Лантерн. Русские сны и французские тайны тихой деревни

Место оказалось занятным. Все пространство нижней палубы, куда вели лиловые ступеньки, занимал салон-магазин, декорированный лиловыми шторами и лиловой мебелью. Здесь все благоухало фиалками: леденцы и конфеты с засахаренными цветками фиалки, сиропы и ликеры из фиалок, печенье и кексы с ароматом фиалок, фиалковый конфитюр и фиалковый чай. Пока Никита в полном изумлении разглядывал фиалковую гастрономию и сувениры, к нему подошла приветливая хозяйка.

Слово за слово – и в руках довольного Никиты оказалась чашка с фиалковым чаем. В течение последующих десяти минут он узнал о фиалках больше, чем об остальных цветах вместе взятых за всю свою жизнь. И получил приглашение приехать в Тулузу на фестиваль фиалок в начале февраля. Никита сделал несколько снимков довольной хозяйки на фоне лилового интерьера и зачем-то пообещал при случае завезти фотографии.

Через полчаса он сходил с трапа фиалковой баржи с бутылочкой фиалкового ликера и рецептами коктейлей в сумке. Кроме того, там лежал пакетик фиалковых конфет – подарок для Изабель.

Согласно легенде, латинское название фиалки (Viola) произошло от имени Ио, возлюбленной Зевса. Разгневанная очередной изменой жена Зевса, Гера, превратила Ио в корову. Несмотря на печальный финал этой любовной истории, фиалка стала символом флирта и обольщения. В Древней Греции в Афинах было принято дарить девушкам букетики фиалок. В Средние века фиалками украшали клумбы, позже их ароматические масла начали использовать для производства духов и пудры. При Людовике XV во Франции появились первые культурные плантации фиалок. Сбор дикорастущих цветов уже не мог обеспечить потребности королевского двора в модном аромате: как известно, аристократы в то время считали мытье вредным делом и заглушали запахи тела духами.

Продажа фиалок не прекращалась в Париже даже во время революций.

Говорят, что в Тулузе фиалки появились благодаря наполеоновскому солдату, который принес из похода цветок в горшке как подарок возлюбленной. Со временем Тулуза стала главным европейским центром разведения фиалок. Скоростными поездами фиалки доставляли по всей Европе и даже в Россию.

В самом конце XIX века в Тулузе начали изготавливать конфеты и украшения для тортов из засахаренных цветков определенных сортов фиалки. Эта индустрия процветает по сей день. А торговую марку La Violette de Toulouse можно увидеть на различных сладостях, ликерах и парфюмерии.

Никита с грустью и нежностью думал об Ольге и с радостью и замиранием сердца об Изабель. Две совершенно разные женщины в его мыслях не мешали друг другу – каждой отводилось строго определенное, ему понятное место. Однако в этом простом, на первый взгляд, сценарии был один серьезный изъян – ни одна из участниц спектакля не годилась на роль второго плана.

– Пора к Антиквару, старик, – решительно произнес Никита, взглянув на часы. – Он уже, наверное, приготовил кучу барахла, чтобы тебе впарить.

При мысли о профессоре Никиту снова охватил студенческий ужас, усиленный опасением, что его обязательно попытаются надуть.

Любопытство оказалось сильнее тревоги, и Никита двинулся в обратном направлении.

Антиквар действительно ждал его с видимым нетерпением. На его рабочем столе небольшими стопками лежали гравюры, акварели, рисунки карандашом, тушью и чем-то еще, в чем Никита не разбирался.

Профессор усадил его в удобное кресло, а сам начал демонстрировать отобранные работы, сопровождая каждую из них комментарием и обосновывая цену.

За редким исключением, гравюры оказались относительно недорогими. Рисунки стоили дороже, некоторые из них – откровенно дорого, но в целом он остался доволен своей затеей.

– Что вам понравилось, месье? – Вопрос не допускал варианта ответа «не понравилось ничего».

– Все! – Это была правда. – Но придется выбирать. И не забудьте, пожалуйста, про рисунок, который я увидел первым.

Вначале Никита перекладывал листы с места на место, пытаясь представить, где и в каком порядке их развесит. Дело продвигалось туго. Он махнул рукой на попытки планирования и стал просто откладывать то, что его почему-либо тронуло. Собралась пестрая компания из пастушек с пастушками, дам с кавалерами и современных парней и девушек. Каждая пара рассказывала свою историю любви – кто-то наивно, кто-то жеманно, а кто-то с нескрываемой страстью. Никита безоговорочно отбраковывал любые намеки на эротику. Сам он ничего не имел против некоторой двусмысленности, но Ольга ее не одобрила бы.

Антиквар заинтересованно наблюдал за процессом. Время от времени он одобрительно мычал, иногда подсовывал Никите парную гравюру, видя, на чем остановился его взгляд, но в целом вел себя деликатно и мнение свое не навязывал.

Отобрав шесть гравюр и три рисунка, – один из них тот, первый, в рамке, – Никита остановился. Для начала этого было достаточно.

– Это пока все, – резюмировал он. – А теперь назовите, пожалуйста, стоимость.

Антиквар быстро скалькулировал в уме и назвал сумму, которая, на первый взгляд, показалась Никите разумной.

С другой стороны, торг был делом чести, поэтому он пошел на провокацию:

– Изабель говорила, что вы дадите скидку, если я скажу, что это она меня прислала.

На этот раз Антиквар и бровью не повел при упоминании имени Изабель. Только переспросил:

– Она так сказала?

– Да, месье. Она уверяла меня, что вы самый известный и самый лучший антиквар в городе и что вы обязательно дадите скидку.

Антиквар подумал, поглаживая седую бородку, и скинул тридцать евро с суммы в несколько сотен. На том и остановились.

– Позвольте спросить, месье. Как вы собираетесь оформлять работы? – поинтересовался Антиквар после того, как Никита расплатился. – Если хотите, я могу подобрать рамки и паспарту. Только вам придется приехать за ними через несколько дней.

Они обменялись телефонами, и Никита отбыл восвояси, унося запакованный рисунок и чек на оставшиеся приобретения.

Он возвращался к себе уже затемно. На вершине холма приветливо светились огни Лантерн – хотелось поскорее добраться туда из темноты, которая окружала неосвещенную дорогу.

Никита припарковался напротив деревенской гостиницы и отправился в ресторан, ужинать.

В этот раз его проводили в зал на пять квадратных столиков, в котором он раньше не был. Мебель была старинной, не такой, как в остальной части ресторана. Стулья с высокими резными спинками казались неудобными. Видимо, на них полагалось сидеть прямо, держа безукоризненную осанку. У стены стоял огромный буфет и две громоздкие консоли по бокам от него.

– Буфеты меня сегодня преследуют, – по-русски проворчал Никита, раскрывая меню.

– Пардон, месье? – не понял официант.

– Ничего, все в порядке! Скажите, давно здесь стоит эта мебель?

Вопрос застал парня врасплох:

– Не знаю, месье. Часть мебели здесь очень давно, еще от прежних владельцев. Возможно, кое-что покупали уже нынешние хозяева. Не знаю, я не очень давно здесь работаю.

– Спасибо, простите, что отнимаю время глупыми вопросами.

Официант принял заказ и удалился.

Буфет не давал Никите покоя. Из всего, увиденного сегодня, этот экземпляр больше всего походил на прототип из сна. Пользуясь тем, что был единственным посетителем в зале, Никита поднялся с места и принялся осматривать буфет со всех сторон.

За этим занятием его и застал хозяин гостиницы, он же шеф-повар ресторана. Официант передал ему вопрос Никиты, и тот пришел посмотреть на странного клиента и выяснить, что ему надо.

Никита попытался загладить неловкость:

– Бонжур! Не удивляйтесь, пожалуйста! Я помешан на старинных буфетах, и ваш экземпляр меня очень заинтересовал. Это фамильная вещь или вы его где-то купили?

– Купил на аукционе, здесь, в Лантерн, – мрачно ответил хозяин гостиницы, вытирая крепкие руки заткнутым за пояс полотенцем.

Он был человек простой, много работал и не любил, когда кто-то совал нос в его дела. Если бы этот чудак не был клиентом, он послал бы его подальше.

Никита почувствовал, что продолжать разговор не только бессмысленно, но даже рискованно, и поспешил отойти на запасные рубежи:

– Думаю, вы сделали отличную покупку, месье! А еще должен сказать, что я всегда с удовольствием прихожу в ваш ресторан. Отличная кухня!

Это была лесть, на самом деле кухня в ресторане была заурядная.

Шеф взглянул на него с подозрением, буркнул «мерси» и вернулся на кухню.

Никита достал планшетник – до прихода хозяина он уже успел прикинуть габариты ресторанного буфета. Сравнение показало, что самый крупный экземпляр из увиденных сегодня все-таки принадлежал Антиквару.

Никита медленно ехал по деревне, освещенной главным образом светом из окон домов. Он с трудом нашел место для парковки – вдоль всей его узкой улочки уже тесно стояли соседские машины.

Войдя на кухню, он с тяжким вздохом опустился на жесткий стул – тело ныло от усталости. Но больше этого Никиту заботил неминуемый разговор с Ольгой об Алексе. Внутренне он был готов уже сдаться, но пока не нашел приемлемой формы капитуляции.

– Привет, моя девочка! Как ты? – Никита старательно улыбался в телефон, чтобы голос звучал как можно более жизнерадостно.

– Привет, – ответила Ольга настороженно. – У тебя все нормально? Ты чего такой веселый?

– Просто рад тебя слышать, любимая, – использовал Никита удачно заданный вопрос.– Я ездил в Тулузу, с самого утра мотался по магазинам. Не представляешь, какие интересные персонажи мне попадались!

Дальнейшее было чистой импровизацией:

– Я весь день думал о тебе и об Алексе. Кто бы мог подумать, что наш сын по доброй воле захочет рисовать гипсы!

Ольга хранила недоуменное молчание.

– Антиквар показал мне свою коллекцию графики, я кое-что купил для гостиной дома в Лантерн. Тебе понравится! И я подумал: пусть Алекс учится в Художественно-промышленной академии, раз он так хочет. Никто не знает, как там жизнь дальше сложится. Пускай занимается тем, что ему нравится, пока молодой.

– Да? – только и смогла вымолвить Ольга. – Ты правда так думаешь? Я рада.

Настоящей радости в ее голосе он не услышал. Жена, видимо, ждала подвоха.

– Я сегодня смотрел на старые рисунки и думал: «Вдруг у нашего парня настоящий талант? А я ему поперек дороги. Дизайнеров много, гениев мало. Вдруг он гений, а я просто этого не вижу, потому что вбил себе в голову финансовое образование?»

– А если окажется, что он не гений? – возразила Ольга. – Если он будет просто хорошим дизайнером или кем-то еще – просто хорошим, не гениальным? Ты снова будешь предъявлять ему претензии? Никита, пойми, наконец, наш сын не обязан соответствовать твоим ожиданиям!

Жена снова спорила с ним, и гораздо более уверенно, чем накануне, уже без прежнего отчаяния в голосе. Никита был бы не прочь подискутировать на тему «стремиться к совершенству или быть, как все», но лишь в теории и не сейчас. Не с Ольгой, и не про Алекса.

Самым разумным было соглашаться до конца. Он надеялся, что это усилит его переговорную позицию в другом вопросе: про Ольгин приезд в Лантерн.

– Ты права, любимая, не обязан, – притворно сдался он. – Я поищу, кто у нас есть в Художественно-промышленной академии. Вот вернемся в Москву и начнем вплотную заниматься. У него ведь всего год на подготовку. Ты взяла билет?

И тут Ольга рассмеялась. Впервые за долгое время она залилась своим девчоночьим смехом –       так, как смеялась обычно над его спектаклями.

– Ты в своем репертуаре, Шереметев. Я никуда не собираюсь ехать. Кстати, в эту субботу день рождения Барсика. – Жена перевела разговор на другую тему. – Я его поздравлю от нас обоих, но ты можешь и сам позвонить. Если не забудешь, конечно.

Саша Барсенев был креативным директором и ближайшим сподвижником Никиты многих лет. Сашка дольше всех сопротивлялся идее продажи агентства международному холдингу, но из компании после сделки не ушел. Отношения между ним и Никитой не то чтобы испортились, но как-то остыли. Разумеется, Никита знал, когда у Барсика день рождения, но в нынешних суматошных обстоятельствах мог и пропустить.

– Не забуду, – безо всякой уверенности пообещал он. – Приезжай, Олюш. Я соскучился. – Никита предпринял новую попытку и вновь потерпел неудачу.

– Не дави на меня, Шереметев. Ты сам все решил – получай то, что прилагается.

В постель Никита ложился сердитый.

Дед читал книгу, лежа на диване рядом с распахнутой дверью балкона, за которой сиял восхитительный летний день. Волны жаркого воздуха врывались в обширную гостиную и быстро таяли среди прохладных каменных стен. Они оставляли после себя ароматы фруктовых садов и согретых солнцем виноградников. Дед задумался, глядя поверх книги на редкие облака.

Проследив за взглядом старика, Никита увидел парившую в небе крупную птицу.

– На кого она здесь охотится? – заинтересовался он. – Неужели видит добычу с такой высоты? Большая птица, однако!

Как будто решив официально представиться, хищник взмахнул заостренными крыльями и начал снижаться в направлении деревни. Он стремительно вырастал в размерах и принимал все более странные очертания.

Через мгновение Дед, бросив книгу, вскочил с дивана и попятился в сторону прихожей.

Приближавшаяся птица оказалась огромным птеродактилем, который заложил крутой вираж и с шумом приземлился на перила балкона. Толстые брусья со скрипом прогнулись под его нелепым костлявым телом.

Сон Никиты снова принимал неожиданный оборот. Возможно когда-то, сотни миллионов лет назад, летучий ящер случайно попал в эти места. Планировал на огромных крыльях в воздушных потоках и не заметил, как оказался вдали от морского побережья. А может быть, в его эру море было где-то совсем рядом. Теперь первобытная тень проломила границу сна, вторглась на территорию старика и до смерти его напугала.

– Надеюсь, тебе все это тоже снится, Дед, – сочувствующе сказал Никита.

– Я тоже надеюсь, что это сон, – вдруг ответил старик, не отводя глаз от ящера.

В этот раз у Никиты не было ни малейших сомнений: Дед ответил на его слова.

К счастью, гость пока вел себя мирно – он был шокирован не меньше, чем Никита с Дедом. Ящер таращил глупые глаза и втягивал в плечи продолговатую голову с гребнем, будто стеснялся собственных нескромных размеров.

Попытавшись оглядеться, он чуть не снес зубастым клювом спутниковую антенну. В панике птеродактиль замахал крыльями, от огромных когтей с перил полетела стружка. Он неуклюже перепорхнул в сторону и оказался прямо напротив открытой балконной двери.

Окаменевший от ужаса Дед неотрывно смотрел на доисторическую тварь, но не мог двинуться с места. Зато Никита, который все еще был невидим для героев своего сна, передвинулся ближе к окнам и с жадным интересом изучал пришельца. Ящер выглядел страшным и в то же время смешным. Он был похож на лысого вороненка размером с холодильник и с непомерно длинным носом.

– Красивый Карлуша! Карлуша хороший! – прокурлыкал про себя Никита.

Мало-помалу странный визитер успокоился. Он вытянул морщинистую шею и балансировал полураскрытыми крыльями. Мощные перила ходили под ним ходуном.

С нескрываемым интересом ящер заглянул в комнату. Дед все еще стоял, как вкопанный.

Дальнейшие намерения Карлуши были прозрачны. Он приподнялся на крепких лапах и уже подался костлявой грудью вперед, примериваясь к ширине распахнутого дверного проема. Никита всерьез забеспокоился, что старик не сдюжит, если ящер начнет исследовать дом.

К счастью, как при появлении вооруженного Крикса, опасный визит продлился недолго. Угловатый силуэт в проеме французского окна начал бледнеть и затем растворился в воздухе.

Ошарашенный Дед вышел из ступора, хватанул ртом воздух и рванулся к двери, ведущей в подвал. Вначале Никита решил, что тот запоздало побежал прятаться, потом заподозрил, что внизу опять началось что-то интересное. Он собрался было последовать за стариком, но тут ступени лестницы зазвучали в обратном направлении.

Дед появился на пороге гостиной с пыльной бутылкой в руках. Он подозрительно огляделся, потянул носом воздух, и, убедившись, что путь свободен, решительным шагом направился на кухню.

– Черт побери! – проворчал старик, трясущимися руками вкручивая штопор. – Никакого покоя!

В такой нервный момент он имел полное право хлебнуть из бутылки, однако у старого пьяницы, видимо, были принципы. Он налил до краев высокий стакан и выпил залпом почти половину. После этого, обмякнув, опустился на стул и устало прикрыл глаза.

– А ты, оказывается, крепок, Дед. Другой хлопнулся бы в обморок.

Никита одобрительно засмеялся, но тут же замолк, потому что Дед поднял голову, взглянул прямо на него и мрачно спросил:

– Хочешь выпить?

После безмолвной паузы Никита протянул руку к бутылке. Холодное стекло, запах красного вина – все казалось настоящим. Старик качнул головой в сторону полки с перевернутыми чистыми стаканами. Никита послушно взял один, налил себе немного и вернул бутылку Деду.

– Давно ты меня видишь? – спросил он нерешительно.

– Не помню. Сейчас мне кажется, ты был здесь всегда, хотя это очень странно, потому что я ничего о тебе не знаю. Как тебя зовут?

– Никита. А тебя?

– Эдвард. – Наконец-то Дед обрел нормальное имя.

Он протянул свой стакан в сторону гостя, они чокнулись и выпили. Вино было приятное, с фруктовым оттенком. «Разве можно во сне чувствовать вкус? – подумал Никита. – Похоже, я сошел с ума».

– Иногда мне кажется, что я теряю рассудок, – эхом отозвался на его страхи Дед. – Ты тоже видел ящера на балконе?

Никита кивнул.

– И что думаешь?

Никита отрицательно мотнул головой.

– Вот и я ничего не понимаю, – вздохнул старик. – Все кажется реальным. И в то же время абсурдным. – Никита был полностью согласен. – Садись. Хочешь перекусить?

Никита взмахнул было рукой, чтобы остановить его, но Эдвард уже вскочил со стула и начал хлопотать.

– Я, молодой человек, очень люблю готовить. Особенно для гостей, – забормотал он, ныряя в холодильник. – У меня есть все, что нужно. Кухню я спланировал сам. И мебель сделал сам. Полностью, от начала до конца.

Никите показалось, что Дед снова начал говорить сам с собой. Однако через минуту тот обернулся, и стало понятно – контакт не прерван. Старик ожидал похвалы.

– Неужели?! – подыграл Никита. – Поразительно! Я и подумать не мог!

– Да, я многое умею! – расплылся в улыбке Эдвард, держа в руках керамическое блюдо с початым пирогом. – Это корнуэльский пирог. Я испек его вчера для моего друга Жана-Кристиана. От него ушла очередная жена… Он тоже живет один и почти не готовит. Покупает готовую еду в супермаркете, иногда ужинает в ресторане.

Старик разогрел пирог в микроволновке, быстро накрыл на стол и уселся напротив Никиты.

– Попробуй! Гарантирую – захочешь еще! – хвастливо сказал он, кладя на тарелку большой кусок.

Пирог оказался съедобным, хотя, вопреки ожиданиям старика, добавки Никита не попросил.

– Очень вкусно! – на всякий случай похвалил он.

Довольный Дед потянулся за его тарелкой, но Никита поспешно отодвинул ее в сторону.

– Спасибо! Больше не могу!

Старик недовольно пожевал губами, но через мгновение дежурная улыбка вернулась на его лицо.

– Вот и Жан-Кристиан вчера съел только один кусок! Боится располнеть! Ему почти восемьдесят пять, но он каждое утро целый час делает гимнастику. Хочет нравиться девушкам!

Эдвард игриво подмигнул.

– Жан-Кристиан женился много раз. Если человек с воображением работает в модной индустрии, – а мой друг был директором по рознице в крупной международной компании, – его участь предопределена. У Жана-Кристиана были женщины во всех крупных городах Европы. Он делал попытки остепениться, женился на очередной красотке, но вскоре уходил на следующий круг – новое увлечение, развод, несколько лет в свободном полете и очередной брак. К пенсии Жан-Кристиан остался совершенно один. Бывшие жены и дети разбросаны по миру. Никто из них не желал иметь с ним дела.

Старик вдруг осекся и с подозрением взглянул на Никиту.

– Тебе неинтересно? – полувопросительно сказал он.

– Очень интересно! – воскликнул Никита. Болтовня Эдварда давала ему время освоиться в своей новой роли. – Продолжай, пожалуйста!

– Раз ты так просишь! – Дед разлил по стаканам остатки вина. –      Жан-Кристиан поселился в Лантерн по той же причине, что и я: красивое место, удачное расположение, хороший климат. Однако остановить свою кипучую личную жизнь он был не в силах. Возможности завести роман здесь быстро иссякли, и примерно лет пятнадцать назад он начал несколько раз в год ездить в Юго-Восточную Азию. Ну, ты знаешь, о чем я говорю!

Никита понимающе кивнул.

– Из очередной поездки Жан-Кристиан вернулся с юной женой. Он заплатил ее родителям символический по нашим меркам выкуп и увез во Францию. Ты не думай, Никита, он здесь оформил с ней официальный брак! Жан-Кристиан честный человек. Они прожили совсем недолго. Примерно через полтора года девушка тихо умерла, оставив Жану-Кристиану новорожденную дочь. Врачи ничего не смогли сделать, никакой известной науке болезни у нее не нашли. Жан-Кристиан говорил, что она была ангелом, поэтому Господь забрал ее к себе. А по моему мнению, это был ее способ бежать. Непонятно только, почему она просто не попросила развода.

Повисла пауза. Дед снова ушел в себя.

Потом продолжил:

– Жан-Кристиан оказался снова один, только теперь с младенцем на руках. Он оставил ребенка с няней и поехал в Азию за очередной женой.

В ответ на поднятые брови Никиты старик предостерегающе поднял руки.

– Знаю-знаю! Это странно! Но Жан-Кристиан решил, что так будет лучше для дочки: ей нужна была мать. План провалился. И новая жена здесь не прижилась. Помня свой недавний печальный опыт, Жан-Кристиан купил ей билет на самолет, дал денег в качестве компенсации и отправил назад. Его дочь забрала социальная служба. Решили, что старик не сможет обеспечить ребенку необходимый уход. Так оно и было…

Эдвард вздохнул.

– Тогда мы с Жаном-Кристианом и познакомились. Только представь, что говорили о нем в деревне! Я оказался одним из немногих, кто открыто его поддержал. Мне было плевать, что думают другие. Жан-Кристиан оказался хорошим другом. Он француз, при этом отлично говорит на английском – все это время он помогает мне в общении с официальными органами и переводит документы. Я-то французский так и не выучил…

Никита допил вино и почувствовал себя свободнее.

Пытаясь пригасить драматическую тональность беседы, он легкомысленно воскликнул:

– Я бы сказал, что твой друг прожил незаурядную жизнь!

Попытка оказалась не самой удачной.

– Почему «прожил»? – возмутился Эдвард. – Он и сейчас живет полной жизнью. Правда, поклялся, что больше не женится.

– Конечно! – поспешно согласился Никита. – Я имел в виду именно это!

Эдвард продолжал отстаивать друга:

– Если хочешь знать, Жан-Кристиан оказал мне бесценную услугу.

– И что же он сделал?

Не так уж сильно Никиту интересовала судьба восьмидесятипятилетнего француза. Но в нынешних странных обстоятельствах ему было проще слушать, чем говорить.

Дед начал издалека:

– Для ремонта дома требовался огромный объем столярных работ. Они обошлись бы мне в кругленькую сумму. Я посчитал и купил деревообрабатывающий станок. Потребовалось время, чтобы его освоить, зато потом дело пошло на лад. Я уже говорил тебе, что сам сделал мебель для кухни?

– Да-да! Потрясающе! – Никита успел усвоить, что Дед нуждался в регулярном поощрении.

– Не только кухню. Я многое сделал сам. Почти все, кроме лестницы и входной двери: их достаточно было отреставрировать. Хороший дуб, знаешь ли, от времени становится только прочнее.

Старик смахнул крошки с шершавой поверхности кухонного стола и поднял глаза к потолку.

– Раньше балки перекрытий в домах старались делать из дуба, и они служили столетиями. Как эти… Я тебе больше скажу! Если сейчас старый дом признают непригодным для восстановления, его разбирают и отдельные части, в том числе дубовые балки, продают на аукционе.

– И что с ними делают? – исключительно из вежливости спросил Никита.

– Используют при реставрации других старинных зданий, которых очень много во Франции. В этих домах располагаются офисы и продолжают жить люди, а значит, их время от времени приходится ремонтировать. Бывает, что старые детали покупают для строительства новых домов – это позволяет создавать историческую атмосферу в интерьере.

На фоне лекции про дубовые балки душещипательная история Жана-Кристиана показалась Никите не такой уж скучной.

– Ты хотел рассказать про своего друга, – напомнил он.

– Про моего друга? – переспросил Эдвард, мысли которого захватила строительная проблематика. – Да! Как-то мы сидели в моей гостиной, и Жан-Кристиан заметил, что комната просто создана для вечеринок – просторная, с большим столом, с камином, мягкими диванами и креслами. Я ответил, что мне некого приглашать, я почти никого здесь не знаю. Жан-Кристиан сказал, что эта беда поправимая и что мне давно пора сделать шаг в местное высшее общество. Слово за слово… Родился план. На следующий день я отправился в приемную к мэру Лантерн и пригласил его в гости в ближайшую субботу. Как бы мимоходом я сообщил, что месье местный доктор и месье местный адвокат также приглашены и уже дали согласие. Тот же трюк я повторил с каждым из перечисленных господ. Все они едва знали меня тогда, но посчитали, что в такой компании их репутации ничто не угрожало.

Никита расхохотался. Авантюризм старика был ему близок.

Эдвард увлеченно продолжал:

– Я приготовил шикарный ужин. Жан-Кристиан помог мне выбрать вино: как ты понимаешь, оплошность в этом деле здесь могла бы погубить затею. Он, конечно, тоже был приглашен на вечеринку. Я рассчитывал на то, что мужская половина Лантерн относилась к моему другу, скорее, с сочувствием, чем с осуждением. И не ошибся. Мы отлично провели время. Все хвалили мою стряпню и восхищались тем, как я отремонтировал старый, запущенный дом. Когда пришло время подняться из-за стола, гости выразили желание осмотреть верхние этажи. И вдруг, как будто невзначай, Жан-Кристиан обронил, что кухню, двери и часть мебели я сделал собственными руками и что у меня в подвале мастерская. Все захотели на нее взглянуть. Когда восторги моих гостей достигли апогея, Жан-Кристиан высказал мысль, что я мог бы изготавливать что-нибудь на заказ, а в деревне наверняка найдутся клиенты. Все дружно согласились, и тут Жан-Кристиан напомнил месье доктору, что тот давно собирался поменять входную дверь в кабинет, где принимал больных, так как она растрескалась и стала плохо закрываться. Тот разговор положил начало моему новому небольшому бизнесу.

Старик перевел дух. Он взглянул на пустой стакан Никиты и спросил:

– Хочешь еще вина?

– Нет, спасибо! – поспешно ответил тот. Идея напиться во сне пока вызывала у него опасения. – А что за бизнес? Ты делаешь двери?

– Началось все действительно с двери в докторский кабинет. Она послужила мне превосходной рекламой. Постепенно список того, за чем ко мне обращались клиенты, стал расширяться: я все делал качественно и не слишком дорого. Теперь я строю и ремонтирую дома. Работаю не потому, что не хватает денег на жизнь. Просто надо же чем-то заниматься! Мне везет: люди готовы платить за то, что я делаю с удовольствием!

– Ты прав, – нехотя согласился Никита. – Чем-то заниматься надо.

Сам того не зная, старик наступил на больную мозоль Никиты.

Чтобы не задерживаться на неприятной теме, Никита попытался вернуть разговор в прежнее русло:

– Отличную авантюру провернули вы с другом! И что, тебя здесь признали своим?

– Не могу сказать, что после той памятной вечеринки я стал членом высшего общества Лантерн, – язвительно ответил Эдвард. – Но знакомых у меня прибавилось, и относиться ко мне стали более благосклонно. И к Жану-Кристиану тоже. Его дочь отдали в приемную семью в Монтобане, он иногда навещал ее. Со временем в деревне появились более яркие поводы для сплетен, и его оставили в покое. Скажу тебе по секрету, девочка выросла неблагополучным ребенком. Переходила от одних приемных родителей к другим, связалась с наркоманами – Жан-Кристиан говорит, что это наказание за его беспутную жизнь и невнимание к детям.

Никита заерзал. Про невнимание к детям он слышал совсем недавно от собственной жены.

К счастью, Эдвард внезапно сменил тему.

– На блошином рынке знакомые рассказали мне про британскую леди, которая занимается в танцевальной группе. У леди связь с преподавателем по танцам, а он совсем молодой парень! Сейчас это самая горячая сплетня в деревне. Парень организовывает поездки на танцевальные фестивали для своих учеников, и эта леди везде ездит с ним. Говорят, что он живет на ее деньги!

– А ты не думаешь, что леди просто нравится танцевать? – вступился за чужую даму Никита. – Может, местные ей завидуют? Ты только что рассказывал мне, как легко твой друг стал изгоем среди ханжей.

– Возможно, ты прав. – Эдвард смутился. – Я не против того, что леди в зрелом возрасте учится танцевать и ездит на фестивали. Меня коробит, что парень пользуется ее слабостями. И потом, эта их сальса – откровенный танец. Я считаю, леди должна вести себя прилично!

Желание защищать смелую женщину пропало. С сальсой у Никиты были свои счеты. Несколько лет назад Ольга внезапно увлеклась карибскими танцами. Ее новая страсть стала протестом против практически круглосуточного отсутствия мужа. Пока речь шла о занятиях в танцклубе, Никита относился к ее причуде индифферентно. Танцы представлялись ему чем-то вроде фитнеса. Когда жена стала уходить «потанцевать» на какие-то «вечеринки», он насторожился и, в конце концов, захотел увидеть все собственными глазами. Ольга обрадовалась – она наивно предположила, что теперь у них с мужем появится общее увлечение.

Та вечеринка, на которую они отправились вместе, стала последней в танцевальной карьере Ольги Шереметевой. Никита не выдержал и часа, глядя на то, как уверенно и по-хозяйски обнимали его жену посторонние мужчины, в том числе совсем молодые, и какой счастливой она при этом выглядела. С тех пор визиты нежданных гостей и неотменяемые поездки на дачу к родителям начали удивительным образом совпадать с расписанием клубных танцевальных вечеринок. Ольга не сразу поняла, в чем дело. Когда поняла, попыталась протестовать, но потом, как и всегда, смирилась, не в силах противостоять мужу.

Эти воспоминания молнией промелькнули в голове у Никиты, и он убежденно сказал, подтверждая наличие двойных стандартов:

– Согласен! Леди обязана вести себя прилично!

Из гостиной донесся непонятный шум. Поглядывая на Никиту, Эдвард с опаской подошел к двери, приоткрыл ее и мгновенно захлопнул снова. В его глазах застыл дикий ужас.

– Опять ящер! – прошептал он. – Он в доме!

За его спиной, в квадрате желтого волнистого стекла возник уродливый силуэт Карлуши. Дверь дрогнула и задребезжала от удара огромного клюва.