Честью гордые. Пушкин, декабристы и сказочная Сибирь

5. Омулевая бочка, мертвая царевна и Шамаханская девица…

«Пушкин – русский человек в его развитии,

в каком он, может быть, явится через двести лет»

Н. В. Гоголь

Следуя рассказам хранителей Архива, Пушкин завершил свой научный труд, свои философические таблицы, в 1829 году. Начиная с 1830 года, он пишет свои сказки, в которых дублирует Архив. Его Архив предназначен для нас с вами, так как он завещал закончить обнародование работ к 1998 году. Двести лет со дня рождения поэта прошло…

А теперь помечтаем, тем более, что «Лукоморье» в Таганроге перекликается с «Подлеморьем» на Байкале. И Байкал на карте не что иное, как лук. Все мы немножко Остапы Бендеры, когда представляем свой край в роли Нью- Васюков. Предположим, что Архив находится где-то в наших местах. Попробуем разгадать намеки поэта.

Я связываю «Сказку о попе и о работнике его Балде» и «Сказку о медведихе» с политикой. Поэтому они мне неинтересны. Но призадумаясь, вы легко узнаете в попе международный валютный фонд, в Балде – Российское правительство, в чертях – многострадальный русский народ или регионы. А сравнивать оброк в сказке с долгами России и не надо – и так все ясно. Если вы хотите со стороны посмотреть на первые заседания Государственной Думы в новом составе, прочитайте «Сказку о медведихе» – там вы найдете все, что пожелаете, все действующие лица.

Поэтому начнем вместе с Пушкиным со «Сказки о царе Салтане». Почему мать и младенца отправили в бочке? Где еще встречается бочка как средство передвижения по воде? Сразу приходит на ум песня Дмитрия Давыдова «Славное море – священный Байкал, славный корабль – омулевая бочка…» А когда была написана эта песня? Судя по словам о Шилке и Нерчинске, песня написана о декабристах. Находим, что на Нерчинских рудниках отбывал ссылку Василий Львович Давыдов, дядя Марии Волконской. Должно быть, Дмитрий Давыдов – родственник Василию Давыдову. Если версия верна, то связь омулевой бочки Байкала и бочки в сказке Пушкина очевидна. В сказке Гвидон переплывает море и высаживается на необитаемом месте, где встречает Лебедь. А в каком месте Байкала это возможно? В издании «Байкал. В вопросах и ответах» Г. И. Галазия находим ответ. «Это возможно осуществить с восточного берега на западный в районе южнее Баргузинского залива. Здесь северо-восточный ветер баргузин дует почти поперек котловины Байкала». Какие легенды перекликаются с этой сказкой? Открываем книгу С. А. Гурулева «Что в имени твоем, Байкал?» и в главе «Мифы, легенды, песни» находим: «Прародитель хоринских бурят – Хоридой – был простым охотником… Однажды, бредя по берегу озера, он увидел купающихся женщин, которые, выйдя из воды, оделись, превратились в белых лебедей и улетели. В следующий раз Хоридой спрятался в кустах. Когда лебеди прилетели, сняли свои одежды и, превратившись в прекрасных дев, стали купаться, он выскочил из укрытия и взял одну лебяжъю одежду. Девы наконец вышли из воды. Две из них оделись, превратились в лебедей и улетели, а одна осталась. Она сделалась женой Хоридоя и прожила с ним долгое время. У них было одиннадцать сыновей, от которых произошли одиннадцать хоринских родов». Легенды бурят появились ранее пушкинских сказок, и Пушкин вполне мог воспользоваться мифологией места действия. Открывать Архив хранители должны были с 1979 года. В сказке на острове вырос новый город. Северобайкальск как новый город появился на карте планеты в 1980 году, а в 1979 году туда проложили рельсы. Место, где расположен город, находится на разломе, как бы на острове в космическом видении. Далее в сказке появляется первое чудо – белка. В мультфильме по одноименной сказке она в колесе. Очень сильно та белка походит на железную дорогу, особенно ее колесо. И рельсы, и шпалы налицо. Заработает в полную силу БАМ, будут вам и золотые орешки, и скорлупки, и ядра: и золото, и полиметаллы, и асбест, и даже алмазы Якутии – все богатство края присутствует. Второе чудо – тридцать три богатыря и с ними дядька- Черномор. Дядьку-Черномора мы получили на фотографии, вышедшего из недр Байкала и слепленного из снега и льда. Он действительно вышел из ясных вод Байкала. Можно взять расшифровку Архива и согласиться, что тридцать три богатыря – это тридцать три революции, но тогда это предположение выпадет из нашего повествования. А может быть, тридцать три богатыря – это либо тридцать три свитка Архива Пушкина, и здесь мне хочется потрогать руками черный предмет на фотографии, где Байкал вырвал огромный камень из недр земли и образовал ледяную пещеру. При этом на переднем плане игрой света вырисовывается человек. Кто он? Петр Первый или Михаил Ломоносов? Либо это тридцать три экспедиции по Байкалу, связанные с охраной озера, начало которым положено экспертизой-90, которая вышла из стен Северобайкальска по инициативе комсомольцев и молодежи? Но последняя версия мне нравится больше всех. Если богатырь —это знания огромной силы, то вполне тридцать три богатыря – это авторы, или, вернее статьи авторов. Ко мне пришли тридцать три богатыря в книге «Пушкинист» издательства «Современник» 1989 года, Москва. Ровно тридцать три статьи на день памяти Пушкина к 150-летию со дня смерти. Дядька – Черномор – это статья «Пророк в своем отечестве» журнала «Миг» издательства Таганрога 1993 года. И последнее чудо – царевна-Лебедь. Это новая Россия, великая Россия, которая «выступает, будто пава; а как речь-то говорит, словно реченька журчит…» В сказке гости направляются «мимо острова Буяна в царство славного Салтана». Чтобы попасть в Республику Бурятию из Северобайкальска, надо плыть мимо острова Ольхона. И именно мимо острова Ольхона была проложена водная трасса для перевозки грузов для строительства БАМа, другого пути просто нет. Главный порт при перевозке грузов по Байкалу находится в Турке. После разгрузки материалов для БАМа в Нижнеангарске баржи также пересекали Байкал по направлению Баргузина – на восток от Ольхона, там, где шел путь первопроходцев освоения Сибири. И ни для кого сегодня не секрет, что БАМ не любят в последнее время, со времен Горбачева, и признать будущее за этой железной дорогой никто не спешит, также, как Салтан никак не хотел признать Гвидона.

«Сказка о рыбаке и рыбке» еще проще. Народ закинул сеть и вытащил золотую рыбку – демократию. На волне демократии выбрал себе власть. В сказке власть отождествляется со старухой. Но мало старухе нового корыта, захотела она новый дом. Народ дал власти дом. Дальше – больше. Есть у власти и квартиры, и заводы, и самолеты, и деньги, и много – много разных льгот. Но ей все мало. Ей еще больше добра хочется. Вот и эксплуатирует она народ час за часом все больше и больше, создает все больше структур и обрастает стражей. Но получила в сказке старуха разбитое корыто от золотой рыбки. А народ устами младенца продолжил сказку в анекдоте: дурак старик, лучше бы попросил у золотой рыбки новую старуху… Проси народ, у демократии новую власть, да смотри, не ошибись в выборе.

Но самой любимой моей сказкой с детства была «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях». Всех интересней ее было разгадывать. И вот вариант современных событий. Царица – Россия девятнадцатого века, времен Пушкина. Она была «горда, ломлива, своенравна и ревнива». Высшее общество считало себя венцом природы, самолюбовалось и гордилось собою. Как та царица в сказке смотрелась в зеркальце. Но Пушкин знал, что растет другая Россия, которая будет лучше, краше, достойнее России 19 века. Он пытался сказать об этом, но принять его научные труды общество не могло. Оно убило Пушкина, который послал свой труд в Сибирь к декабристам. Царевна, Россия будущего, осталась «в лесу без всякой славы у семи богатырей». Царевна была жива, пока Россия развивалась более-менее в соответствии с законами Пушкина. Но вот кинули ей «наливное яблочко», чуждую России антинародную программу капитализации России «500 дней», и умерла царевна. Именно в это время началось гонение на БАМ. Вместо того, чтобы признать за этой стройкой будущее России, а саму стройку – кузницей кадров, так как со всех уголков Союза приехали туда лучшие люди советской страны, уже зараженной вирусом наживы, взяточничества, разврата и криминала, представители, которых Ленин называл «ум, честь и совесть нашей эпохи». Где они теперь? «Далече бедствуют иные, и в мире нет уже других…». Одни уехали, мыкая горе в одиночку во всех уголках бывшей великой страны, с клеймом бамовца, чужеродного элемента. Других нет. Полны наши бамовские кладбища такими, как Александр Георгиевич Попов, с первым десантом прибывший в Северобайкальск из Ленинграда, а в 1988 году на разглагольствования упитанного представителя московской элиты, прибывшего на БАМ с поездом «Комсомольской Правды», почуявшего радость по поводу предстоящей наживы, о том, что БАМ —это дорога в никуда и мы оставим после себя пустые города, с болью в душе предложил: «Раз стране не нужна Сибирь, отрежьте ее по Уралу и продайте Японии». В 44 года умер он от инфаркта, не выдержав проигрыш на первых выборах. Светлая им память. Мы оставим после себя города, а тот представитель Госплана оставляет страну в том состоянии, в каком она находится сейчас.

Семь богатырей – это семь родов декабристов, первых сосланных на каторгу. Вот воспоминания княгини Марии Волконской (Раевской), «утаенной любви Пушкина», которая, возможно и привезла Архив Пушкина в Сибирь. «На другой день по приезде в Благодатск я встала с рассветом и пошла по деревне, спрашивая о месте, где работает муж. Я увидела дверь, ведущую как бы в подвал для спуска под землю, и рядом с нею вооруженного сторожа… Я потушила факел и пустилась бежать вперед, так как видела в отдалении блестящие точки: это были они, работающие на небольшом возвышении. Они опустили мне лестницу, я влезла по ней, ее втащили, и, таким образом, я могла повидать товарищей моего мужа, сообщить им известия из России и передать привезенные мною письма. Мужа тут не было, не было ни Оболенского, ни Якубовича, ни Трубецкого; я увидела Давыдова, обоих Борисовых и Артамона Муравьева. Они были в числе первых восьми, высланных из России, и единственных, попавших в Нерчинские заводы». Дважды в записках перечисляет Мария Волконская фамилии нерчинских каторжан. При чем второй раз даже тех, кого в момент встречи не видела. Она встречалась с Пушкиным перед отъездом в Сибирь, но официально послание к декабристам Пушкин передал Александрине Муравьевой. Послание, а Архив?

Таким образом, у нас есть семь фамилий, семь родов, которые могут быть хранителями Архива Пушкина в Сибири. Магическая цифра семь может обозначать и еще одно: седьмое поколение отделяет наше время от времени Пушкина. Именно тем потомкам родов семи родов декабристов, кому сейчас 20—25 лет, суждено открыть Великую Тайну Пушкина. Погадаем на картах. Тройка, семерка, туз – смысл магических цифр расшифрован в Архиве. В сказках открыты тройка – «три девицы под окном», семерка – «семь богатырей», туза нет. Но если предположение об основе сказки на использовании бурятского эпоса верно, то одиннадцать сыновей царевны – Лебеди открывают последнюю карту – туз.

Но продолжим сказку. Весть о возможных обысках и потере Архива заставила декабристов спрятать Архив в пещере. Мертвая царевна «не досталась никому, только гробу одному». Но есть еще королевич Елисей, кто он? Пушкин учит, что если Россия женского рода, то Европа – мужского. Королевич Елисей – это Европа. Ей нужна Россия для дальнейшего совместного развития. Открытие Архива каким-то путем будет связано с интересом Европы к нашей стране. Проснется Россия, «вспрянет ото сна» и придет в мир вместе с Европой…

А я уже нашла свою мертвую царевну – это гора за Слюдянскими озерами, которую я сфотографировала летом 1999 года в предвечерние сумерки. Гора напоминает мне фигуру спящей женщины…

И закончим свои гадания с последней сказкой Пушкина «Сказка о золотом петушке». Жила наша страна после войны без особых хлопот и проблем, царствовали правители «лежа на боку», потому что создал народ – мудрец такую систему безопасности, что никакие соседи не могли напасть, все боялись, да и все конфликты гасились немедленно. Но пришло время, появилась угроза государству. Предупреждала служба безопасности о грядущей беде, послал правитель разведать, в чем дело. Но посланники не вернулись, захватила их неведомая сила. Тогда он сам поехал на Кавказ в зону конфликта и увидел ее, Шамаханскую девицу – американскую валюту. Сдался правитель на милость иностранной царице и привез ее в Москву. Тогда народ послал своего мудреца, чтобы вернул царь долг народу, отдал ему виновницу бед – Шамаханскую девицу, но разозлился правитель и убил посланника. А служба, созданная мудрецом, слетела с насиженного места и сбросила правителя. Осталось только Шамаханской девице – Америке исчезнуть, удалиться с русских просторов, сверкнув на прощание своими зелеными глазами – долларами.

Конечно, все это – сказки. Но «сказка-ложь, да в ней намек, добру молодцу урок» – учит нас А. С. Пушкин.

Поверим П. Чаадаеву, проводившему с Пушкиным долгие беседы и споры на философские и научные темы: «Может быть, преувеличением было бы опечалиться хотя бы на минуту за судьбу народа, из недр которого вышли могучая натура Петра Великого, всеобъемлющий ум Ломоносова и грациозный гений Пушкина». Может быть, стоит всенародно признать в Пушкине пророка, сам он сказал об этом не только в стихотворениях «Памятник» и «Пророк», но и в черновом письме В. Ф. Вяземской еще в 1824 году, предвидя не только судьбу мира и страны, но и свою собственную: «Что касается соседей, то мне лишь поначалу пришлось потрудиться, чтобы отвадить их от себя; больше они мне не докучают – я слыву среди них Онегиным, – и вот, я – пророк в своем отечестве. Да будет так». А затем еще раз утверждает в письме П. А. Плетневу в декабре 1825 года: «Душа! Я пророк, ей-богу пророк!»

3. Куда упала стрела Байкала

Светлой памяти декабристов посвящается

«О чем, прозаик, ты хлопочешь?

Давай мне мысль какую хочешь:

Ее с конца я завострю,

Летучей рифмой оперю,

Взложу на тетиву тугую,

Послушный лук согну в дугу.

А там пошлю наудалую,

И горе нашему врагу!»

А. С. Пушкин

1. Начало начал

«Пустил стрелу третий брат – Иван-царевич, и упала стрела посередине болота к ногам лягушки…»

«Папка, а за что ему такое горе, ведь он лучше всех!?»

На мой вопрос отец степенно отвечает: «Не спеши, дочка. Какое горе оборачивается радостью, какая радость – горем, одному Богу известно. Послушай сказку»…

Я тихонечко открываю дверь в дом, откуда зазывно распространяется запах новоиспеченных блинов. Никто меня не видит. На столе соленые огурцы, квашеная капуста, хлеб и начатая бутылка водки. Отец разливает водку себе, своей сестре и ее мужу. Старшие мои сестры и братья за столом со стаканами молока в ожидании блинов. Мама у плиты. Рыжий кот Костя лениво отмахивается хвостом от жужжащей над ним мухи.

«Фу-фу-фу, русским духом пахнет!» – громко произношу я. Сначала все в оцепенении молчат, затем разом заходятся в неудержимом хохоте. Столь уместная фраза из уст девятилетнего ребенка доводит их до исступления. А я испуганно бросаюсь к маме и громко плачу, так и не осознав точность своего определения.

Спустя месяц мы с братом несем полный бидон молока с фермы в селе Бирюльки, куда волей судьбы занесло на практику нашу старшую сестру. Она, с обязанностями старшей сестры, забрала всю ораву из пяти сестер и братьев, только за исключением одного – солдата, в деревню. Старших – заработать, младших – подкормить деревенскими харчами. На нашу беду из кустов вылез большой черный кот и важно попытался пересечь наш путь. С трудом волоча тяжелую ношу, мы отчаянно старались пресечь попытку кота. Огромные зеленые лопухи, куда мы свернули в своем желании обмануть кота, скрывали коварные заросли крапивы, от которых нам порядком досталось. Но кот оказался хитрее нас и сумел-таки перебежать нам дорогу!

Тишину и смятение нашли мы в доме, когда вернулись восвояси с покрасневшими от ожогов крапивы руками и ногами, с полупустым бидоном, молоко из которого разлили в борьбе с черным котом. Никто не стал ругать нас.

На столе лежала телеграмма: «Приезжайте хоронить отца».

И вот прошел год без отца. Год нищеты, когда хлеб купить не на что и занять негде, всем уже должны. Год пятерок в школе и год прочитанных романов в библиотеке, проглоченных томов Льва Толстого, Александра Пушкина, Стефана Цвейга, Оноре де Бальзака, Ги де Мопассана и многих, многих других…

Пыльная дорога, пересадка в маленький ПАЗ в Качуге, путь в Бирюльки. Мама стремится оградить меня, маленькую замухрышку, от бойких крестьян, едущих с ярмарки в деревню. Она ставит меня позади водителя, пристраивает рядом чемодан и кладет рюкзак. «Моя девочка вам не помешает?» – спрашивает она шофера. Угрюмый дядька что-то бормочет ей в ответ. Последний отрезок пути до деревни дается нелегко. Духота, говор пьяненьких селян, запах бензина заставляют меня наклониться к открытому окну водителя. В это время происходит что-то непонятное. Дверь распахивается, и я лечу под колеса автобуса, но каким-то чудом успеваю увернуться и упасть посередине дороги. Следом за мной летят чемодан и рюкзак. Автобус по инерции проезжает метров 30—40 и останавливается. Страх остаться одной на пыльной дороге срывает меня с места, и я ковыляю в сторону удаляющегося автобуса. Мама выпрыгивает на дорогу, бежит ко мне. Она видит, что я жива, и ее причитания утихают. Она хватает меня на руки и несет к автобусу. Потом вдруг ее взгляд натыкается на рваную рану на моем бедре, и она падает в обморок. Но уже какие-то люди перехватывают меня с рук на руки, и я уже в автобусе. Сразу находится место и маме и мне. Так мы въезжаем в Бирюльки.

Я не помню деревню в целом. Помню, как лечили меня отвратительно пахнущей мазью Вишневского, наливая ее на большие листы подорожника. Как мама отпускала меня гулять с двумя девочками-погодками. Одна из них перешла в девятый класс, другая – в десятый. Они гордо вели меня за руки по деревне за околицу, где буйствовала пшеница на полях. На мне было надето городского фасона платье и соломенная шляпа. Там, за деревней, девочки просили меня что-нибудь рассказать или спеть. Я читала им наизусть Есенина, Пушкина, Лермонтова, Блока. Рассказывала полные романы Алексея Толстого, Джека Лондона, Вальтера Скотта. Особое место занимали легенды и сказки. «Сказание о Раме» – моя любимая легенда захватывала их целиком и полностью. Когда они уставали слушать, заводила песни. Пела про рожь, про красноармейцев вдали за рекой, про Россию и несколько вариантов «Катюши». Мой голосок, слабенький и тоненький, змейкой уплывал в безбрежные волны золотой пшеницы. Они никогда не перебивали меня, хоть и были старше чуть не в два раза. Со мной, десятилетней, они проходили свои университеты. Иногда ко мне приходила соседская девочка, моя ровесница. Мы убегали к ее деду на другой конец деревни. Он позволял нам собирать в огороде малину, затем заливал ее пахучим медом, выносил из избы краюху белого деревенского хлеба и наблюдал, как мы поглощали его угощение. Весь он светился добром и теплотой, стоя в сторонке и посматривая на нас.

Деревня Бирюльки, Качугский район. Начало начал… Стрела готова.

2. Тетива натянута

Кто и зачем решил построить целлюлозно-бумажный комбинат на берегу Байкала? Кто придумал этого монстра на погибель природы? Князь тьмы затеял погубить источник космической энергии планеты, зло пошутив над людьми и определив место для строительства завода на самом красивом побережье Байкала, в его южных субтропиках. Я помню этот чудесный уголок природы до начала строительства.

По осени, едва морозец прихватывал листья, расцветала тайга яркими красками рябинолистника, для которого собрала природа всю гамму оттенков: от ядовито-зеленого до розово-фиолетового, цвета все необыкновенные, в повседневной жизни редко встречаемые. Поутру, когда солнце едва высвечивало небесную синь байкальских вод, мы отправлялись вдоль берега до распадка собирать рябину, которую принимали в Култуке на базе лесничества. Тоненькие ветви рябин сгибались от тяжести оранжевых гроздей чуть ли не до самой земли. Чтобы добраться до верхних кустов, старшие поднимали меня до вершины, где я цеплялась за ствол и висела в качестве груза. Весу во мне было немного, чтобы повредить дерево. Мое сердечко замирало от восторга в тот момент, когда руки брата отпускали меня, и я летела по воздуху среди оранжево-красных букетов рябины. На обратном пути к дому я успевала нарвать букет отцветающей полевой ромашки, поляны которой встречались нам на каждом шагу.

Как только начиналась зима, немедленно падал снег. Он сыпался и сыпался, окутывая землю пуховым полотном, монотонно и долго, день за днем, убаюкивая землю и усыпляя природу. И вот уже уснула природа, замер Байкал, как ни пытался он освободиться из плена ледовых оков, околдовала его зима. Сугробы снега, отсутствие ветра и дневная температура не ниже минус пяти градусов – извечные подарки байкальской зимы ребятишкам. Шумом, смехом, говором и беспечностью местных ребятишек заполнялись лыжные трассы, хоккейные коробки, ледяные катки и горки в Байкальске. И нищета – не помеха. Десять копеек – и ты владелец пары лыж или коньков на целый час несказанного счастья общения с зимней природой. И ты сливаешься с ней без остатка, смеясь и крича, летишь с горки, на вершине которой стоит одноклассник и провожает тебя восторженным взглядом. Вот ты ползешь по снегу между деревьями, представляя себя то героем Джека Лондона, то Алексеем Маресьевым, или маленькой девочкой, потерявшей волшебное колечко в сугробе.

А когда голубели тени, ежились сугробы, и веяло весной, приходила пора иная. Веселели воробьи и синицы, прилетали под окна красногрудые снегири проститься до будущей зимы, трещал лед на Байкале, от оттепели к оттепели образуя огромные ледяные дворцы, пещеры и памятники нерукотворные, которые поражали своей красотой и величием. Прозрачный лед отражал сотни иных миров переливами теней и света. Приходило дружное тепло, и земля снимала с себя зимнюю одежду, почерневшую и грязную. Байкал снисходительно собирал потоки воды, стремящиеся вниз со всей окрестности.

И вот вновь прогревался воздух, от земли шел пар, удаляясь в сторону озера, зеленела вода, отражая зелень леса, наступало лето. И горы уже полны черемши, а болота – морошки. Скучать некогда. А потом пошла вереница: черника, голубика, малина, смородина, брусника, клюква. Природа щедро делилась с человеком своими богатствами, порой облегчая его труд до минимума, образуя уголки природы, где все это росло на одном месте, названном Золотым Болотом. Наевшись до одури разных ягод, мы с сестрой лежали посреди Золотого Болота на сухом островке и мечтали, что когда-нибудь уедем в Париж смотреть Эйфелеву башню.

Росла я, рос город, строился завод. Сначала исчезла рябина, ее вырубили. Затем исчезли ромашки, на полянах построили дома. Улетели снегири. Перестала расти картошка на отравленной земле. Воздух пропитался сероводородным запахом. Рыба ушла от берегов. Выросло кладбище.

И только Байкал до сих пор снисходительно принимает потоки грязной, отравленной воды по весне вместе с таявшим снегом. Пока принимает…

В моих воспоминаниях Байкальск связан со школой, вечными заседаниями комсомольских комитетов, советов школы, аттестационной комиссии, штабов по проведению школьных вечеров и конкурсов. Все это занимало большую часть моего свободного времени, остававшегося после занятий, выполнения домашних заданий, домашней работы, секций по баскетболу, легкой атлетике, посещения катка зимой и ежедневного глотания одной из сотен книг. У меня никогда не было друзей в школе. На вечерах я всегда сидела в одиночестве и страдала от собственной неполноценности. Ни один парень не рисковал пригласить меня на танец. Вечера были для меня пыткой, где я чувствовала себя уродливой дурнушкой. Решение поступать на строительный факультет пришло откуда-то извне. Из-за бедности моей семьи и неграмотности матери золотой медали мне так и не вручили, документы осели где-то в недрах бюрократов, хлопотать за меня было некому. В школе не осталось никакого следа от моего пребывания, хотя я проучилась там все десять лет почти без четверок, история стерла мое имя из альбомов в школьном музее.

Не считая пяти студенческих лет, проведенных в Иркутске, семнадцать лет прожито в Байкальске. Детство, школа, замужество, работа после института, рождение детей – далеко не полный список событий в Байкальске. Случайное знакомство с будущим мужем в Иркутске было, как я теперь понимаю, предопределено. Болезни начались с рождения детей. Вдруг оказалось, что у нас с мужем разный резус-фактор крови. Этому я обязана за долгие больничные недели сохранения детей. Болезни следовали одна за другой, как привязанные ко мне. Порой приходилось лечиться у пяти-шести врачей сразу, которые так и не находили никакого заболевания, хотя от заболеваний некуда было деться. Сначала гнойная ангина, затем гайморит, затем воспаление тройничного нерва. На работу выписывали даже тогда, когда срок беременности дочерью был в пять месяцев, мой вес составлял сорок восемь килограммов, гайморовы пазухи забиты гноем, а гемоглобина в крови было всего полнормы. И не смотря на адские боли, невыносимую слабость, обречение на смерть, дочь родилась вовремя и здоровой. Это было чудом, так до конца не понятым мной. Но оторвать от детей, выжить со света, стремились изо всех сил. Болезни продолжались. Неразвивающаяся беременность, отравление, дизентерия, болезнь Боткина – преследовали меня по пятам. В итоге после желудочного кровотечения была определена аномалия желудка и двенадцатиперстной кишки. Болезни доводили до исступления, приходилось терпеть, терпеть, терпеть. Вся моя сознательная жизнь в замужестве была посвящена борьбе за выживание. Единственное, что не давало повода сдаваться, были мой муж и дети.

Зачем мне даны от природы силы, трудоспособность, жизнь? Этот вопрос все чаще приходил на ум.

Переезд в Северобайкальск дал небольшую передышку в болезнях. Но пошла полоса неудач на работе. Приходилось менять место за местом, но склоки, интриги, зависть и злоба немедленно срывали меня со следующего места работы в никуда. Затем снова болезни, потеря крови, больница. Стали приходить сны. В больнице произошла встреча с девушкой, которая объяснила мне сущность этих снов и рассказала о своем сне. Перед укусом энцефалитным клещом она видела сон, будто сидит она в парке на скамье, и из-под ног выползает большая зеленая гусеница. Когда она заболела после укуса и лежала в клинике, отец пришел проведать ее. Она спустилась в парк и села на скамью. И вдруг увидела большую зеленую гусеницу под ногами. Картина навела на мысль о предопределенности жизни. «Пусть так, – думала я, но зачем-то я осталась жить, когда упала под колеса автобуса, когда почти получила заражение крови, когда невыносимая боль от воспаления тройничного нерва не давала мне покоя многими сутками. Значит, есть какой-то смысл в моей жизни. Что-то я должна еще сделать. Но что?» Жизнь продолжалась. Из Сочи приехала Альбина, чтобы поддерживать меня в трудные минуты, сохранить оптимизм и веру в будущее. Ее случайный выбор места жительства, куда она попала пальцем на карте с закрытыми глазами, куда прилетела самолетом из Улан-Удэ в то время, когда они месяцами не летали из-за пожаров, где в один день она нашла работу и улетела вечером обратно, похож на сказку. Но зеленый свет сопутствовал ей все время, когда ее дорога вела к моему дому. Наши пути пересеклись, чтобы уже никогда не расходиться, несмотря на разделяющие нас расстояния.

Перестройка пришла неожиданно. Она взбудоражила, принесла кучу нового в нашу повседневную запланированную жизнь. Наши дети учились на наших спорах, размышлениях, разговорах о бригадном подряде, новом подходе к жизни, блестящем будущем. Мы воспрянули духом. Захотелось творить. Моя бурная жизнь выплеснулась на страницы местной газеты статьями о настоящем и полезном деле – смене системы управления. Горбачев, сам того не ведая, вел страну по дороге, предсказанной Пушкиным. И путь этот был верен и рассчитан с точностью до месячных планов. Остались доклады, программы, разработки институтов, труды А. Д. Сахарова доказательством правильности выбора. Все было в порядке, пока не кинули зеленое яблочко – прекрасный капитализм в общественную почву России. Тот, кто повернул сознание народа на частную собственность, многого добился для себя. Еще предстоит узнать о крупномасштабных операциях по сбыту высококачественной российской продукции за рубеж. В течении одного-двух лет были вывезены все запасы России. Сделав на этом первоначальный капитал, великие умы стали богаче любых королей и магнатов. Но жажда приобретения толкала на новые дела. Отставлена аренда, слишком долго придется ждать имущества. Надо урвать быстро. Приватизация, метко названная народом «прихватизацией», прошла как по маслу. Заполучив желанные доллары, необходимо было выйти в мир, чтобы скупить и его. За чем дело стало? Международный валютный фонд к вашим услугам. Нужно создать такую систему, чтобы никто ничего не понял. Пожалуйста. Налоговая политика, фонды и льготы, свободные зоны и так далее. Простор деятельности для предприимчивых и наглых. А народ? Плевать на народ. Кто выживет, тот пусть живет. Кто помешает – уберем. Все вам пожалуйста: свобода слова для внедрения секса, проституции, наркотиков, криминала. Чтобы не было умных – обучение платное. Чтобы не было здоровых – медицина платная. Чтобы не возникали – экстрасенсы и черная магия. И пошел гулять князь тьмы по городам и весям необъятной России. Дошло до того, что все жители страны добровольно сели в тюрьму, огородив себя в квартирах решетками с первого по шестнадцатый этаж. Разорвали матушку-землю нашу русскую на кусочки, унизили советский народ до совков, которые годятся только под мусор. Об одном забыли эти мелкие людишки, набивая свои карманы, что князь тьмы изначально был светлым. И его терпению может прийти конец. Ведь не зря Михаил Врубель писал своего Демона тоскующим и думающим. Не может быть тьмы без света, как и света без тьмы. И не понять им, несчастным, почему вдруг вопреки всем раскладкам к власти приходят те люди, которым они уготовали смерть, забытье и изгнание. Почему светятся они сильнее солнца, и светом тем озаряется пространство не только в России, но и на всей планете. И несут они чистоту своих помыслов в мир, сгорая на костре инквизиции, как сгорела Жанна д’Арк из-за любви к своему отечеству, оставшись жить на века в памяти народной.