьями, – засмеялся Андрей.
Рассмеялся и Эркин, представив Андрея с перьями в волосах, как у этого из резервации… Дэвиса. Конечно, короткие волосы удобнее.
– А они у тебя, смотрю, вьются. На полное кольцо. Хорошо.
– Ага, вопросов меньше. Хоть что-то от цветного.
Джонатан вёл машину плавно, без толчков. По сторонам парни не смотрели: дорогу они, когда ехали в имение, не запоминали, а потому сейчас не пытались узнавать.
Фредди вздохнул, пошевелился и сел. И почти сразу грузовик свернул с дороги и остановился за кустами на краю пологого склона к реке. Фредди зевнул и потёр лицо ладонями.
– Привал, Джонни?
– Да, – откликнулся, выходя из кабины, Джонатан. – Разомнёмся.
Эркин встал в кузове во весь рост, огляделся.
– А здесь, вроде, мы были…
– Правильно, – улыбнулся Фредди. – Когда весной ехали, ленч здесь был.
– Пожрём? – Андрей перелез через борт. – Эркин, а может, искупаемся? Не холодно сегодня.
– Обойдёшься, – Эркин взялся рукой за борт и одни движением выбросил себя из машины.
Спрыгнул вниз и Фредди.
Да, вода несмотря на солнечный день уже холодная. Эркин с берега зачерпнул полные пригоршни, плеснул себе в лицо, остужая вспыхнувшие – сам ощущал, как загорелись – щёки. Ведь если… если это место их первого ленча, то… то до города совсем ничего осталось. А солнце ещё высоко, только-только склоняться начало. Неужели до темноты успеем? Почувствовав, что лицо вроде уже не так горит, пошёл к остальным.
Допивали чай и кофе, у Фредди оказался большой запас сэндвичей. Ели спокойно, болтая о всяких пустяках. Эркин, как ни хотелось ему крикнуть: «Поехали!» – держался, как все. Джонатан пересказывал в лицах вчерашние разговоры за картами так, что все хохотали взахлёб, до слёз.
А когда нахохотались и всё съели, Фредди стал серьёзным.
– А теперь вот что, парни. Вас не было три месяца, всякое могло случиться. У вас с собой большие деньги и вещи. Мы вас довезём до дома, – и, поглядев на Эркина, жёстко повторил: – До самого дома. И будем ждать, пока вы не покажетесь. В окне там, или ещё где. Чтоб мы поняли, что всё в порядке. Если что… кричите, бейте окно, сразу назад бегите. Я подстрахую.
Эркин нахмурился, но промолчал. Джонатан, поглядев на Фредди, молча кивнул. Андрей на мгновение задумался, напряжённо сведя брови, тряхнул головой.
– Дело. Ко мне первому тогда, – Эркин опустил глаза, а Андрей продолжал: – Я ближе к въезду, если… – он запнулся, – если с Цветного въезжать.
– Через Цветной ехать, – хмуро сказал Эркин, – на месяц разговоров, такого наплетут… Что к тебе, что ко мне, крюк от рынка одинаковый.
– Как улица называется? – спросил Джонатан.
– Не знаю, сэр, – Эркин усмехнулся, – всегда без этого обходился.
– Сядете в кабину и будете показывать, – решил Фредди. – Если не от рынка, от въезда, сможете?
Эркин молча кивнул. Андрей, улыбаясь, но с очень серьёзными глазами, ответил:
– А чего ж тут сложного?
– Поехали, – встал Фредди. – До города я поведу, Джонни. Там поменяемся.
Вставая, Эркин мимолётно опёрся на плечо Андрея.
Теперь они были в кузове вдвоём. Спрятали пустые фляги в мешки и опять сели у заднего борта. На ветру. Эркин молчал, и Андрей заговорил сам:
– Я всё понимаю, Эркин, чего там. Когда не за себя…
– Спасибо, Андрей, – перебил его Эркин. – Только не надо сейчас, ни о чём не надо. Ничего я не могу сейчас.
Они сидели рядом плечом к плечу и молчали. Андрей изредка скашивал на Эркина глаза, но не заговаривал. И Эркин так же изредка молча шевелил плечом, касаясь им плеча Андрея.
Когда показались окраины Джексонвилла, Фредди притормозил. Джонатан сел за руль, а Фредди залез в кузов. Андрей молча спрыгнул и сел в кабину.
Эркин опасался, что Фредди заговорит с ним, но тот молча сосредоточенно курил, сидя у кабины.
Эркин узнавал улицы. Да, Андрей ведёт к своему дому долгим путём, минуя и Цветной, и Мейн-стрит. Правильно, светиться нигде ни к чему. Вот вроде и тот поворот. Да, вон его дом.
Джонатан остановил грузовик. Андрей, независимо вскинув голову, вышел из кабины, толкнул калитку… Фредди напряжённо собран, рука на поясе возле рукоятки кольта. Шевелюра Андрея среди листвы и его звонкое:
– А вот он и я!
И в ответ старческий женский голос:
– Принесло наконец. Ты б до Рождества ещё гулял, а я койку твою держи. До пожухлой травы обещался, а она уж когда…
– А всё свежей тебя!
Смеющийся Андрей, быстро идущий к грузовику.
– Давайте барахло моё.
– Держи. Который твой? Этот?
Фредди переваливает мешок через борт на спину Андрея. Мягко подаёт, умело. И совсем тихо:
– Удачи, парень.
Андрей кивает и, чуть покачиваясь под мешком, уходит.
– Эркин, в кабину.
Эркин спрыгивает вниз и занимает место Андрея. Джонатан помогает захлопнуть дверцу.
– Куда?
– Прямо… направо… налево…
– Говори о повороте заранее.
– Да, сэр. У зелёного дома направо.
Губы словно сами по себе выговаривают какие-то слова.
Вот и улица…
– За угол и сразу остановите, сэр, – Эркин заставил себя выдохнуть и улыбнуться. – Спасибо, сэр.
Джонатан открыл ему дверцу, вопросительно посмотрел.
– На втором этаже, сэр. Два окна от угла.
– Ясно, – кивнул Джонатан.
Эркин неловко вылез из машины, встретился глазами с Фредди и взглядом показал ему на окна. Фредди кивнул, и Эркин подошёл к кузову за мешком.
– Проверил бы сначала, парень, – тихо сказал Фредди.
Эркин молча покачал головой. Он не мог говорить, не мог сказать, что за то мгновение, когда Джонатан заглушил мотор, услышал:
– Алиса, не брызгайся, мне же подтирать.
Женя дома и купает Алису. Значит, калитка и двери не заперты. Он может идти сразу.
Эркин принял мешок на спину и пошёл к калитке. Кажется, Фредди ему что-то сказал, а он ответил. Но не понял ни слов Фредди, ни своего ответа.
Фредди, сидя на заднем борту так, что ему было видно, куда пойдёт Эркин, молча внимательно смотрел, как тот мягко ногой открыл калитку и скрылся за забором. Фредди встал и увидел, что Эркин, придерживая мешок одной рукой, открывает дверь и входит.
Калитка… четыре шага до двери… под мешком оказалось шесть шагов… три ступеньки… дверь… да, не заперто… лестница… Которые тут скрипучие? Ноги сами перешагнули. Площадка… верхняя дверь… не заперто…
Эркин вошёл в прихожую и затоптался, разворачиваясь к кухонной двери.
– Мама, кто там? – голос Алисы из комнаты.
– Кто там? – недовольный голос Жени из кухни.
Эркин наконец нашарил ручку и толкнул дверь, ввалился в кухню со своим мешком, выпрямился, мягко сваливая его на пол, и увидел Женю. И сказал заготовленную, придуманную ещё вчера, когда Мамми давала им мешки, фразу:
– Хозяйка, за картошкой посылала? Вот, привёз.
Женя выронила тряпку в лужу, оставшуюся после купания Алисы, шагнула к нему.
– Мам, да кто там? – требовательно повторила Алиса и зашлёпала к двери.
Услышав это шлёпанье, Женя ахнула и метнулась в комнату. Эркин перешагнул через лужу и подошёл к окну. Увидел Фредди в кузове, курящего возле кабины Джонатана. По их равнодушно-спокойным лицам определить направление взглядов было невозможно, но Эркин знал, что они видят его, и кивнул им.
– Эркин, – позвала Женя.
Он обернулся. Она стояла в дверях, держа на руках закутанную в простыню Алису.
– Возьми её, я окно закрою.
Он шагнул к ней, неловко, неумело взял на руки Алису. И та сразу обхватила его за шею, тыкалась ему в лицо мокрой головой.
Женя подбежала к окну, задёрнула и расправила штору, метнулась к другому и на мгновение застыла, задохнувшись, обводя невидяще счастливым взглядом сумеречную улицу и двух одетых по-ковбойски мужчин возле запылённого грузовичка. Женя медленно задёрнула штору, отгораживая свой дом от всего мира, и обернулась. Нет, ей ничего не привиделось. Эркин стоял посреди кухни и держал на руках Алису.
Фредди сплюнул окурок, тщательно растёр его.
– Поехали, лендлорд.
– Да, – Джонатан, словно очнувшись, кивнул. – Отдых кончился. Поехали работать, ковбой.
– К Бобби?
– Да. Дай крюк на всякий случай.
Фредди сел за руль, включил зажигание. Джонатан сел рядом, и Фредди мягко, чтобы шумом не привлекать излишнего внимания, стронул грузовик с места.
– Не завидуй, Джонни, – тихо сказал Фредди. – У тебя ещё всё впереди.
– Утешил, – хмыкнул Джонатан. – Ладно, всё. Это мы свалили, теперь только за себя, – и жёстко повторил: – Всё.
– Всё, – кивнул Фредди, выезжая на параллельную улицу. – Через Мейн-стрит проедем.
Женя медленно подошла к Эркину и обняла его вместе с Алисой, сразу обоих.
Это был суматошный и какой-то нелепый вечер. Женя так уверила саму себя, что Эркин вернётся обязательно утром, так продумала все свои слова и действия, что сейчас совершенно потеряла голову. И конечно, всё пошло и понеслось кувырком и кубарем. Она подтирала пол, убирала кухню и комнату, пыталась что-то быстро приготовить, он ходил за ней по пятам, помогал и уверял в своей сытости, они то и дело сталкивались. Путались под ногами его мешок и Алиса, которая ни за что не хотела возвращаться в кровать, громогласно уверяя, что стоит Эркину выйти за дверь, как он опять исчезнет. Потом вместо одного большого мешка почему-то оказалось три, какая-то картошка, кабачки…
– Деньги? Нет-нет, деньги завтра, и разберём всё завтра…
– И подарки?
– А какие подарки?
– Всё завтра.
– А мне тоже подарок?
– Ты ляжешь наконец?
– Я вынесу…
– Мама, не выпускай его, он опять уйдёт…
– Сейчас хлеба поджарю…
– Мама, а это что?
– Не поднимай, тяжело…
Эркин забросил свои мешки в кладовку, туда же не глядя кинул куртку и взял вёдра с грязной водой.
Было уже совсем темно и по-осеннему прохладно. Он по памяти прошёл к выгребной яме, вылил грязную воду и огляделся. Светились окна в соседних домиках. Ну, что ж, если его и видели… ладно. Уезжал на заработки и вернулся. Обычное дело. Идя к дому, Эркин запер калитку, попробовал дверь сарая, запер за собой нижнюю дверь, поднялся по лестнице, запер верхнюю дверь.
– Ага! Вернулся! Мама, он вернулся.
Алиса в тёплой зимней пижамке и тёплом платочке проводила его на кухню, куда он отнёс вёдра, оттуда в кладовку, а увидев, что он разувается, убежала и через мгновение вернулась.
– Вот, не ходи босым. Мама, правильно?
Эркин взял и повертел в руках странную обувь. Подошва и носок. А, так это для дома…
– Алиса, за стол, – Женя вошла в кладовку. – Ну как, не малы? Я сама шила. Идём ужинать, Эркин. Ты с дороги…
Она говорила быстро, будто боялась, что её перебьют, не дадут сказать. Он молча смотрел на неё, держа в руках эти… как их?… Да, шлёпанцы, да… Эркин уронил их, почти бросил и шагнул к Жене, обнял. Она, всхлипнув, уткнулась в его грудь.
– Мы ужинать будем? Я жду-жду… Мам, ты держи его, – Алиса радостно перемешивала русские и английские слова. – Я есть хочу.
– Да-да, – Женя подняла голову, – обувайся, пойдём.
Эркин с трудом заставил себя разжать руки, наклонился, отыскивая шлёпанцы, надел.
– Не малы? Эркин?
– Нет, спасибо, – медленно ответил он.
Алиса, вцепившись в его руку, потащила за собой в комнату.
Узорчатые плотные шторы. Их не было. Лампа. Лампу он помнит. И всё остальное… всё то же…
– А руки мыть? – дёргала его за руку Алиса. – Ты всегда руки моешь, я помню.
Эркин вернулся на кухню, вымыл руки и лицо, подбивая палочку рукомойника. Рядом висело полотенце. Вафельное.
– Алиса, ты сядешь за стол?
– Ну, мам, я Эрика стерегу.
Как только он повесил полотенце, Алиса опять вцепилась в его руку и потащила в комнату.
Наконец сели. Женя положила на тарелки обжаренный хлеб с вареньем, налила чай. Алиса удовлетворённо вздохнула, утыкаясь носом в чашку. Ну вот, всё в порядке, все в сборе.
– Бери ещё, Эркин.
– Я сыт, Женя, правда.
– Эркин, ну, как ты сыт, когда весь день в дороге.
– Женя, мы два раза ели.
Они всё время, в каждой фразе называли друг друга по имени, наслаждаясь возможностью произносить это вслух.
– И что же вы ели?
– Лепёшки, сэндвичи, чай у нас был. Фредди и Джонатан ещё кофе пили.
– Эркин, а кто это?
– Фредди? Он – старший ковбой, Женя. А Джонатан – лендлорд.
– Это он вас нанимал, Эркин?
– А что такое лендлорд?
Эркин посмотрел на Алису и улыбнулся.
– Ну, он хозяин имения.
– Ага, – глубокомысленно сказала Алиса, – а имение… – она не договорила, уложив голову на стол и закрыв глаза.
Женя негромко засмеялась.
– Угомонилась. Сейчас я её уложу.
Эркин молча смотрел, как она вытаскивает из-за стола и укладывает в постель Алису, бормочущую, что она вовсе и не спит.
– Ну, всё, спи, маленькая. Спокойной ночи.
– Мам, ты его держи, он опять уйдёт, – очень ясно сказала Алиса, окончательно засыпая.
Женя укрыла её, поцеловала и вернулась к столу. Налила Эркину и себе ещё чаю, подвинула к нему тарелку с хлебом.
– Ты совсем ничего не ел.
– Я сыт, Женя.
– Ну, чаю выпей. С вареньем.
Он отхлебнул, не отводя от неё глаз. У Жени дрогнули губы.
– Сегодня я никуда тебя не отпущу.
– Я никуда не уйду, Женя.
Она смотрела, как он пьёт, изредка и явно машинально поднося к губам свою чашку. Эркин ждал, что она, как раньше, положит руку ему на плечо или погладит по голове, и он бы прижался к этой руке…
Женя допила чай и стала собирать посуду. Эркин залпом допил свою чашку и встал. Мягко отобрал у неё тарелки и чашки.
– Я сделаю.
Она пошла за ним на кухню. Он сложил посуду в тазик для мытья, вылил туда ковш тёплой воды и обернулся к ней.
– Завтра помоем?
– Завтра, – кивнула Женя, подходя к нему.
Эркин обнял её, мягко и сильно прижал к себе, провёл губами по её лицу. Женя, обхватив его шею, целовала, ощупывала губами его лицо, словно проверяла он ли это, пока их губы не столкнулись. Рот Жени дышал и шевелился под его губами, и он впервые ощущал её дыхание – вот так, рот в рот… Эркин подхватил её на руки и понёс в комнату, посадил на кровать и сел рядом. Их руки сталкивались, мешая и помогая одновременно.
– Ой, лампа, – вдруг испуганно ойкнула Женя, всё ещё прижимая его голову к своей груди. – Выгорит, коптить будет.
Эркин мягко высвободился и встал. Подойдя к столу, оглянулся на Женю. Она сидела на кровати в распахнутом, открывающем грудь, ярком халатике… Эркин погасил лампу и, безошибочно пройдя в обрушившейся на комнату темноте к дальнему окну, отодвинул штору. Чуть-чуть. Светлее не стало, но будто посвежело в комнате.
– Я всё равно тебя вижу, – улыбнулся в темноту Эркин, плавно подходя к Жене. – Ведь ты здесь, да?
Её руки нашли его, потянули к себе.
Впервые в жизни он путался в женской одежде. И впервые почувствовал, как это… хорошо, когда чужая ладонь гладит твои плечи и грудь. Женя не могла справиться с пряжкой ковбойского ремня, и он сам расстегнул пояс и джинсы, нетерпеливо сбросил их на пол, где уже валялась его рубашка. Руки Жени на его теле, губы Жени на его лице… Он раздел её, уложил. Пальцы Жени теребили его трусы, он опять помог ей, лёг рядом и прижался к ней всем телом.
– Эркин, это ты? Это вправду ты?
– Да, я, Женя, это ты, Женя…
Он приникал полуоткрытым ртом к её плечам, груди… ртом вдыхал её запах, и губы Жени так же прижимались к нему…
– Женя…
– Что? Эркин…
Он не отвечал, не мог, сам не понимал, не сознавал, что повторяет её имя, что она зовёт его…
…Потом он лежал обессиленный, а она спала, лёжа щекой на его груди, и он накрывал её своими руками, защищая от холода.
Просыпаясь, Женя потёрлась лицом о его грудь, приподнялась. И он тут же схватил её влажное от пота тело.
– Ты… Женя… Ты где?
– Я здесь, – она засмеялась. – Ты потерял меня?
– Нет, просто испугался, что опять сон, – честно ответил Эркин. – Сплю и вижу тебя, проснусь, а тебя нет. Обидно. Тебе холодно, да? А одеяло где?
– А мы лежим на нём, – тихо смеялась Женя. – Я даже постель раскрыть не успела.
Эркин приподнялся на локтях и сел. Да, он как-то про всё забыл.
– Я сейчас сделаю.
– Нет, не уходи.
Неловко, мешая друг другу, они выдернули из-под себя и сбросили на пол покрывало. Женя вытащила из-под подушки край одеяла и ловко залезла в образовавшуюся норку.
– Вот так, а теперь ты.
Эркин осторожно втиснулся рядом с ней, обнял. Женя высвободила руку, натянула одеяло на его плечо, погладила по шее, взъерошила ему волосы на затылке.
– Ну, как ты жил без меня?
– Никак, – растерянно ответил Эркин. – Я… не жил, наверное.
Женя погладила его по голове, пропуская между пальцами пряди, и снова по шее, плечу, втянула руку под одеяло.
– Не могу поверить, что ты здесь.
– Я здесь.
– А ты часто меня во сне видел?
– Часто, – Эркин осторожно, чтобы не сбросить одеяло, покачивал Женю, касался сосками сосков. – Так просыпаться не хотелось. Злился.
– Я тоже тебя видела, – Женя вздохнула. – Ох, как хорошо, что ты вернулся. Я так ждала тебя. Так ждала…
Он плавно вошёл в неё, покачивал, мягко толкал ударами. Она охватила его за спину, прижалась и, как и он, не целовала, а приникала к нему полуоткрытым ртом. На мгновение он даже ощутил её зубы на плече. Но это же не больно. Если ей так хочется…
– Ох, Женя, Женя… – он звал её, уплывая в чёрную, тёплую и мохнатую пустоту.
И она не отпускала его, они уходили туда вместе, оба, сразу. Он не один. Они вместе… вместе… вместе…
…Женя гладила его грудь, обводя пальцем соски, границы мышц, будто рисовала их. Эркин медленно просыпался, словно всплывая со дна. Как-то купались с Андреем, и он лёг на дно, а потом расслабился и всплыл, вода сама подняла его. Так и сейчас. Он лежит на спине – когда это он повернулся? Они же на боку были – закинув руки за голову, и Женя рядом, мягко трогает, гладит его, ощупывает, её пальцы скользят по его груди, животу, лобку и снова поднимаются наверх к груди.
– Женя…
– Я разбудила тебя? Извини, я так соскучилась по тебе.
– Нет, мне хорошо, я сам проснулся. Женя… тебе неприятно? Ну, трогать меня, ну… – он запинается, не зная, как назвать член и мошонку по-русски, они же весь вечер по-русски говорят, а по-английски ему сейчас даже думать не хочется, – ну, там, ниже.
– Нет, – дыхание Жени щекочет ему плечо. – Я просто… боюсь. Боюсь, что тебе будет больно.
– От тебя?! Ты что, – Эркин тихо смеётся, – что ты, Женя, чтоб от твоих рук и больно…
– Да-а? – искренне удивляется Женя. – А вот я обтирала тебя, ну, когда ты болел, уксусом, помнишь?
– Ага.
– И ты прикрыться тогда хотел.
– Это я не в себе тогда был, – убеждённо отвечает Эркин. – Жар был, а в жару… Потрогай меня.
И снова пальцы Жени двигаются по его телу, доходят до лобка, перебирают волосы, медлят, и эта заминка вызывает у него странную, никогда раньше не испытанную дрожь, он стискивает зубы, не давая прорваться напряжению, ну же… ну… вот… Рука Жени мягко, чуть касаясь, ощупывает его член, мошонку, гладит. Но… нет, такого с ним не было, никогда. Эркин заставляет себя лежать неподвижно, но мышцы напрягаются как сами собой. Он прикусывает губу, катает по подушке голову, какой-то не стон, не крик, нет, что-то иное клокочет, рвётся наружу, и…
– Тебе больно?
– Нет, – хрипит он, судорожно ловя и прижимая руку Жени к себе. – Нет, я просто… я просто не знал, что такое бывает. Женя, ещё, пожалуйста.
– Тебе… это нравится? Тебе приятно?
– От тебя всё приятно, Женя… Женя…
И вот уже его руки шарят по телу Жени. Он резко поворачивается набок, зажимая руку Жени у себя в паху, укладывает Женю поудобнее.