Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи

– Сорвался я, – выдохнул, наконец, Эркин.

– Бывает, – кивнул Андрей. – Когда за живое берут… бывает.

Они медленно ехали за неспешно бредущими по лугу бычками. И непривычно неспешно размеренно звучал голос Андрея. Он что-то говорил, рассказывал, а Эркин, не слушая, не слыша, качал головой в такт его словам, в такт шагу Принца.

Бычки кормились до сумерек, и они остановились на ночь там, где улеглись бычки. Только сбили стадо поплотнее. Не расседлав и не развьючив лошадей, отпустили их пастись. И легли на землю, прижавшись друг к другу спинами.

Краунвилль

Гостиница

Золотарёв влетел в номер.

– Гичи!

Гичи Вапе улыбнулся ему. Он лежал на кровати, укрытый по грудь одеялом, и читал.

– Спокойно, Коля, всё не так страшно.

– Лежи, не вставай, – Золотарёв взял стул и сел у кровати. – А где Нихо?

– У Тимофея Александровича. Они там подбивают бабки по Алабаме.

– Гичи, когда мне сказали…

– Я же сказал, Коля, спокойно. Рана на войне – обычное дело. – Гичи Вапе закрыл книгу и ловко, привычным движением, сунул её под подушку. – Ничего страшного. Лопнул рубец. Немного покровило. Ну, и болевой шок. Вот и всё.

– Врач смотрел?

– Да. Заехали в комендатуру. Полежу два дня, чтоб покрепче схватило, и всё.

Золотарёв достал сигареты.

– Покурим?

– Давай. Пепельницу только дай. На столе.

Они закурили. Гичи Вапе поставил тяжёлую стеклянную, под хрусталь, гостиничную пепельницу себе на грудь, усмехнулся.

– Интересуешься событием?

– Признаться, да, – Золотарёв возвращался к обычному тону. – И твоими выводами. Ты ж наверняка всё обдумал и проанализировал.

– Я, пожалуй, начну с выводов. И ими же закончу.

– Не увиливай. Как это произошло?

– Вина здесь моя и только моя. Я загнал его в угол, и, чтобы выйти, он перешагнул через меня.

– А если без аллегорий.

– Нет, Коля. Без аллегорий не получится. У каждого из нас есть самое дорогое, что оберегают любой ценой. Я затронул это, случайно, не желая. Я даже толком не знаю, что именно. Понимаешь, я не могу вспомнить, на каком слове я получил удар. Но он хотел заставить меня замолчать. Убивать он не хотел. И, кажется, испугался больше меня.

– Я всё понял. Что ты о нём скажешь?

– То, что он сам о себе сказал. Он свободный человек и живёт, как сам хочет. Он никуда не поедет. Кстати, как я понял, резервация вовсе не жаждет, чтобы он с ними ехал.

– И всё?

– Коля, честно, я не хочу давать информацию о нём. Чувствую себя предателем.

– Даже так?

– Да. Пойми. Он ведёт здесь свою войну. И мы только мешаем ему.

– Мы хотели помочь.

– Я и сейчас хочу ему помочь. Не знаю только, как. Но знаю, что излишним вниманием мы мешаем. Пойми, Коля, он не хочет, чтобы его спасали. Он хочет спастись сам.

– Расовая солидарность, – усмехнулся Золотарёв.

– Считай, что так, – Гичи Вапе затянулся дымом и погасил сигарету. Протянул пепельницу Золотарёву. – Поставь на стол, пожалуйста.

– Гичи, – Золотарёв вертел в руках пепельницу. – Пойми и ты. Он мне понравился. Но только через него я могу выйти на эту сволочь. Я же говорил. Мы взяли уже нескольких. Пастухи, понимаешь ли… – он крепко выругался. – Одну компанию накрыли целиком. Пятеро негодяев и двое цветных бедолаг прикрытием. Сейчас они топят друг друга и выкладывают такое, что волосы встают дыбом. Лагеря – это страшно. По-настоящему страшно. Мы даже не можем пока сказать, сколько там погибло тысяч. Все пленные, все, кого эта банда считала белыми, были отправлены туда. И выжившие в этом аду были расстреляны. Мы случайно вскрыли один такой ров. Люди в десяток слоёв друг на друге. Слоями. В лагерных робах. За два дня до освобождения. Мы не нашли ни одного спасшегося, ни одного. Они добивали. Прокалывали тела штырями. Насквозь. Штыри валялись там же. Политические, уголовники, пленные… Все там. Вместе.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – Гичи Вапе смотрел на него тяжёлым немигающим взглядом.

– Я чувствую, Гичи, у этого парня ниточка. Он как-то связан с лагерем. Мне уже рассказали, как он вас обложил.

– Болтуны, – пробормотал Гичи Вапе.

– Гичи, это лагерная ругань.

– Ты это откуда знаешь? И про свист тоже.

– Знаю. Свист этот… довелось как-то слышать. И мне тогда и объяснили, что это такое. Всего я рассказать, сам понимаешь, не могу, но кое-какая информация к нам и раньше доходила. Мы особо не копали, пока это не коснулось наших… да и информация была… скажем так, слишком фрагментарна и из мало надёжных источников. А перед капитуляцией в общем бардаке попали к нам… те, кто кое-что знали и очень хотели жить.

Золотарёв зло усмехнулся. Гичи Вапе молча ждал.

– Ну и пошло. Теперь примерно знали, что искать и где искать. Вот и нашли. И находим. Процесс только-только пошёл. А этот парень… Он знает русский, во всяком случае, понимает. Эта ругань. Свист. В лагере были русские охранники. Самая отъявленная сволочь. Должен же он понимать, кто рядом с ним. Он считает себя свободным, но его используют. Цинично, грубо… Я не знаю, как убедить тебя, Гичи. Может, – Золотарёв усмехнулся, – может, расовая солидарность в том, чтобы не дать пропасть парню. Он погибнет, а ведь он индеец. Хоть и другого племени.

– Не пытайся обидеть меня, Коля. Не получится. Племенная рознь – серьёзное дело, очень серьёзное. Но дело не в этом. Допустим, ты прав. Но он пойдёт на смерть и ничего не скажет тебе. И любому другому белому. И небелому, – Гичи Вапе улыбнулся, – тоже. Свои тайны он хранит сам.

– Ну, хочешь, я клятву дам, что не использую твою информацию против него.

– А против кого другого она и не сработает. Подручного Бредли там не было.

– Он был один?

Гичи Вапе рассмеялся.

– Не выйдет, Коля. Прижимай Бредли, других таких же. Но парня не трогай. Оставь его в покое. Когда он поймёт, поверит… тогда он придёт сам, – и закончил на языке шеванезов. – Хау. Я сказал.

Золотарёв комическим жестом безнадёжности развёл руки. Гичи Вапе рассмеялся.

– Когда индеец не хочет говорить, то он не говорит.

– Точно, Коля. Иди к нашим. Отдохнуть хочу.

– Поправляйся.

– Спасибо.

Когда за Золотарёвым закрылась дверь, Гичи Вапе достал книгу, но глаза бездумно скользили по строчкам. Какой же парень! Цены такому парню нет. И этот мальчишка. Белый ведь, а подчиняется ему. Нет, он не прикрытие. Он сам кого-то прикрывает. И не кого-то, а этого мальчишку. И ту, из Джексонвилла. Как её звали? Да, Джен. Русская с английским именем. Ещё тогда обратил внимание. Вот его русский откуда. Если Коля прав, то мальчишка – сын такого охранника, вырос при лагере. Вот и все объяснения. И никто ничем его не держит. Он сам себя держит. Жаль, что так вышло. Что такое резервация уже ясно, питомник представляю хуже. Племени своего он, скорее всего, не знает. Язык тоже. В резервации так и говорили. И здесь, и раньше. Питомниковые ничего не знают. Раб с рождения. Гичи Вапе усмехнулся. Но не духом. Он более свободен, чем многие в резервациях. Но силён парень… как бык. И ловок. Пусть ему повезёт. Гордый он. Таких здесь ломают с особенным удовольствием. Эркин. Значения он сам не знает. Это ясно. Неужели последний из всего племени. Когда название племени, да что там, любое случайно сохранившееся слово становится именем. Но ничего не зная, не понимая, презирая, как он их назвал, «игры с перьями»… Да, он следит за собой. Не хочет даже в одежде, даже в длине волос походить на индейца. Подстрижен, никаких самодельных украшений… Гичи Вапе сразу вспомнил, как в одной из резерваций почти все мужчины носили самодельные ожерелья из каких-то палочек, и в доказательство своей принадлежности к племени ему пришлось расстегнуть мундир и показать висящий на шнурке тотем рода, а потом и фотографию, где он с отцом и братьями при полном параде. И объяснять значение каждого пера, каждого клыка в ожерелье. А для этого парня тоска по племени, по своему национальному – игры с перьями. Обидно, конечно, но где-то он и прав. Здесь таких называют интегрированными, а у нас «асфальтовыми». Ни национальной памяти, ни культуры, ни языка. Но именем он себе всё-таки взял не английское имя, не какое-то из этих прозвищ, которыми награждали рабов… Эркин. Пусть тебе повезёт, парень.

Гичи Вапе тряхнул головой и решительно перелистал с десяток страниц назад. Надо восстанавливаться в институте, а в голове ничего не осталось. Даже на первом курсе с желторотиками рядом не потянет. Неохота позориться.

Фредди остановил коня и недоумённо огляделся. Лагеря не было. Сорвались? Значит всё-таки… всё-таки…

Сзади подъехал Джонатан.

– Сорвались, – бросил, не оборачиваясь, Фредди.

– Просто откочевали? – голос Джонатана лениво спокоен, как всегда в минуты опасности.

– Сейчас…

Фредди спешился и побежал к роднику. Если то, что ему показалось… Не показалось! Вот оно.

– Что нашёл, Фредди?

Фредди так же бегом вернулся, вскочил в седло и показал Джонатану находку. Кусок мыла, завёрнутый в лист лопуха.

– Драпали на скорости, если Эркин мыло забыл.

Джонатан кивнул.

– Ищи их, а я в резервацию. Поспрашиваю.

Фредди кивнул и послал Майора в карьер. Если парни бежали, то только от границы в глубь имения. И должны были гнать стадо не на виду, лощинами.

Первые следы ему попались за рекой. Потом он нашёл место, где ночевали бычки. Но следов лагеря не было, похоже, парни даже костра наскоро не разложили. Теперь он ехал медленно, то и дело поднимаясь на холмы и прислушиваясь. Однако рванули парни. И довольно умело. Конечно, скрыть следы такого стада невозможно. Но они старались. И неплохо старались. Фредди не хотел опережать события, но невольно всё время прокручивал варианты…

Порывом ветра до него донесло далёкое мычание. И он поскакал на звук.

Долина среди холмов, запертая рекой и лесом на холмах. Чёрно-белые пятна бычков и два всадника на концах стада. Всадники казались плоскими силуэтами, когда Фредди засвистел им и взмахнул шляпой. Он уже как-то застал их врасплох, и с него хватит. Один из всадников направился к нему.

– Привет, – поздоровался Фредди с Эркином. – Как вы тут?

– Здравствуйте, сэр. Всё в порядке, сэр, – прозвучал вежливо отчуждённый ответ.

Но напряжённое и какое-то осунувшееся лицо Эркина и хмурое лицо подъехавшего к ним Андрея убедили Фредди в серьёзности случившегося. А, увидев пасущихся навьюченных лошадей и сопоставив с отсутствием кострища на ночёвке, он мгновенно понял, насколько это серьёзно. И сразу привычно успокоился, и подобрался.

– Выкладывайте.

Они переглянулись. Андрей насупился и отвернулся. Эркин опустил ресницы, скрывая взгляд.

– Ясно, – Фредди сбил шляпу на затылок. – Дураки вы оба. Не хотите, не надо. Джонатан в резервации сейчас. Но лучше сами скажите. Когда из города потрошить приедут, хуже будет.

Не поднимая глаз, заговорил Эркин.

– Вас не было, сэр, и вы ничего не знаете. Это правда, и здесь нельзя ошибиться. И не надо врать.

– Резонно, – кивнул Фредди. – А вы? Договорились уже?

Они снова переглянулись.

– Нам не о чём договариваться, сэр. Если он жив, он сам всё скажет. И всё равно поверят ему, а не мне.

– Если… – кивнул Фредди и пробормотал. – Уже хорошо. – И резким вопросом: – Русский?

– Нет, – мотнул головой Эркин. – Индеец. Он приезжал с русскими.

– Так, – Фредди прислушался.

Донёсся далёкий выстрел. Фредди заметил, как напряглись парни, и бросил через плечо.

– Джонатан ищет. Держите стадо.

Он поднялся на холм и выстрелил в воздух. И после паузы ещё раз. И остался на холме, предоставив парням самим управляться со стадом. До приезда Джонни он ни о чём их расспрашивать не будет. Незачем. Эркин сказал правильно. Его не было, и он ничего не знает. Когда говоришь правду, то ни запоминать, ни… ничего не надо.

Бычки улеглись на дневку, когда прискакал Джонатан.

– Ну и забились вы, парни, – сказал он вместо приветствия. – Чуть коня не загнал. От вас на Резеде уеду. А Лорда вам оставлю. Денька на три. Потом обменяю.

– Хорошо, сэр, – кивнул Эркин.

Джонатан посмотрел на него.

– Твоя работа? Не жмись, ты уложил этого… русского индейца?

– Да, сэр, – тихо ответил Эркин.

– За что, не спрашиваю. Ты всё равно не ответишь. Так? – Эркин молча кивнул. – Ещё кто при этом был?

– Мы были один на один, сэр, – тихо и твёрдо ответил Эркин.

Джонатан посмотрел на него, на сразу покрасневшего Андрея, мгновенная усмешка дёрнула его губы, и он кивнул.

– Значит, этого и держись теперь.

– Да, сэр, – вскинул на него глаза Эркин.

– Так, теперь вот что. Когда ты его привёз в резервацию, он был без сознания?

– Да, сэр, – уже не так уверенно ответил Эркин.

– Будем надеяться, что выживет. К машине он всё-таки шёл. Правда, с помощью, – и усмехнулся. – Куда ты его двинул?

– Под дых, сэр, – хмуро ответил Эркин. – Кулаком, сэр.

– А в кулаке был нож?

– Нет, сэр. По старой ране попал.

– Вон что! – присвистнул Джонатан. – Лихо. Ладно, парни, оставайтесь здесь, место хорошее. Через три дня провизию привезу, тогда и коня заберу.

– Хорошо, сэр, – кивнул Эркин.

– Лагерь, вижу, не ставили. Жаль, сейчас бы кофе неплохо было бы.

– Вскипятить недолго, – вступил в разговор Андрей.

– Некогда, – отмахнулся Джонатан. – Ставьте себе здесь лагерь прочно. Места много, недели три просидите.

Эркин и Андрей кивнули.

Джонатан сам переседлал коней, и уже сидя на Резеде, вдруг позвал Эркина. Тот подъехал, вопросительно глянул.

– Подумай, за что ты его ударил. Может… – Джонатан задумчиво пожал плечами. – Может, он племя твоё задел. Или ещё что. Подумай. Вспомни, как следует. И держись этого. Не думаю, что понадобится, но держи это про запас. Говорили вы тихо, слышать вас никто не мог. А Эндрю пусть подумает, где он тогда был.

– Бычков разнимал, – глухо ответил Эркин. – Как раз бычки задрались.

– Верно! – кивнул Джонатан. – Так оно и было, – усмехнулся, глядя на изумлённое лицо Эркина, и продолжил: – Подъехал он позже, когда этот уже на земле лежал, – и широко улыбнулся. – Без замаха бьёшь. Лихо!

И уже откровенно смеясь, погнал Резеду на холм. С холма крикнул.

– До встречи, парни!

И ускакал. Фредди молча устремился за ним, махнув на прощание рукой.

– До свидания, сэр, – потрясённо прошептал ему вслед Эркин.

Когда Фредди нагнал Джонатана, а холмы скрыли их от чужого взгляда, они, не сговариваясь, придержали коней и поехали шагом.

– Я не ждал, что ты его размотаешь.

– Там нечего было мотать, Фредди. Когда этот пошёл к нашему, естественно нашёлся и шибко любопытный, который побежал следом. Оставалось его найти. Пара оплеух, три сигареты, и вся информация у меня. Остаются мелочи, которые меня не интересуют. Парень умён, намёки понимает, вот и выстроили версию с двух слов. Элементарно, Фредди. – Джонатан закурил и передал пачку Фредди. – Парень не умеет врать. Значит, версия должна быть максимально близка к правде.

– Думаешь, это понадобится?

– Нет, Фредди. Если бы тот умер, здесь уже была бы команда из комендатуры с профессионалами. А там мальчики хваткие. – Фредди кивнул. – Если он выжил, то думаю, что шума не поднимет. Они защищают индейцев от нас, и брать нашего за шиворот им невыгодно.

Фредди усмехнулся.

– Всё просчитано.

– В большой игре иначе нельзя, – усмехнулся Джонатан. – И я для него хозяин. В него очень хорошо вбито послушание. Главное с ним, не ошибиться в первом вопросе. Не дать ему замолчать. Когда индеец замолкает, его спрашивать уже бесполезно. А резервация тоже хорошо протряслась. На их страхе я и выехал. Всё элементарно, Фредди.

Какое-то время они ехали молча. Вдруг Джонатан негромко засмеялся, и Фредди, улыбаясь, кивнул.

– Да, Джонни, парень ещё не знает своей силы. Если он кого и уложил раньше, то случайно.

– Да, не рассчитал удара как сейчас. Но силища невероятная. И реакция хорошая. Телохранитель был бы… люкс-экстра.

– Волк не дворняга, – Фредди сплюнул окурок. – Цепняком не станет.

– Да, такого не прикормишь. Но на чём другом, личном… Можно было бы взять. Но такого уже не перепродашь. Если делать, то для себя. Ты помнишь Грина? Он на этом весьма неплохие деньги делал. Покупал задёшево бунтарей, лечил, выхаживал, приручал и делал телохранителей. Расходы большие, полгода, а то и год держал у себя. И продавал не с торгов, а по рекомендациям. Но товар первоклассный, и цена такая, что всё окупалось. – Джонатан сбил на затылок шляпу, мечтательно глядя перед собой.

– И что? – глухо спросил Фредди. – Прикидываешь, сколько бы взял с Грина за… – он запнулся, не желая называть имя.

Но Джонатан понял и рассмеялся.

– Нет, Фредди. Грин бы его не купил. Он покупал ломаных, заряжённых ненавистью. А этот… ещё не смеет поднять руку на белого. Да я бы его и не продал. Сделал бы под себя.

Фредди усмехнулся. Пусть Джонни думает, что Эркин не может ударить белого, пусть. Но вслух сказал.

– Грина убили его же… подопечные?

– Да, – Джонатан посмотрел на Фредди и улыбнулся. – Они не стали дожидаться прихода русских и не пожелали сдаваться. Забаррикадировались в доме и отстреливались. Пришлось выжигать из огнемётов. Но они стреляли до последнего. Будем в Джексонвилле, покажу его дом. То, что осталось.

– Ни один не уцелел, Джонни?

– Я искал. Мне бы такой совсем не помешал. Но… – Джонатан развёл руками. – Пусто. И нашего бы я не продавал. Задёшево отдавать не хочется, а его подлинная цена слишком высока. Не злись, Фредди. Это чистая теория, сейчас такие комбинации невозможны.

– Да, – глухо ответил Фредди, – сейчас это невозможно.

Джонатану хотелось отпустить шутку насчёт того, что Фредди, пожалуй, рискнул бы купить его себе, но воздержался. У Фредди, похоже, тут личное отношение, не стоит дразнить. Не ссориться же им из-за индейца. Но парень, конечно, супер. И, видно, его прежние хозяева сами не понимали, каким богатством владели. Держать такого в скотниках – самого себя обкрадывать. Но кабы не было дураков, умным бы жилось совсем плохо.

И снова потрескивают в огне сучья, булькает закипающий чайник. И можно сидеть у огня, чувствовать, как уходит из тела усталость, и блаженно молчать.

– Кажется, обошлось.

– Сам говорил. Когда кажется, креститься надо. – Эркин отрывает от огня взгляд и смотрит на Андрея. – Заварил я кашу.

– У тебя другого выхода не было, – пожимает плечами Андрей. – Но меня ты зря выводишь. Двое против одного – сила.

– Тебе так на допрос охота?

– Дурак, – Андрей краснеет и разражается руганью. – Ты что думаешь, я так и буду смотреть, как тебя… Мне одного раза вот так, – он чиркает себя ребром ладони по горлу, – хватило. Под завязку.

– А что меня, – пожимает плечами Эркин. – Это был так, разговор. Он и не замахнулся ни разу, даже не заикнулся об этом. А как я стоял перед ним… Рабу так и положено перед белым. Это-то пустяки.

– Ну, знаешь…

– Знаю. Стой покорно, и на одну оплеуху меньше будет. Ладно, – Эркин взмахом головы откинул со лба прядь. – Хватит об этом, Андрей. Всё обговорили. Если что, этого и держаться будем. И не сбивай меня, ладно?

– Ладно, – нехотя согласился Андрей. – Ну, потреплемся ещё или спать ляжем?

– Давай спать, ни до чего сегодня.

– Давай, – Андрей встал. – Схожу, посвищу им, чтоб не колготились.

Эркин молча кивнул, собирая посуду. Когда Андрей вернулся от стада, он уже лежал и спал. И хотя они были теперь вдвоём, Андрей лёг не по другую сторону костра, а рядом.

Тетрадь пятнадцатая

Джексонвилл

Женя как-то совсем упустила, что близится День Империи. Она всегда считала дни не до праздников, а до ближайшего выходного. А уж сейчас… Да, конечно, она слышала все эти перешёптывания, намёки… но ей-то какое дело?! День Империи всегда был сугубо официальным казённым праздником, она не отмечала его тогда и не собиралась как-то отмечать сейчас.

Объявить День Империи нерабочим днём не рискнули, но всем работающим в конторе сказали, что они могут выйти на работу в любое время, показаться и уйти. Контора будет открыта, но работать не обязательно. А оплатят день полностью. И Женя пожалела, что такой режим не может быть круглогодичным. Её бы это устроило. Чтобы не ломать себе и Алиске привычный распорядок, она решила выйти из дома как обычно, но не спешить, на работе допечатать оставшиеся со вчерашнего дня два листа, а по дороге домой неспешно пройтись по магазинам. В честь праздника многие скинули цены, и грех не воспользоваться этим.

Женя шла привычно быстро и, когда её окликнули, недовольно нахмурилась.

– Доброе утро, Джен, – улыбающийся Рассел восхищённо оглядел её. – Куда вы так спешите? Сегодня праздник.

– Доброе утро, Рассел. И я вас поздравляю с праздником, – помимо её воли в голосе прозвучала ирония.

Улыбка Рассела стала ещё шире.

– Спасибо, Джен. Я вас тоже поздравляю. И всё-таки, куда вы спешите?

– На работу, – пожала плечами Женя. – Мне надо хотя бы показаться там.

– Отлично. Начальство ценит служебное рвение подчинённых. Позвольте проводить вас?

– Пожалуйста, – Женя лукаво улыбнулась. – Но сейчас утро, а вся опасность вечером, не так ли?

– Кто знает, Джен, – Рассел взял её под руку. – В наше время опасность может быть всюду. Везде и всегда.

– Ах, только не надо опять приплетать таинственного преследователя. Скажите попросту, что…

Женя на секунду запнулась, но Рассел мгновенно подхватил.

– Что вы мне нравитесь, Джен, и мне приятно идти с вами? Разумеется, это так.

– Я польщена, – засмеялась Женя. – Это так мило и трогательно.

Рука Рассела остановила её на углу, не дав выйти из переулка на Мейн-стрит. И прежде, чем Женя успела спросить, в чём дело, она увидела. По Мейн-стрит медленно ехали зелёные военные машины. Грузовики с солдатами.

– Однако, завидная оперативность, – пробормотал Рассел.

– Что? – посмотрела на него Женя. – Что вы сказали?

– Ничего, мысли вслух, – улыбнулся Рассел. – Ну вот, русские проехали, и мы можем идти.

Они пересекают улицу и снова идут переулками.

– Рассел, вы можете объяснить мне, в чём дело?

– Могу, Джен. Но не хочу.

– И всё-таки.

– И всё-таки не надо, Джен. У вас удивительное умение оказываться замешанной в дела, которые вас никак не должны касаться.

– Например? – обиделась Женя.

– Например, эта поездка в резервацию.

– Ну, Рассел, это нечестно. Меня вызвали к шефу и назначили переводчицей. Я ни во что не впутывалась и не вмешивалась, а исполняла свои служебные обязанности.

– Включая пикник на речном берегу?

– Рассел, вы ревнуете? – ахнула Женя.

– Нет, я просто испугался, когда узнал.

– Испугались? Чего?

– За вас, Джен. Не смотрите так грозно. Разумеется, индейцы бы не посягнули на вашу честь. Там было двое белых. Один из них, правда, русский, но не думаю, чтобы он позволил индейцам…

– Рассел, – перебила его Женя, – мне иногда кажется, что вы не совсем понимаете смысл сказанного вами.

– Возможно, Джен. Мы все не всегда понимаем сами себя.

– Мы пришли. – Женя остановилась и подала ему руку. – Вот моя контора…

Далёкий многоголосый крик заставил её замолчать и обернуться в ту сторону.

– Всё-таки не удержались, – Рассел досадливо мотнул головой. – Идиоты.

– В чём дело, Рассел?

– Ни в чём, Джен. Мы пришли. Идите и работайте. Просто сидите в своей комнате. Я приду за вами.

Рассел говорил короткими рублеными фразами. Неожиданно проявившиеся командирские нотки в его голосе заставили Женю подчиниться.

Дверь конторы была открыта. Но коридоры пустынны. Никого и в их комнате. Было солнечно и уже душно. Женя решительно распахнула окно и вышла набрать воды. Цветы, разумеется, вечером никто не поливал, уборщица всегда заявляла, что это не её работа. А Этель подозревала, что она во время утренней уборки курит, а сигареты гасит в цветочных горшках. И они завели вскладчину свою маленькую леечку.

Когда Женя вернулась из туалета с полной леечкой, крики на улице стали громче. И она подошла к окну закрыть его. Поставила леечку на подоконник и взялась за створку. И тут странный шорох отвлёк её. Она оглянулась и застыла.

В узком простенке между шкафами стоял человек.

Высокий молодой мулат. С пышной кудрявой шевелюрой. В рваной, залитой кровью рубашке. Он изо всех сил вжимался в стену, стараясь стать как можно незаметнее. И когда Женя посмотрела на него, и их глаза встретились, он как-то странно всхлипнул и осел, сполз на пол, встав на колени.

– Мэм, не надо, мэм.

Не надо? Чего? О чём он просит? Женя стояла, держась за створку окна и ничего не понимая.

Он заплакал. Слёзы катились по его дёргающемуся от беззвучных рыданий лицу, мешаясь с кровью из разбитых губ. Он стоял на коленях, заложив руки за спину, и не то кланялся, не то падал.

– Джен! Мисс Малик! – звали её.

Она медленно обернулась. Норман, Перри, ещё какие-то мужчины… Что им надо?

– Вы одна, Джен? Будьте осторожны.

– В чём дело? – наконец справилась она с непослушными губами.

– Джен, – Норман, как всегда, серьёзен. – В соседнем квартале какой-то цветной изнасиловал белую женщину и скрылся. Мы ищем его.

– Он случайно не здесь? – гулко захохотал Перри.

– Перри! Это не тема для шуток, – оборвал его Норман.

Громко стукнула, открываясь, дверь, и миссис Стоун, стоя на пороге, одним взглядом окинула комнату. Женя окончательно растерялась.

Миссис Стоун бросила сумочку на свой стол и подошла к окну.

– У нас всё в порядке, – резко, с нескрываемым презрением, сказала она стоявшим под окном.

– Хорошо, – Норман вежливо улыбнулся. – Запритесь изнутри и никуда не выходите, пока мы его не поймаем.

– Мы обойдёмся без ваших советов, – отрезала миссис Стоун и посмотрела на Женю. – Вы, кажется, пришли работать, Джен? Так давайте работать. Закройте окно и опустите шторы. Солнце только помешает нам.

– Старая ведьма, – пробурчал кто-то из мужчин.

Женя автоматически выполнила приказание.

– Всё-таки запритесь, Джен! – крикнул Норман.

– Ну ладно, – разрешила миссис Стоун, – заприте дверь, Джен.

Она сделала и это. Белая штора-жалюзи установила в комнате приятный лёгкий полумрак, не мешающий работать. И только теперь миссис Стоун посмотрела на мулата.

Он лежал на полу, по-прежнему держа руки за спиной, и плакал, дрожа всем телом.

– Перестань, – негромко, но резко бросила миссис Стоун. – И сядь. Весь пол перепачкаешь.

Он медленно, не разжимая рук, поднялся и опять встал на колени. Увидев, что на полу остались пятна крови, он торопливо рукой затёр их, обтёр ладонь о рубашку и снова спрятал руку за спину.

– Вы давно здесь, Джен?

– Н-нет, – Женя почувствовала, что её бьёт дрожь.

– А он?

– Когда я пришла, его не было, – говоря, Женя успокаивалась. – Я открыла окно и пошла за водой для цветов. Вернулась, подошла к окну полить цветы и… и увидела его. И сразу на улице… И вы вошли.

– Ну, хорошо, – миссис Стоун невесело улыбнулась. – Будем надеяться, что служебного рвения больше никто не проявит.

Она достала из сумочки носовой платок, смочила его из леечки над горшком и бросила мулату.

– Оботри лицо.

Он поднял мокрый платок, расправил и вытер залитое кровью и слезами лицо. Он уже не плакал, только дрожал всем телом.

– Спасибо, мэм.

Тихий срывающийся голос, затравленное лицо обречённого.

Миссис Стоун нашла у себя в одном из ящиков стакан, налила из лейки воды и, немного подойдя, поставила на пол в шаге от него.

– Выпей.

Он робко протянул дрожащую руку и взял стакан. Пока он пил, было слышно, как стучат о стекло его зубы.

Миссис Стоун с грустной улыбкой сказала Жене.

– Удивляетесь, что не дала ему в руки?

– Признаться, да, – с неожиданной для себя резкостью ответила Женя.

– К нему сейчас нельзя подходить, – миссис Стоун снимала чехол с машинки. – Он закричит.

– Закричит? От чего?

– От страха, Джен. Он боится вас больше, чем вы его.

– Я не боюсь, – пожала плечами Женя.

– Посмотрите на себя в зеркало, Джен, – усмехнулась миссис Стоун. – Ну, давайте работать. А он пока успокоится.

Женя послушно села за свой стол и приготовила всё к работе.

Она сидела напротив и видела, как он, допив воду, осторожно поставил стакан на прежнее место и снова забился в щель. Правда, уже не стоял на коленях, а сидел, обхватив колени руками. Их рисунок, рельефно проступающие под кожей мускулы, соразмерные кисти с длинными тонкими пальцами мучительно напомнили Жене Эркина. И гибкость, ловкость, с которой он устроился в этой щели, где и поместиться-то негде. Длинные пушистые ресницы, затеняющие глаза, красивый высокий лоб… Если б не синяки и распухшие разбитые губы он был бы очень красив… Красив?

Пальцы миссис Стоун выбили первую звонкую очередь. Он вздрогнул и ещё больше сжался, стараясь совсем уничтожиться, исчезнуть. Когда Женя начала печатать, его взгляд заметался между ней и миссис Стоун. Но видя, что они не встают, он постепенно успокоился, прислонился спиной к стене и негромко прерывисто вздохнул. И до Жени, наконец, дошло.

– Миссис Стоун, это же… это же спальник!

– Наконец-то догадались, Джен, – и уже ему: – Да не трясись ты. Раньше надо было думать.

Он беззвучно открыл и закрыл рот. При первых же словах Жени он опять встал на колени, а её слова о спальнике словно ударили его, он втянул голову в плечи и припал к полу.

– Сядь! – скомандовала миссис Стоун. И когда он вернулся в прежнюю позу, спросила резким, исключающим раздумья голосом. – Ты из Паласа?

– Да, мэм, – получилось у него с третьей попытки.

– Из местных?

Он молчал.

– До освобождения ты был здесь?

– Да, мэм.

– Но… – Женя не выдержала. – Но их же, говорят, расстреляли.

– Их действительно расстреляли, Джен. Этот, видно, случайно уцелел. Где-то прятался, работал, – миссис Стоун усмехнулась, – по специальности. И вот… Зачем ты полез к этой дуре?

– Мэм! – его голос был тих, но он кричал. – Клянусь, мэм, я не лез к ней. Я работал! Меня послали. А она вдруг закричала.

– Что?! – миссис Стоун оторвалась от машинки, но, увидев, что он опять плачет, вернулась к тексту. – Ладно. Сиди пока.

– Да, мэм, – он вытер рукавом лицо. – Слушаюсь, мэм.

Наперебой стрекотали две машинки, да слышались иногда его затихающие всхлипывания. Наконец он успокоился, прислонился опять к стене, даже голову откинул, опираясь затылком на стену. И Женя теперь хорошо видела его лицо. Выражение затравленности, панического страха ушло. Оно теперь было усталым, бесконечно усталым и покорным.

– Сколько тебе лет?

Он вздрогнул, быстро взглянул на миссис Стоун и снова потупился.

– Девятнадцать, мэм.

– И как же ты уцелел?

– Меня забрали на выезд, мэм. На сутки, мэм. А потом хозяйка оставила меня у себя, мэм.

– Вот оно что, – миссис Стоун понимающе кивнула. – И ты так и жил у неё всё время?

– Да, мэм.

– И работал, – это не было вопросом, но он кивнул. – Только с ней?

– Нет, мэм, – он доверчиво смотрел на них. – Я окупал себя. Хозяйка хвалила меня, мэм.

– Палас на дому, – усмехнулась миссис Стоун. – Или на выезде?

– На выезде, мэм. Мне давали адрес, и я шёл. Работал и возвращался.

– Разве ты не мог уйти? – удивилась Женя. – Или тебе нравится эта работа?

– Я раб, мэм, – тихо ответил он.

– Рабов теперь нет, – возразила Женя. – Все получили свободу.

Он тихо засмеялся этому как шутке.